Серо-голубые

Полтора часа. Ебучих полтора часа Мир уже кукует перед кабинетом директора. Братишка приполз в школу со своим фирменным выражением лица «как же меня все заебали», зарулил за причитающим Арленом Семёновичем в его же логово, параллельно посмотрев на Мира, как на говно (ибо заслужил, чего уж там), и уже хрен знает сколько времени там сидит (после того, как Мирона отчитали и выгнали, доступ к часам и телефону, который столь добросердечно отобрал братишка, отсутствовал). Шум за дверью давно стих, и Мирон за это благодарен — сверх-способность брата в любой ситуации вести себя холодно и тихо круто так влияет на людей. Это хорошо? Мир не знает. Мир просто слегка устал. Мир шмыгает отёкшим носом, трёт почти полностью посиневший средний палец на левой руке, ёрзает на неудобной скамье, недовольно щурясь, и прикрывает тяжёлые веки. Кулак с кастетом вылетает резко, тут же расквашивая чужую наглую рожу. Остальные трое, неожидавши, знатно прихуели и, пока первый контуженный болезненно стонал, перекатываясь на земле с одного на другой бок, вскинули свои ошалевшие глаза. Смотрят на Мирона, которого можно лишь зефиркой назвать, или, на крайняк, швабриком, видят кровь на руке и лыбу маньяка. И в лоб не замечают, что всем четверым скоро прилетит не только по лицу. — Ах ты, с-сука! Шипит громкий самый и, не думая, бросается на патлатого с кулаками — за ним мозги отключаются и у остальных. Мир перехватывает братскую игрушку в другую руку, щерится довольно и отпускает себя. Хорошая драка — то, чего ему так сильно не хватало в последнее время. Флэшбэки мелькают красными искрами перед закрытыми глазами, на губы непроизвольно наползает довольная и сытая улыбка. Лицо и рёбра ноют, башка приятно трещит, а сломанный палец даже не кажется проблемой. Эйфория, содранные в мясо костяшки и жужжащее напряжение в теле — не хуже новой дозы. Мира вставляет так, что он даже не замечает, как дверь перед ним тихо открывается и, закрывая свет от тусклых ламп, к нему вышагивает высокий сутулый брат.  — Снова драка? Ты же обещал. Мирона аж подкидывает. Улыбка, удовлетворение, кайф от недавней вспышки агрессии и выплеска в кровь адреналина — всё слетает в раз. Вместо этого — теперь вина, липкий холодный пот и тугой и жгучий ком в глотке. Мир непроизвольно опускает голову, глаза отводит и сжимает в бессилии зубы.  — Мне сказали, ты пытался кого-то защитить. Это правда? И смотрит. Эти жуткие серо-зелёные глаза, будто кукольные, пробирают до мурашек, а спокойный голос методично забивает гвозди в крышку Мировского гроба. Патлатый открывает и закрывает рот, как немой, душит тупые шутки и отговорки, упорно смотрит в пол, на чужие тяжёлые берцы.  — Малыш, так и будешь молчать? Не хочешь всё объяснить? Не хочешь выговориться? Голос становится на несколько тонов мягче, а эти кукольные глаза перестают выжигать выбеленный затылок. Мир сглатывает, пока брат перед ним присаживается на корточки. Вот теперь не смотреть в глаза не получается чисто физически: на чужом худом и резком лице отражены тоска, ласка и понимание. Треснутые губы слегка подёрнуты улыбкой, или её подобием, густые светлые брови добродушно приподняты и от «лица-кирпича» не осталось даже напоминания. Мир сжимает сломанный палец в стальные тиски, закусывает губу и таки смотрит в родные глаза. Смотрит. Смотрит. И говорит. ***  — Ты прикинь, я, походу, сваха у них. Я так приху… Кхм, так прифигел, когда в первый же день увидел, как эти двое сосутся. Я думал, меня на месте жизнь, нахрен, покинет! Столько смешанных и странных эмоций, что аж затрясло! А в итоге — я этим пидорам ещё и помириться помог! Ну, или сойтись, я так и не понял. Между ними такая лютая химия была, что у меня аж в глазах рябило. Очешуеть, а? Вот это, блин, кул-стори, помог двум подросткам-геям разобраться друг с другом, Док бы поржал. Кстати, от Дока что-нибудь слышно? Кафе. Мир на эмоциях, живая мимика и рваные жесты (машет руками, как припадочный) заставляют старшего брата лишь умильно тянуть уголки губ всё выше, на сломаном пальце толстой обёрткой красуется гипс. Однако, как только был задан последний вопрос, кукольные глаза непроизвольно сощурились по-лисьи, отчего Мир слегка задрожал — брат так щурится лишь когда в нём просыпается дикий интерес к чему-то. Не к добру. Жуть, как не к добру. *** На удивление, после этой адской недельки любовных разборок и пафосным финалом, в виде драки и сломанного среднего пальца, последующий месяц прошёл относительно тихо: предновогодняя суета, игровая компания, которую тоже вообще-то проходить надо, ссоры и перемирия; Фил был рабом Мирона аж целых четыре дня — возвращал долги, стыдливо отфыркиваясь от любых расспросов на эту тему. Как заметил Мир, между ними всё же что-то завязалось и развязываться в ближайшее время не планировалось. Жуть и ужас. Школьный бал накануне праздника всем принёс бессонницу, смущённые взгляды одноклассников друг на друга и самую настоящую вьюжную метель. Школьный совет недели три украшал спортзал и сейчас, в полутьме, с выключенными прожекторами и вездесущими