Вновь пускаться в бег до окраин света, Хоть не привыкать — далека дорога. Ты меня во тьме ожидаешь где-то. Для тебя могу стать сильнее бога. Расцветает солнце бутоном светлым, Видишь, в небеса улетает сокол. Я приду к тебе по воде и пеплу, Я приду к тебе по осколкам стёкол. (Канцлер Ги. «Плач Гильгамеша об Энкиду»)
Снаружи бушевала страшная буря — неистовый ветер, играя с душами сластолюбцев, выворачивал несчастных самым невообразимым способом, поднимал их в высокое, безучастное небо и с силой швырял о каменистую землю. Внутри же было тихо и спокойно. Оставив адского скакуна, который не обращал ровным образом никакого внимания на буйство стихии, снаружи, в этот раз Дьявол направился лишать покоя и отдыха уже не самого Минотавра, а его отца, который являлся не просто Стражем Круга, но и одним из доверенных лиц Темного Князя, занимающимся наиважнейшей работой — распределением и учетом грешных душ. Каждый обитатель Ада, наделенный властью и силой, всегда на собственный лад обустраивал личные покои, и потому в Преисподней, несмотря на не слишком уж разнообразную цветовую гамму, никогда не было, да и, наверное, не будет двух абсолютно одинаковых мест. Резиденция Миноса, несмотря на то, что располагалась в сумрачной пещере, больше всего напоминала прежний дворец греческого царя, вот только при создании ее использовали камни буквально всех оттенков черного. Шаги Дьявола гулким эхом разносились по пустынным коридорам резиденции Стража Круга. Еле чадящие факелы вспыхивали ярче по мере приближения, освещая путь Властелина Ада. Повернув направо, он оказался у двери из дуба, щедро украшенной не только золотом, но и самоцветами. Глядя на подобную вызывающую роскошь, Сатана невольно поморщился — его собственное жилье выглядело куда сдержаннее, а золото там всегда уступало место серебру, но спорить о вкусах дело неблагодарное, да и бесполезное, если говорить откровенно. К тому же он явился сюда вовсе не для того. Повернув ручку, щедро украшенную бриллиантами и рубинами, Дьявол отворил дверь и, войдя, будто переместился из мрачных чертогов Ада в солнечную Грецию. Покои Миноса буквально утопали в свете бесчисленного множества свечей. Чарующая, сладострастная музыка, наигрываемая незримым музыкантом, словно наполняла собой немалых размеров комнату, в центре которой на широком мягком ложе и устроился великий греческий царь, а ныне Страж Второго Круга. Одиночество же столь влиятельного в Подземном Мире человека сейчас скрашивали три прекрасные бестии, пожалуй, лишь от одного взгляда на которых в крови вспыхивал огонь, рождающий желание. Воланд тихо хмыкнул. Иного от Миноса и ожидать было глупо — царь знал и умело выполнял возложенную на него работу, но всегда был, да и будет одним из самых больших сластолюбцев. Впрочем, Дьявол и сам не вел образ жизни монаха, а число его любовниц, если бы их кто-то считал, уж наверняка превосходило количество наложниц Миноса. По крайней мере, так Сатана жил до появления в его жизни зеленоглазой ведьмы с ножом, которая оставила ему в подарок о мимолетной связи вечную боль, и бдительной ревнивицы Геллы, которая умудрялась избавиться от любых претенденток на ложе Владыки Ада. Воланд неспешно пересек комнату, с наслаждением опустился в кресло неподалеку от Миноса, давая краткий отдых поврежденному суставу, и только после этого поздоровался со Стражем Круга. С ним стоило вести дела совсем иначе, чем с тем же Минотавром. Подавшись вперед, мессир отщипнул несколько темно-синих ягод от приглянувшейся грозди винограда, огромная ваза с которым стояла на низком стеклянном столе перед ложем бывшего греческого царя, и принял от темнокожей бестии чашу с вином. — Не ожидал так скоро увидеть вас, мессир, — приподнявшись на локте, сказал Минос и, звонко шлепнув одну из наложниц по весьма живописной пятой точке, знаком велел искусительницам немедленно покинуть покои. Так скоро после бала и возвращения с земли Дьявол мог явиться исключительно по очень важному делу, а значит, развлечения должны были подождать. — Хороши! — одними лишь глазами указав на скрывшихся за