Don't Be My Valentine

Билл не мог заставить себя перестать таращиться в зеркала заднего вида. Мрачное здание клиники как магнитом притягивало взгляд. Не то чтобы Билл ожидал что вот-вот позади покажется погоня в виде несущейся за ними толпы врачей, санитаров и медсестричек в коротеньких халатиках не забудь не думать о Джокере-медсестре из "Темного рыцаря" во главе с суровым "товарищем Сталиным", размахивающим стетоскопом как лассо и потрясающим шприцем с лошадиной дозой аминазина. Нет, Билл не сомневался, что Пенелопа не с бухты-барахты выбрала этот день, знала, когда уровень общей бдительности будет максимально снижен, но все равно продолжал смотреть не вперед, а назад в том и проблема А ведь отчего бы не попредставлять себе, как он с шиком и помпой прикатит на ослепительно сверкающем белизной воплощении американской маскулинности и посигналит под окнами Алиде. Смотри, детка, на чем я вернулся! Это я сам угнал! я еще и не такое могу ты просто не в курсе пока О, да. Вообразить себе реакцию Алиды. Запропавший с самого утра Билл, которому приспичило ментоловых сигарет, возвращается чуть не затемно (и что характерно - без сигарет, очевидно, исхитрился найти в Нью-Йорке-то, с почти повсеместным запретом на курение, ламповое местечко для одержимых никотинщиков, и искурил все купленное). Возвращается в одежде с чужого плеча, на чужой тачке, и с чужой малолеткой под мышкой. Вот это вот последнее прямо интереснее всего будет объяснять: дорогая, ты помнишь наш разговор про детей, я тут подумал - а чего ждать, давай удочерим что Бог послал. Ну и что что она не младенчик, младенчик - дело такое, сегодня оно кулек кульком, а завтра оно уже топает ногами и орет что хочет новый айфон и остаться ночевать у Смитов. Да, конечно, выбешивать она умеет на отлично, и умничает постоянно не по делу, но у меня к ней прямо какое-то необъяснимое притяжение. Или что-то типа того. Наверное, мы с ней были родственниками в прошлых наших жизнях. Есть, знаешь, этакое странное, на грани осознания, ощущение существования между нами неких неустановленного происхождения связей. Имеется у меня парочка занятных теорий на сей счет, но тебе оно не надо, грузиться этим. Можно, мы оставим ее себе?.. Где взял?.. Да в дурдоме познакомились, меня туда сегодня утром сдали сердобольные люди с ответственной гражданской позицией. М? Мы с ней похожи?.. Ну вот видишь, даже о фамильном сходстве не нужно будет париться. Ну как-то так, да. Не то чтобы это выглядело хоть сколько-нибудь ладным и стройным - даже в его собственных мыслях. От дум о грядущих хлопотах и проблемах тянуло поступить классическим страусинным способом, а а вот жил бы ты здесь давно был бы дома с семьей а ощущение что тебе смотрят в спину не проходило. Как будто сам сумасшедший дом неотрывно глазел на него, посылая при этом непонятные, но тревожащие вплоть до натурального зуда сигналы. Остановись, подумой. Ведь ты же не просто так здесь оказался. Это место. Не хочет отпускать свою добычу?.. И в месте ли дело, или в том, кто что здесь обитает? В зеркалах ему настырно маячила собой самая странная лечебница, где Биллу доводилось бывать. Серьезно, он бы написал когда-нибудь книгу об этой психушке, если бы позволяли время и писательские таланты. О совершенно чокнутой психушке, где все не так и все не то, начиная в прямом смысле с самого фундамента. Да, потому что построена она по какому-то совершенно очевидно безумному архитектурному плану. Составленному, вероятно, Шляпником из "Алисы". И левое и правое крыло, каждое - дополненное пристроями - были ниже центральной части здания, из-за этого общая форма строения смотрелась как мост неровная, с горизонтальным участком в самой высокой части, горка это мост над ледником над ТАЮЩИМ ледником это важно мост Билли-бой ты помнишь кто живет под горка, начинавшаяся двухэтажным небольшим корпусом левого крыла и заканчивающаяся одноэтажным, кажущимся свежим, пристроем крыла правого. В центре основной части здания был большой арочный проем в полтора этажа высотой, должно быть, для проезда грузовиков с продуктами или оборудованием. А может этот проем там был просто потому что так пожелала левая пятка задней ноги творца данного шедевра. Ни намека на декор. Мало окон. Слишком мало. Спроектировавший все это был достоин почетного права стать здесь первым пациентом. Я никуда не уеду отсюда, с внезапным спокойствием осознал Билл. Чисто из упрямства притопил сильнее. Ну а вдруг. За сотню-полторы ярдов до шлагбаума дорога пересекалась с узкой бетонкой, которая, по мере приближения к ней, оказалась заключенной в бетонные бортики канавкой, проходящей через значительную территорию больницы. В месте пересечения с асфальтовым полотном водный поток был проведен через широкую трубу, загнанную под землю. - Откуда здесь ручей, - пробормотал Билл вслух, Пенелопа не преминула съязвить, высунув нос из-под куртки, которой укрылась с головой: - Это Нью-Йорк, сынок. "Место, где вода". На островах полным-полно ключей, родников и подземных речек. Ты вообще хоть что-нибудь про историю Нью-Йорка, да и про Америку в целом изучал? Билл фыркнул. Вот же невыносимое яйцо, то и дело лезущее поучать паука курицу. Нью-Йорк, центр планеты, символ свободы, "столица мира", оплот ожиданий и надежд, город, где принес присягу первый в истории Штатов президент, место совершения самого красивого в истории самоубийства. Большое Яблоко, от которого стремится откусить хоть кусочек каждый из множества миллионов людей различных рас и национальностей: кто-то в погоне за Американской мечтой, кто-то в поисках обретения личного счастья. Прекраснейшая земля, на которую только мечтал ступить человек, как заявил Генри Гудзон еще в 1609 году - и до сих пор миллионы голов согласно кивают его словам. Мегаполис на островах, мегаполис на воде. Больше двадцати миллионов населения в агломерации. Это в десять раз больше, чем в агломерации Стокгольма. Да и не похожи они - Стокгольм и Нью-Йорк. Ну, разве что на воде оба стоят. А. Стоп. Так что, он поэтому выбрал Нью-Йорк?.. - Изучал. И