гирляндами, с искусственной ёлкой посреди помещения, со сворами школьников из средних и старших классов — Фил понимает, не зря. Неуловимая атмосфера светлого праздника и сказки, приглушённый говор, романтика, негромкий смех из углов и местный ди-джей, «тигр» с параллели, что неплохо так миксует музыку. Учителя стайкой толпятся у столов, кто-то разлил пунш и пытается не материться, вытирая пятна со стола и навеки испорченной рубашки. Фил непроизвольно тянет губы в лёгкой улыбке — днём, в актовом они успешно оттанцевали и, несмотря ни на что, Кира выглядела счастливой, а Арт почти поцеловал её руку — подколок на эту тему ему точно не избежать в ближайшую сотню лет. Вик, смотря на них, улыбался и закатывал глаза, Фил присвистнул, кто-то хохотнул, Мирон пальцами показал умильные сердечки. Илья по-доброму усмехнулся и нагло подмигнул Филу (тот потом изо всех сил держался, чтобы прямо там не раскраснеться в край и не наброситься на рыжего стервеца). Филу хорошо и спокойно. Фил немножечко счастлив. Поэтому слова Мира сразу выбивают из колеи.  — В каком смысле? Фил хмурится, поворачивая голову, переспрашивает, как дурак — на скамье рядом сидит породнившийся Мир, впервые за долгое время выглядящий вполне ухоженно: у Мира волосы забраны в низкий хвост, а чёлка убрана неведимками; чёрная рубашка, застёгнутая под горло и с закатанными рукавами, серая жилетка, болтающаяся на костлявых плечах, белые джинсы с широким чёрным ремнём, заправленные в тяжёлые чёрные берцы — он выглядит нелепо, нескладно и странно. Но его образ очаровывает. Фил впервые видит его лицо полностью открытым. Фил немного удивлён — Мир не смазливый, каким казался из-за чёлки, но по-странному притягательный: серо-голубые глаза оказываются до неприличия огромными, а неожиданные шрамы над переносицей и на скулах, под глазами заставляют задуматься. Мир выглядит немного печально, но улыбается. Мир, почему-то, не смотрит Филу в глаза.  — Я уезжаю. Снова. Мы с братом часто переезжаем из-за… Личных причин. Док приедет со дня на день, а там уже и билеты… В общем, после каникул я уеду насовсем. Мир говорит урывками, теребит пальцами края желетки, наклоняется, упираясь локтями в колени, склоняет голову, упираясь щекой в ладонь. Смотрит на забавную мимику Фила. Старается не выдать, что к ним он успел привязаться.  — Док? Это похоже на сюжет детективного романа. Давай, колись, что происходит? Фил встряхивает волосами, вздёргивает нос и бьёт наотмашь своей наглой харизмой — образ плохого парня ему ой как пошёл бы. Мир хмыкает, прикусывая щёку изнутри. Выдыхает.  — Док — это прозвище. Он просто близкий друг семьи, психотерапевт или кто-то вроде, брат с ним знаком уже лет десять, если не больше… Он у нас загадочный, никто не знает где он живёт, сколько языков знает и прочее. Нам он помогает найти… Помогает найти отца. Черных никогда не думал о себе, как о чутком и деликатном человеке. Но сейчас даже он видит, насколько это болезненная тема для парня. У Мирона поджимаются губы, светлые ресницы трепещут задушенно, а глаза планомерно краснеют и начинают нездорово поблескивать. Он шумно втягивает воздух сквозь зубы, рычит недовольно сам на себя, вскакивает на ноги. Шмыгает носом, трёт лицо и жутко хмурится. Филу неуютно. Фил хочет помочь, но не знает, как.  — Мир…  — Норм-мально. Всё в порядке. Прости за сопли. Отмахивается, улыбается (веки всё равно вспухли и покраснели). Фил замолкает. На его языке сейчас вертится столько неуместного дерьма, что пальцы от бессилия сжимаются до треска скамьи. Черных покусывает изнутри губы, ещё раз обводит Мира каким-то странным взглядом, выдыхает, прикрывая глаза, говорит:  — Удачи. Фил жмёт плечом, улыбается и протягивает руку. Мир удивлён, хлопает слипшимися ресницами и, хихикнув, пожимает протянутую ладонь.  — Тебе тоже, голубок. И лыбится по-скотски, по-своему. Фил злится, вспыхивает и угрожает убегающему Мирону крутой расправой, пока тот заливисто и искренне смеётся. Впервые за долгие недели, что молчал в тряпочку и строил из себя пай-мальчика перед директором (местные Орденоносцы от него всё равно шарахаются всей толпой, называя психом. Фил в недоумении, но респект всё же белобрысому кинул, как только сие действо увидел). За месяц с лишним совместной учёбы они успели притереться друг к другу. Мирон привык к шуму, подколам и тупым шуткам, к вечным нерешительным и смущённым взглядам, к забавной и неприличной химии двух идиотов, что постоянно маячили в поле его зрения. Филлип привык к скотинистой природе Мира, к своей неоднозначной ориентации и странным любовным интересам. Илья, за которым сейчас прячется Мир, непроизвольно заставляя пытающегося его поймать Фила облапывать Муромова вдоль и поперёк, привык к закидонам этой парочки, к Филу и к несдержанным поцелуям, выхваченным во время очередной перемены, в каком-нибудь тёмном углу. Они сдружились, пусть и не так сильно. Они привязались, пусть и не так крепко. Возможно, Мир будет по ним скучать. Но он надеется забрать с собой эти воспоминания. Мир не хочет забывать. Мир хочет помнить.