тяжелыми дверьми бестий, с ленцой в голосе заметил Воланд. Вести пустые разговоры не хотелось, но того требовали правила игры. — Твои новые подопечные? — Лиана с Магдой и правда лишь недавно попали на Второй Круг, — довольно улыбнулся сластолюбец. — А Фиона уж лет так сто здесь. Но что творит, бестия! Другим только учиться у нее! — он на секунду мечтательно прикрыл глаза, вспоминая умелые ласки пышногрудой обольстительницы. — М-да!.. — Опять ты злоупотребляешь служебным положением! — едва ли упрекнул бывшего греческого царя Сатана, закидывая в рот очередную сочную ягоду. — Впрочем, я сам виноват. Все равно, что послать Бегемота охранять спиртное! — Мужчина без общества прекрасных женщин — не мужчина, — глубокомысленно заключил Минос. — А эти красавицы пойдут на все, что угодно, лишь бы хоть ненадолго избавиться от вечного наказания. Нельзя же оставаться полностью бессердечным к их мольбам! — Не выполнял бы ты свою работу так хорошо, точно бы наказал за такое самоуправство! — громко рассмеялся Дьявол, незаметно переходя к сути. — Между прочим, о твоей работе. Надеюсь, за время моего отсутствия не было никаких неожиданностей или заминок с распределением душ? — хоть на губах Сатаны и играла улыбка, топазовые глаза смотрели холодно и цепко. — Или у тебя все-таки возникли с этим сложности? — заметив небольшую заминку Стража, как можно более равнодушно поинтересовался Владыка Ада. — Я бы не стал говорить, что это сложности, однако любопытные случаи встречаются, — над чем-то задумавшись, ответил Минос. — Современные люди грешны и порочны. — Не более чем люди прошлого, — со знанием дела возразил Воланд. — В этот визит на землю я провел несколько занимательных экспериментов, наблюдая за смертными. В своей сущности они не сильно изменились. Вот только огонь веры в них гаснет, а порой и принимает довольно извращенные образы. Можешь себе представить, я имел занимательную беседу с двумя литераторами, которые утверждали, что нет не только Его, — Дьявол возвел глаза к высокому потолку, — но и меня. Как сказал товарищ Берлиоз: человек сам управляет и своей жизнью, и всем порядком на Земле, — закончил он под громкий хохот Миноса. — Интересно будет взглянуть на этого экземпляра самоуверенной глупости, когда придет срок! — просмеявшись, сказал Страж Круга. — Сожалею, тебе не удастся с ним побеседовать, но вот взглянуть на кубок, которым он стал, можешь, — ответил Воланд, под новый взрыв безудержного смеха. — И все равно, мессир, я позволю себе с вами не согласиться, — утирая выступившие после бурного веселья слезы, возразил бывший греческий царь, возвращаясь к прежней теме. — Современные люди утонули в многообразие грехов. Они словно стремятся испробовать их все, чтобы не только обеспечить себе вполне законное место в ваших владениях, но и усложнить работу мне. Вот, допустим, вчера я видел женщину, молодую совсем, которая настолько увязла в грехах, что даже мне пришлось хорошенько поразмыслить, куда ее девать. Так у нее еще и характер скверный оказался. — В самом деле? — с напускным безразличием поинтересовался Дьявол. Вот только в топазовых глазах вспыхнул живой интерес, но Воланд просто не мог позволить себе еще раз обмануться. — И что же в ней такого особенного? Рассказывай все, раз начал! — Да нечего особо рассказывать, — пожал округлыми плечами Минос. — Самоубийца она, гневливая ведьма, так еще и любовника имела. Удивительно, что только одного — хороша чертовка, гордая как королева, да только нрав бешеный! — с нескрываемым разочарованием, к которому примешалось еще и восхищение, продолжил сластолюбец. — Признаться, я сначала хотел оставить ее у себя на Круге и участь немного облегчить, — он многозначительно хмыкнул и не заметил, как после этих слов Воланд с окаменевшим лицом вцепился пальцами в подлокотники кресла, словно это было горло Миноса. Лишь благодаря нечеловеческому усилию Дьявол продолжал сидеть на месте и слушать Стража. — Но, как оказалось, эта зеленоглазая бестия не умеет ценить доброе к себе отношение. Как услышала мое предложение, чуть в лицо ногтями не впилась! Чудом