Сборник драбблов

— Ты чо, бессмертный? Ифань и так неохотно просыпается, а будить его ни свет ни заря в его заслуженный отпуск — вообще паршивая идея. — Прости, прости! — на той стороне телефона Чонин, и Ифань готов поклясться, что тот кланяется, когда просит прощения. — Но тут с первой инстанции пришли, требуют какое-то дело, а в архиве я его не нашёл! Как же Ифань любит свою работу, кто б знал. Чтоб им там всем жилось долго и счастливо. Ифань пошагового объясняет Чонину где и что найти, советует посылать в пешее эротическое тех дебилов, что неспособны разбираться в собственной базе, желает не сдохнуть и просит никогда больше не звонить, потом с удовольствием обрывает звонок и снова засыпает, причмокнув губами. По новой утро начинается в третьем часу дня. На душе светло и спокойно, ничто не заботит. Ифань выкуривает первую, оттого такую вкусную сигарету, варит кофе, завтракает и целый день посвящает блаженному и восхитительному ничему. День проходит просто замечательно. Настолько, что засыпать даже жалко. Ифань ведь заранее знает, что спокойно провести отпуск ему просто не дадут. — Выбирай крематорий, — бурчит Ифань, очень-очень ненавидя Чонина, когда он звонит следующим утром. Нет, вообще-то, Чонин неплохой. Хороший даже. Временами. Когда бегает Ифаню за сигаретами, когда угощает бабулиной выпечкой, когда советует фильмы, всегда оказывающиеся чертовски интересными. Тупит иногда страшно и теряется в собственном отделе, но Ифань списывает это на достаточно юный возраст: Чонин только-только выпустился с юрфака, и настоящей практики у него толком никогда и не было. Но твою мать. Почему. Так. Чертовски. Рано. Почему каждый раз так бессовестно рано?! С понедельника по четверг, боже, и только в пятницу его не трогают. Выходные пролетают моментально, и засыпая в воскресенье, Ифань заранее ненавидит Чонина. Впрочем, Чонин не звонит ему. Ни утром понедельника, ни после обеда, ни даже во вторник! И Ифань прям взаправду переживает, не издох ли там юный специалист. Жалко ведь, кто тогда за сигаретами бегать будет? Когда и в течение всей среды Чонин не звонит, Ифань мечется по квартире раздражённым тигром. Фильмы смотреться не хотят, буквы упорно не складываются в слова, сон не идёт! А всё этот Чонин. Вот почему он не звонит? — Ты там жив? — в четверг Ифань всё же не выдерживает и звонит сам. Просто чтоб успокоиться. А то если Чонин издох, Ифаню дадут другого помощника, а это надо привыкать, снова знакомиться, объяснять простые истины. Нет, спасибо. — Или на работу не ходишь? Кто тогда в моём отделе?! — Здравствуй, Ифань! Не ожидал, что ты позвонишь. Я на работе, всё в порядке. Как ты учил, решаю всё своим мозгом и посылаю к чёрту дебилов с купленными дипломами. А ты по делу звонишь или… — Или что? — Ифань успокаивается, слыша, что с Чонином всё хорошо. С отделом, в смысле, не с Чонином. — Не знаю, подумал, может, ты соскучился по мне. Я вот соскучился! Соскучился? Да нет, бред какой-то. Исключительно волнение за отдел и переживание за поиск нового помощника. Ну, может, совсем чуть-чуть — по бабулиным пирогам. Да, и фильмы интересные кончились. — До понедельника. На работе Ифань появляется в препаршивом настроении. Автобус до метро упорно не хотел приезжать, в метро не получилось занять место, поэтому пришлось стоять все пятьдесят шесть минут, да ещё и кофемашина сломалась! А. И конечно, придурошные стороны, у которых вместо мозгов протухший гуляш. День просто не может быть испорчен ещё больше. Впрочем, не стоит загадывать наперёд. — А потрахаться тебе не завернуть? Ифань в таком шоке, что даже не удаётся сохранить невозмутимое лицо. Придумал, тоже, на свадьбу вместе пойти. Они что, друзья? Или любовники? Или хотя бы троюродные братья? — Ифань, ну пожалуйста! Мне правда больше не с кем пойти. А идти