Символ всегда заключает себе больше, чем его очевидное и сразу приходящее на ум значение
Карл Густав Юнг
Солнечное светило любовно одаривало падких на тёплый летний свет любимой звезды асов, ревностно прогоняя со своего любимого мира на ветви мирового ясеня всякие облака, отпугивая всякую непогоду. Любимая Соль освещала величественный Асгард, посылая на головы воинственного народа своё благословение. Новый день не был жарким, лёгкое дуновение ветра было благодатью, а тёплые лучи ласково согревали всякого, кто не боялся оказаться в их тёплых объятиях. Сегодняшнее утро было особенным не только для простых жителей мирного Асгарда, но и для многих других миров. В первые дни Мидсумар — летнего солнцестояния — царевне Асгарда, дочери могучего Тора, внучке царя Девятимирья, исполняется восемнадцать. Для богов, чьи жизни измерялись тысячелетиями, это было ничтожно мало, но день этот оттого не становился менее торжественным. В свои восемнадцатые именины девушка становится взрослой, а также официально представляется двору, как возможная претендентка на Асгардский престол. Оттого весь день и последующий вечер обещает быть насыщенным. Несмотря на благоприятное погожее утро, Сигюн не находила себе места, бесконечно долго меря шагами собственную комнату. Лёгкая ночная сорочка приятно ласкала кожу, но это не могло принести облегчения, как и не могло помочь упорядочить собственные разбушевавшиеся мысли. Второпях выйдя на балкон, Сигюн уставилась взглядом на прекрасный горный хребет, что змеёй тянулся вдоль горного массива, припорошённого снежными коврами. Она всегда любила этот вид, как и любила задумчиво разглядывать эти грубые, холодные и такие гордые в своём величии скалы. Многие жители дворца предпочитают вид на водную гладь и тянущийся до обрыва радужный мост, но царевна же отдала свою любовь и предпочтение горным массивам. Вид на остроконечные шпили, что угрожающе задевали небо Асгарда, помогали юной царевне сосредоточиться, угомонить разбушевавшиеся мысли, что так и роились в её встревоженном разуме. Деву беспокоило не само событие в честь которого состоится грандиозный пир, а гостьи, что прибудут со всех уголков Девятимирья. Многие из знати не ведают как выглядит дочь громовержца, ибо Сигюн ещё ни разу не показывалась на торжествах, что устраивали в Асгарде по многочисленным поводам, коих было несметное количество: асы весьма падкие на пиры и торжества, а потому устраивали оные довольно часто. Пока все отдавались веселью и празднествам, юная асинья посвящала всё свободное время обучению. Дочь могучего громовержца была обязана заточить свой ум подобно самому острому клинку, а потому мудрец Квасир наставлял царевну, обучая всем известным ныне наукам. Будучи асиньей по происхождению, Сигюн, как и многие другие, тренировала собственное тело, оттачивая и совершенствуя навыки фехтования и технику боя. Но была и магия, которую она унаследовала от родного и любимого деда, царя Асгарда, Одина Всеотца. Ответственность за её обучение мистическим наукам, взял на себя гордый бог озорства, что славился своим магическим потенциалом на весь Асгард. Само упоминание о хитром трикстере, кой являлся ей родным дядей, всегда воодушевляло, что и в этот раз не стало для юной царевны исключением. Проведя в обществе лукавого аса не один день, а буквально всю свою жизнь, Сигюн как никто другой знала, как Локи терпеть не мог слабость во всех её проявлениях. Гордый и высокомерный трикстер учил свою племянницу не только магии, но и умению держать лицо и свои эмоции под строгим контролем, ибо только так можно без угрозы для своей репутации или даже жизни, участвовать в жестоких дворцовых интригах. У царской семьи Асгарда слишком много врагов, чтобы позволять себе слабости, а коли все девять миров прибыли лицезреть нового члена царской семьи, Сигюн не могла себе позволить упасть лицом в грязь, как и не смела подвести своего наставника. Сейчас, глядя на эти холодные горные хребты, юной Сигюн так не хватало немой поддержки лукавого аса, ощущения на своём хрупком плече ладони отца, что всегда одаривал своей тёплой искренней улыбкой. Но ни отца, ни даже дяди не было рядом, оба отсутствовали по очередному поручению своего величественного царя. Где могут быть дорогие сердцу мужчины, девушка не ведала, как и того, будут ли они присутствовать на сегодняшнем торжестве в честь совершеннолетия Сигюн. Грусть поселилась во взгляде сапфировых глаз от осознания того, что, возможно, она не увидит лик отца и любимого дяди. Дева старалась отгонять огорчающие её думы, отгородиться от заселившейся в сердце печали, но всё безуспешно. Потеряв всякую надежду, Сигюн решила отвлечься от мрачных дум, занявшись более привычными для девы её статуса занятиями: подготовка к сегодняшнему торжеству, что начнётся по прибытию всех гостей. Верные фрейлины Сигюн ворвались в её светлые палаты, словно стая кровожадных хищников, готовых растерзать свою непутёвую госпожу за неподобающий вид. Выслушав все оханье и аханье, Сигюн первым делом повели в купальню, где царевну растирали всяческими маслами и гелями, вымывая густую шевелюру тёмно-медовых волос, что непослушно вились крупными локонами. Благополучно закончив с водными процедурами, деву принялись принаряжать в праздничный наряд, что был заранее отобран самой царицей Фригг. Идеальное кремовое платье с длинным подолом и лёгкими свободными рукавами, смущающе подчёркивало грудь, узкую талию и бёдра. Наличие красного и тёмно-синего в платье было неотъемлемой частью наряда, ибо таковы цвета любимого отца. Золотая нить