Нью-Йорк, и историю штатов, и президентов. - Ну президентами своими можешь не блистать, у нас все равно котируется только Кеннеди... а... Ммммммм, а что это ты делаешь, Билл? Билл, чуть-чуть убрав ногу с педали газа, снижал скорость. Паранойя крыла мглою. Пора совершить очередной экскурс в детство, Билли-бой, ну-ка, ну-ка, вспоминай про текущий водный поток и невозможность перейти эту границу! Кто-ктооооооо не может ее преодолеть?! - Билл, все в порядке? - окликнула Пенелопа громче, и он тут же с готовностью отозвался, продолжая пристально смотреть на здание клиники позади, так похожее формой на мостик: - Нет. Что-то очень сильно не в порядке, не в порядке со всем, как ты и говорила, и, кажется, у меня больше не получается это игнорировать. Мост, мостик. А под мостом живет... - В вашем детсаде... - Билл затормозил очень плавно, переключился на нейтраль, не глуша двигатель. Хей-хо, две минуты вождения, а спина взмокла, будто целый час тренажеры в джиме насиловал. Интересно, а как наказали бы здесь двоих пациентов воу палехче каких еще двоих пациентов двоих-то почему которые угнали автомобиль у самого главы клиники? Что бы им могло за это быть? что что сто сорок по полторы вот что Копошение на заднем сиденье. Пенелопа приподнялась на локте: - Почему мы... - Надо прояснить кое-что, пока еще это можно сделать. Тебе полбашки током выжгут, Билли-бой. Нет, ну конечно, тут не без хороших вестей: паранойю тебе тоже таким образом вылечат. И шизофрению. Будешь стандартно-среднестатическим условно _нормальным человеком. А что половина мозгов вырубится навсегда, ну так что ж тебе, второй половины не хватит, что ли? Да и то сказать - на что тебе мозги, Билли? Что ты, без них пару реплик текста как попугай не затвердишь? А уж хохотать, верещать и улюлюкать и вовсе никаких мозгов не надо. В конце-то концов, твоя фамилия ведь не Вайз, не так ли? Твоя фамилия означает совсем другое. - А может мы лучше уедем? - Пенелопа подергала его за ворот куртки. - Пока мы можем это сделать? Билл встряхнулся. - Пока не можем. Так я про троллей, как у вас с ними? Вы ж так любите этот ваш средневековый фольклор - ну, похищенные дети, крысоловы, и прочие кони с индейцами. - У нас с ними никак, - Пенелопа явно делала над собой усилие, говоря очень спокойно и тихо, - тролли мерзкие, огромные, и живут в мерзких же пещерах под землей или в горах. А, и еще они жрут людей! И могут выходить только ночью! А все потому что все тролли каменеют от дневного света. Доволен?! - Не все, - с назидательными интонациями изрек Билл, как будто и вправду преподавал с кафедры внемлющим ему студентам курс троллеведения. - Не все каменеют. Есть тролли-под-мостом. А это совершенно отдельная категория отдельный двор отдельный крайне Неблагой двор среди прочих. Тролли-под-мостом отличаются от обычных троллей. Они не едят людей, они не гигантского роста, и они не боятся солнечного света. Обычно они взимают плату за переход по мосту деньгами или услугой, с мостом же связана вся их жизнь. Тролль-под-мостом либо причастен к строительству моста, либо появляется непосредственно после его постройки, а при разрушении моста тролль гибнет. Но в некоторых легендах... в некоторых легендах говорится... что тролль иногда может покинуть старый мост. Чтобы начать постройку нового. - Тебе мозги надо лечить, Билл Скарсгард, - отчеканила Пенелопа. Она высунула голову между спинками передних сидений, повернулась к Биллу. - А теперь поехали, пока кто-то из охранников не решил подойти и поинтересоваться, все ли в порядке у доктора Мортенсена. Она вернулась на заднее сиденье, снова закапываясь под куртку. - Ни у кого и ни у чего тут нет порядка, - рассеянно проговорил Билл, осторожно трогаясь с места, - в связи с чем особенно занятно, почему же мне надо было попасть именно в это место. Пенни?.. Глядя на весело бегущий ручеек перед собой, он мимолетом бросил взгляд в зеркало, на невнятный одежный холмик, из которого с недовольным фырканьем вновь высунулась светловолосая голова. Билл не удивился бы, если бы снова увидел желтеющие на короткий миг глаза. - Ты такая умная. Не подскажешь, почему я тут? - Может, чтобы вытащить отсюда меня, Билл? - Может, - подтвердил Билл. - Вопрос только: а зачем бы мне это делать. Тяжкий вздох, видимо, долженствовал обозначить, как же Билл задолбал. - Затем, чтобы когда-нибудь, - вдохновенно прощебетала Пенелопа, - мы с тобой провели Валентинов день гораздо более романтично... Например, пошли жрать пирожные в кафе, с кофе, и... и валентинку мне куп... Она взвизгнула, не договорив, валясь на бок: Билл резко вывернул руль, совсем чуть-чуть не доезжая до ручейка, съехал на грунт, разворачивая автомобиль - кажется, они с "фейрлейном" уже привыкали друг к другу - и, пропрыгав по кочкам, вернулся на асфальт. Направив автомобиль назад к выезду из подземного гаража под потрясенное молчание своей спутницы. Вжухнув через встречный ветер, автомобиль лихо пролетел мимо все тех же фонарей, кустов, беседок, слегка подскочив на порожке пандуса промчал вниз, на скорости огибая ряды запаркованных машин, и затормозил у скорбной процессии из пары, скорее всего охранников, судя по их униформе, а также санитаров, врачей, и, собственно, владельца угнанного "фейрлейна". Данная группа стояла и трагично взирала на пустое место, где ранее размещалось четырехколесное детище Генри Форда. Визг тормозов, взрык раскашлявшегося мотора, и - тишина. Тормозя в неоднозначной ситуации и нервной обстановке да еще и при столь обширной зрительской аудитории Билл, естественно, таки заглох. Хотя, как он искренне считал, он даже с таким финальным аккордом был просто немыслимо хорош в этой их с Пенелопой эскападе. Ну, правда, наверное не все из присутствующих выразили бы согласие его мнению. Взгляды всех собравшихся задумчиво обратились на ворвавшийся в их печальное размышление автомобиль. Охранники подобрались. Санитары - ребята истинно скарсгардовской стати и выдающихся физических данных - привычно и даже фаталистично выдвинулись вперед, оттесняя охранников. Доктор Мортенсен