на свадьбу одному против правил этикета. Тебе сложно, что ли? Это всего лишь выходные. Ну давай, ну не будь букой. Не убудет с тебя, если одни выходные не проторчишь за своими книжками. Через каких-то полгода после Ифанева отпуска Чонин сильно осмелел. Нет, он всё так же заглядывает в рот Ифаню, всё так же советует фильмы и бегает за сигаретами. Но теперь не стесняется касаться Ифаня, делая тому массаж плеч, или без зазрения совести интересуется, не появился ли у Ифаня партнёр. Каким боком его это касается, конечно, не говорит, но смотрит так, что закрадываются смутные сомнения. — Представляю себе картину. Дорогие друзья и родственники, знакомьтесь, это Ифань, мой никто. Серьёзно, почему бы тебе не пригласить Суджон со справки? Вы же как-то встречались даже. — А вот тут ещё один нюанс… Я бы представил тебя как своего пар… — Нет, Чонин, нет, сразу нахер! -…ня. Ты очень меня выручишь этим. Мои драгоценные родственники спят и видят мою женитьбу, а мне это вот вообще не с руки. Ближайшие пять лет точно. Я, может, встать на ноги хочу, как ты, и влюбиться по-настоящему. Пожалуйста! А я обещаю следующие три месяца регистрировать почту за тебя… Чонин заискивающе заглядывает в глаза, и Ифань уверен, что тот уже уверен в своей победе. Знает, засранец мелкий, как он ненавидит эту сраную почту. — В первый и в последний раз, Чонин. В первый и в последний. И не дай Бог ты попытаешься обнять меня или подержать за руку, я тебе твою сломаю. Понял? — Понял! Заеду за тобой к двум. А теперь вернёмся к работе! Ах, если бы только Ифань умел знать некоторые вещи наперёд, никогда бы в жизни не согласился. Не повёлся бы на глазки коллеги. Отдыхал бы себе и не знал бед. И не думал бы судорожно, как выбираться из дерьма. Ах, если бы он только знал. — Регистрация почты того явно не стоила… — бормочет Ифань, давясь пятым флюте кислого шампанского. Нет, вообще-то, свадьба очень даже ничего. Красивая церемония, интересные в общении гости, праздник в европейском стиле (невеста и половина гостей с её стороны из страшной и загадочной России). Только вот всё равно Ифаню тут очень некомфортно. То и дело приходится отмахиваться от девушек, которые пытаются познакомиться с ним поближе, приходится бегать от родственников Чонина, что нет-нет да пытаются узнать о его, Чонина, личной жизни, будто Ифань в курсе всего этого. Но самое раздражающее — парочка друзей, уверенных, что личная жизнь Чонина — сам Ифань. И Чонин вообще не помогает! То глянет с нарочитой нежностью, то заботливо поинтересуется, не хочет ли Ифань чего-нибудь из закусок. А когда во время танцев откровенно повесился на нём, крепко обнимая и утыкаясь носом в шею, Ифань почти потерял терпение. — Ифань, ты такой классный, — выдыхает Чонин, плотнее прижимаясь. На улице уже достаточно стемнело, гости изрядно надрались, поэтому никто особенного внимания на них не обращает. — И пахнешь вкусно… А ещё ты такой высокий и красивый! И умный… А ещё… Чонин ещё что-то бормочет, щекоча губами Ифанево ухо, и тот понимает, что Чонин тоже хорошо подшофе. Настолько, что ещё немного, и будет совершать ненужные никому глупости. -… пой немножко, совсем ничего не замечаешь. Начало фразы Ифань пропустил, зато конец расслышал хорошо и совсем его не понял. — В плане? — Ну как? Я же всё для тебя, едва не предлагаю себя прямым текстом, а ты? Неужели я тебе совсем-совсем не нравлюсь? Чонин отстраняется, смотря хмельным и смелым взглядом. И решительным. Ифань понимает, что уже через секунду произойдут те самые глупости. — Хотя бы попробуй! Чонин снова прижимается: телом и губами. И сразу по-настоящему целует, с языком и лёгкими укусами. И Ифань, хоть и понял, всё равно шокирован, стоит без ответных действий. — Тебе будет очень стыдно наутро, — шепчет Ифань, когда Чонин всё же решает