Авторитарин

— Вы же понимаете, что он заслуживает самого жёсткого наказания? — зазвучал тихий голос в прохладном, светлом кабинете. Окна были открыты, и Виктор Сергеевич невольно поёжился, ощущая, как по спине пробегают волны мурашек, готовых вот-вот вырваться из-под пиджака. Он пригладил тёмные, с редкой сединой, волосы и поудобнее расположился на жёстком стуле в кабинете следователя органов внутренних дел. — Поймите, Михаил Николаевич, какого бы наказания он не заслуживал, Данила Кашин — мой клиент. Я просто обязан сделать всё, что в моих силах, чтобы добиться лучшего для него исхода, — Юрков окинул взглядом собеседника, и по всему его виду было ясно, что мужчина не собирается уступать адвокату. — Я нашёл множество интересной информации, — Михаил деловито поправил галстук с разноцветным рисунком и пододвинул краешек настольной таблички с надписью «Михаил Николаевич Сидорчук», чтобы она стояла идеально ровно, — о Вашем клиенте, Виктор Сергеевич. Вы же знаете, чем он занимается? — Личные дела моих клиентов меня не касаются, — гордо отрезал юрист, выпрямившись. — Зато они касаются меня. Петербург буквально тонет в наркотиках, Виктор Сергеевич, — он прожёвывал имя и отчество собеседника каждый раз, а потом произносил их, словно выплёвывая на этот самый стол с таким презрением, будто перед ним сидит враг народа, — и главная причина, по которой это происходит — Кашин. Этот совсем ещё ребёнок доводит до белого каления сотни, тысячи людей по всему городу, а всё ради чего? Ради денег. Мужчина встал со скрипучего стула, поспешно спрятав руки в карманы, чтобы Юрков не заметил, как морщинистые пальцы начали предательски дрожать. Следователь отвернулся к окну, опираясь плечом на стену, и посмотрел в отражение на стекле. Там на него смотрел пожилой и слегка полноватый мужчина с округлым лицом, усами шевроном, весь в морщинах, а глаза его были невероятно пустыми. Пустыми для всех, кто смотрел в них. Но на деле за стеклянными радужками хранилась вся боль, которую мужчина скрывал последние полтора года от окружающих, пытаясь запить коньяком тяжесть утраты и протрезветь к началу новой рабочей недели, чтобы начальство не решило, что старому работнику органов пора пропивать свою печень на пенсии. Он потерял частичку своей души — человека, ради которого он пытался делать мир лучше, строя новую для всех жизнь, хоть и по чуть-чуть. Светло-русые волосы, зелёные глаза, острые скулы и маленькие пухлые губки в форме бантика. Его Вике было всего тридцать два года. Да, она была намного младше Сидорчука, но настойчиво игнорировала все замечания окружающих, которые не упускали шанса сказать, что женщина годится Михаилу в дочери. Ей было плевать, и ему тоже. Они просто были счастливы, просто были друг у друга. В один прекрасный день, когда Вика уже отчаялась найти работу и готова была опустить руки, она прибежала домой радостная, заявив, что теперь у них хватит денег и на новую квартиру, чтобы не снимать крохотную комнатку в хрущёвке, и на подержанный автомобиль, чтобы Михаил не тратил на путь в контору полтора часа каждое утро. Женщина стала приносить невероятные суммы денег, и муж не понимал, кем же она работает. Любимая лишь молчала, пожимая плечами и загадочно улыбаясь. А через два месяца она была найдена мёртвой и изнасилованной в одном из крупнейших притонов города. Оказалось, что Вика работала курьером у подчинённого Кашина и решилась всё же попробовать товар, который доставляет. С того дня Сидорчук обещал себе, что отомстит за то сокровище, которое у него отняли. И он был совсем близко. — Я не согласен ни на какие Ваши предложения, — следователь громко выдохнул и повернулся к юристу, — я не буду вести с Вами переговоры. Ему светит минимум лет десять только за убийство, а если приплести и сбыт наркотиков, то гнить Кашину в тюрьме до конца своих дней, — он опустился на скрипучий стул и понизил голос, — я не допущу, чтобы этот человек был на свободе. Он получит то, что заслужил. — Вы же сами сказали, что он просто ребёнок! — впившись ногтями в подлокотники, громко ответил Юрков, и в его глазах загорелся огонь страха. — Даже дети иногда должны нести соответствующие наказания! В конце концов, ему двадцать один год! За два года он загубил столько жизней, так утопил город во всякой дряни, страшно представить, что он ещё натворит! — изо рта следователя брызгала слюна, ноздри были расширены, рубашка натянулась на вздымающейся груди. — Я предприму всё, чтобы мой клиент оказался на свободе или получил минимальное наказание, — после непродолжительной паузы произнёс Виктор и вышел из кабинета следователя, громко захлопнув за собой дверь.

