Между прошлым и будущим

Ты мог бы стать моей удачей, Но ты уходишь тихо плача И тайну неприглядную храня. Ты ложных снов моих создатель, Ты был хранитель, стал предатель, Ведь ты тогда отрекся от меня. Мой ангел, Скажи, о чем же думал ты в этот день. Мой ангел, О чем ты думал в эти доли секунд. Я понял — Это была твоя месть за то, что тебя забывал Слишком часто… (Канцлер Ги. «Мой ангел»)

Воланд широким, размашистым шагом вошел в кабинет ныне покойного Берлиоза, где его и ожидали двое мужчин в хитонах, а Азазелло, немного отстав от мессира, затворил дверь, возле которой и остался, словно немой страж. Напряжение, витавшее в воздухе, стало почти осязаемым, когда Дьявол остановился всего на расстоянии вытянутой руки от посланника Небес, взиравшего на него со спокойной доброжелательностью, а вот его спутник даже не пытался скрыть своей неприязни. — Ба! — воскликнул Воланд, с насмешкой глядя на незваных гостей. — Надо же кто решил почить нас, грешных, своим присутствием! — с неприкрытым сарказмом продолжил он. — Чем обязан такой честью? — Я пришел к тебе поговорить, — мягко ответил Га-Ноцри, будто и не заметив полных яда насмешек Сатаны. — Но ты сам знаешь об этом, Люцифер. — Мое имя Воланд! — резко сказал Дьявол, и глаза его словно превратились в два осколка льда — очень колючих и таящих в себе опасность. — Иначе ко мне могут обращаться только двое, но ты не входишь в их число, Иешуа. Впрочем, — тут его губы искривились в надменной улыбке, — ты можешь называть меня «мессир». Выбор за тобой. — Дух Зла и Повелитель Теней ты забываешь, что разговариваешь не с одним из своих прислужников! — исподлобья глядя на Сатану, с нескрываемым возмущением произнес Левий Матвей, до глубины души оскорбленный таким обращением со своим учителем. — Я не забываю об этом, раб, — сурово ответил Воланд. — Но и вы не забывайте, что явились сюда без приглашения и даже не удосужились поздороваться. — Я не раб — я ученик, — озлобился сильнее прежнего бывший сборщик податей. — И я не хочу, чтобы ты здравствовал! — Но тебе придется примириться с этим. Ваш Свет невозможен без моей Тьмы. Впрочем, ты глуп, раб! — с садистским удовольствием продолжил издеваться Воланд. — Мы разговариваем с тобой на разных языках, но от этого вещи, о которых мы говорим, не меняются. — К сожалению, ты прав, Люци… — начал было Иешуа, но под яростным взглядом падшего ангела оборвал себя на полуслове. — Воланд, — поправился он. — Тьма и Свет невозможны друг без друга, поэтому я и пришел к тебе сегодня. Ты должен понимать, худой мир лучше хорошей войны. — Надо же как интересно! — с наигранным удивлением воскликнул Дьявол, обдумывая варианты дальнейшего развития событий. — Стоит ли мне воспринимать твои слова, как угрозу? — поинтересовался он с любезностью, за которой внимательный собеседник мог разглядеть вполне себе реальную угрозу. — Нет, это только предупреждение, — мягким миролюбивым тоном возразил Иешуа. — Столетия идут, а рабы Света так и остаются лицемерами, подменяющими понятия, — съязвил Дьявол и, пройдя мимо сына Бога, подошел к столу да плеснул в бокал вина, которое осталось с момента его разговора с Дракулой. Сделав небольшой глоток, Сатана вновь устремил взгляд на слишком уж спокойного посланника Небес, который просто отказывался замечать его остроты. Га-Ноцри, в отличие от Левия, казалось и вовсе невозможно вывести из себя. — Ты зря тратишь и свое, и мое время, Иешуа. Ключ у меня и скоро врата Рая будут открыты! — Из-за собственного эгоизма ты лишил эту несчастную женщину не только вечного покоя вместе с возлюбленным! — с искренним сожалением произнес Иешуа. Он прекрасно понимал, что его изначальный замысел потерпел крах, но сын Бога всеми силами старался исправить ситуацию и спасти не только Мир, но и душу первой женщины. — Она могла обрести счастье, но ты, Люцифер, — забывшись, он вновь назвал Сатану прежним именем, впрочем, Воланд сейчас не обратил внимания на эту оплошность, — не позволил ей этого. Теперь ее душа будет обречена на страшные муки. Брат мой, прошу, одумайся! — с жаром воскликнул Га-Ноцри, карие глаза которого источали тепло и потусторонний свет. — Ты мне не брат! — зарычал Воланд. Даже мысль о подобном родстве задевала его самолюбие. На несколько мгновений маска ледяного спокойствия спала, и его лицо исказилось в страшной, злобной гримасе, придавшей ему воистину дьявольский