Если топоры войны отложены — это ещё не значит, что они не заточены…
Народная мудрость
В час сомнений, когда великие цари созывают Альтинг, они являются у источника Урд, где, испив священных вод, денно и нощно советуются друг с другом решая важные вопросы, а также заключая договоры и перемирия. В Сумарблот — первые дни лета, цари Девятимирья ступили на святые земли, в надежде сыскать ответы на волнующие их вопросы. Велики Норны сопровождали царей к могучим корням Иггдрасиля, где, отпив вод Урд, они открыли первое за многие столетия собрание, что не проводилось с тех самых пор, когда Один Всеотец воссел на престол царя Девятимирья. Не было царей на этом собрании, а всякая старая вражда — спешно забывалась; были лишь смелые и мудрые мужи, представляющие интересы своих миров на ветви мирового ясеня. Ни одна женщина не имела права присутствовать на Альтинге, даже мудрые вещуньи не смели ступить в Судилище Богов. Судилище Богов — место у корней священного ясеня, что скрывалось под многовековой листвой. Здесь, мудрые цари могли вести переговоры, не страшась ни чьих лишних глаз и ушей. Мировое древо любовно и ревностно охраняло их тайны не пропуская никого, кто мог бы навредить будущему всех мировых держав. Так, Один Всеотец, занял главенствующее место, как царь охраняющий и защищающий покой всего Девятимирья. Седалище мудрого аса находилось у самой кроны мирового ясеня, чьи корни сплелись воедино, образуя кресло достойное царя. По левую от Всеотца руку находился старший наследник престола, что скучающе озирался по сторонам, вальяжно расположившись на своём кресле. По безразличному взгляду сына Один сразу понимает, что тот не находит собранием чем-то особенно важным и откровенно скучает, чем огорчает гордого отца. Не таков должен быть будущий царь, впрочем, чего ждать от молодого аса, чьё сердце страстно желает славных битв и громких побед. По правую же руку мудрого царя расположился младший царевич, что с гордостью и смиренной покорностью внимательно изучал всех присутствующих: взгляд изумрудных глаз с хорошо скрываемым интересом, анализировал всех собравшихся на Альтинге, тем самым вызывав у Одина немое одобрение. Присутствие бога лукавств внушало надежду на то, что от внимательного аса ничего не скроется; любая попытка участников Альтинга слукавить, попытаться обхитрить великого царя Асгарда, будет в тот же миг раскрыта прозорливым умом трикстера. Да, Всеотец поистине рад присутствую младшего сына, чья хитрость и изворотливость позволяет видеть любую хорошо спрятанную истину. И видят звёзды, сегодня, в этот непростой для всех день, он как никогда будет нуждаться в его совете и изворотливом уме. Взгляд одного единственного глаза устремился в сторону мудрого царя Льесальфхейма, что за всё своё время пребывания, так и не выронил ни словечка. Вёлунд, как и всегда держался гордо и отрешённо, предпочитая общество своей богатой свиты из самых искусных магов, что только ведало Девятимирье. Царь светлых альвов был безгранично терпелив и внимателен ко всему, что происходило на Альтинге: он внимательно вслушивался и анализировал каждую беседу; не пропускал мимо своих острых ушей ни единого случайно брошенного слова; одаривал вниманием всех своих советников; вкушал со всеми добротное вино; кивал всякий раз, когда принимал чью-то сторону или хмурился, выказывая своё сомнение. Всеотец очень внимательно следил за царём светлых альвов, ибо его слово может стать решающим на Судилище Богов. Мудрость Вёлунда никто не смел оспаривать, даже сам Всеотец, а потому он всегда искренне благоволил светлому альву. Далее Всеотец замечает «четыре столба цвергов», чьи скептически настроенные лица, спорили с тёмными альвами из-за нагло отобранных земель. Обе стороны двух различных миров были хорошо известны своей враждой, что длится с начала всех времён. Всеотцу приходилось не единожды принимать участие в их нескончаемых распрях, что всегда грозились вылиться в полномасштабную войну. Как царь всех девяти миров, его задача находить