Записки сумасшедшей семейки

КЛО

Олень ускакал разбираться с родителями. Если поругались не со мной, так между собой. Я посмотрела на дверь. Вряд ли кто-то додумается войти. Пачка из-под матраса и распахнутое окно. Сумерки прошли, дождь тоже. Воздух влажный и тяжелый. Мои волосы немного завились, представляю, что твориться с мамиными. Крики все равно долетают. Они вечно орут друг на друга. Говорят о каком-то долге, чести и прочей туфте, но я видимо еще недостаточно созрела, чтоб меня просветили в тайны. От меня все скрывают. Это обидно. Такое чувство, что мне не доверяют, что я никто. — Можно это пока у тебя постоит? — я по привычке выбрасываю сигарету. Черт! Из-за него это уже вторая за сегодня. Что за мода не стучать?! — Эй, ты чего? — он заметил мои слезы. Да, да, язвительные тинейджеры тоже умеют чувствовать. — Уйди, олень, — я стараюсь не выдать свою обиду. Уже поздно, конечно. Но вдруг он хотя бы сжалиться. Я морщусь. Вот только жалеть меня точно не надо. Жалость — это убого. — Кло, ну зачем? — Джаред хочет обнять меня, но не решается. Нужно его выпроводить. Он хочет помочь, я понимаю. Правда, понимаю. Но мне не помочь. — Уйди, — нет сил на стеб и сарказм. В конце концов, обычная человечность еще популярна, да? — Клаудио. Марс, прошу! Если он еще раз мне возразит, я сама брошусь на его шею плакать. — Джаред, пожалуйста! — новые всхлипы прорываются в голос. Он молча уходит, колеблясь, боясь оставить меня. Я тут же закрываю дверь. Если до этого я хотела, чтоб ко мне зашли, меня увидели и успокоили, то сейчас — идите нахер. — Да черт же! — не могу поджечь сигарету дрожащими пальцами. Удается только после пятой попытки. Я запрокидываю голову, чтобы слезы не текли по щекам. Я не знаю, почему я плачу. Наверное, потому что никому не нужна. Как похоже на подростка. Я затягиваюсь сильнее. Мне нравится курить. Мне с детства говорили, что это плохо, но я всегда знала, что буду. Да, волосы, пальцы, зубы — все в противном запахе, но зато ощущения приятные. Немного деструктивное, немного нервное, опасно-красивое. Я залажу на подоконник, скидывая ноги с другой стороны. Холодно. Не так холодно, как в моем сердце. Как пошло и банально звучит. Только я сама банальность — у меня есть все и нет ничего. Отвратительное сочетание. Я слышу, что отец ушел. Мама опять простит Джареда с этим разобраться. Наверное, Джаред уже заебался с нами. А я еще боялась, что не выдержу его. Сочувствую, семью не выбирают. Вижу, как отец стоит на улице с телефоном в руках. Вскоре его забирает белая машины с черными шашками. Он действительно уехал. Я не помню папу. В смысле, я не помню его в своем детстве. Да, детство помнить невозможно и так далее. Но я не помню ощущения защиты, тревоги, любви. Я помню только мамин страх. Его нет ни на одной фотке до моих 5 лет. Раньше я пыталась узнать у мамы, что было. Сейчас перестала. Она всегда уходила от ответа под предлогом статуса из социальных сетей — все сложно. Я догадываюсь. Точнее, я даже чувствую, что была нежеланным ребенком. Залет. Кто мог подумать, что такое возможно в семье с обложки журнала? Мне то и пожаловаться особо нету на что. Ну еще бы, твой отец — Шеннон Лето. Так мне любят говорить. И что, он не человек теперь? Он не может быть холодным, строгим? Он не может быть плохим отцом? Нет, я, конечно, люблю его, но… Всегда это паршивое «но». Кто-то дернул несколько раз ручку двери, а потом тихо постучал. Мама пришла с плохими новостями. Только я уже в курсе и не нуждаюсь в компании. Пусть думает, что я сплю. Иногда я чувствую себя ужасно, понимая, что, если бы не я, они возможно и не мучали бы друг друга своим подобием брака. Еще не появилась на свет, а уже все испортила — так сказать. Может, поэтому мне не хочется детей? Это не тинейджерские заявления типа — дети противные, фууу, бее, никогда не заведу. Мне нравятся дети. Но я не осмелюсь взять на себя ответственность за чью-то жизнь. Мои родители, вообще-то, не так плохи. Честно. Когда они не в ссоре, у них идеальный тандем понимания. Я даже завидую. Они как две ложки, которые спокойно, легко и просто ложатся одна в одну. Мама. Мама похожа на дикую кошку. Если бы я была мужчиной, мне бы очень это в ней нравилось. А еще глаза зеленые. Она добрая, ласковая, она не даст себя в обиду. Вот только я ее не понимаю. Если папа не хотел меня (а я подозреваю, что это так), зачем она с ним? Она гордая, поэтому такое решение не похоже на нее. Возможно, она была другой раньше? Какой? Легкомысленной? Бесхребетной? Я сама не помню, да и если бы я помнила свое младенчество и детство, вряд ли бы я что-то понимала. Она никогда не говорит об этом. Не хочет. Отец. Его на самом деле описать проще, чем кажется. Гиперпротекция, барабаны, кофе, юмор. Можно и в другом порядке. Я точно не помню, когда он появился в моей жизни (снова?). Как я говорила, на фото его нет. Но я помню свое первое воспоминание. Оно о нем. Я помню его руки. Такие большие, широкие ладони. Хриплое, радостное «Привет, мартышка». Я помню свой смех, улыбку мамы. Когда это было? Мы были счастливы? Мы хоть когда-нибудь были счастливы? С кровати раздается голос моего дяди вперемешку с вибрацией. Может, это папа? Нет, всего лишь Клинт. — Привет, Клинт. — Малышкааа! Ты сегодня не приехала, почему? — Эм… нашествие родственников. — И все на одну тебя? Бедная моя девочка, — я скрипнула зубами. Ненавижу, когда со мной сюсюкаются. — Нет, количество не изменилось. — Чего? — Клинт, у меня отец ушел, — я почувствовала острую необходимость поделиться. С кем-то, кто не скажет мне — Шеннон Лето не мог так поступить! — Оу, — у парня ступор, — тогда, приезжай. Развлеку. — Уже ночь. — Ну, так папаши ж нет. Ты больше не на радарах, малышка. А у меня подарочек от Стива. Могу поделиться, если хорошо попросишь. — Что еще за подарок? — я решила пропустить фразу об отце и радарах. Прозвучала она странно, как угроза. — Волшебна пыльца фей, — хмыкнул он. — Убойная штука, малышка. Под не такое можно вытворять!.. — Ага, круто, — без энтузиазма поделилась я. — Зря ты так, малышка, колеса же тебе понравились! Я закрыла глаза. Да, «колеса» мне тогда понравились. Особенно после масштабной ссоры с родителями. Я тогда обратилась к парню за советом, а получила первую дозу. — Ладно, увидимся в школе, да? — Ага, я могу теперь приходить к тебе после уроков, да, малышка? Я положила трубку. Тупое прозвище! У меня же имя есть. Да, я его ненавижу, но оно есть. Переодевшись в пижаму, я подошла к окну. Пусть это будет последняя сигарета сегодня. Слишком много звезд, как для пасмурного ночного неба. Хочу, чтоб отец вернулся. Нет, я не вижу, что падает звезда. Но, может, где-то — да.