Я держу обещание — Не сказав ничего, Я иду на свиданье К Князю Мира сего. Слепо ищет метелка Контур двери в окне; Я, не думаю долго, Жизнь продам Сатане! (Канцлер Ги. «Ведьма II»)
Маргарите Николаевне было всего девятнадцать, когда она связала свою жизнь с мужчиной, которого так и не сумела полюбить. Грета же в свои двадцать оставалась столь же не искушенной в вопросах любви, что и в пять, хотя с каждым годом становилась только краше. Наверное, юная зеленоглазая ведьма могла заполучить себе любого, даже очень влиятельного и богатого мужа, но по-прежнему была не целованной, будто некая сила не позволяла ей переступить невидимую линию и стать настоящей женщиной. Впрочем, если даже в вопросах любви Грета и была невиннее некоторых воспитанниц монастырей, святой ее уж точно никто и никогда не назвал бы. Нрав у ведьмы был вовсе не спокойный, терпением она не отличалась, да и обиды никому не прощала. Пожалуй, больше всего от нее доставалось соседям, которых не устраивала живущая рядом колдунья. Впрочем, наказывала Грета глупых людишек не сильно страшно, и, скорее всего, узнав о подобном другие ведьмы и вовсе не восприняли бы ее всерьез. Детские шалости, да и только! Ни одной нормальной порчи или смертельного проклятья, однако Грета была очень довольна собой и от души забавлялась, едва сдерживая звонкий смех. Когда несколько недель назад соседка через забор допекла Грету своими совершенно беспочвенными обвинениями в том, что у бедной и очень несчастной женщины пропало обручальное кольцо, а все из-за нее, гулящей ведьмы, которую никто и никогда не возьмет в жены, девушка решила отомстить и в этот раз оказаться причем. Однако до воровства Грета бы никогда не опустилась, поэтому совершила обряд, чтобы привадить воров к «бедной» и «несчастной» женщине. Грета еще долго не могла забыть выражение лица соседки, когда та обнаружила в стене своего дома воткнутый топор, с рукоятки которого все еще стекало молоко. Больше разве что не повезло соседу напротив, но и он был виноват в своих бедах исключительно сам. Толстяк Ганс, который на всю округу кичился своим богатством, решил проявить внимание к одинокой зеленоглазой ведьме и попытался затащить ее к себе. Грета тогда вырвалась, расцарапав круглую физиономию. Вначале она хотела просто убить незадачливого ухажера, но немного успокоившись, решила действовать иначе и лишить «любезного» любвеобильного соседа всего, чем он мог гордиться. Сваренное на убыльную луну зелье случайно оказалось в кружке Ганса и буквально на следующий день он начал линять. Волосы выпадали клочьями, а через месяц его голова оказалась абсолютно лысой. Но и на этом Грета не успокоилась. Поймав в поле несколько мышей, она запустила их к соседу в дом, читая особый заговор. Теперь уже и образцовому хозяйству пришел конец — как-то и порядка в доме уже не стало, да и забор обвалился. В нынешний же весенний день настроение Греты было необычайно хорошо, и дело было вовсе не в отлично сработанном заклинание или новой каверзе, а грядущем шабаше. Ведьминские праздники она любила всем сердцем и радовалась им как маленький ребенок. Правда, пока жива была мать, Грета на них не бывала. Почему мать так противилась этому, она до сих пор не понимала, а раньше и ссоры устраивала. Однако сейчас уже никто не смел помешать ей. Грета мурлыкала себе под нос забавную песенку, достав из шкатулки длинную жемчужную нить, оставшуюся на память о той ночи, когда ее глаза из карих навсегда стали зелеными. Да, сегодня она собиралась украсить себя дьявольскими жемчугами и в глубине души надеялась встретить и самого Дьявола. Опять. В том, что той ночью она видела именно его, Грета не сомневалась. Как и верила, что людская молва правдива в том, что он иногда посещает и шабаш на Чертовой Кафедре в Вальпургиеву ночь. Едва дождавшись темноты, Грета, на которой была лишь тонкая черная мантия, покинула пределы родной деревни верхом на помеле. Девушка подмигнула появившейся на небосводе полной луне и заливисто рассмеялась, как дитя радуясь свободе, которую дает лишь полет. Ветер то и дело пытался растрепать ее длинные черные волосы, в которые ведьма вплела жемчужную нить. Еще издали Грета увидела большой костер, который оставался незримым для простых смертных. Языки магического пламени, трепеща, взлетали ввысь, словно желая ослепить темные небеса, с которых на начинающийся праздник взирали светлые силы. А, возможно, костер