***

Настя уснула очень поздно, переваривая всю эту ситуацию с Даней, которая никак не хотела укладываться в голове. Всю ночь девушка ворочалась, и даже крепкие объятия Руслана, в которых она чувствовала себя как за каменной стеной, не давали ей уснуть. Совсем поздно глаза всё же сомкнулись, но ненадолго, и рано утром, когда на улице было ещё темно, красноволосая уже бодрствовала. Она понимала, что уснуть уже не получится, поэтому просто лежала, прижавшись к Тушенцову, минут сорок, а потом неохотно поднялась с кровати и подумала, что неплохо было бы приготовить на всех завтрак, как это однажды сделала Даша. Натянув поверх пижамы свободную толстовку Руслана, Настя заплела волосы в длинную слабую косичку и прошла в прихожую, цепляя коридоры. Она кое-как нащупала выключатель в кухне и нажала на кнопку, щурясь от яркого желтоватого света. Сначала глаза не хотели привыкать, и всё мелькало разноцветными пятнышками, заставляя щуриться, но потом взгляд всё же сфокусировался. Он скользил по кухне, видя привычные столешницы и шкафчики, но резко остановился на лежащем на полу предмете. — Господи, Лиза! — Настя опустилась на колени около подруги, которая свернулась калачиком рядом со стулом, спрятав руки в длинные рукава худи и закрывая ими лицо. — Что? — удивлённо протянула русая, осматриваясь и вспоминая, как она оказалась на полу кухни и проспала здесь всю ночь. — Что произошло? — красноволосая помогла Неред подняться и сесть, а затем спешно заварила ей крепкого чая. — Я пришла сюда ночью, а тут был Руслан. Я спросила, что будет с Даней, и он ответил, что его могут посадить и увидеть его пока невозможно, — девушка замолчала на мгновение, пытаясь сдержать подступающие слёзы. Когда ты стала такой сентиментальной, Лиза? — Мне стало так плохо, ты бы знала, и я просто рухнула на пол и разрыдалась, а потом, видимо, уснула прямо здесь. — А Руслан? — недоумевающе спросила Шпагина, протягивая подруге большую кружку, наполненную напитком. — Он ушёл, — тихо ответила собеседница, делая несколько больших глотков, обжигающих горло. — Что значит «ушёл»? — она встала на месте, не веря своим ушам. — То есть просто оставил тебя в слезах на полу? Одну? Не помог встать, не отвёл в спальню Дани? В ответ красноволосая получала отрицательные кивки и безэмоциональный взгляд в содержимое полупустой кружки. — Так нельзя, — проговорила Шпагина и подошла к Лизе, помогая ей встать со стула. Она отвела подругу в спальню и с горем пополам уговорила её лечь и поспать хотя бы пару часов в мягкой постели, а не посреди холодного кухонного пола. Дождавшись, когда подруга провалится в сон, Настя спустилась на первый этаж и отложила приготовление завтрака на потом. Сейчас ей нужно было кое с кем поговорить. Девушка пересекла несколько коридоров и громко отворила дверь в комнату парня, в ответ на это тот поморщился и закутался в одеяло с головой, стараясь игнорировать резкий шум. — Руслан, — позвала девушка, садясь на краешек кровати рядом с шатеном, — надо обсудить кое-что. — Сейчас? — промямлил Тушенцов, выглядывая из-под одеяла и взглянув на яркий экран телефона, поморщившись. — Ты время, блять, видела вообще? — Да, сейчас! — громче произнесла Настя, и парень приподнялся на кровати, всем видом показывая, что заинтересован в разговоре. — Почему ты оставил Лизу на кухне ночью? — Ну