Авторитарин

Настя наконец смогла вздохнуть полной грудью, не чувствуя боли от чёрных мыслей и порывов снова забиться в какой-нибудь тёмный угол и разрыдаться из-за огня, что прожигал огромную дыру внутри и никак не хотел угасать, пока не испепелит каждую клеточку, каждый атом до тла. Она чувствовала себя намного лучше, чем час назад, когда её только привели в этот дом. В душе девушка старалась смыть с себя остатки всей грязи, что были не только на коже, но и в сердце, и этого никак не удавалось. Становилось только чуть-чуть легче, когда она смывала гель, отдававший океаном и свежестью, когда с волос стекала красноватая из-за краски вода, когда по бледной коже струились ручейки горячей жидкости, которая уносила с собой хоть и небольшие частички боли. Анастасия ступила на мягкий коврик, окутывающий ступни практически целиком, вытерлась насухо большим махровым полотенцем и высушила волосы феном, который увидела на одной из полок открытого белого стеллажа. Девушка переоделась и в раковине постирала свою одежду, развесив её на настенной сушилке. Она посмотрела в зеркало, разгладив руками футболку, и постаралась внушить себе, что она находится в безопасности. Это немного помогло, и Настя даже смогла натянуто улыбнуться своему отражению. Шпагина несмело открыла дверь, проходя в комнату. На кресле сидел Руслан, смотря какой-то фильм, но как только он услышал, что девушка вышла из ванной, парень поставил кино на паузу и развернулся к гостье. — Как ты? — спросил он, окинув девушку взглядом. — Лучше, — тихо произнесла она, переминаясь с ноги на ногу у двери. — Проходи, можешь посмотреть со мной фильм. Какая-то залупная фантастика, но вроде неплохо, — Тушенцов отодвинул кресло к стене и приземлился на кровать, ложась на живот, а потом похлопал по другому краю поодаль от себя, чтобы сохранить дистанцию между ним и Шпагиной. Настя замялась, но, понимая, что выбора у неё особо нет, опустилась на плед как можно дальше от парня, избегая телесного контакта. Она не могла думать о фильме, когда вокруг неё происходило столько событий, которые кружили голову, не давали думать ни о чём, кроме душевной боли и просто убивали изнутри, высасывая все силы, точнее, их остатки. Красноволосая думала о том, как она хочет домой, но не осмеливалась сказать об этом Руслану, который мог сделать всё, что угодно. Ей снова хотелось заплакать, но дать слабину не давал тот внутренний стержень, который напомнил о себе лишь сейчас, когда, казалось, было уже слишком поздно. Шатен же в это время думал о том хрупком и совершенно неземном существе, которое набралось смелости разделить с ним одну кровать, хоть и находясь на расстоянии полутора метров. Он старался как можно более незаметно рассмотреть каждую часть тела Насти, но понимал, что она точно заметила его взгляд, хотя бы потому, что ёжилась чуть ли не каждые десять секунд, отодвигаясь всё дальше и дальше. — Хочешь поговорить? — тихо спросил он, ложась на бок и в открытую посмотрев на девушку. — О чём? — тоже повернувшись, ответила она. — О том, что с тобой произошло. Если тебе трудно, то можем поговорить о чём-то другом, — протараторил парень, понимая, что события этой ночи — не лучшая тема для разговора. Шпагина замялась, обдумывая что-то, а потом резко повернулась на парня, потому что его лицо исказила страшная гримаса: глаза резко закатились, рот раскрылся, оголяя ровные зубы, вены на шее запульсировали, и казалось, будто каждая мышца напряглась. Девушка с испугом смотрела на Тушенцова, не зная, что ей делать, но успокоилась, когда он пришёл в норму. — Прости, это всё тики, — объяснил он, — со мной иногда такое бывает, ты привыкнешь, — он взял в руку вейп и стал пускать изо рта замысловатые фигурки. Настя промолчала, и слова «ты привыкнешь» её напрягли. Значит, он не отпустит. Значит, домой она в ближайшее время не попадёт. Через полчаса фильм закончился, и Руслан устало потянулся, выключая компьютер. Он взял из комода пижамные штаны и футболку и, бросив «щас приду», скрылся за дверью ванной комнаты. Шпагина застыла на месте и поняла, что действовать она может либо сейчас, либо никогда. Она подорвалась с кровати и выбежала в коридор, врезаясь в стены и отталкиваясь руками. Она судорожно искала выход из этого, казалось, бесконечного и до невозможности запутанного лабиринта, и вот взору открылась входная дверь. Девушка потянулась к ручке, но на плече тут же оказалась чужая рука. — Не надо, — мотая головой из стороны в сторону, серьёзным тоном произнёс Руслан, и на глазах девушки вновь заблестели слёзы, которые она всё это время старательно сдерживала. Она понимала, что