компромиссы, а потому из года в год, это становилось всё сложней. Один знал, что рано или поздно, постоянная вражда приведёт к новой войне, но не оставлял попыток урезонить конфликт. Глубоко вдохнув, Один Всеотец переводит усталый взгляд на того, с кем ещё не так давно скрестил клинок на пустынных землях Вигрид. Молодой царь Ванахейма — Ньёрд, тихо шептался со своим светоносным братом Бальдром. Оба брата были увлечены своими проблемами, но иногда царь Девятимирья ловил и на себе их прозорливые взгляды, ловко скрывая от них сей факт. Как ведал сам царь Асгарда, сыны Фроди искренне желали заключить мир между их великими царства, чему Всеотец был только рад. Ныне почивший царь Фроди, некогда пошёл на поводу своей у алчности и чрезмерно раздутого эго, тем самым начав долгую и изматывающую войну для их миров. Молодой правитель Ванахейма был иных взглядов, что позволяло ему видеть в Асгарде могущественного союзника, но никак не врага. Всеотцу такие взгляды были только на руку, ведь царство ванов славилось своими плодородными землями, что могли безраздельно кормить многие миры на ветвях мирового ясеня. Иногда Один думал: что было бы, не встреть Фроди злую ведьму Гулльвейг, отравившей разум мудрого царя. Сколько страданий они бы избежали! Само упоминание о ведьме, ввергало Одина в неописуемый и неподдельный гнев. Ведь он, мудрый и всезнающий царь, тоже позволил обвести себя вокруг пальца, как какого-то глупого мальчишку. Не только Фроди сплоховал, но и царь Асгарда, что денно и нощно корил себя за то, что позволил злой ведьме кормить себя искусно сотканной ложью. Коварству Гулльвейг не было предела, как, впрочем, и её могуществу, которое недооценил младший наследный царевич. Но в этом нет его вины, ибо как он может обвинить сына, коли сам оплошал, позволив ведьме вступить в его чертог. Глупый царь, — вспомнил он презренный тон пленницы. Сколько же яда было в этих словах. «Глупец…», — подумал он с горечью. – Единственное в чём Гулльвейг права, я поистине глупец. Со дня заточения ведьмы не прошло ни одного дня, чтобы Всеотец не вспоминал о пророческих словах. Гнев обуял его в тронном зале в тот злосчастный день, ведь Гулльвейг ведала гораздо больше, чем смела произнести. Ведьма знала о младшем царевиче то, чего не ведали даже доверенные советники, что немало напугало грозного царя Девятимирья. Благо Гулльвейг говорила загадками, а потому никто кроме него и любимой сердцу Фригг не сумел истолковать слова злокозненной ведьмы. После произнесённого устами колдуньи, Всеотец тотчас отправился к мудрым Норнам, но вопреки всем его скрытым надеждам, вновь озвучили те страшные слова. Чему быть, того не миновать, — изрекла своим спокойным старческим голосом Урд, что звучал в мыслях Всеотца подобно приговору. Каким бы ни был приговор Гулльвейг, она предрекла то, что было сплетено нитями судьбы ещё за долго становления мира, — продолжила своим уверенным и глубоким голосом Верданди. Но каким бы ни было будущее, оно переменчиво как ветер. Попытавшись изменить его, ты, мудрый царь, только всё усугубишь. Смирись и будь готов, — печально молвила Скульд, глазами полной горечи и сожаления. Но самым страшным было вовсе не первое пророчество Гулльвейг, что ввергло Всеотца в полнейшее и неописуемое замешательство. Страх сковал смелое сердце царя, ибо ведал он кому предназначалось то страшное пророчество. Та, в чьих жилах течёт царская кровь была никто иная, как горячо любимая внучка. Сигюн, его милое добродушное дитя, чьё сердце было исполнено добротой и нежностью ко всему живому. Всеотец не желал верить словам ведьмы, его любимая внучка не способна на злодеяния, душа её была чиста и непорочна и сияла подобно лучам Соль. Ничто во всех девяти мирах не могло испортить или опорочить её душу. И он, Один Всеотец, никогда этого не допустит. Сигюн единственная, кто унаследовала древнюю силу царей, что билась в жилах самого Одина. Сила эта, чиста как первые лучи солнца, способна на невероятные вещи: как на созидания, так и на разрушения. Даже его