была замыкающей деталью, что искусно пронизывала всё платье сложными витиеватыми узорами. Дорогие украшения были немногочисленными и не слишком выделяющимися, подчёркивая скромность души юной девы. Не будучи благосклонной к пышным и сложным причёскам, Сигюн позволила своим фрейлинам заплести парочку несложных кос, которые опоясывали золотые кольца, но в остальном пышные вьющиеся локоны были свободны. Закончив с образом своей госпожи, верные фрейлины оставили Сигюн наедине с собой, позволяя последние оставшиеся часы побыть в уединённой обстановке. Опустившись на софу, что выглядывала в сторону балкона, царевна намеревалась смириться с происходящим, что навсегда изменит её размеренную и беззаботную жизнь. Уединение продлилось недолго, когда в двери её покоев постучались. Резко вскочив на ноги, Сигюн стала лелеять мысль, что вот-вот увидит лики любимых мужчин. Поправив ткани своего платья и гордо расправив плечи, асинья позволила гостям войти, предвкушая воссоединение с любимыми членами семьи. Но стояло дверям распахнуться, как все надежды разбились на тысячи осколков, поселив в сердце разочарование. Взгляд встретился с царём и царицей, грациозно вошедшими в её палаты держа друг друга под руку. В глазах её хоть и поселилась печаль, но Сигюн была искренне рада увидеть своих дедушку и бабушку, что души не чаяли в их любимой внучке. Улыбнувшись им и приветственно поклонившись, дева любовно обняла преисполненную нежностью Всемать, получив в ответ приятную улыбку и целомудренный поцелуй в висок. Всеотец мягко заглянул в счастливые глаза внучки, ласково повёл тыльной стороной руки по налитым румянцем щёкам, после чего привычно поцеловал в макушку, как это делал всегда. Взгляд царя преисполнился гордостью, что никак не могло скрыться от юной девы, тогда как она не могла скрыть своего волнения. Заметив эту перемену, царь коснулся подбородка девы, вновь возвращая её взгляд к себе. — Сегодня твой день, — голос Всеотца был тих, но так величествен и столь уверенный, что Сигюн не смела спорить с мудрым царём Асгарда. — Оставь все тревоги в своих покоях, на предстоящем пиру они не понадобятся, будут только тяготить. — Многие прибудут в Асгард, желая взглянуть на виновницу столь пышного торжества, — произнесла царица и мягко улыбнулась, излучая во взгляде карих глаз одну только любовь. — Уверена, ты всех очаруешь. Сигюн смущённо опускает взгляд, хотя не чувствует внутри той же уверенности, что и любимая сердцу бабушка. Мечтательно склонив голову к плечу, дева устремляет взор в сторону, вспоминая лик темноволосого аса с лукавыми искорками во взгляде изумрудных глаз. — Как бы сказал Локи: выше нос, пусть все видят из чего ты сделана, — бархатный баритон бога озорства навсегда поселился в сердце юной царевны. Конечно, Сигюн нарочно опустила пару нелестных слов, которыми Локи по своему обыкновению одаривал придворных в этой фразе, но царю и царице Асгарда незачем их слышать, как и знать, что младший царевич позволяет себе более красочно выражаться при племяннице. Царица Фригг весело хохотнула, явно узнав слова любимого сына, что Сигюн запомнила ещё во время их первого урока по магии. Всеотец только хмыкнул, тем самым согласившись со словами любимой внучки. Когда между ними повисла неловкая тишина, асинья замечает в сильных руках Всеотца небольшой деревянный ларец, который он вскорости протянул Сигюн. — Это наш с царицей дар в честь твоих восемнадцатых именин, — молвив царь, неспешно приоткрыв ларец. Через секунду, Сигюн словно заворожённая не смела отвести глаз от показавшейся ей красоты. Взгляд изучающе разглядывал диковинное головное украшение, что при ярком свете сияло и искрилось разноцветными бликами, смутно напоминающие своей насыщенной гаммой радужный мост. Небольшая и скромно изготовленная тиара, несомненно, руками самых искусных цвергов Нидавеллира, была усыпана камнями, что сияли подобно звёздам с несколькими сапфировыми камнями, подчёркивающие цвет её необычных глаз. Восторг от подарка был так силён, что Сигюн буквально потеряла дар речи. Медленно переводя взгляд на довольного собой царя и царицу, Сигюн только и может одарить их чистой и искренней улыбкой, чувствуя подступающую к глазам влагу. Взяв себя в руки, асинья наигранно нахмуриться с укором поглядывая то на Одина, то на Фригг. — Как мне сегодня общаться с гостями, когда царь с царицей своими подарками лишают дара речи! Весело рассмеявшись, Всеотец аккуратно примеряет на голове асиньи украшение, явно оставшись довольным результатом. — Уверена, сегодня многие лишатся дара речи только взглянув в твои прекрасные глаза, — тепло и нежно произносит Фригг, ласково проводя ладонью по медовым кудрям девы. От подступившего смущения, Сигюн снова решает пошутить, намереваясь хоть как-то скрыть сей неловкий факт: — Уверена, Фрейя не сведёт с меня завистливых глаз. Упоминание богини любви и красоты заставило Всеотца слегка поморщиться, скрывая свою нелюбовь к дочери царя Ньёрда, что жаждала связать себя узами брака со старшим наследником, неприветливой улыбкой. Фрейя была частой гостью в царстве величественных богов Асгарда, намереваясь соблазнить простодушного Тора, но как бы та ни старалась, громовержец толи не видел, или же не желал видеть этих наглых ухаживаний. Впрочем, младший царевич тоже приложил к этому руку, ухищряясь каждый раз всячески унизить горделивую богиню красоты, но делал это до того искусно и незаметно, что Фрейя ни о чём не подозревала. Локи терпеть не мог эту меркантильную ванку, чьё настроение ежесекундно менялось от святой