горел так ярко, чтобы не только подобно маяку привлечь всех служителей Князя Тьмы на праздник, но и на время разгула ослепить благочестивых. Едва Грета ступила на ведьмину землю, как поодаль от нее оказался козлоногий мужчина неопределенного возраста, предложивший новоприбывшей колдунье кубок очень напоминающий копыто. На мгновение она даже удивилась такому вниманию, но позже Грета увидела, что и других ведьм обслуживают с той же поразительной быстротой. Видимо, в подобные ночи действительно стоит лишь пить да веселиться. От вина у Греты немного кружилась голова, и казалось, исчезли все запреты. Если поначалу она несколько смущалась тому вниманию, которое ей уделял довольно симпатичный колдун, крутившийся вокруг нее практически с самого начала, то после трех опустошенных кубков, ведьма лихо отплясывала с ним и даже не съездила ему по физиономии после того, как он позволил себе чуточку лишнего. Звонко хохоча, Грета вывернулась из объятий настойчивого кавалера, но при этом с силой врезалась в другого мужчину. — Простите, — все еще смеясь, Грета обернулась к нему, да так и замерла, будто превратившись в статую под пронзительным взглядом топазовых глаз. Он. Это был, несомненно, он. Все-таки появился на празднике. Все точно такой же, как пятнадцать лет назад — очень высокий, величественный и безумно, нет, дьявольски притягательный. Грета буквально кожей чувствовала исходящую от него силу. — Но вы совершенно не похожи на Дьявола, — неожиданно даже для себя, сказала Грета, дерзко улыбнувшись. Кажется, она выпила слишком много вина. — Почему же? — удивленно приподняв брови, поинтересовался Князь Тьмы, одарив ведьму оценивающим взглядом. — Люди говорят, у вас должны быть рога и хвост, — хмыкнув, ответила Грета, понимая, что увиливать бесполезно. — Или вы их просто прячете, мессир? — поражаясь собственной дерзкой смелости, спросила она.***
Полуночное небо было усеяно тысячами удивительно-больших и ярких звезд, однако им было не под силу сравниться с его глазами. Грета смотрела в нечеловеческие топазовые глаза, которые оставались холодными даже в момент близости, и хотела лишь одного, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Наверное, и сама Грета не могла до конца понять, как оказалась обнаженной в объятиях Дьявола, да ей это и не было важно. Сейчас важен был лишь он и его умелые, сводящие с ума ласки, кружащие голову сильнее любого вина. Вспышка острой боли и исчезла последняя преграда, но эта ночь и он определенно стоили ее души. Звезды. Сколько же сегодня звезд на небе! В какой-то миг они разом вспыхнули ослепительно ярко и осыпались с черного бархата небосвода, погружая весь мир во тьму. Блаженно улыбаясь, Грета открыла все еще затуманенные страстью зеленые глаза. Нет, звезды никуда не делись, как не закончился праздник, однако теперь к магической музыке примешивались еще и громкие женские стоны, доносившиеся, кажется, со всех сторон. На смену танцам пришли иные развлечения. Грета приподнялась на локтях, а потом и вовсе села, с некоторым изумлением оглядываясь по сторонам, стремительно трезвея. Обнаженная Грета сидела на земле на собственной мантии, а вокруг нее творилась настоящая вакханалия. Теперь молодая ведьма отчаянно ясно понимала, почему мать была в ужасе, увидев пятилетнюю дочь на ведьминском празднике, а после строго-настрого запрещала посещать шабаши. Теперь Грета понимала и то, почему никогда не знала своего отца — вероятно, и она появилась на свет после подобной ночи. Неправильно. Гадко. Мерзко. Но она ведь знала, ну, по крайней мере, догадывалась, на что шла. Ее не насиловали и не принуждали. Она сама отдала Дьяволу свое тело, как и подарила когда-то душу. Она сама желала его ласк, поцелуев и запретной, будоражащей страсти. Грета коснулась все еще вплетенной в волосы жемчужной нити и неуверенно улыбнулась. Наверное, это будет величайшей в мире глупостью, но она попросит мессира забрать ее с собой. С удивительной наивностью, Грета полагала, что могущественный любовник ей ни за что не откажет, ведь он был первым, кто касался ее так. Чувствуя дискомфорт внизу живота, Грета неловко поднялась и накинула на плечи мантию. Даже среди творящегося вокруг она не хотела оставаться нагой, чувствуя стыд. — Куда же ты, красавица? Ночь еще не закончилась, — незнакомый колдун средних лет притянул к себе ошеломленную Грету и постарался поцеловать ее. — Пусти! — выворачиваясь