Авторитарин

— Что, блять?! — воскликнул Даня на всю комнату, и стоящие рядом друзья резко зашикали, всем видом показывая, что тому нужно быть тише. — Вы ебанулись? Кто это вообще придумал?! — Юрков, — ответил Юлик, оглядываясь — мало ли охранник решил узнать, почему заключённый так взбунтовался, — он уже нашёл конвой. Всё получится, Дань. Ты будешь свободен. — Мы будем свободны, — добавил Руслан, смотря в пол, — свободны от всего. Разве не этого ты хотел? Никаких убийств, наркотиков, разборок. Начнём всё заново. У нас есть шанс всё исправить. — Не исправить, а сбежать, — поправил рыжий, смотря на свои руки. Запястья украшали алые следы от наручников, что до сих пор ограничивали движения, под ногтями была грязь, а на пальцах — множественные порезы и сбитые костяшки из-за стычек с соседями по камере изолятора. — Если есть такой шанс, то почему им нельзя воспользоваться? — Юлик облокотился о стену и поднял глаза на растрескавшийся от времени сероватый потолок и выдохнул, понимая, что завтра будет самый важный и самый опасный день в его жизни. — Никто и не говорил, что нельзя, — Кашин отвёл взгляд от рук и решительно посмотрел на друзей, — в жопу моральные ценности. Мы сбежим отсюда, начнём всё заново, купим домик где-нибудь подальше от людей и просто будем счастливы. — Звучит шикарно, — усмехнулся Тушенцов, прикрыв глаза и представляя идеальное будущее, их общее с Настей идеальное будущее. — Завтра, Дань, будь готов. Конвой остановит машину в переулке, и мы заберём тебя, а потом сразу уедем из города и страны. Домой мы не вернёмся уже никогда, — предупредил Онешко, сложив руки на груди и стараясь скрыть сильное волнение, бьющее в виски. — Я только рад, — Кашин улыбнулся кончиками губ и откинул рукой мешающую сальную чёлку, — слишком много говна произошло в этом доме. Сжечь бы эти коридоры нахуй собственными руками. Несколько мгновений в комнате царило молчание — каждый думал о своём, вспоминая, сколько боли и счастья одновременно принёс этот небольшой с виду, но громадный внутри дом. Первым возникшую паузу нарушил Данил: — Как Лиза? — тихо спросил он, прочистив горло и сжимая руки в кулаки. Юлик посмотрел на друга и понял, что тот сильно переживает за оставленную им девушку, которая в последние дни лишь поглощала алкоголь, что потом выливался в виде слёз, пропитывающих подушки. — Сейчас сам у неё и спросишь, — усмехнулся Онешко, и Руслан завторил ему, выходя на несколько секунд из комнаты под шокированным взглядом Кашина. И тут он увидел её. Девушка появилась в дверях комнаты для свиданий, смущённо жмясь на пороге. Маленькие, бледноватые пальцы с ссадинами от бутылочного стекла дрожали, и она протянула руки к Дане, будто взывая к высшим силам. Зрачки зеленовато-карих глаз мигом расширились, свидетельствуя о том, как Лиза волнуется, как скачет её давление, как зашкаливает пульс. Русая держалась, чтобы не сорваться с места и не подбежать к возлюбленному, не расцеловывать его до потери сознания. Впиваясь отросшими ногтями во влажные от волнения ладони, она оставляла на коже глубокие багровые следы. Конечности тряслись, бесцельно повиснув в воздухе, будто обнимая фигуру, сидящую на металлическом стуле в двух метрах от гостьи. — Мы оставим вас, но времени мало, — сказал Тушенцов, и парни скрылись в коридоре, оставляя пару наедине. Даня пытался не плакать, правда, и внутренний голос пристыдил, когда по щеке пробежалась хрусталь скорби, сменяющийся на бесконечное счастье. Она здесь, прямо перед ним, готовая разорваться на части от переполняющих эмоций, и юноша видел, что это не гнев, не ярость, а что-то возвышенное, сравнимое даже не с химией, а с магией. — Лайзка… Низкий хрипловатый голос сорвался, дрогнув. Сердце уже не билось — оно застыло на месте, как и кровь в сосудах, как и воздух в горле. Всё вокруг остановилось, лишь тонкие, всё ещё поднятые кверху изрезанные пальцы Лизы дрожали, и по веснушчатым щекам наперегонки бежали слёзы. Даниле было стыдно плакать при ней, показывать свои чувства. Молодой человек боялся показаться слабым мальчишкой, который влюбился и теперь страдает без предмета своего воздыхания. Но через несколько