Сборник драбблов

— Не могу больше терпеть, — скулит Чонин, нетерпеливо виляя всем телом. А Чунмён знает, что может. Что Чонин лишь прикидывается, делая их игру насыщеннее. Чунмён улыбается, облизывая губы, и снова касается чужого тёмного соска. Лижет, посасывает и прикусывает, обводит ореолу и по-новой. Чонин уже хнычет, выгибается, не то пытаясь отстраниться, не то прижаться плотнее. Чонин сходит с ума. От горячего дыхания, от влажного языка, от острых искр возбуждения, что скачут от сосков прямо в пах. Соски Чонина такие чувствительные, что в повседневной жизни их приходится заклеивать пластырями, и только в постели с Чунмёном они остаются в открытом доступе. Чонин переключает внимание на второй сосок, лаская языком, а первый принимается теребить пальцем. Нажать, покрутить, покатать в пальцах. Обвести по кругу ореолу, такую мягкую и нежную, чуть щёлкнуть пальцами по твёрдой вершинке соска. Чонин стонет и молится, скулит и проклинает. Острые ощущения едва не переходят за грань боли, отзываются будто в самом сердце, тонкими иголочками прошивают насквозь всё тело. Член болезненно ноет, причиняя значимый дискомфорт, но Чонин знает, что Чунмён не позволит прикоснуться к себе рукой. Чунмён будет мучить, пока он не кончит лишь от ощущения горячего и влажного языка на своей груди. Будто издеваясь, Чунмён рисует незамысловатые узоры вдоль рёберной клетки, ни на секунду не переставая дразить пальцами чужие соски. Такие упругие и твёрдые, такие чувствительные и нежные. Не раз Чонин пытался поссориться, намекая, что раз Чунмён так любит облизывать грудь, то пусть бы и нашёл какую-нибудь бабу с третьим размером, но каждый раз Чунмён явно давал понять, что ни одна баба не будет желаннее Чонина. Всего такого горячего и знойного, язвительного и покладистого. Так сладко стонущего от невинных ласк языком. Чунмёну нравится доводить Чонина до исступления. Нравится видеть слёзы в его глазах, нравится видеть измученные зубами полные губы. Нравится настолько, что он готов поступиться собственным удовольствием, лишь бы знать, что это чувствительное великолепие полностью в его власти. Но не только Чунмён может издеваться. Когда Чонин всё же кончает от прикосновений к соскам, Чунмён нетерпеливо толкается в него, лаская теперь шею и уши, а потом ложится на спину и ждёт, пока Чонин оседлает его. И тогда начинается настоящая пытка. Чонин заводится, медленно покачиваясь на чужих бёдрах, и не позволяет ускориться. Полностью контролирует темп и силу. И не дай бог Чунмён толкнётся лишний раз или позволит себе кончить раньше Чонина. А Чонин будет сдерживаться, чтобы снова кончить без прикосновений к себе. Только с помощью чужого члена внутри.