разозлила его, и это безумно пугало, — всё равно ты её не откроешь. — Отпусти меня, — рухнув на колени перед парнем, взмолилась Настя, но тут же была поднята за плечи сильными руками, на которых оказалось множество татуировок. — Нет, я не могу, слышишь? — Тушенцов тряс красноволосую за плечи, и вид маленького плачущего ангела разрывал его сердце. — Пойдём в комнату, пожалуйста. Ты отдохнёшь, поспишь, а завтра мы с тобой обо всём поговорим. Настя вытерла слёзы краем футболки, слегка оголяя живот, что Руслан не мог не заметить. Он почувствовал какой-то трепет внутри, и это начинало сносить крышу. Казалось, что ничего особенного не произошло, но эта хрупкая девочка оказывала на парня какое-то невероятное воздействие и заставляла думать обо всём хорошем и плохом одновременно, хотя он был знаком с ней не более пары часов. — Пойдём, — повторил он, положив ладони на Настины плечи и увлекая её в комнату. Парень закрыл дверь в спальню на ключ, который спрятал в потайной сейф, и девушка краем глаза заметила, что в нём лежали несколько пачек купюр и куча каких-то бумаг и документов. Ей было страшно. Она не понимала, что это за люди, где она находится, и что ждёт её в будущем, но видела, что этот парень о ней… заботится? — У меня нет второго спального места, — пожал плечами Руслан, — но здесь ты в безопасности. Кареглазый расстелил кровать и лёг с краю, указывая на вторую половину ложа. — Я не могу, — возразила Настя, отступая к стене. — Всё хорошо, правда. Успокойся и ложись, тебе надо поспать, — произнёс Руслан, стараясь казаться как можно более дружелюбным, но его хватило ненадолго, — блять, Настя, ложись уже! Делать мне больше нечего, как тебя трогать! Девушка выдохнула и медленно опустилась на самый краешек кровати. Тушенцов выключил настенный светильник, и комната погрузилась в темноту, нарушаемую лишь отсветами луны из завешенного до пола тёмными шторами окна с решётками. Ни парень, ни его соседка не могли сомкнуть глаз, и повисшую в помещении тишину нарушали лишь редкие всхлипывания подрагивающей в стороне фигуры. Руслан осторожно пододвинулся ближе к девушке и приобнял её за плечи. Настя вздрогнула и попыталась скинуть чужие руки. — Всё хорошо, — шептал парень, прижимая красноволосую к себе и обнимая её максимально нежно и заботливо. — Отпусти, — попросила Шпагина, боясь любых чужих прикосновений после того, что случилось с ней несколько часов назад, — пожалуйста, пусти меня. — Нет, — просто и властно отрезал Руслан, разворачивая девушку к себе лицом, — я хочу, чтобы ты привыкла ко мне. Я не сделаю тебе больно, слышишь? — он заглянул в её глаза и увидел там пелену слёз и искры неподдельного страха. Он снова притянул к себе подрагивающую фигуру, стараясь касаться с ней каждым микрометром кожи, стараясь будто слиться воедино, и в его голове будто что-то щёлкнуло, заставляя думать о ней в новых смыслах, пусть он и понимал, что это неправильно, особенно сейчас. — Блять, Настя, прости меня, — он посмотрел ей прямо в глаза, выжидая секунду, и сердце в это время отплясывало танго, казалось, разрывая рёбра, вскрывая грудную клетку. — За что? — спросила девушка, всё ещё стараясь отдалиться, лишь бы их тела не были так близко. — За это, — Руслан горько улыбнулся и быстро накрыл мягкие дрогнувшие губы Насти своими шершавыми. Девушка пискнула, сопротивляясь и отталкивая Тушенцова руками, но разница в росте и весе была непреодолимой преградой. Сердцебиение отдавало уже где-то в ушах, и стало ещё страшнее, чем раньше, ведь она доверилась этому человеку, а он уже запустил свои большие холодные руки ей под футболку. — Прости, прости, прости, — шептал он, обдавая почти белую кожу горячим дыханием и оставляя багровые следы своего присутствия, — я не хочу делать тебе больно, — он наклонился к Шпагиной и соприкоснулся своим лбом с её. — Ты уже делаешь мне больно, — всё ещё пытаясь оттолкнуть чужое тело, восклицала девушка, и Руслан вновь накрыл её уста своими, только бы она не закричала. Он чувствовал горячие солёные капли на своих щеках, когда целовал Настю, но ничего не мог с собой поделать. Тушенцова словно переклинило, и он понимал, что завтра будет стоять перед ней на коленях и будет готов сделать что угодно, лишь бы она его простила, лишь бы шрам на её сердце поскорее зажил, но сейчас он был бессилен над своим телом, над самим собой. Он сжал её тонкие запястья одной ладонью, закидывая их на подушку, а другой стянул с девушки леггинсы. Она извивалась под ним, словно змея, стараясь отпрянуть от шершавых, почти острых губ, но ничего не получалось, и внутри всё взрывалось, будто колонны, на которых