Руки, полные богов (сборник драбблов)

      Всё начинается с прикосновения.       Для Амона всё всегда начинается с прикосновения.       Ему важно потрогать, пройтись подушечками пальцев, ощутить, и только тогда он чувствует себя полностью удовлетворенным. Узнавшим.       С людьми тоже так, но в большей степени — с богами. Потому что люди изменчивы и быстротечны, а боги остаются такими, какими их создали. Амону почти жизненно необходимо иногда касаться их, чтобы узнавать и знать.              Сет прикосновений не любит.       Это с Нефтидой можно сидеть бок о бок, она приобнимает за плечи, смеется, и ее голос вплетается в перезвон браслетов. Амон всегда нежится в ее спокойной энергии, так непохожей на его бурное солнце. Касается волос, от которых пряно пахнет, ощущает ее ладони то на плече, то на локте.       Сет хотя бы позволяет касаться себя будто бы случайно. Не обращает внимания, когда Амон трогает его плечо и даже не против приветственных объятий — просто никогда не полезет сам.       В его песок Амон готов зарываться голыми руками, по самые запястья. Всегда удивляется, когда кто-то называет силу Сета колкой и жестокой. Амон считает, что пустыня Сета очень теплая.              Когда Амон впервые увидел подросшего Анубиса с Сетом и туарегами, то с любопытством стал его узнавать. Он видел, что мальчик похож одновременно и на Нефтиду, и на Осириса — и на Сета. Поэтому был готов, что тот тоже не станет любить прикосновения. Выждал столько, сколько вообще мог: до вечера.       В отблесках кострах тихонько коснулся плеча. Почувствовать глубокую бьющуюся силу, будто пульсирующую энергией смерти.       Амон никак не ожидал, что Анубис резко отшатнется. Сожмется с каким-то глухим звуком, как будто всхлипом. А потом и вовсе резко поднимется и уйдет.       Амон ошарашенно смотрел вслед теням, сомкнувшимся за Анубисом.       — Не трогай его, — негромко сказал Сет. — Он к такому не привык. Всё детство в Дуате его не особо трогали.       — Тебе-то можно, — почти обиженно сказал Амон, понимая, что ведет себя глупо.       — Иногда. Но ты для него чужой.       Амон пожал плечами и больше не настаивал. В конце концов, он хорошо понимал чужие желания или нежелания и не видел смысла делать то, что не нравится другим.              Анубис заинтересовал Амона.       Солнечный бог часто наведывался к Сету и Нефтиде, когда у них гостил Анубис. В Дуат Амон захаживал редко, ему казалось, как будто там он сам окутан склизкой пленкой, которая не позволяет ничего коснуться. Мир без солнца. Уж точно последнее место, где он хотел оказаться.       Сет же всегда выбирал жилища рядом с простором. Нефтида делала их уютными.       Анубис вызывал любопытство.       Он рос, и Амон сам не заметил, как они стали хорошими друзьями. В Анубисе была та же самая жадность, что в Амоне: к движению, к жизни, к ощущениям. Они вместе изучали изменяющийся мир, вместе влипали в истории — даже стали вместе получать нагоняй от Сета.       Порой Амону почти нестерпимо хотелось коснуться Анубиса, но он себя удерживал. Хотя от случайных касаний тот уже не шарахался, но всё равно сжимался от приветственных объятий, которые Амону просто необходимо было получать.              Амон изучал мир с помощью прикосновений. Подушечками пальцев.       Но Анубиса пришлось узнавать иначе. И это по-своему приводило Амона в восторг: новый необычный опыт! Но иногда он всё равно скучал по тому, что не может просто взять и обнять Анубиса, когда переполняли чувства.              Однажды Анубис разрушил город.       Вообще-то небольшой, и он не хотел. Кажется, даже никто из людей не пострадал — они ощутили будто бы землетрясение. Сет и Гадес тогда помогали людям, позвали и Амона.       Анубис не хотел. Он не справился со своей силой и даже не помнил, что произошло. Знал только, что сделал что-то не очень хорошее.       Амон пришел к нему, когда садилось солнце. Чувствовал себя вымотанным, уставшим. Весь пропитанный потом, с еще испачканными в каменной крошке руками — он помогал с городом.       Больше всего Амону хотелось спрятаться под одеяло, подготовленное Нефтидой, лучше всего рядом с кем-нибудь. Кого можно ощутить как теплого и надежного. Амон устал, ему хотелось, чтобы его обняли — хотя стоит до этого помыться.       Он направлялся к реке, когда заметил сидящего Анубиса. Одинокого и потерянного.       — Ты чего не спишь? — Амон с трудом скрыл зевок и плюхнулся на траву рядом.       Анубис глянул искоса:       — Я сделал что-то сильно плохое?       — Ты не хотел. Сет еще поучит контролю.       — Меня надо наказать.       — Зачем? Ты сам себя достаточно наказываешь. Тебя надо научить, а не наказывать.       — Говорят, я хитрый. Сдружился с главой пантеона, чтобы меня не наказывали.       — Кто это говорит? — взвился Амон. Он хотел знать, у кого в пантеоне длинный язык. Он ведь может и выжечь его на ближайшую сотню лет.       — Не важно.       Наверняка Исида. Она всегда становилась очень смелой, когда вспоминала, что в Дуат Амон особо не наведывается. А она частенько была именно там с мужем.       — Может, это я хитрый, — сказал Амон. — Сдружился с сильным богом смерти, чтобы не пропасть, когда попаду в неприятности. О, ну и чтобы было с кем попадать в эти неприятности.       Анубис улыбнулся. Уголками губ. Он вообще-то редко вел такие разговоры, даже если думал, предпочитал хранить внутри. Амон начал подозревать, что Анубис если не помнит, то догадывается, что сделал, поэтому так откровенен этим вечером.       — Спасибо, Амон.       Анубис обнял его неуклюже, как будто не знал толком, как это делается, и боялся что-то напортить.       Амон был настолько тронут, что в ответ обнял едва ли не до треска костей.