первенец, могучий Тор, бог грома, не смел похвастаться такой мощью, ибо сила громовержца была направлена только на разрушения. Когда спор цвергов и альвов достиг своего апогея, мудрый царь светлых эльфов мягко и плавно поднялся со своего места. Все вмиг умолкли, уставившись удивлённо-восхищёнными взглядами на светлого альва, что бесстрастно обвёл взглядом всех присутствующих. Прекрасные черты лица не выражали беспокойства, Вёлунд не был чрезмерно надменным или горделивым, чем снискал благосклонность у многих царей, придворных и даже простого народа. Поговаривали, что даже гордый царь Йотунхейма и пламенный Сурт, проявляли снисходительность к мудрому альву. Обратив к себе всеобщее внимание и дождавшись полной тишины, Вёлунд развёл руками и чуть склонил голову, одновременно поприветствовав всех и в тоже время проявив уважения к собравшимся. Получив ответные кивки, царь Льесальфхейма обратился непосредственно к царю Девятимирья. — Мудрый царь девяти миров, прошу вашего дозволения на слово, что откроет это собрание. Один одаривает смиренного альва добродушной улыбкой и царственно поведя рукой, молвил: — Вёлунд, друг мой, на Альтинге каждый смеет вставить слово, не нуждаясь в моём дозволении. Здесь, под кроной мирового ясеня, мы все равны! Нет тут придворных, воинов, ни даже царей, только мудрые мужи, что обеспокоены незримым будущим. Благодарно склонившись, царь светлых альвов вновь вернулся к остальным. — Друзья мои, — и благородный голос его эхом разнёсся по Судилищу Богов. — Я рад приветствовать вас всех на очередном собрании Альтинга. И прежде чем начать, хочу призвать всех присутствующих к благоразумию и на время отринуть старые распри, — строго молвив светлый альв, обведя всех присутствующих внимательным взглядом медовых глаз. — Здесь, на Судилище Богов у священных вод Урд, мы должны призвать всю свою мудрость, забыв на время о личной выгоде, — Вёлунд внезапно замолчал, тем самым дав слушателям время осмыслить услышанное. Никто не высказался против, потому царь Льесальфхейма продолжил. — Форсети, сын светоносного Бальдра, бог правосудия и справедливости, — в знак уважения, бог справедливость поднялся, поклонившись альву. — Я рад приветствовать тебя на Альтинге, ибо видят звёзды, сегодня нам предстоит скрепить новый союз. Я, Вёлунд, царь Льесальфхейма, надеюсь на то, что ты мудро рассудишь двух правителей и заключишь самое справедливое соглашение между двумя враждующими сторонами. — Благодарю тебя, Вёлунд, — мягко ответил Форсети, благосклонно улыбнувшись уголками губ. — Тебе незачем беспокоиться, я буду одинаково справедлив ко всем, кто придёт ко мне с тяжбой. Когда Форсети вернулся на своё место, что находилось по правую руку от благородного отца, Вёлунд продолжил свою речь. В сей раз, светлый альв повернулся к гордо восседающему богу лжи, что слегка изумился, заметив пристальный взгляд эльфа. Замешательство это продлилось не долго, быстро и ловко сменившись бесстрастной маской безучастности. — Локи Одинсон, бог лжи и коварства, — произнёс тот и в голосе его не было ни надменности, ни даже презрения к титулам трикстера. Горделиво улыбнувшись уголком губ, лукавый бог тоже поднялся. Вёлунд продолжил: — Тебя я тоже рад приветствовать, ибо кто как не ты способен распознать ложь и правду. Тебе, лукавый ас, ведомы все истинны на свете, а потому прошу: будь на этом собрании голосом скрытой истины. Только тебе под силу распознать ложь в устах всех присутствующих, а ей не место на открытом собрании Альтинга. Благосклонно поклонившись, Локи с довольной улыбкой изрёк: — Будь уверен, мудрый царь Вёлунд, никакая ложь, никакой лукавый взгляд не проскочит мимо моего взора. Благодарно кивнув трикстеру, Вёлунд вновь обратился ко всем: — Тогда, я горд объявить новое собрание Альтинга у священных вод Урд, что расположился под кроной великого мирового ясеня, — величественно молвил светлый эльф, принимая из рук своего поданного рог. — Так давайте же отопьём из рога примирения и приступим к обсуждению важных