невинности, до пресловутой жестокости и безгранично раздутого эго. Сигюн тоже недолюбливала ванку, а потому тайно благодарила лукавого аса за все проказы, что он адресовал высокомерной богине красоты. Внимательно заглянув в очи Сигюн, царь Асгарда нарочито серьёзно и с небольшой долей наигранности, молвил: — Пусть Фрейя и зовёт себя богиней красоты, но душа её не так прекрасна и не так чиста как у той, что дороже для нас всех благ и драгоценностей. Лицо Сигюн в который раз побагровело, налившись пунцовой краской. В свои юные годы она так скромна, такая робкая и неуверенная, что никакое внутреннее принуждение не могло заставить Сигюн скрыть сей очевидный факт. Она не любила себя за излишнюю робость, что чаще доставляя только одни хлопоты юному и ранимому сердцу богини. Многие находили эту черту очаровательной, соблазнительной для прекрасной богини, что только начала цвести и благоухать на радость многим жителям Девятимирья. Сигюн лелеяла надежду, что к своему столетию, когда Норны нарекут её вторым именем, в душе не останется места для детской и наивной робости, граничащей с излишней сентиментальностью. Дочь могучего громовержца не должна быть слабой и робкой. Прикусив нижнюю губу, Сигюн, наконец, решается взглянуть в единственный глаз Всеотца, что по-прежнему излучал мягкость. Повторно коснувшись губами макушки любимой внучки, Всеотец протягивает царице согнутую в локте руку, но прежде чем они решают покинуть её покои, Сигюн вмиг приходит в себя, озвучивая царю волнующий её вопрос: — Мой царь, — Один возвращает к ней свой взгляд, тем самым позволив Сигюн продолжить. — Смогу ли я увидеть любимого отца и дядю? Я безгранично тоскую по ним, и, боюсь, их отсутствие меня печалит. Лицо мудрого царя стало задумчивым, но не предвещающим положительно ответа, что так страстно желала услышать юная асинья. — Я не могу ничего обещать, потому как и сам не ведаю, дитя моё, — заметив печаль во взгляде сапфировых глаз внучки, Всеотец смиловался, искренне улыбнувшись. — Не печалься раньше срока, разве они хоть раз пропускали твои именины? Уверен, мои сыновья ещё объявятся. — Благодарю, — поклонившись царю Асгарда, асинья сумела улыбнуться. — Я не стану терять надежду. Оставшись вновь наедине с собой, юная царевна глубоко вздохнула, вновь обратив печальный взор в сторону балкона, откуда доносилось весёлое пение птиц. Слова Всеотца не вселили ей надежду, но и отдаваться печали Сигюн не была намеренна зная наверняка, что такое бы не одобрил простодушный громовержец. Несмотря на своё частое отсутствие во дворце, отец никогда не позволял любимой дочери грустить. Могучий бог грома всячески ухищрялся поднять настроение Сигюн, отчего порой и сам отдавался ребяческому веселью. Таков был громовержец, такова была и его дочь, а потому, позабыв о всех печалях Сигюн вновь заулыбалась. Послушавшись совета Всеотца, дева оставила все свои печали в своих светлых палатах, гордо устремившись вперёд где её заждалось наступившее будущее. Охрана у дверей в лице двух эйнхерий, верно сопровождали свою госпожу до Валаскьяльва, как того требовали устоявшиеся традиции. Весь свой долгий путь, Сигюн хаотично припоминала все уроки лукавого аса по сохранению лица, которое она могла тотчас потерять, когда тысяча глаз со всех уголков девяти миров устремятся в её сторону. Но даже тогда, Сигюн не могла позволить страху сковать себя, обезвредить как невольную куклу.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
— Никогда не показывай им своего страха, — поведал однажды Локи, пока асинья отрабатывала своё первое заклинание под пристальным надзором сурового наставника. — Дикие звери чуют страх, что только придаёт им уверенности, а ты слишком мягкосердечна и в силу своей юности — наивна. И чем раньше ты это поймёшь, тем легче будет принять эту жестокую истину. — Как мне это сделать? Как не показывать своего страха? — озабоченно поинтересовалась Сигюн, когда волшебство отказывалось подчиняться неловким манипуляциям рук. Величественно восседая на мягкой софе, будто на личном троне, трикстер задумчиво сощурился и откинул голову назад так, словно пытался отбиться от солнечного блика, что так нагло лез в глаза царевича. Под пристальным изучающим взглядом изумрудных глаз, Сигюн всегда ощущала некоторую неловкость. Глубоко вздохнув, Локи грациозно поднялся с софы, подобно дикому хищнику приблизившись к непутёвой ученице. Скользнув к ней за спину трикстер мягко, но настойчиво коснулся запястий юной асиньи. От такой неожиданной близости Сигюн вздрогнула, но позволила умелым рукам Лофта указать на ошибки в её движениях. — Сигюн, — прошелестел бархатный баритон трикстера, вызвав у девы волну, пробегающих по всему телу, мурашек. Взволнованно сглотнув, царевна словно заворожённая неотрывно наблюдала за движением их рук. — Никогда не забывай кто Ты. Все эти придворные, что мило улыбаются тебе всякий раз, когда проходишь мимо них только того и ждут, когда ты споткнёшься. Они — не более чем стадо, которое возомнило себя хищниками, — у самого уха послышался лёгкий насмешливый смешок. — Сосредоточься, — послушно прикрыв глаза, асинья принялась собирать магию, позволяя лукавому асу и дальше манипулировать кистями её рук. — Ты — Сигюн, дочь громовержца, внучка Одина Всеотца, царя всех Девяти Миров, — шептал тем временем Локи. — Не забывай, что хищник — это прежде всего ты, а остальные — лишь добыча. Никогда не забывай об этом, и тогда никто не посмеет смотреть на тебя свысока. Холодные руки трикстера соскользнули, прекращая холодить чувствительную кожу юной асиньи. Трепетно приоткрыв глаза, Сигюн с замиранием сердца наблюдала за ярким мягко-золотистым светом, что вырывалось из её тонких аккуратных пальчиков.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
