Записки сумасшедшей семейки

ДЖАРЕД

Мое утро в семье брата началось с двух полуживых женских особей, бродящих по дому (изредка обходящих мой фикус в центре гостиной), с очередного звонка в страховую и очень холодного кофе, который я забыл выпить. Так же начиналось и мое третье утро в доме Шеннона, который третье утро уже был «табу-темой» и, более того, третье утро отсутствовал физически и спиритически. Я ему сначала звонил, отказываясь понимать полную апатию его женщины и ее безнадежность относительно его возвращения из блудных скитаний. Ну обиделся, пошел на трехдневную прогулку. Она же тоже не с ангельскими крыльями за спиной. Потом я все же звонить перестал. Меня тоже покусала апатия. Это я осознал, когда на пятый день я забыл свой кофе и он остыл. Снова. Ну хватит. Не вмешивайся в отношения ближних своих? Да хрен вам! Сейчас как намешаю, будут жить долго и счастливо, придурки! — Шеннон, нужно поговорить. — Я зашел в ее комнату после стука, она смотрела какие-то старые пленочные фото, которые тут же швырнула под кровать в коробку. — Да, Джаред, что такое? — она который раз сделала вид, что нет ни единой темы, которая должна была бы прийти на ум. Я еле сдержался. — Шеннон. — Я слушаю. — Не ты, твой муж. — Он не… — она сжала губы, заметив мой взгляд. — Что ты хочешь от меня, Джей? — Чтоб ты сделала хоть что-то. — Что? — Кло. Как насчет объясниться с дочерью? — Она все понимает, уже большая девочка. — Будешь говорить, что она большая девочка, когда он заработает ВИЧ, сделает тату или проколет пупок в свои 16 лет. Как жить тинейджерской жизнью — так молоко с губ пойди вытри, как самостоятельно разгребать ваши с Шенноном токсичные отходы — так она уже росла-доросла! — не так я хотел. Но мусоровоз истины уже не остановить. — Джаред, тебе не кажется… Она начала возмущаться. Занесите в Марсианские хроники первую живую реакцию этой женщины за 5 дней, пожалуйста! — Нет, дорогая моя Шеннон, не кажется. Вы моя семья. Вы мой геморрой, я не хочу геморрой. Я намерен его лечить. — Я не могу… Это я уже скорее прочитал по ее губам. — Не можешь что? Признаться, что тебе не нужен мой брат? Что ты имела сомнения по поводу того, чтоб сначала стать мамой, а потом стать семьей? — Сказать ей такие вещи! Это убивает меня, она не должна терпеть такую боль. Все вообще должно было быть не так. — Шенни, знаешь, что меня бесит больше всего? Вы же врете и себе, и ей. Вся эта «большая и больная правда» на самом деле одна очень старая история молодого гулящего, на тот момент, мужчины и другой миленькой малолетки. Да, так не должно было быть и что теперь? Есть как есть. Смирись уже с Кло в своей жизни. Я понимаю, что мой мусоровоз все больше и больше обливает эту женщину чем-то тухлым. Но время мягких, понимающих терапий прошло. Уже 10 лет практикую — без толку. Она заплакала. — Поговори с ней. Ей мама нужна. — Было бы лучше без него? — Если у тебя есть галлюциногены — можем узнать. Если нет — ты уже знаешь, что делать. Мы сидели на ее кровати в тишине. Только Шенни иногда шмыгала носом. — Я его люблю, если что. То, что ты сказал, это не так. Мне стало стыдно. Она прошла через многое. На самом деле какой бы взрослой или маленькой не казалась Кло — ее возраст просто возраст истории сложных отношений Шеннон и Шеннона. — Я любила его и 16 лет назад, когда появилась Клаудио. Просто… — Просто 16 лет назад тебе было только 20, я помню. Никто никогда не сможет представить и понять, через что ты прошла и какими путями. Но тебе ведь было сложно одной? Она кольнула меня взглядом, не верно истолковав мою подводку. Я прокашлялся. — С ним стало легче? — Это тупой вопрос. — Тогда почему твоя дочь сейчас одна? Шеннон ничего не ответила. Она достала фотокарточки, которые зашвырнула под кровать ранее, перелистала пару и вышла, оставив меня одного с кучкой запечатленной истории. Фото замелькали в руках. Диснейленд. Шеннон и Шеннон в парке. Шеннон и Шеннон за барабанами, Шеннон и Шеннон в Макдональдс. Шеннон и Шеннон на велосипедах. Шеннон и Шеннон — самая обычная пара Америки 90х, с самой обычной историей. Вот наш озорной, задорный и сексуальный герой, который тебе кажется чуть постарше, твоим друзьям — хорошим уловом, а твоим родителям — старым извращенцем. А вот наша хохотунья с большими зелеными глазами, волосами размером с облако сахарной ваты и восхищенной влюбленностью в глазах. Тебе с ней весело, друзья с братом — одобряют, мама заключает пари с подругами насколько быстро ты нагуляешься на этот раз. Нагулялся. Я хорошо помню, как она ему сказала, что беременна, потому что из нас двоих пьяным был не я. Я помню, как он ушел от нее, и как разрушил всю их историю одним ехидным комментарием об односторонней природе «проблемы». Шеннон не был идеальным человеком. Он бывал за границами дна еще до встречи с ней. Но он всегда был моим старшим братом, который никогда не покинет в моей жизни первых позиций. Который всегда отыщет в себе смелость признать, что он облажался. Пусть даже пять лет спустя. Я остановился на этой фотографии. У Шеннона на шее разместилась крохотная девочка, в руках у него торт, в котором 5 свечей. На брате какая-то дурацкая кепка из бургерной. Девочка улыбается, сложив ручки ему на козырек. Женщина рядом выглядит ожившей. Почему они через столько времени забыли, как были счастливы в тот момент? Вот бы показать им это фото до того, как они начали ссориться на день Валентина.