вопросов. Скол! Первым пригубил устами к рогу сам Вёлунд. Сделав небольшой глоток, альв учтиво передал рог примирения следующему желающему. Каждый совершил по небольшому глотку, после чего было официально объявлено новое открытие Альтинга. — Вёлунд, — тожественно молвил отец асов. — Раз ты открыл наше сегодняшнее собрание, то, быть может, первым его начнёшь: есть ли у тебя вопросы, что требуют скорого решения? Бесстрастный взгляд светлого альва на миг приобрёл задумчивый вид, после чего лицо его омрачилось, принимая озадаченный вид. Царя Льесальфхейма что-то тревожило, это заметили все присутствующие. — Благодарю за оказанную честь, — мрачно отозвался альв. — Уверен, все присутствующие всё ещё помнят недавние события, произошедшие в чертоге Одина. Помнят пророческие слова Гулльвейг, об обещании и клятве, что изрекли её уста. — Такое разве забудешь? — отозвался Нордри, самый старший из братьев цвергов. Остальные согласно закивали ему, сотрясая своими густыми бородами. — Меня, по правде говоря, тоже взволновала ведьма. — Гулльвейг нужно немедля казнить, иначе жди очередной беды, — сурово молвил Судри, младший брат Нордри. — Ведьму не убить, — надменно выплюнул Альвис, царь Свартальфхейма. — Неужто ваши очи не видели того, как копья, безошибочно разившие колдунью, не отправили Гулльвейг в царство Хель? Или того, как огонь ласкал её кожу, пока сама ведьма отдавалась безумному веселью? В ней нет души, а потому её не убить! — Где сейчас ведьма? — обратился к Всеотцу будущий наследник Свартальфхейма Ингви. — Ведьма взаперти, — ответил Всеотец. — И будет до тех пор, пока мы не поймём, как дальше с нею поступить. — Неудивительно, что ведьма так могущественна, — снова надменно отозвался Альвис, скосив гневный взгляд алых глаз на нового царя Ванахейма. Тот, в свою очередь был спокоен, нарочно не выказывая интереса к спору. — Фроди был настолько очарован ею, что одарил скрытой силой своей земли. Теперь Гулльвейг питается могуществом Ванахейма, что когда-то принадлежало им самим. Теперь же ею владеют асы, — чёрное, как сама ночь, лицо Альвиса, исказилось в едкой ухмылке. — Каково это, мудрый царь, лишиться благосклонности своей земли? Ни единый мускул на лице нового царя Ванахейма не дрогнул, оставаясь всё таким же спокойным и смиренным. — Уверен, как царь тёмного царства Свартальфхейма и давний противник Асгарда, вы более сведущ в подобном вопросе, — гордо произнёс Ньёрд, одарив собеседника снисходительной улыбкой. Альвис ответил гневным взглядом, но на этом они и закончили. Внезапно воцарившейся тишине раздался тихий смешок, что вырвался из груди младшего наследника Асгардского престола. Лукавая улыбка обрамляла прекрасное лицо трикстера, что открыто потешался над всеми присутствующими. Гордая осанка и насмешливый взгляд, насторожило благородных особ. Впрочем, Локи польстило такое внимание, чего он не стал скрывать. — Господа, — насмешливо произнёс трикстер, — вы расстраиваете царя светлых альвов, что не так давно призывал отринуть все распри. Слушаю вас и вижу мальчишек, что не в силах поделить меж собой любимую игрушку. Разве так себя ведут мудрейшие мужи? — Вот и я думаю, кого они мне напоминают, брат, — согласился могучий Тор, сидя по левую руку от Всеотца. — Не успели мы начать собрание, как все уже готовы друг друга перегрызть. Ведьме и не нужно настраивать нас друг против друга, достаточно свети всех вместе и вручить по мечу. Молчаливый и хмурый Форсети в унисон закивал, намереваясь своим суровым взглядом присмирить упрямых богов. — На Альтинге не место личным распрям! — Конечно, — язвительно протянул Альвис, блеснув хитрецой во взгляде. — Как только Ванахейм ответит за свои грехи. Это Мудрый царь Фроди, позволил вскружить себе голову, потому это не наша забота, а Ванахейма. — Ванахейм уже расплатился за все свои грехи, — объявил светоносный Бальдр, но взгляд его был устремлён на Всеотца, что продолжал молчаливо наблюдать за чужими спорами. — Сила, что питала наш мир, по глупости отца была передана ведьме, теперь