Когда до величественного тронного зала Валаскьяльва оставалось всего ничего, царевна с улыбкой припомнила слова бога озорства, что станут её личной мантрой в последующей жизни. Всем дворцовым хитростям она была обязана только одному Локи, что ещё с детства подготавливал деву к настоящей дворцовой жизни, что полнилась скрытыми интригами, опасностями и политикой. Сигюн всегда будет благодарна дяде за мудрые советы, подготовившие к жизни во дворце самого могущественного в Девятимирье царя. А потому, припоминая гордого аса, Сигюн не смела пустить по ветру все его старания и мудрые советы. Она не позволит стаду увидеть в ней беззащитную и робкую асинью, что и сама до конца не верит во всё происходящее. Вход в тронный зал Валаскьяльва не имел дверей, только высокую и необъятную глазу арку, что тянулась до самого потолка. Чтобы прибывшие гости не разглядели виновницу торжества раньше положенного времени, могучие эйнхерии выстроились в широкую шеренгу, перекрывая своими спинами дальнейший обзор. Остановившись напротив входа, Сигюн сделала глубокий вдох и выдох, подготавливая себя к новому будущему. Решительно кивнув солдатам, дева гордо выпрямила спину и хрупкие плечи, улыбнулась самой светлой улыбкой, на которую только была способна, после чего тотчас двинулась вперёд. Стояло ей сделать шаг на встречу своему будущему, как эйнхерии змейкой попятились в сторону, освобождая вход юной царевне. Гордо выпятив подбородок, Сигюн практически не глядела в множество глаз, что мгновенно устремились в её сторону. Асы заликовали, приветствуя члена царской семьи: множество хлопков пронеслось по величественному тронному залу Одина, оглушив непривычную к такому шуму асинью. Сигюн буквально осыпали лепестками живых и оттого несчастных цветов. И пока она шествовала до трона, дева с ужасом представляла сколько было испорчено прекрасных растений. Криков в зале не было, но асинья видела перешёптывания как среди асов, так и других народов на ветви мирового ясеня. О чём они шептались, Сигюн не могла знать, но ясно видела с каким интересом её разглядывают благородные мужи и женщины: девы смотрели с завистью и надменностью, мужчины с похотью и высокомерием. Овцы в шкурах хищников, — подумала Сигюн, припоминая слова лукавого аса. Именно так их величал младший царевич. И теперь глядя в эти обманчиво-дружелюбные лица, Сигюн была с ним согласна как никогда раньше. Дай только повод — и это стадо с превеликим удовольствием тебя растерзает. С каждым новым шагом, Сигюн всё с большим трудом удавалось изображать на улыбчивом лице непосредственность и полную безучастность в происходящем. Чем ближе к величественному трону Хлидскьяльву, на котором уже восседал Один Всеотец, тем труднее становилось сохранять уверенность. Асинья буквально ощущала, как маска наигранной самоуверенности стала давать первые трещины, грозясь в скором времени распасться на тысячи мелких кусочков. Несчастное сердце отбивало бешеный ритм, грозясь вырваться из заточения. Прикрыв на доли секунд веки, Сигюн сосредоточилась, что позволило стоически проделав оставшийся путь, изображая искреннюю радость от происходящего. Оказавшись у подножья Хлидскьяльва, дочь знаменитого громовержца, припала на одно колено у самых ступеней, приветствуя и отдавая дань уважения своему великому царю. В этот самый миг зал утонул в блаженном молчании, подарив Сигюн кроткие минуты тишины. Медленно подняв голову к трону, асинья первым же делом глядит в счастливое лицо Всеотца, что продолжал гордо восседать на троне и лишь потом к царице. Прекрасная Фригг была ближе всех к царю Асгарда, находясь к нему по правую руку, где на две ступеньки ниже должны были расположиться любимые сыны Одина. Всего на миг Сигюн теряет свою маску, глядя на пустующие места с неподдельной тоской и грустью, но быстро взяв себя в руки, она возвращает полный уверенности взгляд к царю. Один наконец решает подняться со своего трона, крепко сжимая в своих сильных руках Гунгнир. Твёрдой и уверенной поступью царь Асгарда спустился по ступеням, остановившись напротив своей внучки. Во взгляде единственного глаза читалась неподдельная нежность и любовь, что всякий раз смущало сердце юной девы. Протянув ей свою могучую ладонь, Сигюн не задумываясь ухватилась за неё грациозно поднявшись с колен. Всё ещё крепко, но с нежностью сжимая её хрупкую ладошку, они одновременно повернулись к молчаливой публике, что с замиранием на сердце наблюдали за всем происходящим. — Жители всех Девяти Миров, — Один не повышал голоса, но это было и не нужно, ибо слова его эхом отражались от стен величественного тронного зала, распространяя его слово в каждый отдалённый уголок. — Я горд представить вам Сигюн, светлую дочь бога грома, Тора, мою внучку, — последние слова он произнёс особенно нежно, коротко взглянув на смутившуюся деву. — Сегодня её восемнадцатые именины, а это значит, она полностью вступает в свои права как законная царевна и кандидатка на трон Асгарда. Так давайте же достойно поприветствуем её и поздравим в этот важный день! Гулко ударив Гунгниром в пол, Всеотец как будто дал своё дозволение на оглушительное ликование и аплодисменты, позволив толпе по достоинству поприветствовать свою царевну. Несмотря на растянувшуюся на лице улыбку, Сигюн не испытывала радости от происходящего. Безразлично разглядывала лица незнакомых ей асов Сигюн