остановиться. — И очень неловко потом на работе. — Не будет. — Пойдём, ты совсем не в себе, — раздражённо бубнит Ифань, таща за собой повисшего на нём Чонина. — Эй, Сехун, — обращаясь уже к жениху, — куда вести этого пьянчугу? Сехун что-то пьяно хихикает, неопределённо машет куда-то в сторону и суёт в руки Ифаня бумажку со списком расположения домиков гостей. — Ну прекрасно, — ещё больше раздражается Ифань, — теперь мне ещё и нужный домик искать? Поселить гостей в отдельных домиках — идея, конечно, хорошая. Дорогой, красивый жест. И подстава чистой воды. Потому что ну с кем ещё Ифаня могли поселить? Чонин до конца жизни будет регистрировать почту. Это Ифань ему может гарантировать. С горем пополам Ифань (со всё ещё висящим на нём Чонином, что уже, к огромному счастью, задремал) находит нужный домик и отпирает дверь. И охреневает. Ещё раз сверяется со списком, не перепутал ли домики, и охреневает ещё раз. Для верности. Это будто номер для молодожёнов. Двуспальная кровать, фрукты и шампанское, свечи по углам. Тьфу. Ифань скидывает тело Чонина на кровать и наконец расстёгивает галстук, что душил его в течение всего этого долгого, почти бесконечного дня. А ещё принимается думать, что ему делать дальше. Вызвать ли такси (и плевать, что машина будет стоить как половина его зарплаты, он же далеко за городом), поковыряться ли в смартфоне, пока их всех не увезут обратно на автобусе, или всё же лечь спать. На вид кровать обещает райское блаженство и сон младенца, но вот Чонин на ней очень смущает. Пусть и нажрался до состояния невменяемости, но ведь может проснуться, и чёрт его знает, что может взбрести в его шальную голову. А может и не проснуться до самого утра… Ифань решает рискнуть. Снимает рубашку и брюки, меняет бельё (молодожёны предупредили о сменной одежде), прячет его и носки в пакет, борясь с желанием постирать их сию же секунду, и ложится. В самом деле мягкая кровать ловит в свои объятья, и уже через момент Ифань проваливается в сон. Шею щекочет тёплое дыхание, горячие руки блуждают по оголённому торсу. Легко сжимают волосы на затылке. Водят вокруг паха. — Чонин, какого хера ты делаешь? — голос Ифаня, хриплый ото сна, очень тих, будто он произнёс не губами, а у себя в голове. — Люблю тебя, — быстро отвечает Чонин и снова утыкается в его шею, проводя широким мазком языка. — Не отталкивай. Позволь мне любить тебя сегодня. Тебе даже не нужно ничего делать. Просто позволь. Пожалуйста. Он бормочет, плотнее прижимаясь губами и потираясь всем телом, судорожно выдыхает, когда становится особенно приятно. И Ифаню его даже жаль. Такой горячий и страстный, Чонин достоин хорошего любовника. Любящего его. Ценящего его. Страстно желающего в ответ. Не Ифаня. Ифань поднимается на локтях, заставляя Чонина податься назад и сесть себе на колени: — Не нужно. Послушай, это правда дрянная идея. Я не хочу тебя, видишь? И в самом деле. Под тонкой тканью белья член не налился. Возможно, мог бы, если Ифань не проснулся. Но Ифань проснулся. И он в самом деле не хочет Чонина. Не сейчас и не так. — Я… — глаза Чонина затуманены, язык быстро бегает по губам. А ещё Чонин реально возбуждён. — Ифань, я… пожал… — Нет. Прими душ, приди в себя. В тебе сейчас много алкоголя, потому и тянет на приключения. Ифань встаёт с кровати, не смотря на Чонина. Не хочет видеть его взгляд побитой собаки сейчас. Быстро надевает джинсы и лёгкий свитер, вытащенные из багажа, и выходит, с третьей попытки прикуривая сигарету. До самого утра Ифань бездумным взглядом пялится в чистое небо и с первыми рассветными сумерками перемещается в банкетный зал, где занимает стол в самом углу и дожидается пробуждения остальных гостей и возвращения домой. О произошедшем старается не думать и очень надеется, что не один он. Ифань знает, что Чонину будет неловко. Но