закусил губу и вздернул бровь. У одного из врачей, прижимавшего к груди не то журнал, не то какой-то планшет с бланками, упала на пол авторучка. Мортенсен аккуратно присел на корточки и поднял ее, протянул своему коллеге. Тот, открыв рот, смотрел на Билла и не реагировал на окружающие раздражители. - Я его точно где-то видел! - вдруг выпалил он, а Мортенсен объяснил: - Дык знаменииитость! - Слышь, знаменитость... Ну ты и урод, - донеслось до Билла очень тихое с заднего сиденья. - Феерично, - меланхолично обронил Мортенсен, когда Билл с Пенелопой покинули машину, - поистине феерично. - Мы нечаянно, доктор Мортенсен, - Пенелопа снова стянула полы куртки, кутаясь в нее как на морозе, еще и зябко себя руками обхватила, отвлеченно глядя по сторонам, при этом полностью игнорируя остальных в группе поддержки главы клиники. - Оно как-то само. - Я просто... не знаю что и сказать, Билл, - Мортенсен развел руками. - Аналогично, док, - флегматично проговорил Билл. - Мою машину угнали двое моих же постояльцев, просто блеск. А вы быстро у нас освоились. И даже сумели завоевать расположение нашей не слишком коммуникабельной мисс Пенни Вайз? - Д о к т о р, - равнодушно кивнула Пенелопа, которую, судя по всему, происходящее занимало крайне мало, она наклонила голову набок и, казалось, вообще прислушивается к каким-то ей одной слышимым посторонним звукам. Не то чтобы сказанное Мортенсеном сражало наповал, однако было в его фразе нечто напрягающее. жил бы ты здесь давно был бы постояльцем - Пенни Вайз? - Билл взглянул на Пенелопу, та пожала плечами. - Сейчас я склонен полагать, что ей это имя очень подходит, - прокомментировал Мортенсен. Он обходил кругами свой автомобиль, то и дело присаживаясь на корточки и с тревогой осматривая его на предмет повреждений, оглаживал крылья, бампер, ощупывал стекла фар, Пенелопа почти сочувственно успокоила: - Да все в порядке, доктор Мортенсен, Билл отличный водитель, мы нигде ничего не зацепили, и катались только по асфальту. - Премного благодарен. Как это мило с вашей стороны, - не без иронии отозвался Мортенсен, снизу вверх взглянув быстро на Билла. - А с чего вам вообще пришла в головы такая идея? - День всех влюбленных, док, - сдержанно ответил Билл, - захотелось романтики, ну и повыпендриваться перед понравившейся девушкой. - А я так мечтала на машинке покататься, так мечтала, прямо сил никаких, - подхватила Пенелопа. - И мы просто пошли смотреть, не оставил ли кто ключи в автомобиле, - безо всякого зазрения совести доврал Билл. - Ясно. - Мортенсен выпрямился. - Вы быстро обзаводитесь знакомыми, Билл. - Умею, практикую. - И сквозь закрытые двери проходить? - Замок был недозащелкнут, я просто дернул его, и он отщелкнул назад. А потом я просто дошел до... детского отделения. - Ну понятно. - Здорово, - с запинкой пробормотал Билл, начиная терять нить здравого смысла во всем этом, - здорово, что вы понимаете мою романтическую натуру. - Ну вы интересный выбор сделали, определяя себе компанию для этого демарша, - довольно ехидно заметил Мортенсен. А Билл, оглянувшись на Пенелопу, почувствовал, что начинает краснеть: со стороны, вероятно, это и правда интересно смотрелось - в самом деле, она, похоже, была самой юной пациенткой в чертовом дурдоме. И, увы и ах, она даже и не выглядит-то так, чтобы заверения "а я думал она совершеннолетняя" звучали сколько-нибудь правдоподобно. Вот только обвинений в педофилии не хватало для полного счастья. - Мой типаж, - коротко бросил он. - Просто не смог устоять. - Или это скорее не вы, а вас выбрали, - хмыкнул Мортенсен. Он покачал головой, заглянул в салон автомобиля: - А что здесь хозяйственные принадлежности делают, неужто по пути ограбили тележку бедолаги Рэя?!... - Порошок я у вашего уборщика честно попросил, - возмутился Билл. - Могу самолично вернуть. - Было бы неплохо. Вся мелкоштучка по хозяйственной части у нас подотчетна. Щелчком пальцев указав на Пенелопу санитарам, очевидно, подразумевая "дозу успокоительного, и на место", Мортенсен мотнул головой Биллу: - Пойдемте, Ромео. - Не надо. - Пенелопа отступила на шаг, теряя свою скучающую отрешенность, нырнула за машину, прячась от приближающихся санитаров. - Док. - Все в порядке, Пенни, - более не обращая на нее своего драгоценного внимания, отмахнулся Мортенсен, - все в порядке. Крысолов ничего вам не сделает сегодня, в конце концов у него тоже праздник. - Да вы же даже не понимаете, о чем говорите. - Ну куда уж мне. Пойдемте, Билл, - Мортенсен подхватил вполне по-светски Билла под локоток, увлекая за собой к лестнице. - Все будет хуже, - почти весело сообщила им в спины Пенелопа. - Все будет гораздо хуже. Уже поднимаясь по ступенькам, Билл оглянулся: закатав рукав, она, с выражением бесконечного терпения на лице, подставляла запястье под укол. Почувствовав взгляд Билла, подняла голову. - Запомни меня молодой и красивой, Билл. - Я вернусь, - изо всех сил стараясь не казаться Т-800, отозвался Билл. - Ага. Договорились. Поднявшись наверх, он снова оглянулся: Пенелопа крутила в пальцах один из своих деревянных мячиков. Полы курки разошлись, явив чужим взорам серую рубашку под нею: ткань была вспорота наискось, словно Фредди Крюгер своей стальной пятерней прошелся. Края пяти длинных разрезов побурели от крови, но на раскудахтавшихся над нею врачей Пенелопа взирала с брезгливо-снисходительной жалостью, как будто больно было им, а не ей. - Насчет девушки, док, - Билл спешил оформить смутные и неопределенные мысленные позывы в слова, и выходило не слишком гладко, тем более на ходу, а шел Мортенсен очень быстрым шагом, еще и Билла за собой волок, - Вайз - это... не фамилия, так? Это потому что она такая умная, вы ее так называете? - Не мы это придумали, - открестился Мортенсен. - Да, она умная... среди них вообще много умных, к тому же они любят делиться, вот и набираются друг от друга. Натан Барр, например - он ученый-палеогляциолог, специалист в палеогеографии, гляциальной геологии и геоморфологии, четвертичной геологии и палеогидрологии. Грейс Корсо - самородок, фольклорист