осознавала, что больше всего её волнуют цветы, разбрасываемые в тронном зале в её честь, но никак не собственные именины. Но чего уж лукавить, больше всего юную деву огорчило отсутствие любимых сердцу мужчин, занятых поручением своего величественного отца. Наследные принцы так и не удосужились явиться на торжество, а, значит, не следует надеяться и на то, что они прибудут к пиру в её честь. Вскоре мрачные мысли заполнили думы девы, лишая её остатков праздного настроения, превращая каждый миг в невыносимую пытку. Последующие события для Сигюн произошли словно в тумане, ибо она практически не помнила того, что произошло после, казалось бы, нескончаемых ликований и оглушающих чуткий слух аплодисментов. Вся царственная процессия довольно быстро и сумбурно переместилась в медовый зал, что мог уместить в себе более сотни важных гостей буквально прибывших со всех уголков Девятимирья. Гостей было такое множество, что Сигюн боялась как бы совершенно случайно не спутать какого-то особенно обидчивого ярла или конунга с прислугой или иными дворцовыми служителями. По этой причине юная асинья практически ни с кем не разделяла бесед, предпочитая внимательно слушать и наблюдать за повеселевшими незнакомцами. Не ведая лик царей иных держав, Сигюн опасалась показаться им невеждой, что лишь сильнее усугубило и так шаткое состояние взволнованной асиньи. Она боялась опозорить свою царственную семью, а потому была лишь тенью на своём же празднике. Великие Боги добросовестно отдавались праздному веселью, ликуя и восторженно обсуждая недавно произошедшее в тронном зале Одина. Сигюн то и дело ловила шепотки и громкие возгласы, адресованные её скромной персоне: женщины — тихо перешёптывались, обсуждая наряд царевны и её красоту так, словно она намеревалась этим вечером отнять у них всё внимание сильной половины; мужчины же не скрывали своего восхищения, отчего Сигюн то и дело неловко отвечала на все комплименты, которыми её так рьяно осыпали храбрые мужи. Пир в её честь не приносил никакой радости, а потому царевна принимала в этом посредственное участие нежели прямое, предпочитая большую часть времени разгуливать по залам и наблюдать со стороны. Медовый зал был наполнен восхитительной лирической музыкой, приятно ласкающей слух своей незамысловатой мелодией: асы, ваны, светлые и тёмные альвы, а также цверги, все присутствовали на пиру охотно отдаваясь веселью. Здесь не было вражды, а междоусобицы были спешно, но на время забыты, позволяя всем как следует провести вечер вне политических конфликтов. Прибывшие на празднество цари и их придворные были расположены по левую руку от царя Асгарда, многие из которых приняв в себя побольше крепких напитков, искали веселья и в других концах дворца. Неспешно прогуливаясь вдоль балконов медового зала, Сигюн совершенно случайно ловит взгляд мудрого царя светлых альвов и его старшего сына Андвари. Оба они о чём-то задумчиво перешёптывались, при этом совершенно не стесняясь отвечали на смущённо-вопросительный взгляд асиньи. Когда Андвари склонил голову к своему отцу, тот, слабо шевеля тонкими губами, что-то очень тихо зашептал глядя на Сигюн в прищуре медовых глаз. Словно став случайным свидетелем неведомого ей заговора, царевна поспешила скрыться от любопытных глаз на одном из балконов, заодно позволив себе глоток свежего ночного воздуха. Взгляд её сапфировых глаз скользнул по лунному светилу, вступившим в свои законные права. Облокотившись о искусную балконную перегородку, Сигюн скучающе разглядывала радужный мост и освещаемую лунным светом водную гладь, как вдруг почувствовала чьё-то присутствие у себя за спиной. Привычно растянувшись в обаятельной улыбке, асинья поприветствовала своего величественного царя. — Может ли старик надеяться на танец? — во взгляде Одина сверкнул озорной блеск, который так всегда нравился юной царевне. — Ни одна дама не сумеет устоять перед вами, мой царь. Ответом для Сигюн стал весёлый смех Всеотца, что уже протягивал свою крепкую мозолистую ладонь своей внучке. Приняв предложение любимого царя, асинья позволила себя увести обратно в зал, где как раз проходили увеселительные танцы. Музыка стала более живой, дразня осмелевших от выпитого сильных мужей, что спешно приглашали не менее застенчивых дам на светские танцы. Множество самых различных пар кружились под весёлую музыку, смеялись, дразня друг друга озорными многообещающими взглядами. Гордый царь Девятимирья ловко перехватил ладони внучки, закружив её в безудержном танце, отчего оба весело захохотали. Возможно, Сигюн впервые за весь вечер почувствовала себя свободно и раскованно, позволяя мудрому асу вести танец сливаясь во всеобщем хороводе, благодаря чему они практически не отличались от других танцующих пар. Вскоре мелодия замедлилась, позволяя уставшим и разгорячённым танцорам перевести дух. Совершенно не ожидая, Сигюн заметила старшего царевича светлых альвов, что, учтиво поклонившись, мягко обратился к царю: — Позволите ли отнять вашу пару? — Андвари был весьма галантен, деловито сцепив руки за спиной. Между тем, Один Всеотец странно взглянул в сторону своей внучки, загадочно изгибая одну бровь. — Конечно, царевич Андвари, — величественно молвил мудрый царь. — К тому же, я обещал супруге танец. Благодарно кивнув Всеотцу, светлый альв протянул Сигюн свою тёплую ладонь. Позволив себе секундную заминку, Сигюн всё же добродушно улыбнулась, принимая приглашение на танец. Царевич Андвари был весьма осторожен и галантен со своей смущённой партнёршей, что не была привычна мужскому вниманию. В жизни