не мог представить, что до такой степени. Чонин, всегда подскакивающий при его появлении и предлагающий кофе, только кивает и утыкается носом в монитор, что-то озабоченно набирая на клавиатуре. На какие-либо вопросы, по работе в том числе, отвечает односложно и будто нехотя, насилу. И совсем не поднимает на Ифаня глаз. Бесстыжих глаз, что буквально пожирали его той ночью, томных глаз, полных мольбы и желания. Впрочем, Ифань не придаёт этому большого значения. Ну неловко Чонину, ну стыдно ему, с кем не бывает. Время пройдёт, и всё устаканится. Только вот ситуация не меняется ни на следующий день, ни в конце недели. Чонин всё так же не отсвечивает, стараясь спрятаться за листьями фикуса (в общем-то кабинете), не болтает без умолку, развлекая Ифаня, не советует книг и сериалов, не угощает бабулиными пирогами. И Ифаня это… бесит. Раздражает нечеловечески. Подумаешь, напился и клеился к коллеге, ну что тут такого? Да, к коллеге-мужчине, но всё же. Несколько раз Ифань даже делает попытку прояснить ситуацию, объясниться, сказать, что всё понимает и совсем не злится. Да только Чонин отчего-то на разговор не настроен. — Ким Чонин, насчёт той но… — Ой, меня начальник Ма звал, совсем забыл! — и молниеносно, будто обладает суперсилой, Чонин уносит длинные ноги. -…вой жалобы на истерику Квон. Трусливый засранец. Но больше всего Ифаня бесит он сам. Чонин ведь явно дал понять, что в продолжении разговора не заинтересован, а шкериться по всему суду, может, приносит ему неземное удовольствие. И окей, забыли и проехали, но нет. Ифань каждый день крутит в голове события той ночи. Что если бы он ответил на ласки Чонина? Что если хотя бы попробовал? Ифань малодушно считает, что в случае чего всё можно было списать на опьянение. На свежий загородный воздух. Да хоть на канапе в ресторане, если бы всё было более однозначно! И Чонин совсем не помогает Ифаню разобраться в себе, зараза. Бегает и бегает, прячется и совсем не идёт на контакт. И бесит. Молчание и беготня Чонина, словно стихия, неожиданно началось и неожиданно кончилось. Он просто вдруг начал вести себя как раньше. Рекомендовал фильмы, спрашивал, нужны ли сигареты Ифаню. И даже начал таскать бабулины пироги. И Ифаню бы обрадоваться, выдохнуть, но нет. Чонин то посмотрит как-то особенно тоскливо, то откроет рот в намерении что-то сказать, но молчит. В каждом обращении Чонина он чувствует подставу. В каждом его слове и взгляде чувствует напряжение и угрозу какого-то конкретного пиздеца. Ифань терпит неделю. Терпит две, но больше не выдерживает. — Так! — Ифань закрывает дверь их кабинета на ключ и прислоняется к ней спиной, скрещивая руки на груди. Несколько закрытая, но угрожающая поза. — Сейчас мы с тобой поговорим. И даже не думай увиливать или что-то в этом роде. Что происходит? — А что происходит? — хлопает ресницами Чонин. Не понимает, ага. Искренне так не понимает. Зараза. — Вся почта принята, дела подшиты. Всё хорошо. — Я не об этом тебя спрашиваю. Что происходит с тобой? Ты пытаешься извиниться за тот раз? — Ифань, — Чонин поднимается с кресла и спешит к кофемашине. Пытается спрятать неловкость? — Я не собираюсь извиняться. Я делал то, что хотел делать. И ты сделал то, что сделал. Смысл это обсуждать? Ты хочешь моего признания, но уже в трезвой памяти? Хорошо, допустим, я скажу. А дальше? Дальше что? Чонин пристально смотрит на Ифаня, решительно сжав губы в узкую полоску. Чонин знает ответ на свой вопрос. — Я… — Ифань, как и ожидалось, отводит взгляд. Он знает, что дальше. Вернее, варианты-то очевидны, но вот выбрать один из них — настоящая проблема. Он не может ответить на чувства Чонина, но и вот так находиться на лезвии ножа ему совсем не нравится. — Хочешь быстрый ответ на этот вопрос? Чонин делает шаг навстречу, и Ифань зачем-то