For Him

Минхо сказал, что Ньют уделяет слишком много внимания Томасу. Ньют хмурится, отрицательно машет головой и отворачивается, чтобы друг не заметил его покрасневших щек и задумчивое выражения лица. Минхо больше ничего не говорит, отворачивается и начинает по привычке корпеть над схемами и секциями. Ньют прощается с ним через десять минут и уходит из картохранилища, продолжая хмуриться и думать о сказанных Минхо словах; его смутило то, как прямо и уверенно бегун выпалил это — будто не один раз обдумывал свои же слова и готовил себя к этому диалогу, на который Ньют настроен категорически не был. Простое качание головой, сведенные к переносице брови и кривая улыбочка — это нормальный ответ? Ньют в этом не уверен. Хлопковая рубашка теперь свободно сидела на теле — то ли из-за растянувшейся от долгого ношения ткани, то ли из-за резкого похудения — острые очертания ребер выделялись через светлую кожу, ноги казались теперь тоньше спички, — он удивлялся, как ему все еще удается нормально ходить — а запястья стали такими тонкими, что если обхватить их своей ладонью, то останется еще прилично расстояния. Прохладный, вечерний ветер задувал во все щели одежки; он поежился и, хромая, направился к хомстеду. Томас, когда они с Ньютом пошли к речке, чтобы искупаться, сказал, что он болезненно похудел, и ему требовалось следить за своим режимом питания. Покачал головой, обошел Ньюта со всех сторон, чем смутил его еще больше, и, хмурясь, выдал: — Я лично буду контролировать то, как ты питаешься, потому что не хочу в будущем на месте тебя увидеть тощее привидение. Блондин ничего не ответил, потому что — а смысл? Он делает также, как и сам Ньют — ставит перед фактом, практически тыча этим в лицо. Юноша безмолвно соглашается, подписывается на эту авантюру, не ожидая, что «контроль» будет настолько отточенным и внимательным. Но, опять же, Ньют никак не реагирует на это, не пытается предотвратить, а лишь мысленно благодарит Томаса за заботу и внимание к его щуплому телу. Сам бы он сделал тоже самое для него. Каждое утро брюнет садится напротив него и задает обычный, казалось бы, вопрос: — Как спалось? Ньют просто не может сдерживать добрую и благодарную улыбку, когда видит искреннее, светящееся в глазах друга беспокойство. Он кивает и под пристальным взглядом друга начинает поглощать овсянку и яблоко, порой прерываясь на контрольные реплики. Через полчаса они расходятся на развилке: Томас — в Лабиринт, Ньют — на плантацию или в картохранилище. Томас берет с него обещание, что тот будет следить за своим питанием, не пропускать обед (как обычно получалось из-за множества обязанностей) и уделять себе время на отдых. Ньют делает тоже самое: берет обещание с Томаса, что тот будет аккуратен в Лабиринте и не потеряет счет времени. И так каждый день — уже, скорее, по привычке. Ньют не знает, как теперь себя вести с Минхо и, тем более, Томасом. Он запутался. Так сильно, что от волнения живот скрутило спазмом, а в голове образовалась воронка. Он видит его, сидящего под высоким деревом, и из головы моментально вылетает задача дойти до хомстеда и поговорить с Алби, потому что все, что теперь нужно Ньюту — это уставший, потрепанный и тяжело дышащий после дневного забега Томас. Он поднимает голову и встречает блондина вымученной улыбкой, махая мокрой и испачканной в черноземе рукой. Его глаза сияют ярко, тепло и по-родному, что отказать себе в тянущем желании притянуть к себе друга Ньют просто не мог. Колени упираются в мокрую, грязную траву, но юноша не обращает на это никакого внимания, только смыкает руки на чужой, подрагивающей шее. Лицо оказывается непозволительно близко от физиономии Томаса. Видеть эту теплую улыбку, чувствовать горячее тело рядом со своим и слышать, как он говорит, практически выдыхает «я тоже скучал» — очень важно для Ньюта, который за день успел сделать все, что только можно, несмотря на отвлекающие мысли об этом краснеющем