Сигюн было несколько мужчин, с которыми она контактировала и могла бы себе позволить разделить танец: родной и любимый отец, царь Асгарда, гордый трикстер и светоносный Бальдр. Ванский советник Всеотца был хорошим другом для юной царевны, с которым она время от времени проводила свободное от учений время, разделяя светские беседы, прогулки в парках, а также игру в тавлеи или шахматы. Долгое время Сигюн не решалась поднять взгляд на свою пару, что не ощущал никакого дискомфорта, уверенно и непринуждённо ведя их незамысловатый танец. Осмелев достаточно, чтобы смело взглянуть в глаза альва, Сигюн для себя замечает, что они того же цвета, что и у царя Льесальфхейма: светло-янтарные, словно медовые соты. Взгляд не выражал враждебности или надменности, а скорее наоборот, Андвари был преисполнен мягкостью и добродушия. — Я должен перед вами извиниться, — учтиво произнёс царевич, прерываясь только для того, чтобы закружить Сигюн вокруг своей оси и снова протянуть к себе. — Мы с отцом доставили вам массу неудобств, пока увлечённые беседой разглядывали как какую-то диковинку. Прошу меня простить, ваше Высочество. Знайте, мы были безгранично восхищены вашей красотой. Вспоминая серьёзные лица двух альвов, что в тот момент не отводили с неё глаз, Сигюн сильно засомневалась, что темой обсуждения была её красота, но виду, конечно же, не подала. Вместо сомнений, асинья изобразила застенчивость, нарочито смущённо отводя взгляд. — Вы ни в коем случае не доставили мне никаких неудобств, — отвечала дева, на короткий миг отстранившись от своего партнёра, обходя принца кругом, как того требовал танец. — Вам не за что извиняться. Принц Андвари довольно хмыкнул. — Бог света был прав, — загадочно произнёс светлый альв, не отрывая своего взгляда от Сигюн, — когда говорил о вашем чистом и добром сердце. — Светоносный Бальдр как всегда излишне преувеличивает, бессовестно приумножая мою доброту, — скромно ответила асинья, вновь перерывая их зрительный контакт. На этот раз Андвари весело хохотнул, теперь уже совершенно точно смутив сердце юной девы. Но чего лукавить, смех этот был приятен слуху, но ещё и до безобразия заразителен. — А ещё невероятно скромны! На сей раз смеялась сама Сигюн, вновь позволяя весёлому альву себя вскружить. Покружившись ещё немного, Андвари на время потерял свою пару, когда начался обмен партнёров: дамы и мужчины переходили от одного к другому, совершали несколько движений, после чего снова переходили к следующему партнёру. И так продолжалось до тех пор, пока каждый танцор вновь не воссоединится со своей парой. Когда Сигюн уже была готова вновь встретиться в танце с Андвари, кто-то нагло и безапелляционно увёл её прямо у него из-под носа. Потому асинья лишь с удивлением наблюдала за таким же изумлённым альвом, которому пришлось встретиться в танце с другой девой. Чужие пальцы ловко и властно перехватив её ладонь, отчего Сигюн тотчас почувствовала исходящий от них холод. Другая рука наглеца легла на хрупкую девичью талию не позволяя своей партнёрше даже думать о том, чтобы отстраниться или прервать танец. Тонкие и холодные пальцы уверенно держали ладонь своей партнёрши, а движения были столь элегантно отточенные, что асинья невольно почувствовала себя полной неумёхой в руках более опытного мужчины. Исходящий от незнакомца аромат был столь знаком Сигюн, столь приятен, что улыбка сама собой растянулась на её безмерно счастливом лице. Вскруживший голову аромат полностью лишил царевну рассудка, опьяняя не хуже хмеля: сладкий и терпкий; холодный и колкий, как снежные хрусталики первого снега; свежий, как холодные ветра из самого Йотунхейма. Именно так для Сигюн пах младший царевич Асгарда, чей аромат всегда напоминал о редкой зиме в величественном городе богов. Только бог обмана и озорства мог сводить сума одним своим присутствием; своим не менее холодным надменным взглядом; губами, что вечно искривлены в лукавой ухмылке. Нет такой дамы во всех девяти мирах, которая бы не возжелала оказаться подле всегда обаятельного бога коварств. Подхватив царевну за талию, Локи без труда приподнимает хрупкую деву, поле чего вновь ставит на землю. В тот самый короткий миг Сигюн встречается своим взглядом со взглядом лукавого аса, в чьих глазах горели весёлые озорные искры, которые она в нём так искренне любила. Тонкие губы бога озорства привычно изогнуты в насмешливой улыбке, что почти никогда не покидала лица хитреца. Прервав на минуту их взгляд, Локи с присущей только ему изящностью изгибает одну бровь, бросив короткий пренебрежительный взгляд в сторону Андвари, что теперь был вынужден танцевать с незнакомкой. — Странную пару вы себе отхватили, ваше Высочество, — надменно-вальяжно произнёс трикстер, возвращая свой лукавый взгляд на Сигюн. Гордо подёрнув подбородком, Сигюн состроила наигранно-серьёзное выражения лица давая ясно понять, что она в обиде на своего дядю. — И чем же вам не угодила моя пара? — холодно бросила асинья, нарочно не встречаясь взглядом с изумрудом. — Поверьте мне, ваше Высочество, уста трикстера сумеют сыскать не одну причину вашего плохого вкуса, — с тем же равнодушием замечает лукавый бог, слегка пожимая плечами. Сдерживая довольный смешок, Сигюн наигранно-возмущённо встречается взглядом с двумя изумрудами, в которых безудержно плескалось безграничное самодовольство. — Отчего же вы, позвольте узнать, решили, будто это я выбрала себе пару для танца? — гордо заявила асинья, хитро сощурив глаза, как это по обыкновению делал сам трикстер. — Скорее это меня выбрали! Довольно хмыкнул, Локи