кивает. Чонин ещё больше сокращает дистанцию и оказывается совсем близко. — Вот. Я перед тобой. Не выпивший, но с теми же намерениями. Тебе нужно только решиться. Ну? Чонин в каких-то двадцати сантиметрах. Чуть наклонить голову, и они поцелуются. Чуть ближе, и будто исчезнет эта невидимая стена между ними. Чонин смотрит прямо, не прикрывает глаза в намёке и в ожидании. Как и Ифань. Они смотрят друг на друга и просто стоят. Чонин тихо и медленно дышит, а сердце Ифаня бешено стучит. Сейчас перед Ифанем не коллега. Не выпускник известного университета, не молодой специалист. Перед ним Чонин. Умный, красивый, стройный. Жаждущий его и его прикосновений. И это так льстит на самом деле, что кружит голову. Чонин ведь мог выбрать кого угодно. Ифань облизывает вмиг пересохшие губы и прикрывает глаза. Шумно выдыхает через нос и подаётся вперёд. — До конца приёма документов ещё сорок минут! Почему кабинеты закрыты?! — кто-то громко возмущается за дверью и магия момента разбивается осколками. Ифань открывает глаза, так и не коснувшись чужих губ, и кладёт ладонь на плечо Чонина. — Это знак, да? — невесело и неловко усмехается Ифань. — Знак, ага… Слушай, я тут вспомнил, что мне нужно к врачу. Я пойду, прикроешь перед начальником Ма, ладно? И не говоря больше ни слова и не смотря на Ифаня, Чонин хватает со стола ключи и телефон, открывает дверь и уходит, оставив Ифаня в звенящей, напряжённой тишине. Ифань устало прижимается затылком к двери. Хочется рычать в бессилии и от непонимания самого себя, хочется выть от разочарованной улыбки Чонина. Чонин ведь мальчишка совсем, когда он успел научиться быть таким? Когда стал так влиять на него? Мальчишки ведь совсем не во вкусе Ифаня. Чонин ведь совсем не во вкусе Ифаня. — Надо выпить. Мысль о таком времяпровождении будущего выходного не самая удачная. Ифаню бы проветрить голову, выпустить пар в спортивном зале, доразбирать почту, чтобы в понедельник было чуть легче. Точно не стоит травить кровь алкоголем, что поспособствует ещё более ядовитым мыслям. А с другой стороны, ну выпьет он, ну порассуждает на тему «а если бы», выскажет все свои фи да успокоится. Может, ему к психологу стоит записаться? Впрочем, есть у него один такой психолог. Бесплатный. — И вот, он очевидно наврал про какого-то врача и сбежал, — устало выдыхает Ифань и залпом выпивает остатки уже тёплого виски. С конца вчерашнего дня он думает о побеге Чонина и никак не может придумать чего-нибудь дельного. — А ты чего хотел? — пожимает плечами Чанёль — бывший коллега, на чьё место и пришёл Чонин. — Ты пошёл на попятную, когда он снова себя предложил. Я б тоже так поступил. Должна же у него быть гордость. Ты, конечно, сокровище, но таких сокровищ пруд пруди. А ты сам говорил, Чонин этот мальчик башковитый, красивый. Уж такие одинокими точно долго не остаются. Чанёль ещё что-то говорит, но Ифань слушает вполуха. Он чувствует себя растерянным, ощущает, что упускает что-то. Чонина. Хотя это и не должно его так сильно волновать. Он не рассматривает Чонина как возможного партнёра, не может представить совместное будущее. Да даже в одной постели не представляет! Только вот всё равно душа не на месте. -… ся и отвлечься. Вот, ты уже выпил, теперь потряси костями на танцполе, — всё ещё говорит Чанёль и широким жестом обводит танцующую толпу. Ифань машинально бросает туда взгляд и… Твою мать. Ну разумеется. Вечер не мог не подкинуть дров в пламя его разрозненных мыслей. Посреди танцпола, в широком кольце других людей стоит Чонин. Нет, не стоит. Танцует. Движется плавно, вертя сильными бёдрами, вскидывает руки и покачивает головой. Ритмичная клубная музыка, может быть, не совсем подходит его движениям, но Чонин так правильно и эффектно смотрится, что у Ифаня просто нет сил оторвать от него взгляд. Кто-то особенно