покоится внутреннее «я», рушились, и всё проваливалось в тартарары. Ощущение пустоты, абсолютной черноты и опустошённости преобладало, и казалось, что ничего, кроме боли и ужаса, уже не существует. — Если ты успокоишься, то будет не так больно, — сказал Руслан, зажимая нежную фигуру между голенями, отпустив её руки, и стягивая с себя футболку. Настя спрятала лицо в ладонях и замерла на несколько секунд, обдумывая сказанные им слова. Какой бы гордой и сильной не хотелось казаться, девушка понимала, что если она продолжит сопротивляться, то на руках будет ещё больше ушибов, синяков и гематом, и наутро она не сможет твёрдо стоять на ногах и здраво мыслить. Банальная логика сейчас была сильнее всех моральных устоев, и Шпагина сдалась, еле заметно кивая и опуская руки по швам. Руслан улыбнулся и снова припал к девичьей шее губами, гладя тонкие руки и опускаясь ниже. Он целовал Настю через футболку, не позволяя себе снять её, скользил руками по спине, пересчитывая пальцами выпирающие позвонки. Ему сносило башню, он словно улетал, хотя это были простые поцелуи и прикосновения, и он осознавал, что такое случилось с ним впервые. Внизу живота приятно потягивало, внутри всё скручивалось в узел, и он просто не мог сдерживать свои желания. Ему было стыдно, больно, он злился на самого себя, понимал, что трогает то, что ему не принадлежит, и от этой мысли было тошно, но разгоревшийся внутри пожар был сильнее предрассудков. Руслан медленно стянул с себя пижамные штаны и боксеры, откидывая одежду на другой край кровати. Он навис над Настей, понимая, что остановиться уже не сможет, и она смотрела ему прямо в глаза. Сил на слёзы уже не было, глаза были сухими, и шатену начинало казаться, что ей даже не страшно, не больно. Эти мысли немного успокаивали его. — Прости меня, — в который раз произнёс парень, стягивая с девушки бельё, и она отвернулась от Тушенцова, глотая ртом воздух. Его руки проскользили по всему худому тельцу, останавливаясь между бёдер и медленно касаясь пучка нервов подушечками пальцев. Он не хотел делать ей больно, понимая, что это второй раз, когда она делит своё тело с кем-то другим, и первый был самым ужасным и оскорбительным событием в её жизни. Он скользил руками по её лону, несмело вводя по одному пальцу и стараясь сделать приятно скорее ей, чем себе. Даже сквозь темноту Руслан видел красноту на щеках девушки, чувствовал её сбивчивое дыхание и хотел верить, что он доставляет ей удовольствие, а не боль и внутреннюю пустоту. Парень снова припал к манящей шее, которая пахла его гелем для душа, уткнулся носом в алые волосы, скрипя зубами от желания, но всё ещё стараясь сдержаться, чтобы расслабить Шпагину и заверить, что он правда не желает ей зла. Но сил сдерживаться уже не было. Руслан навис над Настей, которая повернулась к нему лицом, виновато посмотрев в её серо-голубые глаза, и сделал сильный толчок, стараясь слиться с девушкой в одно целое, растворить все свои атомы во всех её атомах, быть одним телом. Он чувствовал её узость и дрожь, продолжая двигаться внутри и обжигая её своим дыханием, своими плохо сдерживаемыми стонами. Он мягко касался гладкой подрагивающей кожи кончиками пальцев, заставляя девушку покрыться мурашками и краснеть ещё больше. И она с ненавистью к самой себе поняла, что эти прикосновения доставляют ей не ожидаемую боль, а наслаждение. Настя впервые почувствовала, что чужие движения внутри её тела заставляют тяжело дышать, забыть про синяки на боках и ягодицах, которые поставили чересчур грубые руки несколько часов назад. Девушка запрокинула голову назад и изогнулась в спине, стараясь сдержать стон и не выдавать себя, но Руслан уже всё понял. Он вновь поцеловал Настю, скользя языком вдоль зубов и нёба, и красноволосая несмело и неумело ответила ему, раскрыв рот чуть шире. Девушка медленно, нерешительно обвила руками шею Тушенцова, и он дотронулся до её груди под футболкой, ускоряя темп и глупо улыбаясь тому, что его действия привели к обоюдному согласию. Прошло несколько мгновений, и девушка вскрикнула, содрогаясь всем телом, сминая простынь под собой комками, но продолжая двигаться навстречу, чтобы довести дело до конца. Теперь она сама несмело потянулась за поцелуем, стесняясь и краснея ещё больше, и Руслан ответил, утопив очередной стон в устах девушки. Он делал толчок за толчком, растворяясь в чужом теле. Тушенцов задрал футболку, оголяя Настин живот, и резко вышел, изливаясь на девичью кожу. Парень тяжело упал рядом со Шпагиной, с силой прижимая её к себе, утыкаясь в её волосы и снова прошептав «прости», казалось, в тысячный раз. И она простила.