и этнограф, до того как ее здоровье ухудшилось, писала диссертацию по мифологии северо-американских и канадских индейских племен. Дерек Шпенглер, это выписавшийся сегодня пациент, историк, эксперт в области изучения древних цивилизаций, преподавал в университете. Билл споткнулся. Дерек - то самый Дерек, про которого говорили Пенелопа и Грейс? Уведенный якобы Крысоловом "мальчик"? - Осторожнее, - поддержал его Мортенсен, - достаточно вам на сегодня аварий и травм. Вообще, знаете, чем более высоко организована психика, тем более она хрупка и уязвима. Развитый интеллект не гарантирует психическую стабильность, даже напротив. Билл словил от него очередной сканирующий взгляд и понадеялся, что не производит впечатление обладающего чрезмерно развитым интеллектом. - Я бы хотел узнать по поводу возможного, как это... патронаж, опекунство, присмотр... мы вообще куда идем? - озадачился он вдруг. - В мой кабинет. - Зачем? - Вы разве сами не поговорить пытаетесь? - Я?! Ну да, - Билл сбился на полуслове. - А вам разве домой не надо? - Надо, конечно, причем еще час назад. Но. Приходится заниматься всем вот этим вот. - А что, больше-то некому? - Я же заведую этой клиникой, - Мортенсен несся бодрым галопом, зато говорил очень неторопливо, - кому ж как не мне разбираться со всеми проблемами. - И даже самому осматривать пациентов, внезапно поступивших с улицы, на предмет возможной травмы, да? - подсказал Билл. - А что вы иронизируете? Это клиника для психически больных людей, это не травматология. Здесь работают специалисты в области психических недугов, не физических. А у меня практика военного врача, я имел дело и с колото-резанными, и огнестрельными ранами, с ушибами, контузиями, переломами... оторванными конечностями... Как у Джорджи?.. - Да и к тому же, - Мортенсен посторонился, пропуская Билла в уже знакомый тому кабинет, кивком головы указал на кресло, сам прошел чтобы расположиться за столом напротив, - поскольку я возглавляю эту клинику и несу ответственность за все в ней, если сюда, как в медицинское учреждение, доставляют пострадавшего человека, я отвечаю и за его жизнь. Ну и еще... хотите честно, Билл?.. "Нет, док, конечно не хочу, валяйте, наврите мне побольше, хуле" Но Билл послушно кивнул, и Мортенсен продолжил: - На самом деле вы мне просто интересны. Вы крайне, крайне интересный человек. Вы настолько отличаетесь, что даже... Просто чрезвычайно интересны. У вас чувствуется какое-то совершенно иное восприятие жизни. И реальности. И очень живое воображение. Прекрасно. Воистину, прекрасно. И что в психиатрии под этим может пониматься. - У вас, что называется, голова по-другому работает, - продолжил Мортенсен, подпирая щеку рукой, - достаточно пять минут с вами поговорить, чтобы это заметить. У вас нестандартные реакции. И какое-то совсем не типичное мышление. Я подобных вам не встречал не только что за всю мою практику здесь, но и за всю жизнь. - Да неужели, - пробормотал Билл, ни в малейшей степени не чувствуя себя польщенным. Ни услышанными словами, ни тем, как смотрел на него психиатрический "Сталин": с радостным изумлением и удовольствием ученого-энтомолога, на лабораторном столе которого оказалось ранее неизвестное науке насекомое. - Ну спасибо... наверное. - Прямо даже жалко будет расставаться с вами. - Мортенсен крутил в руках авторучку, какую-то совсем задрипанную, обычную, шариковую, в золотистом корпусе и с буквами "Бик" и человечком в овальном логотипе, и Билл почему-то не мог перестать следить за ее сальтами и кульбитами в натренированных пальцах. На ампутациях натренированных, ага. - Прямо даже не хочется вас отпускать. - Ух, - Билл усмехнулся, - как-то это звучит не очень хорошо. Наверное, мне стоило бы порадоваться тому, что вы не можете задержать меня здесь. - Почему вы думаете, что не могу? - спокойно проговорил Мортенсен со спокойной же улыбкой. Ну приехали. Билл почувствовал что его собственная улыбка начинает морозиться. - А почему вы думаете, что можете? - намеренно копируя размеренную манеру речи и спокойный тон, поинтересовался он, зеркаля собеседника, занял ту же позу в кресле, и непринужденно закинул ногу на ногу. - Ну, давайте посмотрим, - принялся перечислять Мортенсен, - вы в закрытом заведении, на огражденнной охраняемой территории, вы не имеете при себе никаких документов, и это уже делает вас подозрительным, а вкупе с, простите, но очень заметным акцентом, это превращает вас и вовсе в кандидаты на роль шпиона... - Да какие шпионы, Холодная война, что ли, вернулась?! - вспылил Билл. - Вроде не то уже время, чтобы всем везде мерещились агенты вражеской России... - Советского Союза, - поправил его Мортенсен. - Один хер, - покладисто согласился Билл, запоздало подумал, что не особо учтив, заколебался, не нужно ли извиниться, решил, что не нужно. - На советского шпиона я тоже ну никак не тяну. - Ну не вам решать, - Мортенсен только развеселился, походу, от этой вспышки, - так вот, вы без документов, без ожидающих в фойе родственников, без знакомых, никто из ваших близких не в курсе, что вы находитесь у нас. Вы одеты в украденную на нашем складе одежду, задержали вас и вовсе за попыткой угона моего автомобиля... - Чушь. Собачья. - отчеканил Билл. - И правда, что это я, какая попытка, полноценный, вполне успешный угон. Билл, у меня есть все основания и все средства, чтобы удерживать вас здесь столько, сколько мне захочется. Сделав вежливую паузу, Мортенсен все с той же неизменной улыбкой вопросительно смотрел на Билла. Покачивая ногой: носок ботинка вперед, назад, вперед, назад... и все быстрее вертя ручку в пальцах. Какое-то время Билл завороженно следил за ней в воцарившейся тишине. Потом где-то вдалеке жахнул залп фейерверков. - Да дьявол, - Мортенсен вздрогнул, роняя ручку и выпадая из образа Ганнибала Лектера в исполнении Энтони Хопкинса. Билл тоже аж дернулся, фыркнул, несколько нервно рассмеявшись - празднователи Дня всех влюбленных испортили местному светилу психиатрии какой-то его личный хитровыебанный эксперимент. - Вы же это несерьезно? - Но