мгновений Кашин понял, какой он дурак. Сейчас перед ним стоит та самая, что заставляла его ощущать полёт, трепетать от столь величественных чувств и одновременно с этим — дарила счастье и покой. Перед ним стояла его Лайзка, которая была не в силах даже шевельнуться, опустить руки. Стоит, как дурочка, будто молится, чтобы всё у них было хорошо. А он знал, что будет. — Привет, Даня-сука-Кашин, — чуть слышно ответила Неред, и её шёпот отразился от голых стен комнаты, лаская слух рыжеволосого снова и снова. — Что ты здесь делаешь? — через несколько длительных мгновений выдавил из себя заключённый, быстро вытирая горячие дорожки и восстанавливая сбившееся дыхание. — Люблю тебя. Ответ последовал слишком быстро, и парень ошарашенно поднял голубые глаза на Лизу, а та уже подорвалась с места, не сдерживая слёз, и обвила, наконец, дрожащими руками шею Дани. Беспорядочно целуя его в сухие губы, в мокрые щёки, в веснушчатый нос, скребя ногтями горячую шею, она пыталась выразить всю палитру эмоций, что сейчас переполняли её, беспринципно вырываясь наружу. — Тише, тише, я здесь, всё хорошо, — шептал рыжий, широко улыбаясь во все тридцать два зуба и поглаживая закованными ладонями русые волосы Лизы. — Я знаю, хуй я тебя ещё отпущу куда-нибудь одного, долбоёбина сраная. Что с руками, кому пизды дать? — бормотала Лиза, а Даня лишь смеялся, смотря в её полные слёз глаза, по цвету сравнимые с закатом, который можно увидеть из окна их спальни. — Всем, меня там не любят, — кивнул Кашин в сторону двери в изолятор и усмехнулся, впиваясь в такие безумно сладкие, как ему казалось, губы. Он проскользнул кончиком языка по зубам девушки, уздечке, нёбу, пощекотал внутреннюю часть щеки, оттянул губы, покусывая их. — Мы с тобой сбежим, — шептал парень, отстранившись и прижимаясь лбом ко лбу девушки, которую он посадил себе на колени, — и не будем оглядываться назад, никогда не будем, слышишь? Мы ещё будем счастливы, как никогда. И пусть все идут нахуй, потому что мы имеем на это право. — Угу, — медленно протянула Лиза, вставая с мужских колен и облокачиваясь на стол руками. Даня молчал, а в его голове всё перемешалось в кашу, бурлило, кипело, плавя мозг. Парень должен был сказать что-то давно, но не мог — то ли было стыдно, то ли он был слишком горд. — Лиз… — начал Кашин через несколько мгновений висевшей в комнате тишины. — Прости меня за то… — рыжий притворно закашлялся, оттягивая момент всеми силами, боясь поднять глаза на возлюбленную. — За то… Что я убил твоего отца. Замолкая, он резко посмотрел на девушку, и на лице той не смог прочесть никаких эмоций. Теперь Данил понял, что имели в виду Руслан и Юлий, когда говорили о вырванной душе из её тела. Девушка буравила взглядом одну точку на полу и вся замерла, будто время остановилось. — Лиз, правда, мне жаль. Я хотел сделать лучше, но… На самом деле и не думал о тебе, — он тяжело выдохнул, прикрывая глаза и боясь, что Неред на него посмотрит, и их взгляды встретятся. — Это уж точно, — произнесла девушка тихо, и по спине юноши от этих слов пробежали мурашки, — раз оставил меня там одну. — Ты о чём? — непонимающе спросил Даня, распахнув глаза и посмотрев на собеседницу. Их взгляды всё же встретились, и по массивному телу пробежал сильный разряд электрического тока. — Ты же знал, что всё закончится так, да? — говорила девушка, обводя рукой комнату для свиданий. — Знал, что мне придётся быть без тебя дома одной, плутать по этим коридорам, пока я там окончательно не заблужусь или не сдохну. Пойми, я не держу зла на тебя из-за того, что ты убил отца, он этого заслуживал. Да, так нельзя говорить, но это ведь факт. Однако то, что ты оставил меня… — Я знаю, Лиз, знаю, — протараторил Кашин, поднимая руки вверх и изображая жест мольбы, — поэтому и прости меня. Я натворил много хуйни за это время, и вот к чему это привело. Завтра всё встанет на свои места, да? Ты же не уйдёшь от меня? Вдруг Даня понял, что Лиза может сбежать. Просто взять и уйти в любой момент, ведь её уже давно никто не держит. Глаза снова защипало, в горле пересохло, руки зачесались, а ладони стали влажными. — Не уйдёшь ведь? Лиз? Голос с каждым