For Him

В рабочем кабинете душно даже при работающем кондиционере. Луч солнца освещает добрую половину помещения, благо не попадая в глаза. Дилан, придерживаясь за края стола, катается на стуле туда-сюда, туда-сюда. Весьма занимательное дело для директора фирмы, думает он и криво улыбается. Прозорливый взгляд цепляется за парня, сидящего в соседнем кабинете. Все-таки, идея с окном посредине стены была неплохой. Да что обманывать — это одна из самых лучших мыслей, что посещала его голову. Мало того, что, не вставая со своего кресла, он может видеть всех отлынивающих сотрудников, так еще и незаметно наблюдать за своим самым любимым работником, который сейчас с кем-то очень мило щебетал по телефону, печатая что-то на компьютере. Томас присутствует в его мыслях все время. Такое ощущение, что он уже поселился там. Дилан обожает наблюдать за ним. За его привычкой откидывать растрепанную челку в сторону; встречать коллег с доброй, радостной улыбкой, а в особенности — любимого начальника, который тоже не скупится на легкую, скромную ухмылку; пить чай из автомата, находящегося прямо около окна у кабинета начальника, поэтому, когда Дилан встречается с ним взглядом, он не сдерживает кроткой улыбки и видит — Томас по-детски пытается скрыть розовые пятна на щеках суетящимися движениями ладоней. Он идеальный работник — за два года работы ни разу не опоздал без уважительной причины (пунктуальность — один из главных его плюсов); все отчеты, доклады, ведомости сдавал начальнику вовремя — клал их на угол стола в ровно назначенное время, не забыв при этом четко доложить об их содержании; на важные мероприятия Дилан всегда брал его с собой, представляя Томаса как свое «второе лицо» (тот всегда — черт, О'Брайен просто умилялся этой детской невинности — опускал голову, надеясь, что его румянец не заметят гости и его начальник — тот, конечно же, не лишал себя удовольствия поглазеть за краснеющего Томаса). Его рабочее место — это определенно самое чистое место в офисе; у кого-то на столах валяются испорченные принтером бумажки, черновики, стоят пустые чашки от кофе, лежит недоеденная на обеде булка или другой вид пищи — на такое Дилан обычно закатывал глаза и переводил ехидный и горделивый взгляд на идеальное место любимого работника: ни одного не нужного клочка бумаги, аккуратные стопочки из необходимых документов, папок и пособий — просто чистое и опрятное место для работы. Он такой... идеальный. Дилан давился воздухом — мысленно, конечно же, — когда видел, как смущенно улыбается ему Томас после заслуженной похвалы за выполненную работу. Всегда, почему-то, держался за пряжку своего ремня на брюках, и О'Брайен из последних сил сдерживал себя, чтобы не опустить взгляд ниже и не податься, кхм, внутреннему искушению. Дилан ни разу за все время их совместной работы не прикасался к нему. Черт, да он даже не помнит, когда последний раз пожимал ему руку — казалось, что его выдержка лопнет к чертям, когда он коснется этой белоснежной кожи. Он знает, что Томас думает о нем. Это видно по его глазам и редким порывам коснуться начальника — Дилан ликовал, когда видел, как тот слабо дергал пальцами в его сторону, но сразу же себя ругал за это, видимо, считая, что директору это не понравится. Но откуда же ему знать, что тот, честно, сохнет по нему уже целый год. Выдержка окончательно лопается в первый день осени. — Мистер Сангстер, зайдите ко мне, пожалуйста. Он мысленно поклонился воображаемой публике и поблагодарил ее за аплодисменты за идеальную актерскую игру — ни одна мышца на лице не дрогнула, голос был твердый, уверенный, практически не выдающий его с потрохами, потому что видеть искреннее недоумение и покорность на лице Томаса было выше его сил. — Если Вы хотите спросить о том, почему в отчете за август нет графы «резерв», то, пожалуйста, обратитесь с этим вопросом к Терезе, — Томас уверенно зашел в его кабинет и с нескрываемым удивлением посмотрел на начальника, прикрывшего со щелчком дверь. — Томас, с отчетом все в порядке. — Тогда что Вы хотели? Его голос звучит с настороженной заинтересованностью, в то время как он хлопает себя по острым коленям, обтянутым плотной тканью черных брюк. Томас заставляет себя не опускать глаза ниже положенного и смотреть начальнику только в лицо, потому что понимает — если хотя бы слегка опустит взгляд, то не сдержится и начнет бессовестно рассматривать тело мистера О'Брайена, сейчас взирающего на него с легкой улыбкой. Он понимает, что потерян в нем. Влюбиться в собственного начальника — безнадежная ситуация, особенно для него. Быть настолько глупым и наивным, чтобы сделать это, очень безрассудно со стороны Томаса, ведь он уж точно должен понимать, что между ними существуют только формальные отношения, не выходящие за пределы дозволенного. Но иногда так хочется... — Томас, ты пойдешь со мной на свидание? ...Сангстер нервно ерзает на стуле и чувствует, как замирает его сердце, когда он слышит слова, которые произнес мистер О'Брайен. Его несбывшаяся мечта, объект воздыхания и человек, ради кого он готов приходить на работу в семь утра и уходить в восемь вечера. Он впивается взглядом в серьезное лицо напротив и медленно кивает, ощущая мелкую дрожь его пальцев и сбившееся дыхание. Дилан встает со своего стула и закрывает жалюзи на окне, чтобы за ними не наблюдали любопытные и оборзевшие сотрудники. Томас резко встает с мягкой сидушки и пересекает расстояние между ними, сразу касаясь теплого тела начальника, чувствуя, как тот сжимает его в своих объятиях и скользит руками по разгоряченной коже рук. Поцелуй получается смазанный и по-наивному детский, так что они потом еще несколько минут смеются над своими попытками нормально поцеловать друг друга, но все, что у них получается — это бесполезно цепляться за плечи и бока друг друга и касаться губ, пытаясь быть еще ближе чем есть на самом деле. — Вы мне нравитесь, — признается Томас, когда Дилан расстегивает две первые пуговицы на его рубашке. Он замирает, а потом изгибает свои губы в счастливой улыбке. И Сангстер сразу ловит ее своими. — Кажется, ты впервые опоздал. Но я тебя прощаю. В первый и последний раз, Томми.