вы испугались, - не без удовольствия (почти садистского, так, к слову) констатировал Мортенсен. - Вовсе нет. - Неужели? - А должен был? - Ну, - Мортенсен подгреб к себе какой-то журнал с разлинованными листами, проставил дату (очевидно дату, Билл разобрал только цифру "14"), начиная что-то записывать, - многие боятся психушек... возможно, чувствуют, что здесь им самое место. Даже родственники больных избегают навещать их почаще, посетителей у нас не много. - Ну для меня психушки явно недостаточно, чтобы я пугался. - А чего достаточно? - Мортенсен не поднимал головы от своего текста. - Чего боитесь вы? Что вас пугает? Высота? Замкнутое пространство? Летучие мыши? У каждого есть свои страхи. Темные помещения. Крысы. Или напротив, яркий, очень яркий свет. Огонь. Молнии. Гроза. П а у к и. - Нет. - Змеи, аллигаторы? Многоножки? Билл продолжал отрицательно качать головой. - Клоуны. Быть может. Билл испытующе взглянул на Мортенсена, но тот невозмутимо строчил абзац за абзацем. Не у всех есть дар сканирования, да. - Клоуны-то, мать их, тут при чем?! - Билл может и не хотел, чтобы прозвучало так резко, но уж как вышло. - Ну, многие боятся клоунов. Яркий грим, фальшивые, нарисованные эмоции, нелепые одеяния... откровенно говоря, они попросту страшные, разве нет? Мой клоун не такой. Мой клоун прекрасен, как тысяча коллекционных кукол Барби. Прекраснее. Он красив, как рассвет Апокалипсиса. Погодите пока сами увидите, док. Он сверкает сиянием целой галактики ослепительных Солнц. Мы называем эти Солнца Мертвыми огнями. Так мы зовем их, док. Здесь, внизу. Когда вы их узрите, вы просто глаз не сможете отвести от них. - Так что, - Мортенсен сейчас смотрел на него в упор, - значит, клоуны вас не пугают? - Ничуть. - Что-то другое? Волки... медведи... т и г р ы. Пора было заканчивать ебаный соцопрос. - Реклама "Скиттлз", док. Вот что меня пугает до усрачки. Мортенсен оторвался от своей писанины, с недоумением уставился на Билла: - Мммммм... что? - Реклама. Дурацкая. До ужаса. И ужасно дурацкая. - Интересно... Мортенсен задумчиво подпер щеку кулаком, но прежде чем глаза его снова начали мечтательно затуманиваться, Билл приземленно напомнил: - Пенелопа, док, вы обещали что мы поговорим об этом. - Боитесь, что ей что-то будет? Не беспокойтесь, Билл. - Ну конечно, не беспокойтесь, - Билл покивал сам себе, - я-то уйду, а ей будут... репрессии. Уж наверное не за просто так за спиной пациенты вас называют товарищ... - он едва успел прикусить себе язык. - ...Сталин, - рассеянно откликнулся Мортенсен, вновь взявшись что-то там себе с усердием протоколировать, это уже даже нервировало. Поднял голову, и, увидев оторопь на лице Билла, тепло улыбнулся: - И не только пациенты. Сотрудники тоже. Кроме короткого "хах" Билл на это ничего не смог ответить. И не удержался от усмешки. Это просто потрясало, но - он видел это своими глазами - Мортенсен явно гордился своим прозвищем. Вот так-так, ничто человеческое нам не чуждо, а, док? Поиграем тогда в психоанализ в обратную сторону? Ворот-то у нас двое. Что тут можно диагностировать, видя, как тебя прет с того, что тебя называют именем культовой личности? Именем человека, ставшего символом эпохи, целого исторического периода? Олицетворявшего тоталитарный режим огромной страны? Непомерные амбиции, док, так я это вижу. Завышение собственной значимости. Жажда власти, упоение от той власти, что удается сосредоточить в своих руках и, опять же, преувеличение значимости и влияния этой власти. А ты б подумал, док, отвлекись ты от яростного надрачивания на светлый и прекрасный образ сурового и авторитарного единоличного правителя-тирана и самолюбования на такого в этом образе прекрасного и властного тебя, так ли уж почетно иметь в прозвищах имя такого человека. Известного своей крайней невежественностью, необразованностью и самой низкой культурой. Именем человека злопамятного, как старая дева, мстительного и чванливого. Да и никудышного в плане руководства. Не способного управлять ни хозяйством, ни страной. Способного лишь подчинять этой своей власти - террором собственного народа. Ну и регулярным выпилом наиболее умных среди своего окружения - тех, кто позволял себе хотя бы иногда проявлять наличие этого самого ума. Просто бандит с гор, прошедший путь от грабежа почт и телеграфов к посту верховного лидера. Маньяк, выкашивающий миллионы. Правитель, чьи успехи были в значительной мере обусловлены тем, что человеческого ресурса он никогда не жалел. Чужая душа - потемки. Может, узнай Мортенсен, что Пенелопа называла его еще и Гитлером - вообще бы воспарил на своем раздувшемся эго как на воздушном шаре. Очень хотелось брякнуть "а я думал, вы умнее", но это было бы поступком тоже не самого гениального ума. - Вернемся к вам, Билл. Вы гораздо более увлекательный случай. Билл чуть не поперхнулся. Ну вот он уже и "случай". Как классно. Клинический, случай-то? - Предположу, что ваш мозг задействует схемы и цепочки отличные от используемых среднестатическим обывателем, - покивал Мортенсен, и вкрадчиво добавил: - Вообще было бы крайне увлекательно поизучать, как происходит функционирование вашей мозговой деятельности, как знать, возможно, мы с вами можем сделать ряд открытий в этой сфере? Приехали-2. - Вы мне предлагаете стать объектом научных исследований? Лабораторной мышью? - недоверчиво переспросил Билл. Бля, да что происходит-то. - Ну не так в лоб. Просто посмотреть для начала, какие результаты вы будете выдавать на стандартные тесты. Кажется, Билл даже засмеялся. И тут же представил почему-то себя в костюме Пеннивайза, в паутине электродов. И в окружении различных хитроумных проборов, фиксирующих изменение гормонального фона, мозговой активности, уровня адреналина и бог знает чего еще. И доктора Мортенсена рядом, записывающего с умным видом себе в блокнотик "при вхождении испытуемого в образ сыгранного им персонажа зафиксировано изменение основных психофизиологических показателей, позволяющее заключить, что данные показатели соответствуют другой личности, отличающейся от