же она в руках Асгарда, с которым мы намерены заключить союз. Как можно заключить перемирие на равных условиях, когда противник имеет над нами преимущество? — Так чего же вы хотите, — отозвался громовержец, насмешливо улыбаясь двум братьям. — Заключения мира или возвращения былого величия? — Нам подходят оба варианта, — суровый и осуждающий взгляд Ньёрда, устремился в сторону царской семьи Асгарда. С могучим Тором царь Ванахейма скрещивал свой клинок на поле брани не единожды, а потому соперничество было им привычно. Воцарилась неполная тишина, которую разрывали ели слышные шепотки советников всех сторон. Прожигая друг друга надменно-ненавистными взглядами, совет Альтинга не желал сдвинуться с мёртвой точки. Всеотец был огорчён, он слишком сильно надеется на совет мудрейших, которые категорически отказывались демонстрировать свою многовековую мудрость. Локи уже в который раз едко фыркает, а Тор скучающе вздохнул не находя для себя на этом совете ничего интересного. Терпению Всеотца подходил конец. — Камень силы будет возращён Ванахейму, — возвестил Один Всеотец, твёрдо отвечая на удивлённые взгляды всех присутствующих. Поражённый словами Всеотца Ньёрд, даже привстал со своего кресла. Надежда заблестела во взгляде молодого царя, как и неверие. Впрочем, любимые сыновья тоже не поскупились на подозрения, изумлённо уставившись на своего отца: оба в равной степени потеряли дар речи, не в силах вымолвить ни слова. Встрепенувшись, будто избавляясь от наваждения или умело наложенного сейдха, Ньёрд гордо выпрямился. — И какова же цена? — голос его был твёрд и требователен. — Мир, — спокойно отвечал Всеотец. Ньёрд скептически приподнимает брови, тем самым демонстрируя недоверие к словам отцу асов. — Я не меньше виновен в произошедшем, когда позволил Гулльвейг себя одурачить. Не впусти я её в свой чертог, то не было бы никакой войны, — серьёзный взгляд Ньёрда сменился на понимающий и сочувствующий, но он не стал прерывать речь Одина. — Фроди понёс своё наказание, а за ним и его сыновья и целый народ. Уверен, моё наказание тоже не за горами. — И не востребуете достойную плату? Никакого возмещения? — неуверенно поинтересовался молодой царь. Один Всеотец добродушно улыбнулся, уставившись на темноволосого правителя Ванахейма одним единственным глазом. — Дети не должны расплачиваться за грехи своих отцов, — уверенно произнёс он, наблюдая как меняются лица обоих братьев. — Но у меня есть одно условие, — и лица их тут же стали серьёзней. — Я обязан взять с вас обещание, что сила Ванахейма никогда более не будет передана чужестранцам. Вы поклянётесь, что отныне, здесь, на Судилище Богов, мощь Ванахейма будет передаваться от отца к сыну или дочери, и будет служить во благо своему народу. И никогда не будет использовано во вред другим мирам на ветви Иггдрасиля. Ньёрд с Бальдром обменялись короткими взглядами, после чего в один голос заявили: — Мы клянёмся своей честью и своими жизнями, что не повторим ошибок своего отца. Встав из-за своего места, Форсети остановился посредине образовавшегося полукруга, торжественно произнося: — Я, Форсети, бог правосудия и справедливости, буду рад огласить о перемирии, — высокопарно произнёс он, мягко улыбаясь бывшим врага, а отныне друзьям. — Но и у меня будет предложение. — Мы все внимательно тебя слушаем, — Всеотец царственно повёл рукой, позволяя продолжить. Благодарно склонившись, бог правосудия продолжил: — Что бы лучше укрепить узы дружбы между двумя царствами, предлагаю обеим сторонам обменяться своими самыми доверенными советниками! Всеотец задумался, взглянув на своих скептически настроенных сыновей. — Ты предлагаешь непростой выбор! — весело вторил ему Один. Идея бога правосудия пришла ему по вкусу. — Так тому и быть, я согласен! Мимир, Хёнир, — позвал Один двух старцев и те, по велению своего царя, не задумываясь выступили вперёд. — Вот мои самые доверенные советники, чьи мудрые советы когда-то наставляли и моего отца. Обоих я высоко ценю, а потому не смею между ними