оставил и что? — невозмутимо спросил Руслан, отчего красноволосая удивлённо изогнула бровь. — С ней же всё нормально? — Если бы с ней было что-то ненормально, то тебя бы уже на свете не было, — прошипела Шпагина, прищурившись, — почему ты её бросил в рыданиях на полу? Так сложно было поднять и успокоить? Проследить, чтобы она ушла спать? — Насть, — парень придвинулся к девушке и хотел притянуть её для объятий, но та оттолкнула тянущуюся к ней разукрашенную руку, — мне всё равно. Просто похуй. Лизе тяжело, я знаю, но… Мне ты важна. Она сильная и взрослая девочка, справится, я знаю. — Я тоже сильная и взрослая девочка, тоже справлюсь. Без тебя. — Отрезала Шпагина и поднялась с кровати, отходя к стене. — Что ты имеешь ввиду? — обеспокоенно спросил шатен, встрепенувшись. — А то, что ты должен пойти к Лизе, когда та выспится, извиниться и нормально поговорить с ней. Ты думаешь вообще, Руслан? Когда-нибудь, хоть изредка. Думаешь о ком-то, кроме себя? — девушка не на шутку разозлилась, сжимая кулаки и с силой упираясь лопатками в стену. — Да, я думаю ещё и о тебе. Постоянно. Ты же знаешь, как я тебя… — Замолчи! — воскликнула красноволосая, и Тушенцов лишь ошарашенно посмотрел в ответ. — Просто замолчи, прошу тебя. Хватит говорить, что любишь меня, просто хватит, потому что ты — невероятно эгоистичный человек. Посмотри, что произошло! Сначала просто отымел меня в первую же ночь, заставил довериться тебе, влюбиться, — Настя затряслась, её кожа покрылась мурашками, и руки сжимали край его толстовки, — не подпускал ко мне ни души! Ты же считаешь меня своей вещью! Какой-то игрушкой! — Это не так! — не выдержал шатен. Он вскочил с кровати и подлетел к красноволосой, и та съёжилась, воскликнув. — Я человека ради тебя убил, Насть! Потому что люблю тебя, хочу защитить! — В том и дело, что убил, но не ради меня, а ради своего блага. Ведёшь себя, как мальчишка, просто боишься, что у тебя отнимут твою игрушку, смирись с этим! Нельзя вечно убегать от самого себя. Ты берёшь и присваиваешь, рушишь, ломаешь, используешь всё вокруг, в том числе и меня, понимаешь это или нет? Девушка кричала, не сдерживая голоса, не скупясь на эмоции и слёзы. Впервые за всё это время юная особа говорила то, что накопилось в душе и вылилось наружу, словно из переполненного сосуда. Было невыносимо, потому что внутри яро разгоралось чувство, что ей просто владеют и пользуются, но ещё более невыносимо оттого, что она любит его. — И то, как ты поступил с Лизой, оставив её одну, только подтверждает все мои слова! Ты — эгоистичный мудак, Руслан! — Настя ткнула пальцем в солнечное сплетение шатена и, быстро скинув его толстовку, попутно бросая вещь на кровать, выбежала из комнаты. Девушка направилась на второй этаж и тихонько приоткрыла дверь в спальню Дани, где тихо сопела подруга. Шпагина аккуратно, стараясь не разбудить соню, забралась под одеяло и легонько приобняла отчаявшийся комочек, пытаясь не пропитать подушку всё ещё льющимися слезами. Было так больно, ведь человек, которому она всецело доверилась, оказался эгоистом, просто пользуясь наивностью, доверчивостью, беспомощностью хрупкой натуры. Да, Настя была счастлива рядом с ним, по-настоящему счастлива, но то, как он иногда поступал, заставляло задуматься, является ли этот человек тем самым? Это только предстояло понять.