основной". Соглашайся, Билли-бой, чего ты ждешь?! Тебе слазят в твою сумасшедшую башку, найдут, что там в ней не так, и почему ты постоянно подменяешь реальность своими фантазиями, и как тебе удается замещать окружающую действительность альтернативной, в которой сыгранный тобой персонаж отделяется от тебя в самостоятельную личность! И, может, даже сумеют починить эту башку, так, что ты перестанешь шизофренировать и воспринимать реальным своего клоуна. Не для этого ли ты здесь оказался, Билли-бой. Потому-то ты и не смог уехать, потому-то и вернулся. Тебе башку лечить надо. Потому что ты уже не различаешь, что является настоящим, а что - любовно, до деталей, спродуцированным и изящно вставленным в это настоящее твоим удивительнейшим воображением. Видишь, его даже главпсихиатр отметил. И зацени, какой тактичный и деликатный человек, не рубанул прямо что, мол, ты псих каких поискать, с бредом и глюками наяву, а как красиво сформулировал про реальность и восприятие, и про то самое воображение! - Ну допустим, - медленно произнес Билл, - допустим, что я мог бы согласиться на это. Если бы мы договорились насчет Пенелопы. - При чем здесь Пенелопа? - не понял Мортенсен. - Пенелопа больной человек с навязчивыми идеями, определяющими ее поступки и поведение. Тот самый, весьма печальный, вариант, когда человек попадает в плен к собственной нездоровой психикой созданному сюжету, после чего вся окружающая реальность воспринимается скорректированной в соответствие этому сюжету. И когда условия реальности угрожают целостности сюжета, создают вероятность его разрушения, могут происходить самого трагического толка вещи. Для Пенелопы то, что она ощущает себя ребенком, является благом. Ребенок может позволить себе верить в то, чего взрослый человек допустить не может. - У вас целое отделение таких детей, - мрачно приткнул Билл, - для них для всех это благо? - Но началось все это с нее, как эпидемия, и да, это правда благо. Откат в детство снимает многие конфликты, с которыми взрослая психика не в состоянии справиться. - Так вот, Пенелопа, - через силу продолжил Билл, - у нее есть опекуны, или кто-то, кто мог бы забрать ее? - Забрать ее? - вот сейчас Мортенсен и правда удивился. - Ну я имею в виду родственники ее погибших родителей, или... - Билл осекся, видя выражение лица Мортенсена. Упс. - Что? - Билл мысленно закатил глаза: о, вот так так, сейчас выяснится что Пенелопа банально развела его своими россказнями о несчастном сиротстве. Приехали-3. - Это она вам сказала, что ее родители погибли? - с заминкой спросил Мортенсен. - Она. - Билл прокашлялся. - Соврала, да? - Да нет, не соврала. Погибли. А она не упоминала, как? - Упоминала. Убили их. И она это видела, якобы. Вот это уже соврала, да? - Да нет. Правду сказала. Блять. И что тогда не так. - И как их убили? - Топором зарубили, - Мортенсен сообщил это так буднично, как если бы сказал что родители Пенелопы всего лишь уехали отдыхать в Европу, - в их собственной постели. Была ночь... все спали... никакого сопротивления, понятное дело: каждому по основному удару, а потом уже пошла расчлененка. Я не слишком хорошо знаю детали, только то, что было отражено в деле Пенелопы. Но там упоминалось что копы, прибывшие работать на месте преступления, попеременно бегали к толчку Катъярдов поблевать. - Как это странно, и чего бы это им, - съязвил Билл. - Но Пенелопа? Она-то что, она правда видела как их... зарубили? Зарубили топором, ага. И это все видел девятилетний ребенок. Что за страсть такая вообще к этим топорам, генетическая память, что ли, такие скверные шутки играет с потомками лесорубов, тех, первых, искоренявших нетронутые американские леса при освоении земель штатов. Вот и у Стивена свет нашего Кинга у героев периодически фишки ехали в том же направлении. Треклятый роман снова полез в мысли в самый неподходящий момент, но Билл ничего не мог с этим поделать, как и не мог, думая о родителях Пенелопы, перестать вспоминать описанную в "Оно" сцену в баре "Сонный серебряный доллар", когда двинувшийся кукухой лесоруб устроил резню. Точнее, рубку. Сбрендивший Клод Эру рубил направо и налево, и на этом фоне остальные посетители бара, как не замечая ничего, обсуждали друг с другом новости погоды и то, красит ли волосы бармен. Пока мужчины у стойки толковали о погоде, Клод Эру продолжал махать топором. Стагли Грениер наконец-то сумел вытащить свой пистолет-в-сумке. Топор в очередной раз опускался на Эдди Кинга, уже порубленного в капусту. Пуля после выстрела Грениера попала в топор и, выбив искру, отскочила с жалобным воем. Эль-Катук поднялся и попытался попятиться. В руке он все еще держал колоду, из которой сдавал. Карты начали вываливаться из его руки, падали на пол. Клод двинулся за ним. Эль-Катук вскинул руки. Грениер выстрелил еще раз, и пуля прошла футах в десяти от Эру. – Остановись, Клод, – взмолился Эль-Катук. По словам Тарэгуда, он вроде бы попытался улыбнуться. – Меня с ними не было. Я в этом не участвовал. Эру что-то прорычал. – Я был в Миллинокете, – взвизгнул Эль-Катук. – Я был в Миллинокете, клянусь именем матери! Спроси кого хочешь, если не веришь мне… Клод поднял топор, с которого капала кровь, и Эль-Катук бросил оставшиеся карты ему в лицо. Топор опустился со свистом. Эль-Катук увернулся от удара. Топор вонзился в вагонку, которой была обита задняя стена зала. Эль-Катук попытался убежать. Эру вытащил топор из стены и ткнул между лодыжек Эль-Катука. Тот повалился на пол. Стагли Грениер снова выстрелил в Эру, на этот раз более удачно. Он целил в голову обезумевшего лесоруба; пуля пробила мягкие ткани бедра. Тем временем Эль-Катук торопливо полз к двери, волосы падали ему на лицо. Эру опять взмахнул топором, оскалив зубы, что-то бормоча, и мгновение спустя отрубленная голова Катука, с торчащим между зубами языком, покатилась по засыпанному опилками полу. Голова остановилась у сапога лесоруба по фамилии Варни, который провел в "Долларе" большую часть дня и уже так набрался, что не соображал, на земле он или на море. Варни пнул голову, даже