и заботливом мальчишке. Когда Томас щекочет смехом его шею, Ньют расцепляет руки и, чуть-чуть отодвинувшись, тоже начинает смеяться — причина громкого, искреннего смеха непонятна обоим, но никто из них не делает попытки остановить это редкое сумасшествие. И неважно, что Ньют под этим словом имеет в виду совершенно другое. Что-то более глубокое, давящее изнутри. Сердце пропускает удар, и блондин замирает, когда видит, что с другого конца Глэйда на них смотрит Минхо. Ньют практически сразу отводит взгляд, ведь, возможно, ему могло просто показаться, что бегун смотрит в их сторону. Губы его изогнуты в кривой ухмылке, не несущей в себе ничего хорошего. Внезапно становится стыдно — как оказалось, Минхо он все-таки соврал. Томас безуспешно пытается оттереть прилипшую к ладоням грязь, что-то бурчит себе под нос, а Ньют со всей свойственной ему комичностью наблюдает за ним и думает: что вообще имел в виду Минхо, когда сказал о том, что Ньют уделяет слишком много внимания новичку? Какого ответа от него он ожидал: отрицания, безразличия или короткого кивка, мол, да, так и есть? Это определенно запутало его еще больше. Блондин откидывает голову на жесткую кору дерева и тихо выругивается, понимая, что так слепо и глупо проколоться после слов бегуна мог кто угодно, но только не он. И теперь, сидя рядом с Томасом, который наконец отбросил идею как-то очистить свою кожу, пытался сдерживать рвущуюся на лицо широкую улыбку, когда брюнет начал медленно двигаться к нему, делая смешные попытки заглянуть в лицо Ньюта и узнать причину его задумчивости. Он смеется и, следуя странному сердечному порыву, треплет темную макушку приятеля, взамен получая шутливый толчок локтем в бок. Где-то под ребрами оживает что-то теплое, приятное. Кожа покрывается мурашками. В глазах напротив — звезды. Лунная пыль оседает на плечах, когда Томас, улыбаясь, дотрагивается до места, где происходит плавный переход шеи в плечо, а потом, будто случайно, пальцем мажет по приоткрытым ключицам. Ньют не хочет думать, почему в груди что-то с хрустом ломается, почему его тело совершенно не против этих прикосновений и почему добрая улыбка на чужих губах отдается громким стуком сердца где-то в глотке. Почему Томас из него, вечно холодного и рационального парня, сделал кого-то другого: того, кто готов бежать ему навстречу, когда тот возвращается в Глэйд, и обнимать его так крепко, что в легких не хватает воздуха, а на губах появляется немного дрожащая улыбка от облегчения и накатывающего плавными волнами спокойствия; того, кто раз в неделю вытаскивает парнишку на берег речки, чтобы отдохнуть и посидеть в одиночестве, хотя раньше туда он никого не звал; того, кто высматривает знакомую макушку среди всех ребят, чтобы только убедиться, что с ним все в порядке; того, кто смотрит вслед каждый раз, когда они расходятся. Когда сердце пропускает удар, а лоб покрывается испариной. Когда на лице расцветает улыбка. Когда от сильного волнения дрожат руки. Когда понимаешь, что, кажется, влюблен. Томас сидит совсем рядом, практически касается своим бедром его. Одна его рука легонько поглаживает плечо Ньюта, а губы его рассказывают что-то о сегодняшнем забеге. И блондин слушает его, смотря на голубое над их головами и мысленно радуясь, что этот вечер — сплошное спокойствие. Когда улыбка застывает на губах, а созвездия живут в глазах Томаса. Когда рука бездумно тянется к чужой ладони, а тот замечает и сжимает ее в ответ. Томас — его личное спасение. Он выныривает из бушующего океана страшных эмоций, когда видит его. Когда понимает, что тот смотрит на него точно так же. С понимающей улыбкой и взглядом, так и говорящим «я тоже, Ньют, я тоже».

***

Минхо сказал, что Ньют влюбился в Томаса. Ньют долго смотрит в его глаза, а потом слегка поворачивает голову, чтобы найти взглядом развалившегося на траве вместе с Чаком Томаса и медленно кивнуть. Потому что врать во второй раз он не собирается.