звуком становился всё тише и тише, а ответа так и не последовало. Паника волнами окатывала юношу, и он корил себя за тот поступок всё больше. Сейчас рыжеволосый мог потерять самое дорогое, самое ценное, что у него есть, а понял это лишь несколько секунд назад. — Лиза, прошу тебя… Ты же не уйдёшь? Девушка вновь смотрела в пол, не поднимая глаз, не моргая, не произнося ни звука. По её виду нельзя было угадать, что происходит в её голове, в душе, какими мыслями занято сердце. — Блять, Лиза, пожалуйста! — воскликнул Кашин, резко поднимаясь со стула и подлетая к девушке, буквально вдавливая её в стол и заставляя сесть на металлическую поверхность. — Ты сделал много херни, Дань, — начала шептать Неред прямо в губы наклонившегося Кашина, и слова звонко били, заставляя барабанные перепонки разорваться в любой момент, — но хуй ты от меня так легко отделаешься. Девушка залилась звонким смехом, а в уголках её глаз выступили капельки слёз, и причиной им была далеко не боль. — Видел бы ты своё ебло, господи! — хохотала она, а юноша лишь облегчённо выдохнул, опуская голову. — Ты что творишь, женщина, я ж сердешник! — он улыбнулся, хватаясь сцепленными руками за грудь и плюхаясь на стул. Сейчас он был счастлив.

***

Руслан быстро доставал из комода вещи, комкая их и закидывая в большую сумку, на дне которой уже покоился плотно заклеенный мешок с пачками денег и стопками документов. Он шарил по полкам, стараясь отобрать лишь самые необходимые предметы, и складывал их на кровать, где молча сидела красноволосая девушка. — Ты всё собрала? — несмело спросил Тушенцов, оглядываясь на Настю, на плече у которой висел рюкзачок. Та в ответ кивнула, не поднимая взгляда от интересующей её стены. В течение нескольких минут шатен дособирал вещи и последний раз оглядел комнату, тяжело вздыхая и шагнув за порог. Шпагина следовала за ним, но чуть поодаль, стараясь быть тихой и незаметной. Пара вышла в прихожую, где уже стояли Юлий, Даша и Лиза. Ребята молчали, рассеянно озираясь по сторонам. — Вот и всё? — несмело произнесла блондинка, и Онешко кивнул в ответ. Не произнося ни слова, все в унисон шагнули в гостиную, грустно смотря на привычные стены, полюбившуюся мебель, приятно скрипучие ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Всё было слишком родным, уезжать, бросая это, совсем не хотелось, как и почему-то всю эту жизнь, неправильную и страшную, сопровождаемую грязными деньгами, поддельными документами и сотнями смертей невинных, беспорядочно разбросанным по всему городу, чьи ряды пополнялись ежедневно. Юлик помнил, как он оказался здесь. Даня, с которым парень тогда жил в подвале какой-то многоэтажки, сказал, что нашёл отличный способ заработка. Ребята работали курьерами, пару раз даже чуть не попались полицейским, обходившим район. Тогда они не думали, что хорошо, а что плохо — заботило лишь то, что они будут есть завтра, а иногда — будут ли есть вообще. Парни продавали и продавали, пока сами не поняли, как нужно вести бизнес. После Данила познакомился с Русланом, и тот быстро влился в общую компанию, поддержав инициативу Кашина открыть своё дело. В тот момент всё и закрутилось — переговоры с поставщиками, деньги, конкуренты, полиция, самокопание, истерики, срывы и депрессия. Всё вокруг становилось с ног на голову, и было ясно только одно — они делают что-то ужасное, но остановиться было невозможно. Отрадой стала Даша, появившаяся вместе с Лерой в этом доме. Они были пьяны, возбуждены и счастливы, а в совокупности это дало любовь, засевшую в их уже давно общем сердце навсегда. Мирна ещё ни разу в своей жизни не пожалела, что оказалась здесь, хоть ценой и стала жизнь лучшей подруги. Девушка чувствовала себя под защитой за этими крепкими разрисованными татуировками плечами, ведь руки их обладателя готовы были свернуть чью угодно шею, лишь бы Даша была в безопасности. Настя жалась в углу комнаты, и к ней подошла Лиза, широко улыбаясь и нежно обнимая подругу. Этот дом целиком изменил их жизнь, которая уже никогда не станет прежней. Боль, страх, отчаяние — это лишь малая часть того, что они здесь пережили, но к чему это привело? К верным