выбирать, — выдержав небольшую паузу, Всеотец задумчиво осмотрел двух смиренно-молчаливых старцев. — Потому я буду рад поделиться их мудростью, не разделяя великих мудрецов. — Мы будем рады служить царю Ньёрду в его чертоге, — смиренно отозвался Мимир, поклонившись царю Асгарда. Правитель Ванахейма был доволен и смущён одновременно. — Единственный чьему слову я прислушиваюсь, это мой светоносный брат Бальдр, — в знак подтверждения своих слов, царь мягко коснулся плеча своего брата, тепло взглянув в его глаза. — Он достоин править Ванахеймом не меньше моего и только ему я доверяю во всех девяти мирах. Будь моя воля, ни за что бы не отпустил. — Что ты, брат, — добродушно отозвался Бальдр, поднявшись на ноги. — Ты словно на казнь меня ведёшь! — добродушный весёлый смех охватил всех присутствующих. — Я с радостью услужу царю Асгарда, которого теперь по праву могу назвать своим другом. Поднявшись со своего места, Один Всеотец приблизился к теперь уже своим союзникам. Обменявшись крепкими дружественными рукопожатиями, каждый советник отныне перешёл на другую сторону, после чего все вернулись на свои законные места. Теперь же, к большому неудовольствию трикстера, Бальдр стоял подле Всеотца, тогда как Мимир и Хёнир присоединились к правителю Ванахейма. Некоторое время все возбуждённо обсуждали новое перемирие: полились шепотки, как тревожные, так и одобрительные, каждому было что сказать. И несмотря на возбуждённую обстановку, мудрый царь альвов по-прежнему был мрачен, что никак не ускользнуло от внимательного взора Всеотца, прекрасно понимающего чем связано мрачное настроение светлого альва. Требовательно вскинув рукой, царь Асгарда призвал всех к молчанию. — Есть проблема, которую мы так и не решили, — Вёлунд тут же воспрял, ожидая заветных слов. — Гулльвейг. Мы по-прежнему не ведаем, что делать с ведьмой. На короткий миг воцарилась удручающая тишина. — Я не вижу никакого решения, — честно признался царь Вёлунд, тяжело вздохнув от своего бессилия. — Мы не можем её казнить, как и не сумеем вечно держать взаперти. — Она вовсе и не взаперти, — насмешливо добавил коварный Локи, но лицо его не было весёлым, что говорило о серьёзности его слов. — Это как так? — ошеломлённо поинтересовался Аустри, третий по старшинству цверг. — Гулльвейг сидит в темнице только потому, что сама того хочет, — с иронией отвечает Локи. — Значит, мы совсем перед ней бессильны… — мрачно изрекает Ингви, взглянув на мрачного отца. Глумливый смешок Локи вновь привлекает к себе внимание всех присутствующих. — Как же быстро вы отчаялись, — хохотнул тот, но под пристальным взглядом Всеотца, вмиг примеряет маску вселенского смирения. — Не юлите, царевич, это утомляет, — саркастично произносит Альвис, порядком подуставший от затянувшегося собрания. — Нужно провести изгнание на крови, — голоса вмиг умолкли, стоило лукавому асу это произнести. Множество глаз испуганно уставились на младшего наследника, что не находили подходящих слов для ответа. Локи решил продолжить: — Гулльвейг бессмертна и этим несказанно гордится: так обратим её бессмертие в извечные муки. — Как именно? — лицо Вёлунда говорило о заинтересованности, что для Локи было крайне важно. Если совет согласиться с его планом, Локи понадобиться помощь могущественного альва. Заметно оживившись, лукавый ас вновь позволил себе улыбнуться. — Я предлагаю провести изгнание на крови, приковать ведьму к одному месту, границы которого она не сумеет переступить. — Магия крови могущественней рун, — мрачно отозвался задумавшийся Альвис. — Она запрещена и неспроста. Локи лениво пожал плечами. — Иногда очень полезно обходить запреты и правила. Наша ситуация безвыходная, а потому нужно пойти против устаревших устоев. — Я категорически против, — тут же запротестовал Форсети, мрачно обводя взглядом всех, кто, по его мнению, мог согласиться с планом Локи. — Поверь мне, Форсети, я бы больше удивился, согласись ты со мной, — насмешливо фыркнул трикстер, одарив того надменным взглядом. — Мне всё это не нравится, но