Я никогда не думал о том, как сильно я тебя люблю, Я никогда не думал о том, как меня это волнует. Когда ты обнимаешь меня, Во мне загорается огонь, который так трудно в себе нести.
На мгновение наши взгляды пересеклись, и меня словно полоснуло ледяной водой — волной неприкрытой ненависти — выбивая воздух из лёгких. А Тэхён всё не отводил от меня глаз, словно наказывал, и после выражение его лица изменилось на более расслабленное, будто он пытался соблазнить меня, привлечь к себе, как бабочку — глупого мотылька в поисках тепла и света. И в кончиках пальцев на ладошках закололо мелкими иголочками, во рту пересохло — я тут же потянулась к своему напитку в высоком бокале для мартини, желая приглушить непонятные чувства, плескавшиеся внутри меня так же, как и крепкий алкоголь в хрупком хрустальном сосуде.Ты зажигаешь во мне огонь, Когда ты целуешь меня, Огонь, когда ты меня крепко обнимаешь. Огонь! Он и утром, Огонь, он горит всю ночь.
Тэхён был создан для сцены, этот его талант преподнести любую песню так, словно она была создана для него одного, раздражал, но и восхищал. Сейчас он вкладывал в и так откровенную песню какое-то томливое и романтичное звучание, что внизу живота связывалось узлом нарастающее желание, которое не поддавалось контролю. И, судя по сидевшим за соседними столиками девушками и женщинами, не одна я чувствовала нечто подобное — я усмехнулась от осознания того, что их мечта увидеть Кима в своей постели никогда не сбудется, что они никогда не посмеют прикоснуться к нему так, как прикасалась я, — им просто не позволят. Никто из присутствующих никогда не узнает, какого это — быть во всецелой власти этого двуличного соблазнителя, что сейчас приковал к себе всё внимание.У каждого есть свой огонь, Это то, о чём вы все прекрасно знаете, Огонь — это не что-то новое, Огонь горел уже давно. [1]
Мои собственнические мысли прервало лёгкое прикосновение к плечу, и, обернувшись, я наткнулась на протянутую Хосоком руку — он приглашал меня на танец. Я сначала растерялась, не зная, соглашаться ли, ведь танцор из меня, мягко говоря, был не самый хороший, а рядом с Чоном мои навыки и вовсе были ужасающими. Но на раздумья мне много времени не дали, хватая мою лежащую на коленке ладошку и вытягивая в центр танцевальной площадки прямо перед сценой. Его ладонь уверенно приземлилась на моей талии, прижимая меня ближе к парню, так что у меня не осталось выбора, кроме как опустить руки на его плечи. Второй рукой Хосок аккуратно поглаживал мои волосы, и у меня сложилось впечатление, будто бы он что-то хотел доказать всем вокруг. Его движения были плавными и чувственными — он вёл меня в танце, легко улыбаясь и нашёптывая что-то мне на ухо, я же не могла сдержать улыбки от его обрывочных смешливых фраз. Но при этом я слушала его лишь вполуха: обнимая за плечи Чона, я чувствовала, как от него исходило мягкое тепло, но того пожара, о котором пел Тэхён, не было, а потому весь мой внутренний фокус был направлен на песню. Я неотрывно наблюдала за Кимом из-за плеч Чона, не в силах отвести взгляд от карих глаз поющего искусителя. Тэхён злился, сжимая микрофон, — и я получала удовольствие, видя это, наблюдая за тем, как Ким не знал, куда выплеснуть эмоции, ведь слишком много людей следило за ним сейчас. Ревность? Я видела отпечаток ревности на его лице, на его обманчивой, располагающей к себе улыбке, на энергии, что исходила от него, направляясь прямо на меня. Когда же пальцы Хосока откинули мои волосы мне за спину и стали поглаживать кожу шеи, я невольно сосредоточилась на танцоре, который впервые за время нашего знакомства так откровенно предъявлял остальным какие-то свои права на меня. Было немного неловко и чувствовалось совсем неправильно — ощущения не должны быть такими, когда тебя обнимает любимый человек, не должно возникать острого желания тут же убрать от себя чужие руки. Я считала секунды до конца песни, которые назло мне стали тянуться дольше, но в то же время не хотелось обидеть Чона, что так старался поддерживать моё хорошее настроение, рассказывая не понятные мне шутки. На какой-то момент мне показалось, что его ослепительная улыбка, что наверняка бы очаровала и расположила любого, как меня когда-то, будет сниться мне в самых страшных кошмарах. Все мои попытки установить чуть больше расстояния между нашими телами встречали ненавязчивое сопротивление — и я сдалась, покорно принимая объятия мужчины, которые пусть и не были неприятными, но мне тяжело было их рассматривать, как проявление бурных чувств к человеку, что был мне так же неинтересен в любовном плане, как и в начале нашего знакомства. Мелодия подошла к концу, прозвучали последние ноты, и я смогла вздохнуть полной грудью, проходя обратно к столику в сопровождении Хосока, что всё так же придерживал меня за талию. «Будто заключённую ведут на суд». Рядом со мной опустился после прекрасного выступления Тэхён, который тут же потянулся к своему безалкогольному коктейлю, медленно потягивая красноватую жидкость. Его выражение лица было абсолютно нечитаемым, а после он ушёл к нашей машине, сославшись на головную боль. И остаток вечера прошёл в ненужных мне ухаживания добродушного рэпера и непринуждённых разговорах с друзьями. Так эта культурная вылазка и подошла к концу, и мы вернулись в отель, только вот глубоко внутри меня поселилась щемящая пустота — я хотела, чтобы сегодня меня обнимали совсем другие руки. Тогда я впервые осознанно и демонстративно воспользовалась добротой и чувствами Хосока, понимая, что пути назад уже не будет и спектакль придётся продолжать. Желание личной выгоды взяло верховенство над человечностью и моралью — я была с Хосоком физически, с Тэхёном — душевно. Я смотрела вслед скрывшемуся в темноте кареглазому парню, ощущая лёгкие прикосновения Чона, представляя на его месте Кима и его обжигающие жар и страсть, которые так легко вытесняли пассивную нежность и скромное приличие танцора. Моё сердце не раскололось надвое, оно принимало лишь одного человека, не осознавая, что творит, не понимая, что отступить не получится. Скоро мы вернёмся в Корею, и там я буду играть уже не по своим бездумным правилам, там на меня сорвётся настоящий ураган с хитрой улыбкой и привлекательной надменностью — там он устанавливает законы, а мои желания крушит в пыль, навязывая свои. Сегодня я увидела в его глазах злость и ревность, что к его игрушке так по-хозяйски прикасаются, и эта ярость будет оставлена невидимыми шрамами на моей коже. Но Тэхён сам сказал, что ему всё равно, с кем я и кто ещё присутствует в моей постели, он произнёс это своими губами, он знал о намерениях Хосока по отношению ко мне, только вот, похоже, он не был готов встретиться лицом к лицу со мной в объятиях другого мужчины. «Что, Тэхён, не любишь, когда трогают твоё? Но ты сам вложил возможность в мои руки, а я не упущу шанса ею воспользоваться».