не посмотрев, что это, и крикнул Джонеси: "Пива!" - Билл, вы все еще на планете Земля? - полюбопытствовал Мортенсен. Билл оцепенело тряхнул головой, не, док, я снова летаю в Мертвых Огнях. Вы, кстати, знаете адрес, по которому их можно найти? Вторая звезда направо и прямо до самого утра. - Она все видела, да? - повторил он глухо. - Естественно, - удивился Мортенсен, а Билл едва сдержал души широкие порывы высказаться, что если доброму доктору такое кажется естественным, то ему психиатрическое лечение требуется сильнее, чем всем его пациентам. - Его поймали? - невыразительно спросил он. - Кого? Е б а т ь. Клода Эру, кого ж еще. Билл сжал кулаки. - Того. Кто. Их. Убил. - Естественно, - Мортенсен оглядел его с таким сомнением, словно пытался определить: а не дурак ли ты, часом, Билл Скарсгард?.. - Просто, понимаете ли, Билл, - нет, Билл не понимал, и никогда не хотел понимать, люди обычно не хотят становиться понимающими такие вещи, - она об этом вообще не говорила, никогда, с тех самых пор как ее... пролечили. Приступ злости накатил внезапно. Лечили, ага. Травмированного ребенка - электрическим током, через мозги пропущенным. Заебись какое леченьице. Самого бы доктора так пролечить - вообще бы до конца дней своих, и ни о чем не говорил, только пузыри бы слюнями пускал. - Садистское лечение, док, - зло проговорил Билл, - не считаете? - Ну, по проблеме и методы решения, - Мортенсен откинулся на спинку кресла, - возможно, если бы их выбирал я, я бы тоже счел, что... - А что, не вы выбирали? - Ну что вы. - Мортенсен, в который уже раз за время их разговора, снова удивился. - Меня здесь тогда даже не было. Это же даже еще до войны было. Я в те годы еще ординатором в хирургии Королевского госпиталя бегал. Когда Уна поступила сюда... - Кто поступил?! - О... - Мортенсен улыбнулся. - Ну да... мы никто ее так и не зовем. Это было ее настоящим именем. Уна. Уна Катъярд. Она отказалась отзываться на это имя с тех пор как попала в клинику. Обычный механизм защиты, желание максимально дистанцироваться от той личности, с которой связаны травмирующие психику воспоминания. Стала называть себя Пенелопой, Пенни Вайз, Пенни Умничкой... Подыгрывая ей, так стали звать ее и остальные. Пенелопа. - Хитрая ткачиха... - пробурчал Билл себе под нос, внезапно растеряв все свои счастливые мысли как же ты теперь полетишь Питер - Удивительно, нет, поразительно просто, что она рассказала об этом вам, - протянул Мортенсен, - я-то посчитал, что это навсегда осело в области полностью подавленных воспоминаний. В первые дни здесь она, судя по записям в ее деле, только о том и верещала. Двухнедельный цикл процедур ЭСТ смог купировать эти ее... состояния. Но погрузил ее в отрешенность от реальности. Она была просто как растение все время заключения здесь. До лета позапрошлого года. - А что случилось летом? - через силу выдавил Билл. - В том-то и дело, что ничего. Никаких побудительных причин. Просто вдруг она вернулась. Точнее, оно вернулось. - "Оно вернулось, Билл", - со зловещим подвыванием процитировал Билл. - Спорю, я знаю, кто ваш любимый писатель. - Спорю, что вы думаете неправильно. - Но это ваше "оно вернулось"... - Сознание, я имею в виду. К Пенелопе вернулось ее сознание. Правда, это было по-прежнему сознание ребенка. О, да что вы говорите, док. Ваш ребенок давно вырос. И ему хватило ума не обнаруживать этого перед вами. А вот вам ровно того же ума не хватило, чтобы это заметить. - Значит, это ваше детское отделение существует всего полтора года? - Да, следом за Пенелопой у нас стали происходить еще случаи такого отката в детство, и... Билл, мы можем договориться, вы, например, получите возможность навещать Пенелопу, когда бываете здесь... - Мы договоримся, когда она выпишется отсюда. - Билл прихлопнул ладонями по коленкам. - Только так, док. Я не знаю, как там насчет остальных в этой секте Верящих в Крысолова, но уверен, что если Пенелопу вернуть в нормальную жизнь, то этот откат в детство, как вы его называете, сойдет на нет, и она будет нормально соответствовать своему возрасту. - Ничего подобного. Здесь у нее целая группа подпевал, которые так же верят в ее реальность с Крысоловом, как и она сама. Вокруг нее те, кто поддерживает ее миф о Страшном Дудочнике. Целостности ее вымышленного мира ничего не угрожает, он в безопасности. А там, - Мортенсен указал за окно, - он неминуемо окажется под угрозой разрушения. - Да и хер бы с ним! - рассердился Билл. - Туда ему и дорога. Вы-то с чего заботитесь о том, чтобы этот ее вымышленный мир сохранять? - У вас слишком высокий уровень эмпатии, Билл, - невозмутимо улыбнулся Мортенсен, - вас чересчур разбередили будни нашего дурдома... хотите, я вам успокаивающий укол сделаю? - Вы знаете, как ни странно, но - нет, не хочу, - взяв себя в руки, почти церемонно отказался Билл. - Я хочу помочь этой девушке выйти отсюда, пока у нее еще есть шансы на возвращение в нормальную жизнь и нормальное состояние. - Пока она не откажется от своих фантазий, этого не будет. - Но возможности отказаться от этих фантазий вы ей предоставить не хотите! - зло рассмеялся Билл. - Я один здесь вижу некоторое противоречие?! - Думаю, да, - Билл все более склонялся к убеждению, что доктор Мортенсен был из числа исповедующих принцип "улыбайтесь - людей это БЕСИТ", - а все потому, что у вас односторонний взгляд. То, что вы принимаете за проблему, на самом деле только ее проекция. Вам не хватает объемного зрения на нее. Посмотрите на все с другой стороны: Пенелопа несомненно больна, но стабильна. Это отличительная особенность всех наших больных, у кого обнулилось взрослое сознание. Они послушны, миролюбивы, ими легко управлять. Взрослый человек для них - непререкаемый авторитет. Вы будете очень удивлены, док, хмыкнул про себя Билл. Едва ли у Пенелопы есть какой-то авторитет, кроме нее самой. И насчет послушания с управляемостью - очень сомнительно. - Чтобы вернуться к нормальной жизни, - продолжил Мортенсен в своей неторопливой манере, - Пенелопе придется отказаться от своих иллюзий. Придется признать, что