я поддержу брата, — отозвался мрачно настроенный Тор. — Ведьму надобно наказать, а заточение самый лучший вариант. Мнения разделились и только Всеотец продолжал мрачно смотреть перед собой, словно таким образом надеялся подобрать правильное решение. Взгляд его единственного глаза устремился на молчаливо выжидающего младшего сына, смиренно ожидающего его сурового мнения. — И нет никакого иного пути? — полушёпотом поинтересовался Один, не прерывая споров остальных. Локи задумчиво уставился на группу собравшихся асов, альвов и цвергов. Долго что-то обдумывая, лукавый ас упрямо взглянул в единственный глаз отца. — Ничто иное её не удержит, отец, — так же тихо прошептал Локи, но более уверенней добавив. — Если мы хотим уберечь Сигюн от влияния Гулльвейг, нужно заточить ведьму на самом краю галактики, предав забвению само её существование, — заметив сомнение во взгляде Одина, трикстер решил не отступать. — Не думай, отец, что я жажду поиграться с тёмной магией, но её необходимо защитить, а иного пути нет. К тому же, Тор со мною солидарен. — Значит, вы всё обсудили и решили без меня? — поинтересовался Всеотец, окинув старшего сына быстрым осуждающим взглядом. Громовержец был серьёзен, только молний не хватало в суровом взгляде. — Инициатива была его, я лишь разработал план, — и лукавая улыбка разыгралась на бледном лице трикстера. Всеотец тяжело вздохнул, потратив на размышления не больше минуты. — Голосуем! — громко протянул Один, отвлекая всех от распрей. — Все, кто «за», поднимите руки. Первыми, кто потянули руки к верху были никто иные, как царская чета из Асгарда. Следующим был Вёлунд и вся его свита, чьи взгляды наполнились непоколебимой решимостью. Отчего-то светлые эльфы куда сильнее остальных желали избавиться от ведьмы, словно это она стравила их со славным Асгардом в кровопролитной войне. Царь Ванахейма и его поданные оказались непреклонными, хоть во взгляде каждого читалось очевидное сомнение. Царь Ньёрд по-прежнему колебался, но руки так и не подняв. Вопреки всем ожидания, более всего напуганные могуществом Гулльвейг цверги, почему-то не стали соглашаться с данным решением. Жители Нидавеллира, хоть и не особо жаловали магию, предпочитая заключать волшебство в своих изделия, были категорически против древнего ритуала. Единственным кому оставалось проголосовать, это тёмным альвам. Оттого поднимут они руку или нет, зависила судьба всего Девятимирья. Чувствуя свою важность, Альвис возгордился, нарочно оттягивая время, решив сыграть на нервах остальных. Неспешно посоветовавшись со своими советниками и сыном, Альвис окинул каждого внимательно-пристальным взглядом, после чего медленно потянул руку к верху. Один слышал, как оба сына облегчённо вздыхают, впрочем, в тот момент он и сам почувствовал некоторое облегчение. Судьба ведьмы была решена, хоть и не та, на которую рассчитывал Всеотец. Гулльвейг заслужила кару пострашнее, а потому Одина не могло в полной мере удовлетворить принятое решение. Умри она ещё тогда, в тронном зале Валаскьяльва, он бы сумел спать спокойно, но теперь… он не был уверен сможет ли вообще спать, не задумавшись о любимой внучке и злобной ведьме, что предрекла страшное будущее для любимого дитя света. На третью ночь после совета, когда мудрые мужи обсудили все вопросы и подготовились к сложнейшему ритуалу, Локи, сын Одина, жестоко лишил ведьму сердца. Бившийся в его руке орган продолжал дарить жизнь своей хозяйке. В ночь полной луны, Гулльвейг выла, рыдала, билась из последних сил, проклинала каждого страшными словами на древних языках, но ничто не могло спугнуть бога лжи. Никто во всей вселенной не смел угрожать его семье, тем более свету его души; той единственной, чьё благополучие волновало его гораздо сильнее собственного. Связав сердце Гулльвейг с землёй, что станет ведьме темницей, они спрятали его там, где никто не сумеет его сыскать; закопали так глубоко, что ничто не сможет до него добраться. Бессмертие станет личным проклятием для ведьмы, что продлится до судного дня.