вид. — Оставь свои нудные речи для рабов, которые внемлют каждому твоему слову. Тебе все равно меня не остановить. — Ты не прав, Люцифер. Вовсе не я помешаю осуществиться твоим замыслам, а она сама, — с горечью произнес Иешуа. Открыть глаза Сатане оказалось даже труднее, чем он предполагал изначально, но посланник не был намерен сдаваться. — Я здесь лишь за тем, чтобы напутствовать тебя, и просить оставить душу первой женщины в покое. Она должна понести наказание за содеянные грехи и тогда, возможно, Создатель дарует ей еще один шанс начать новую жизнь. — Ее душа принадлежит мне! — подобно ядовитой змее, прошипел Воланд, понимая, что обманывает сейчас даже самого себя — Марго еще не сделала шаг, который должен был окончательно и бесповоротно подчинить ее его воле. В ярости он сжал в руке почти полный бокал. Хрусталь не выдержал напора и разлетелся на куски. Красное вино, словно кровь, обагрило пальцы мужчины. Кто-нибудь суеверный непременно увидел бы в этом очень плохой знак. — Никто мне не помешает — ни ты, ни, тем более, она! Сатана едва успел договорить, как подобно удару молнии, все его нутро пронзило странное, трепещущие чувство, имя которому — беда. Наверное, нечто схожее испытывала и Маргарита, терзаемая дурными предчувствиями все последние дни. Вот только Дьявол был созданием неземного происхождения, и для него все это обернулось вполне себе физической мукой. Колено, не беспокоившее Владыку Ада с позднего вечера, пронзила страшная, практически нестерпимая боль. Казалось, тысячи раскаленных игл вонзились в искалеченный несколько столетий назад сустав, приковывая мужчину к месту. Даже при огромном желании, сейчас Воланду не удалось бы скрыть хромоту. Ощутимо припадая на больную ногу, он прошел мимо незваных гостей и Азазелло. Спальня, которую Маргарита обещала не покидать, находилась близко, однако преодолеть даже столь незначительное расстояние было очень и очень сложно, но чутье гнало Сатану вперед. От этой чертовой женщины следовало ожидать чего угодно, ведь она уже столько раз умудрялась ускользнуть от него в самый последний момент. Воланд распахнул двери своих покоев, да так и замер на пороге — комната была пуста. Легкая полупрозрачная тюль трепетала от теплого весеннего ветра у входа на балкон, подобно некому скорбному призраку. — Марго! — полу-рык полу-стон сорвался с губ Дьявола, когда он, позабыв обо всех своих муках, стремительно пересек спальню и оказался на балконе. И все-таки он опоздал. Впрочем, если говорить откровенно, а перед самим собой не было смысла кривить душой, у него и не было шанса успеть. Спешить больше было некуда и Воланд, неторопливо приблизившись к краю, положил руки на металлические перила ограждения. Смотреть вниз было вовсе не обязательно, но Дьявол все же взглянул, желая увидеть произошедшее своими глазами. Маргарита, словно поломанная кукла, которой она, по сути, и была в руках Сатаны, лежала на асфальте в собственной крови. Руки и ноги женщины были вывернуты под неестественными углами, но на ее губах навечно застыла легкая светлая улыбка. Да, она имела полное право смеяться над ним, в последний момент вырвав победу из рук самого Дьявола. Он проиграл. Окончательно и бесповоротно. Ключ был навеки утерян, ведь страшный грех самоубийства лишил душу первой женщины необходимого света и чистоты. — Марго, вы лгали мне, уверяя, что не умеете играть в шахматы! Эту партию вы провели просто блестяще, — расписываясь в своем поражение, тихо произнес Воланд, глядя на мертвую королеву и прекрасно зная, что она его уже не слышит. В груди, в том самом месте, где должно находиться сердце, мерзко защемило. Это было непривычно, ошеломительно и очень неправильно. Впрочем, дело, конечно, было в столь неожиданном проигрыше, а не в чем-то ином. — Шах и мат королю! Надрывный, безумный смех, который во много раз горче и безутешней любых рыданий, вырвался из груди Владыки Ада. Свита Дьявола, привлеченная шумом, замерла у входа на балкон. Никто из мужчин не решался побеспокоить Сатану в его горе. — Фагот, Бегемот! Избавьтесь от тела. Ей здесь не место, — холодно приказал Воланд, когда внезапный приступ истерического веселья сошел на нет. Стараясь унять и ярость от собственного бессилия, Дьявол крепче сжал балконные перила, которые погнулись под его руками, словно были сделаны из пластилина, а вовсе не из железа. — Азазелло, подготовь возвращение.