Серо-голубые

Фил странный, думает Илья. Рыжий вышел в среду, большая часть следов их общих непотребств — сошла. Рыжий думал, ему придётся отбиваться и отмахиваться от блондинистого извращенца, ан нет. Фил будто не здесь. Фил посмотрел на Илью лишь единожды за весь день — утром, в гардеробе. Посмотрел, как кот. Три секунды. Хмыкнул себе что-то под нос, отвернулся. И до сих пор благополучно игнорирует. Илья как на иголках. Ждёт подставы, подъёба, да чего угодно. Ждёт. Ждёт. Но вместо этого — получает лишь порцию повышенного внимания от Мира, так и не вернувшего ему телефон. Илья растерян и, в каком-то смысле, даже огорчён. Илья усмехается едко про себя: «Поматросил и бросил», и шагает от кабинета к кабинету, машинально конспектируя всё, что считал бы нужным (если бы мозг был занят учёбой, а не мыслями об этом извращенце).  — Хэй, рыжух, ты чего такой кислый сегодня? Мир липнет, как всякая дрянь к подошве, ластится, притирается по-кошачьи, руки свои костлявые закидывает на плечи, обтянутые синей рубашкой в клетку и снова застёгнутую под горло. Муромов вздыхает, трёт переносицу двумя пальцами, по инерции наклоняясь в бок из-за тяжести чужого навалившегося на него тела, исподлобья смотрит, приподнимая забавно брови, едва щурится. Снова ловит взгляд знающих глаз.  — Нервы. Не выспался, да и тело всё ещё побаливает. Рыжий ведёт плечом, отводит глаза. Мирон убирает свои руки, цапает стул из-за соседней парты, седлает его и лезет в свою сумку, зарываясь в неё почти с головой.  — Ммм… Зачем пришёл тогда? Приглушённый голос действует на Илью странно — губы сами собой тянутся в непонятно-смешливой улыбке. Рыжий прикрывает рот рукой и пытается задавить непрошенную ухмылку.  — Пропускать не люблю. Мир выныривает из недр сумки и щурится своими проницательными зеньками.  — Пиздишь.  — Не пиз… Кхм, не обманываю. Мир, я… Насчёт телефона… Улыбка всё равно вырывается вместе с смешком. Муромов прокашливается, чешет смущённо шею, наблюдая, как патлатый борется с упаковкой из-под магазинных сэндвичей.  — А. Блондинчик, вроде, сам отдать хотел, если ничего не путаю. Ну, у меня твоей мобилки нет. Будешь сыр? Не люблю с сыром. Трещит упаковка, трещит и чья-то жизнь. Рыжий готов молиться. Вздыхает немного сухо, несильно прикусывая щёку изнутри, упирается подбородком в подставленную ладонь, обращает взгляд на Черных, который стоит у окна и, широко улыбаясь, говорит о чём-то Артёму. Фил смеётся открыто, тыкая пальцем в чужой лоб и косую чёлку, а Арт в ответ лишь отмахивается, отворачивается, брови свои хмурит и отводит глаза, пока его щёки и уши предательски розовеют. Фил похлопывает друга по плечу и невесомо скользит губами к чужому уху, шепча что-то явно неприличного содержания, ибо Мещеряков тут же вспыхивает, слабо отталкивая блондина, и быстрым шагом выходит из класса. Фил хихикает довольно, щурит на солнце глаза, оборачивается к окну и мажет взглядом по классу. Шёлк. Они пересекаются. Их взгляды. Оба парня, кажется, даже не дышат. Секунда, две, три, пять. Фил тянет уголок губы выше, наклоняет немного голову, обаятельно тряхнув выпавшими прядками, и подмигивает. Рыжий до побелевшей кожи впивается пальцами свободной руки в край парты и резко отводит глаза вниз. Дыхание неожиданно сбивается, сердце скачет галопом по неровной дороге мыслей. Воспоминания капают бензиновыми каплями на мозг и ощущение чужих рук на пояснице становится настолько ярким, что рыжий ёжится. Рыжий готов молиться любым богам, но ко встрече один на один с Филом он не готов. ***  — Хэй, есть время? Хотел поговорить. Последний урок заканчивается