бросил быстрый взгляд в сторону альва, слегка приблизившись к уху юной девы так, чтобы его могла слышать только она. — Тогда, к своему превеликому неудовольствию должен признать, что у царевича Андвари неплохой вкус. Вместо того, чтобы смутиться словам бога лукавств, Сигюн серьёзно посмотрела в его полные насмешки глаза, не скрывая своего недовольства в голосе: — Уж не думаете ли вы, ваше Высочество, что таким способом сумеете вымолить прощение? — Что вы, царевна! — почти что оскорблённо воскликнул Локи — Как вы такое могли предположить? Я всего-то навсего намеревался подкупить вас подарком, но, видимо, я и в этом сегодня не преуспею, — взгляд лукавого аса заскользил по подарку Всеотца. — Полагаю, за это я должен поблагодарить нашего горячо любимого царя. Сменив гнев на милость Сигюн мягко улыбнулась любимому богу, привычно изучая его правильные черты лица, которые она знала ещё с юных лет. — Локи Одинсон, — ласково произнесла дева, отчего ас тут же смягчился, внимательно и с интересом взглянув ей в лицо. — Твоё присутствие уже есть для меня самый величайший подарок. Прекрасные черты лица трикстера разгладились, смягчились как это бывало довольно редко. Суровый и надменный бог коварства более таковым не являлся, глаза глядели на Сигюн ласково, тонкие губы не напоминали зловещий оскал, адресованный всем овцам в шкурах хищников. Несомненно, такое признание весьма польстило гордому асу, что бесспорно читалось в его смеющихся изумрудных глаз. Сигюн ощутила странное волнение, что волной пробежался по всему телу при виде одной только улыбки бога озорства. Странный и чужеродный трепет охватил её светлые мысли, одарив смятением и полным непониманием, которое она силилась понять, разобрать как какую-то сложную головоломку. Спешно отведя рассеянный взгляд, Сигюн прикусывает нижнюю губу, чтобы хоть как-то скрыть собственное замешательство, которое, несомненно, заметил прозорливый взгляд трикстера. Уняв собственные разбушевавшиеся эмоции, асинья вновь позволяет себе гордо вздёрнуть подбородком и наигранно-обиженно обратившись к Локи. — Но не думайте, ваше Высочество, что вы с отцом прощены, — и будто в подтверждении своих слов, Сигюн пуще нахмурилась, хоть уста предательски дрогнули в простодушной улыбке. — Собственно, где же мой отец?.. В тот же миг взгляд трикстера помрачнел, приняв стыдливо-хмурые оттенки, отчего два изумруда привычно сощурились, бесстрастно разглядывая танцующих в центре зала разномастный народ. Локи не спешил отвечать на поставленный вопрос племянницы в чём, собственно, она уже не нуждалась: отец пожелал остаться в царстве Свартальфхейма, вновь принимая участия в чужих войнах, вновь решая чужие проблемы. — Сигюн… Намереваясь дать честный ответ, Локи был весело перебит мягким голосом асиньи. — Я порядком подустала от танцев. Быть может, младший царевич составит мне компанию и прогуляется по саду? Благосклонно кивнув её предложению, Локи вновь позволяет себе лёгкую непринуждённую улыбку, предлагая Сигюн ухватиться за его руку согнутую в локте. Обида на отца, что успела затаиться в её ранимом сердце, растворилась, а всё благодаря любимому богу лукавств. Локи всегда умело прогонял все печали девы не позволял грустить и унывать, находя множество способов отвлечь или развеселить: кто как не бог озорства мог справиться с такой, казалось бы, непосильной задачей? И Сигюн была ему безгранично благодарна за заботу и внимание, которым он всегда одаривал свою племянницу. Даже многочисленные пассии младшего наследника, о которых так любили толковать падкие на слухи прислуга, не получали и толики того же внимания. Конечно, Сигюн не любила распускаемые слухи и всячески старалась их избегать, но это было практически невозможно проживая в чертогах Одина. Вопреки всем своим желаниям, эти слухи об любвеобильности бога коварств, так или иначе добирались и до ушей дочери громовержца. Стояло Сигюн помыслить о любовницах лукавого аса, как к своему огромному разочарованию замечает белокурую асинью, чья красота и сила была на устах многих придворных Асгарда. Амора Чаровница — эта дева бесспорно считалась одной из самых могущественных чародеев Асгарда; самой прекрасной, отчего блондинку часто сравнивали с гордой и любвеобильной Фрейей из Ванахейма, любимой дочерью царя Ньёрда. Амора была из тех самоуверенных асинь, что добивались своего любой ценой, любыми возможными способами. Многие толковали, что Амора искусно владела магией сейд, благодаря которой она без проблем очаровывает беспечных мужчин. Возможно, Сигюн восхитилась бы этой прекрасной асиньей, только она была хорошо знакома с этой не в меру надменной девой: сердце её было черным и чёрствым как камень, а душа давно прогнила, потеряв свою первозданную чистоту присущей всем добрым существам. Царевна имела неудовольствие общаться с Чаровницей и чаще это были колкие замечания и насмешки, в которых Сигюн не намеревалась ей уступать. Самым худшим было то, что Амора была известна на весь двор как любовница Локи. Пожалуй, этот факт огорчал Сигюн куда сильней, потому как она никак не могла взять в толк: что именно в ней нашёл её любимый ас? Сигюн не видела в их глазах искры, не чувствовала привязанности, а потому могла с уверенностью для себя сказать, что в их отношениях не было искренней любви. Зная эту простую и очевидную истину Сигюн только сильнее озадачивалась, а потому, когда белокурая красавица неспешно приблизилась к ним в своём откровенно-элегантном платье, дочь громовержца встретила её с холодным взглядом сапфировых глаз, растянув на напряжённом