смелый подходит к Чонину ближе и пристраивается рядом, пытаясь повторять его движения. То ли короткостиженная девушка, то ли тонкокостный парень. Но Чонин не обращает на человека внимания. Глаза закрыты, голова чуть назад. Он полностью растворён в танце. Девушка или парень ныряет за спину Чонина, и тот будто выходит из транса. Поворачивает голову, видит неожиданного партнёра, улыбается уголком губ и прижимает чужие руки к своему поясу. — Вот кобелина, — сквозь зубы цедит Ифань и пьёт виски прямо из бутылки, не заморачиваясь со стаканом. — Вот же… Чанёль следит за его взглядом, понимает что к чему и тянет широкую улыбку: — Ну вот тебе и решение. Бесит, а? Пойди и разберись. Максимум, что тебе грозит, снова будете неловко отводить друг от друга взгляды. Фас, дружище. Ифань пробирается сквозь толпу и теперь наконец разглядывает партнёра Чонина. Им оказывается щуплый мальчишка с невыразительными чертами и каким-то грязным, мышиным цветом волос, и Ифань горделиво усмехается: эта Мышь точно не во вкусе Чонина, точно не конкурент ему. — Проваливай, он со мной, — говорит Ифань прямо на ухо Мыши, и тот как-то ещё больше уменьшается, через секунду прячась среди танцующих людей. — Однако какой сервис у нынешних врачей. Чонин аж подпрыгивает от неожиданности, чувствуя крупные ладони у себя на поясе и горячее дыхание по-над ухом. — Что ты делаешь? — Танцую, — всё ещё не отрываясь от Чонинова уха произносит Ифань и прижимает к себе ближе. — Или не нравится моя компания? — Ты пьян? — Чонин замирает испуганной ланью, не решаясь податься к Ифаню или отстраниться от него. — Мне кажется, мы всё выяснили. По крайней мере, твоя позиция мне абсолютно ясна. Ифань шумно втягивает носом чужой запах и прикрывает глаза в необъяснимом удовольствии. — Мне самому она не ясна, тебе-то откуда знать? Чонин ничего не отвечает. Только всё же прижимается чуть плотнее, позволяя себе уложить затылок на чужое плечо. Ифань увереннее сжимает пояс, плавно скользит ладонями к бёдрам. Эта игра доставляет почти физическое удовольствие. Чонин вздрагивает, когда Ифань касается губами мочки уха и начинает двигаться в такт так вовремя — или нет — заигравшему медляку. Толпа заметно рассасывается: кто-то уходит к бару и на диваны, кто-то находит пару для танца. До всего происходящего вокруг ни Ифаню, ни Чонину нет никакого дела. Сейчас есть только они, электрические разряды между их телами и ненавязчивый мотив известной баллады. Время будто замедляет ход. Уже не важно совсем, что медляк прекратился и сменился привычным динамичным битом. Не важно, что это уже десятая заводная песня. Они так и стоят плотно прижавшись друг другу и медленно двигаясь из стороны в сторону. Пальцы Ифаня мягко касаются Чонинова живота, язык ласкает ухо и шею. Со стороны может даже показаться, будто это прелюдия в вертикальном положении. Впрочем, так, возможно, оно и есть. Но Ифань страстный фанат прелюдий. Долгих прелюдий. Заставляющих мысли превращаться в кисель, а тело растекаться ленивой патокой. — Теперь ты меня хочешь? — еле слышно бормочет Чонин, но Ифань ловит каждое его слово. — Мне не нравится, когда о тебя кто-то трётся. Бесит. — Тогда, может… Ты любишь меня? Музыка как-то резко стихает, но только в голове у Ифаня. Вместо неё теперь один единственный вопрос, ответ на который он не знает. Однако, он знает другое. — Дай мне немного времени привыкнуть к этому. Привыкнуть к тебе. К нам. Такой ответ, кажется, полностью удовлетворяет Чонина, хотя и смущает немного. Чонин прячет пылающие щёки на чужой груди, скользит ладонями вниз и переплетает вместе их пальцы. Он даст Ифаню время. Даст столько, сколько ему нужно. И не только время. Если Ифань будет его, Чонин предложит ему всего себя без остатка и целый мир в придачу. Пусть бы только Ифань привыкал быстрее.