друзьям, бесконечным улыбкам и взаимной любви. Руслан смотрел на красноволосую девушку, которая весь день не поднимала на него глаз. Ему было стыдно, одиноко и безумно страшно, что она не простит, уйдёт, бросит его одного. Внутри неприятно заныло, глаза защипало, ком подступил к горлу. Нет, так нельзя. Нужно было отвлечься, подумать о другом. Шатен окинул гостиную взглядом, вспоминая, как шагнул сюда впервые вместе с Даней и Юликом, как они были счастливы, сколько произошло в этих стенах. В этих стенах. Мысленно Руслан поднялся на второй этаж, и перед глазами вновь, в тысячный раз за неделю, за день, за минуту возник белый пол, залитый кровью, окраплённые алым металлические дверки шкафов. Нет, только не это. Тушенцов схватился за голову, но было слишком поздно — ужас вновь забил в висках, и дыра во лбу, такая багряная, с рваными краями, вытекающей кровью, перекрыла взор, заслоняя собой всё происходящее. Пустые, мутные глаза с молочным отливом смотрели со всех стен, полов, потолков, подмигивая, и угрозы расправы с его Настей колокольным звоном шумели в ушах. — Руслан, всё нормально? — произнесла Лиза, покосившись на друга, который закрыл лицо руками, надавливая на веки кончиками пальцев. Но он не ответил, не слышал. Только звук вылетевшей пули и женский крик застыли в барабанных перепонках, поочерёдно сменяя друг друга. Мышцы стали быстро сокращаться, всё тело затрясло, заломало. Юноша упал на спину, не в силах больше стоять на ногах. Глаза закатились, и лишь белёсые белки виднелись из-под дрожащих ресниц. Конечности беспорядочно тряслись, словно от бесконечных ударов током, врезаясь в пол. — Руслан! — закричали все разом, и Юлик, Даша и Лиза ринулись к другу, стараясь зафиксировать его руки и ноги. — Настя! — позвала Даша, но девушка лишь стояла на месте, с ужасом смотря на происходящее. — Пожалуйста, ты должна помочь, Настя. — Давай же! — закричал Юлик, когда изо рта Тушенцова брызнула пена, стекая по пульсирующей шее с готовыми взорваться венами. Шпагина выдохнула, едва не закричав, и по её щекам пробежали крупные капли. Девушка взяла большую кисть с нарисованной розой в свою ладонь, сильно сжимая, проскальзывая пальцами по пульсирующим фалангам. — Руслан, — прошептала она, кладя вторую руку на массивную грудь, в которой молниеносно билось сердце. Даша подлетела к шкафчику с аптечкой и дрожащими руками извлекла оттуда шприц, тут же наполнив его прозрачной жидкостью, предназначенной именно для таких крайних случаев, которых ещё никогда не возникало. — Пожалуйста, Русь, держись, — шептала Настя над самым ухом Тушенцова, всё ещё крепко сжимая его руку и смотря, как блондинка вкалывает ему в вену лекарство. Шпагиной было по-настоящему страшно. Как бы он её не оскорбил, каким бы эгоистичным ни казался, но сейчас она поняла, как сильно боится за него. Как боялась всё это время, видя, что ему больно, плохо, что только она может отвлечь его от частых приступов. Однако так ужасно ему не было ещё никогда. Припадок закончился также быстро, как начался. Резко все мышцы в теле юноши расслабились, и через несколько мгновений шатен распахнул глаза, закашлявшись и оседая на полу. — Держи, брат, — Юлий протянул парню салфетку, и тот вытер с щёк и шеи выступившую в виде пены слюну, — ты нас пиздец как напугал. Руслан огляделся, всё ещё не понимая, что происходит. Все друзья столпились около него, смотря не то с жалостью, не то со страхом за его состояние. Чувствуя, как маленькая ручка всё ещё крепко сжимает его ладонь, юноша посмотрел на аловолосую, и карие глаза пересеклись с серыми. Настя резко отпрянула, спрятав руки за спину, а потом встала и шагнула к стене подальше от Руслана. — Насть… — он протянул ей дрожащую от потери сил руку и беспомощно опустился на пол, ожидая, что девушка поможет ему подняться. Но она не помогла. Шпагина смотрела на подрагивающие пальцы несколько секунд, а потом отрицательно покачала головой еле заметно, но Тушенцову хватило этого, чтобы всё понять. Девушка не хочет даже прикасаться к нему. И в голове лишь звучал голос, прорезавший звук пули и женский крик: Пожалуйста, Русь, держись. Голос, вернувший его к жизни.