удержал. Ведьма бешеная! — Где она? — глухо спросил Воланд. Он не знал, гневаться ему на Миноса, который, не зная, посмел покуситься на того, кого Дьявол считал своим, или хохотать во все горло. Маргарита, и находясь в Аду, оставалась все той же Маргаритой — женщиной, не перестающей удивлять, способной постоять за себя и не собирающейся изменять собственным принципам. — Где Маргарита? — Да на Восьмом Круге с другими ведьмами и колдунами! — махнул рукой Минос, запоздало подумав, что не называл имени грешницы. На Восьмом Круге. Конечно. Мог бы и сам догадаться. Вот только последний ход королевы в шахматной партии, ее самоубийство, заставило напрочь забыть обо всем остальном. Но Маргарита — ведьма, королева на балу Сатаны, продавшая душу за глупое, милосердное желание. Да разве могло быть иначе? Разумеется нет. Маргарита должна была корчиться в муках в глубинах Ада вместе с такими же как и она, до безобразия близко к месту бывшего заточения самого Дьявола.***
Холодно. Холод поднимается откуда-то снизу, из-под земли, замораживает и в то же время обжигает босые ступни, а затем неспешно распространяется по всему телу. Согреться не помогают даже стоящие вплотную люди в разномастной одежде. Холодно. Маргарита с трудом делает вдох и закрывает глаза, не желая видеть темный с проседью затылок стоящего рядом звездочета. Дышать вообще очень тяжело и больно. Каждый новый глоток воздуха, будто огнем, изнутри опаляет вывернутую назад шею. Хочется кричать, но при всем желании невозможно издать ни звука. Выдох — новая вспышка боли. Это только начало. Впереди целая вечность. Надо привыкнуть, смириться, покориться. Последнее слово, даже произнесенное мысленно, царапает горло. Ведьминская сущность восстает против покорности, и Маргарита сжимает кулаки. Впрочем, это единственное, что она может сделать в этой клетке из боли и холода. «Может быть, все-таки стоило согласиться на предложение того старикашки?» — в который уже раз с начала этой изощренной пытки в голове бывшей королевы возникает малодушный вопрос. От него, увы, никак не получается отмахнуться, словно от назойливой мухи. Он возвращается снова и снова, кружится рядом, подтачивая волю. «Нет! Нет, все правильно! С меня хватило жизни с нелюбимым мужем, чтобы еще и после смерти это продолжилось! Нет!» — раз за разом упрямо повторяет Марго. Впрочем, правильной быть гораздо проще, когда точно знаешь — пути назад нет. Ей никто не даст второго шанса уйти от наказания, даже если когда-нибудь вместо очередного «нет» она произнесет: «да». Ад и его обитатели не знают милосердия, не прощают ошибок, как и сам Сатана. «Он давал шанс. И не один.» — справедливости ради напоминает внутренний голос. «Нет, он играл. Забавлялся! Использовал!» — убеждает себя Маргарита, поджимая губы, и старается прогнать прочь образ голубоглазого Дьявола. Нельзя о нем думать! Только не о нем, иначе будет еще хуже. Больнее. Воланд криво улыбается и отказывается уходить из ее мыслей. Он упрям. Маргарита тоже. Холодно. Марго старается сосредоточиться лишь на этом, дышит часто и глубоко. Больно. Боль должна вытравить все мысли о нем. Холодно. Больно. Не думать. Больно. Не думать. Холодно и больно. Нет, нельзя. Холо… Горячо?.. Горячие пальцы ложатся на плечо, едва прикрытое полупрозрачной тогой, сжимают его, а потом сильно дергают в сторону, вырывая Маргариту из неподвижного строя грешников. Изумрудные глаза с удивлением распахиваются, однако нарушителя ее вечных мук все равно не разглядеть, ведь для этого надо повернуть голову. Впрочем, тонкий дурманящий запах дорогого одеколона говорит Марго о нем лучше любых слов. Так пахнет только от одного не человека. — Ты!.. — с хрипом выдыхает Маргарита, даже не успевая удивиться или хотя бы осознать, что вновь может говорить. — Я, — соглашается пробирающий до дрожи низкий голос, когда все еще горячие пальцы сжимают голову королевы. Резкий поворот. Боль пронзает все тело Маргариты буквально на мгновение, а потом спасительная тьма принимает несчастную, измученную женщину в свои объятия, успокаивает и дарит желанное забвение.