***

— То есть я в пизде. — Рыжеволосый шумно втянул в себя воздух, откидывая голову назад и облокачиваясь на спинку металлического стула. Пересказ слов следователя, который вёл дело Кашина, явно его не обрадовал. — Мягко говоря, — процедил Юрков, почесав затылок и перебирая бумаги, вытащенные из толстой папки, — я бы сказал, очень мягко. Но вообще да, Данила, именно так. — Что мы можем сделать? — Даня закашлялся, сжимая влажные руки в кулаки и беспорядочно скользя взглядом по комнате для свиданий. Сейчас он понимал, что за этим металлическим столом решается его судьба. — Если честно, то… Вариантов мало. Катастрофически мало, — замялся Виктор, снимая очки и кладя их на краешек стола, — Сидорчук отказался от сотрудничества. Он сказал, что ты должен понести самое жестокое наказание. — Это я уже понял… — выдохнул Кашин, смыкая кончики пальцев на переносице и растирая веки, отчего перед глазами замелькали радужные блики, — то есть меня правда посадят, да? Не меньше, чем на пятнадцать лет? — Боюсь, что… — Юрков виновато взглянул на парня и пожал плечами, — Мне так жаль, сынок. Я бы хотел помочь, правда, но… Ситуация практически безвыходная. Даже если твои друзья щедро заплатят судье, то от Сидорчука откупиться не выйдет — настроен он крайне серьёзно. Зная про твой бизнес, он не допустит, чтобы ты ушёл от наказания, и я уверен, что улик у него хватит на твоё пожизненное. — Блять, да ебись оно всё! — закричал Кашин, ударяя кулаками об стол, и его глаза покраснели и заблестели. — Я же сделал это ради моей Лайзки. На что угодно пойду, лишь бы ей было хорошо. — Уже пошёл, — заметил адвокат, на что получил гневный взгляд клиента. — Я так рад, что отомстил. Правда, рад до опиздижения, но… Она же теперь совсем одна. Этот дом сводил меня с ума два года, а что будет с ней? Если она превратится в то же, во что превратился и я? Не прощу себе того, что может случиться, — Даня уже без стеснения плакал. Просто ревел навзрыд, понимая, что увидеть свою Лайзку вряд ли удастся, как и прикоснуться к ней, поцеловать. А всё потому, что он хотел отомстить. И отомстил. Но стоило ли оно того? — Ну, сынок, прекрати, — с сожалением проговорил Юрков, хлопая парня по плечу, и тот, встрепенувшись, вытер лицо рукавом робы и стал дышать глубже, чтобы паника отступила. — Простите меня, — после минутного молчания еле слышно проговорил он, — простите за то, что заставляю Вас расхлёбывать мои проблемы. — Это моя работа, — заметил юрист, горько улыбаясь. — Вы столько раз вытаскивали нас из такого дерьма… Однако теперь всё иначе, — сказал голубоглазый, поднимаясь со стула и постучав в железную дверь, за которой тут же возник надзиратель, — спасибо Вам. Юрков кивнул, и заключённого увели. Мужчина постоял ещё несколько мгновений в тишине и раздумьях, обдумывая каждую мысль, которая появлялась в его голове, будь она даже самой безрассудной. К удивлению, одна из таких засела так плотно, что навязчиво мелькала, не давая думать ни о чём другом. Адвокат вышел из здания изолятора и выбрал в списке контактов заученный наизусть номер. Подождав несколько секунд, на той стороне провода обеспокоенным тоном ответили. — Юлий? — заговорил юрист. — Это Виктор Сергеевич. У меня есть идея, как помочь Даниле. Однако предупреждаю сразу — это не совсем легально.