из цепких лап обнаженного мужчины, испугано взвизгнула Грета. — Я мессиру скажу! Пусти! — Мессиру? Неужели ты думаешь, ему есть до тебя дело, ведьма? Он даже ваших лиц не запоминает! — расхохотался колдун, теснее прижимая к себе сопротивляющуюся девушку. — Да и занят сейчас наш мессир. Сама посмотри! — он махнул рукой в сторону, и Грета невольно взглянула в указанном направлении. Она увидела его почти сразу, но, наверное, Грета была бы в тысячу раз счастливее, лишись зрения за секунду до этого. Князь Тьмы расположился в огромном кресле, напоминающем скорее трон. На его коленях сидела обнаженная светловолосая колдунья, с жадностью отвечающая на ласки могущественного любовника. Неподалеку же от трона Сатаны крутилось еще несколько красивых нагих ведьм, будто ожидающих своей очереди. «Он даже ваших лиц не запоминает!» — в голове раздался ехидный голос колдуна. Ярость, будто дьявольский огонь, вспыхнула в сердце ведьмы и вместе с кровью стала стремительно распространяться по венам и артериям, заполняя собой все естество девушки. — Я же сказала: пусти! — злобно прошипела Грета, вцепившись ногтями в лицо колдуна. Вырвавшись из объятий незадачливого любовника, она бросилась прочь. «Неужели ты думаешь, ему есть до тебя дело, ведьма? Он даже ваших лиц не запоминает!» — голос колдуна у нее в голове раз за разом повторял и повторял одно и тоже, словно сводя Грету с ума. Она отдала Сатане все, что у нее было, и оказалась для него просто безликой безымянной ведьмой. Одной из. Нет. Она так просто не уйдет. Он будет помнить ее до конца своих дней. — Я никогда тебя ни о чем не просила и не попрошу впредь, — остановившись, ведьма запрокинула голову, глядя в равнодушное черное небо, на котором сияли ставшие ненавистными звезды. Злые, не пролитые слезы жгли глаза, будто зерна красного перца. — Ты не слишком чтимое мной божество, но молю тебя, пожалуйста, помоги!.. Помоги отомстить. Он же твой враг. Дай мне силы наказать его. Пожалуйста, Боже! Ведьма, подарившая душу и тело Сатане, просила Бога о помощи, находясь на темном торжестве. Наверное, нужно было быть сумасшедшей, чтобы допустить даже мысль о подобном. Однако Грета просила, надеясь, что ей, действительно, помогут. Четкого плана у нее не было, да Грета и вовсе старалась ни о чем не думать, зная, что Дьявол может прочитать мысли любого. Проходя мимо опустевших столов, где в начале шабаша стояли различные угощения, ведьма подхватила острый нож, который тут же спрятала в складках мантии. Конечно, хорошо было бы прочитать несколько заклинаний и провести ритуал, превращая столовый прибор в артефакт, но это требовало времени, которого было преступно мало. Грета приближалась к трону Сатаны, все больше и больше ненавидя того, за кем меньше часа назад была готова спуститься в Ад. Но любовь — обманчива; страсть — непостоянна; а ненависть… Ненависть и обида способны дать удивительные силы, особенно если проросли они в искреннем и чистом сердце. Грете было мерзко смотреть на Князя Тьмы, забавляющегося с очередной безымянной избранницей, но она не только не отводила глаз, но и подошла к самому трону. Мгновение помедлив, ведьма преклонила колени перед Дьяволом и поймала на себе пристальный взгляд топазовых глаз. — Я занят. Чего ты хотела? — с едва сдерживаемым раздражением, поинтересовался Повелитель Теней, поглаживая спину нынешней любовницы. — Мое имя Маргарита! Запомните это и никогда не забывайте, мессир! — если до этого у Греты в глубине души и были какие-то сомнения, то тон и слова Сатаны не оставили от них и следа. Ведьма выхватила нож, и, вложив в него всю свою ненависть, вонзила острое лезвие в колено бывшему любовнику. Князь Тьмы взвыл от неожиданной боли. Красивое, надменное лицо исказилось в страшной гримасе. Ведьма, сидящая на коленях Дьявола, с криком, больше похожим на визг, соскочила и бросилась прочь. Разбежались и другие колдуньи. Лишь, поднявшаяся с колен, Грета оставалась на месте, наслаждаясь муками Сатаны и весело, почти безумно хохоча. После сделанного Грете уже точно не будет места в Аду, как не оказалось его в Раю. После сделанного ей не дожить до утра и не увидеть восхода солнца, но Грета была счастлива. Она сумела отомстить. Она пролила кровь падшего ангела, которая, несомненно, смоет все ее грехи. А Сатана уже никогда ее не забудет. Боль будет целую вечность напоминать ему об этой ночи и о зеленоглазой ведьме.