Крысолов - ее собственная выдумка. Что он не настоящий. Что он полностью плод ее гиперразвитого воображения. - Пропадающие дети, больные из детского отделения, которых уводит Крысолов - тоже плод ее воображения? - Естественно. А вы считаете, что в больнице могут бесследно исчезать в никуда пациенты? - А нет? - Ну если только в результате выписки, - не моргнув глазом, заявил Мортенсен, - ... так бывает... - и он кивнул на раскрытую папку, лежавшую на краю стола. - Вот, как я уже вам говорил, сегодняшний выписавшийся, Дерек Шпенглер. К работе в университете он конечно не вернется, а родных у него нет... он сказал, что поедет восстанавливать здоровье во Флориду. Билл глянул мельком, потом присмотрелся повнимательнее, привстав, уставился на разворот с фото, делая вид что читает заключение. - Удовлетворены? - Абсолютно. - Билл сел на место. Мужчину средних лет, что был на фото, Билл уже видел сегодня - того как раз увозила на каталке, чтобы отправить на Спуск, здешняя "Инквизиция". - Так что никаких Крысоловов, как вы понимаете, - развел руками Мортенсен, а Биллу стало очень интересно, кто всех больше врет в этой больнице, и не может ли быть так, что врут тут вообще все. - И часто вы вот так... выписываете пациентов? - Билл усиленно пытался расслабить губы, а они все сжимались в плотную линию. - Ну, бывает. Когда они выздоравливают. Но любому больному из детского отделения достаточно безвреден отказ от этих сказок про Крысолова. Другое дело - Пенелопа. - И почему же она "другое дело"? - Ну, если она признает что он выдумка, ей придется признать и принять и тот факт, что ее родителей убил не он, - все с той же безмятежной улыбкой Ганнибала Лектера проговорил Мортенсен, и Билл подвис. - Нет, подождите, - невольно повышая голос, начал он, - то есть, Пенелопа считает, что ее родителей убил Крысолов?! - Во всяком случае, она сумела убедить в этом себя. К сожалению, я не видел ее и не разговаривал с ней до лечения, - Мортенсен досадливо поморщился, и было видно, что он неподдельно расстроен данным обстоятельством, - а примененная терапия хоть и избавила ее от приступов агрессии и попыток нанести вред самой себе, но, воздействуя на тот участок мозга, деятельность которого отвечала за ее асоциальное поведение, как бы стерла часть личности. Расчет был на то, что будет уничтожена ничтожно малая часть, определяющая бесконтрольную агрессию и деструктивность. Этакий внутренний демон. Самая плохая, в кавычках, часть личности. Но, когда удалось этого добиться, оказалось что всего, что не относится к "плохой" личности слишком мало, чтобы считаться личностью вообще. Когда я пришел сюда работать, Пенелопа была тихим бессловесным созданием, полностью лишенным воли. - А полтора года назад воля ни с того ни с сего вернулась, - буркнул Билл. - Такое случается? - Разное случается, человеческий мозг до сих пор терра инкогнито, лишь крошечный кусочек которой был исследован наукой. - Мортенсен снова принялся крутить ручку. - Уна Катъярд, попав сюда, утверждала, что Катъярды не ее родители, и что они просто, по ее словам, "помогли ей появиться на свет", - Мортенсен опять изобразил пальцами кавычки, - и должны были отдать ее Крысолову. Но каким-то образом им удалось победить его, и прогнать. Однако, он все равно нашел способ добраться до них. Ну и соответственно, она заявила, что она не Уна Катъярд, а зовут ее Пенни Вайз. Когда полтора года назад она вышла из своей спячки, она помнила уже только это имя, а история Крысолова получила продолжение: теперь, по ее словам, он поселился здесь. - Пиздец, - деревянным голосом резюмировал Билл. - Но кто же тот, кого она приняла за Крысолова? Кто на самом деле тот человек? Мортенсен посмотрел на него едва ли не с изумлением. - Ну а как вы думаете? - спросил он. - В доме никого кроме них троих не было. И никаких следов кого-либо постороннего полиция не обнаружила. Или вы тоже верите в Крысолова, который шастает в нашу реальность из своего потустороннего мира, и убивает людей? Кто-то абсолютно точно слишком много врал в этой клинике. И да, скорее всего, все-таки, именно что все. И почему тогда Биллу Скарсгарду должно быть стыдно, что он врет тоже. - Конечно, нет, - сказал он, - но еще меньше я верю, что ребенок девяти лет от роду... - Ой, да ладно-ка, - подхватил Мортенсен, - спящих зарубить девятилетка может вполне успешно. Равно как и забить монтировкой, зарезать ножом, и еще тридцать три варианта. Это не из области невозможного, и подобные печальные примеры имеют место быть. Меня больше интересует, почему с вами, именно с вами, Пенелопа впервые за двадцать прошедших с ее лечения лет, заговорила о... - Скольки лет, простите? - произнес Билл отрывисто, глядя в стену. Губы снова напряженно сжались, будто изображая внешний сфинктер ануса. - Доктор Мортенсен! - в кабинет буквально ворвалась молодая медсестра. - Там, в детском отделении... Она испуганно осеклась, обнаружив в кабинете начальства постороннего, и даже прикрыла рот ладонью, попятилась назад к двери, делая Мортенсену страшные-престрашные глаза, так, что он тут же подхватился с места и вышел следом за ней в коридор, плотно прикрыв дверь, так что погрузившийся в заторможенно-сосредоточенные размышления Билл оказался лишен возможности подслушать. Взвинченный голос медсестры как кнутом хлестал по нервам, слов было не разобрать, Билл лишь различал однозначно истерические нотки, и все никак не мог сбросить с себя странную оцепенелость, от которой сковало и мысли и тело. Мортенсен ворвался в кабинет еще стремительнее медсестрички, одним движением спихнул со стола часть папок в выдвинутый ящик, закрыл его на два поворота ключа, бросился к выходу и бросил на ходу Биллу: - Сидите здесь. - Да прям! - взъерепенился Билл, тут же вскакивая, и вылетая из кабинета за ним. - Еще чего! Что там у вас... Но Мортенсен перехватил его у дверей и бесцеремонно затолкал назад в кабинет. - Сидите. Здесь. - процедил он. - Даже если вдруг опять отщелкнется замок - защелкните его заново. Дверь захлопнулась, пресловутый замок щелкнул.