длинной трелью, блаженными выдохами учителей и учеников, дрожью в позвоночнике и Филом Черных, который подходит к Илье и первым заводит разговор. Рыжий немного зажимается, сглатывает неуверенный ком в глотке и старается смотреть глаза в глаза Филу. Старается. Изо всех сил. Фил выглядит спокойным, его почти незаметная улыбка не вызывает желания убежать, а голубые глаза не кажутся жестокими и страшными, как это было в туалете на втором, или в подсобке у актового зала. Фил выглядит спокойным, но сильные пальцы на перебинтованной руке, пережавшие ремень рюкзака, выдают его с головой.  — Хорошо. Только давай… Не в школе. Рыжий сглатывает привычный сарказм, сглатывает язвительный яд, неловко отводит глаза и неосознанно трёт ладонью шею — Фил воспринимает этот жест по-своему и на секунду виновато прикусывает губы (благо, рыжий этого не видит, ибо чёлка), ведёт плечом и старается не делать атмосферу слишком напряжённой. У дверей в класс, где столпились все одноклассники, стоит Мирон, что лукаво лыбится и пристально наблюдает за действиями этих двоих.  — Может, тогда в кафе? Это не займёт много времени, обещаю. Илья недоверчиво сводит к переносице брови, поднимая взгляд своих невыносимых глаз и смотря на Фила теперь исподлобья. Фил мнётся немного, но всё равно старается держаться и оставаться непоколебимым, несмотря на всю ту бурю, весь тот ураган чувств и эмоций, который вызывает у него этот самый взгляд. Илья чуть смягчается, старается улыбнуться немного, снова почёсывает шею и кивает пару раз то ли в ответ на чужие слова, то ли собственным мыслям.  — Ага. Пойдём. И, в итоге, пока они идут до гардероба, одеваются, выходят из школы и доходят до кафе, они не произносят ни единого слова. ***  — Муромов… Я хотел извиниться. Знаю, что вёл себя по-скотски, но я не хотел, чтобы так всё вышло.  — Знаю я, как ты «не» хотел. Успел прочувствовать.  — Ну… Фил чешет нос ноготком, отпивает из стакана с спрайтом и нервно жуёт щёку — он впервые так сожалеет о своих поступках. Илья поджимает губу в размышлениях, едва ли морщится напоказ. Хмурит немного брови и вздёргивает нос:  — Я подумаю. А теперь, будь добр, верни мне мой телефон. Знакомый жест, мановение тонких пальцев, слегка раздражённый и неуверенный взгляд и слепая готовность дать дёру. Фил снова тянет губы в кроткой улыбке (жесты рыжего кажутся одновременно и забавными, и бесячими), тянется рукой к карману брюк, вытаскивает искомую вещицу и резко слишком, будто в раз переключается на вторую свою сущность: хихикает тихо и щурит свои блядские глаза. Илья некрупно вздрагивает — по спине всполохом бегут горячие мурашки, которых быть, по-сути, не должно. Под его языком быстро скапливается слюна и рыжий едва держится, чтобы не сглотнуть. А Фил будто что-то задумал — знакомая садистская морда, выгиб приподнятой челюсти, острые вздёрнутые брови, хитрость в лазурных глазах и улыбка, явно скомунизженная у Мирона. Фил подносит чужой телефон к своим чёртовым губам и произносит тихо, низко и по-своему пошло; невесомо касаясь губами противоударного чехла:  — Верну. За поцелуй. А вот теперь Илье сдержаться не получается: сглатывает он громко и мокро, руки идут волнам дрожи, пальцы на ногах поджимаются, а в низу живота скручивается противоестественным узлом жгучее подростковое возбуждение. Фил смотрит на него светлым, любопытным, выжидающим взглядом. Мол, что же сделает? Как поступит? Сбежит или вмажет? Илья чувствует себя лабораторной крысой, над которой ставят безбожные эксперименты.  — Ты больно наглый…  — Ну же. Всего-то лишь поцелуй. Рыжий не может смотреть ему в глаза. Это странно, это пиздецки странно, но рыжий, почему-то, не может ему отказать. Рыжий, почему-то, хочет сыграть в игру Фила. Хочет сыграть на его правилах. Рыжий, почему-то, хочет ему поддаться.  — Да иди ты… Муромов в раз душит все свои нахлынувшие мысли, подрывается со стула, подхватывает с вешалки куртку, накидывает на плечо рюкзак и широкими шагами направляется к главному выходу. Нахуй, думает. Скажет матери что просто потерял свой драный телефон. Меньше проблем будет, пусть и выволочка, и пара лекций об осторожности всё равно будут нервировать. Распахнув дверь Илья едва не врезается в какую-то слащавцю парочку, автоматом разворачивается под отборный мат девушки и, опустив горящие негодованием глаза, стремительно ушагивает в сторону… В сторону чего-то, ибо сам сейчас слишком на эмоциях, чтобы думать, куда идёт. Фил кличет его где-то далеко позади и, судя по топоту, рваными перебежками огибая людской потоп, пытается догнать недо-товарища. Параллельно кричит вслед что-то нелепое, какие-то тупые оправдания и просьбы подождать и выслушать. А рыжий злится, упорно игнорируя. Злится, правда, не столько на Черных, сколько на себя самого. Потому что так нельзя реагировать на чужие издевательства. Это ненормально. Это неправильно и так не должно быть. Это, блин, аморально и чертовски глупо. Фил его едва нагоняет, хватает за локоть забинтованной рукой (на удивление осторожно), выпаливает запыхавшееся «Эй, Ильюх…» — Муромов непроизвольно скашивает глаза и внутри всё просто воет от этого виноватого голоса и никчёмного взгляда и вида: он встрёпанный, замёрзший, ибо на улице не месяц май, а этот идиот нормально куртку так и не надел; никак не может отдышаться, постоянно сглатывая сухость во рту и бегая несносным взглядом по чужой спине, а больная рука мелко-мелко подрагивает. Как щенок. Как ебучий нашкодивший щенок. Рыжий жмурится крепко-крепко, сжимает кулаки до белеющей кожи, до хруста музыкальных костяшек и тихо шипит сквозь свои зубы. Рыжий отпускает поводья, тут же натягивая и размахиваясь сраным магмовым хлыстом: жёстко хватает блондина за грудки, да так, что одна пуговица прямо отлетает от новой серой рубашки в мелкую клетку; утаскивает не церемонясь в ближайший завороток, даже не вслушиваясь в растерянный лепет Фила; встёгивает блондинистого в стену, как мешок с мукой, прижимает яростно ладонями за вздрогнувшие плечи и целует. Привстав на цыпочки, гневно тычется своими горячими губами в сухие и перетресканные Фила. А Черных лишь замирает, как громом поражённый, и боится даже вздохнуть. И всё это длится от силы секунд десять. Рыжий сминает чужие губы, не стремясь углубить свой злой поцелуй. Отстраняется, напоследок выдыхая жарко в чужую шею, смешливо и немного надменно смотрит глаза в глаза ошалевшему Филу.  — Вот твой поцелуй. С каждым мгновением заливаясь румянцем всё больше, произносит нагло и ухмыляется при этом пиздец довольно. Выхватывает из окоченевших пальцев свой вымученный телефон, разворачивается и уходит походкой успешной рыжей сучки:  — Ещё увидимся, извращенец. А Фил так и завис. Стоит у стены, замёрзший, с краснющими глазами и в раз вспыхнувшим лицом. Не знает, как реагировать, ибо не ждал такого ответа. И не предполагал даже. Фил немного в ахуе. Сползает по ледяной стене, параллельно укутываясь таки в свою куртку и надевая на горящие уши тёплые наушники. Фил не знает, можно ли ему на что-то надеяться, или нельзя. Но точно знает, что свой чёртов козырь и сраную игру он задвинет, сожжёт и, нахуй, похоронит. Лишь бы ещё раз увидеть такое выражение на лице этого рыжего стервеца.