лице лживую улыбку. Сигюн прекрасно знала о способностях Аморы читать мысли, но старалась об этом не думать. Впрочем, такими способностями мог похвастаться и её родной дядя, а это значит только одно, Амора не станет пользоваться своими силами в присутствии Локи. Чародейка откровенно и не без причины боялась бога лжи, что часто читалось во взгляде её зелёных глаз. — Мои вам искренние поздравления, ваше Высочество, — пропела чародейка, хитро сверкнув глазами. В искренность Аморы, Сигюн, конечно же, не верила, но была вынуждена ответить: — Искренне благодарю, прекрасная Амора, — обе девы поняли общий позыв по поводу взаимной искренности, а потому тотчас позабыли друг о друге. Чаровница томно вздохнула, когда её зелёные глаза устремились к молчаливому трикстеру, что только слушал и анализировал все произнесённое. Локи был прекрасно осведомлён об их неприязни, а потому ни капли не удивился холодности в их речах. К тому же, как заметила сама Сигюн, он был не шибко рад появлению эксцентричной любовницы. Обаятельно улыбнувшись Аморе, бог обмана как-то странно оглянулся по сторонам, словно кого-то выискивал из толпы. Не удовлетворившись поисками, Локи наигранно нахмурился, поглядев на удивлённую Чаровницу. — А где же твой пёс, Амора? Я думал, ты не позволяешь себе являться прилюдно вне его общества. На выпад трикстера, Амора звонко рассмеялась. — Решила указать псу его место. Ты против? — сделав небольшой шаг ему на встречу, Чаровница томно вздохнула проводя тонкими длинными пальчиками по груди любовника, словно намеревалась поправить несуществующие складки на идеальном костюме Локи. — Ты давно это советовал, так что я решила прислушаться. Два изумруда опасно сощурились, а тонкая бровь изогнулась пока Локи пустым взглядом глядел на Амору. Неожиданно уголки губ дрогнули в улыбке, после чего младший царевич слегка приблизился в уху Аморы, чтобы тихо и ласково прошептать: — Ты слишком поздно внимаешь чужим советам, — голос его был до невозможного низок и бархатным, отчего чародейка вздрогнула, ощущая слабость в ногах, которую мог вызвать только этот хитрец. — А потому и сама нуждаешься в том, чтобы кто-то указал и тебе на твоё место. Глаза Аморы округлись, после чего лицо приобрело острые гневные черты. Рука резко и раздражённо соскользнула с груди Одинсона, а взгляд зелёных глаз стал острым и надменным. Вернув себе толику самообладания, Амора продолжила с наигранной улыбкой, но с приниженной самооценкой: — Никто не ждал тебя увидеть на торжестве, — безразлично бросила чаровница. — Неужто бросил разрешать проблемы Свартальфхейма на брата? Хотя, чему удивляться, кому понадобиться помощь воина, что только и умеет колоть словами, а не мечом. Губы Локи опасно дрогнули в злом оскале, изумрудные глаза недобро сверкнули, а пальцы правой руки сжались в кулак до побелевших костяшек пальцев. Сигюн начинала волноваться, обеспокоенно поглядывая то на оскорблённую Амору, то не на шутку разозлённого Локи. — Ох, Амора... — подозрительно ласково протянул трикстер, вернув на уста мягкую улыбку. — Как бы ты ни была хороша, какой бы не была прекрасной и могущественной, тебе никогда не светит то, чего ты так страстно желаешь. А теперь прошу меня простить, сегодня я целиком и полностью принадлежу своей племяннице Сигюн. Небрежно поклонившись Локи стремглав потащил растерявшуюся асинью прочь, оставляя белокурую красавицу пыхтеть от пожирающего гнева. Дочери громовержца было весьма тяжко подстроиться под широкий шаг трикстера, отчего она быстро задышала от усталости, когда Локи остановился у арочного входа в чудесный сад Иддун. Кинув недовольный взгляд на лукавого аса, Сигюн лишь увидела привычные сердцу озорные огоньки, насмешливо глядящие ей в ответ. Дева никогда не умела подолгу злиться, а потому вскоре весело захохотала, а вместе с ней и сам Локи. Смех этот, лёгкий и искренний, она слышала от младшего царевича очень редко, каждый раз наслаждаясь его приятным звучанием. Сняв свои чудесные туфельки, Сигюн бодро зашагала по влажной траве, приятно холодившей подуставшие от каблуков ступни. Любимый Мани расчистил для асов небо, представляя их взору превосходное звёздное сияние, способное вскружить своей чистотой и великолепием голову: множество туманностей самых различных цветов и оттенков, будоражили воображение, восхищали своей первозданной красотой. Вдалеке Сигюн разглядела падающую комету, оставляющую после себя ярко-огненный шлейф, напоминая колесницу самого Мани, любимого брата Соль. Мечтательно вздохнув, Сигюн задумчиво глядит на молчаливого трикстера, что тоже решил полюбоваться ночными красотами. — Ты её не любишь, — это не было вопросом, скорей констатацией факта, — но при этом держишь при себе как зверушку. Очередная игра трикстера или бога обмана? Отвлекаясь от ночного неба, Локи удивлённо и насмешливо глядит прямо на племянницу, словно на малое и неопытное дитя. Хмыкнув каким-то своим мыслям, Локи сцепляет руки за спиной, медленно и плавно вышагивая по садовой тропе. — А тебе она не нравится, — очередная констатация факта нежели вопрос, ответ на который Локи и так знал. Сигюн хмуриться, молчаливо следуя за асом по мягкой шелковистой траве. — Она злая и своенравная женщина. — О-о-о, — довольно протянул тот, хитро ухмыльнувшись. — Это далеко не все её замечательные качества. Двусмысленная фраза трикстера вынуждает Сигюн почувствовать неожиданный укол смущения, отчего щёки тотчас залились румянцем. Благо лукавый ас не мог этого видеть, иначе он всенепременно засмеялся, смутив Сигюн пуще прежнего, а этого ей не хотелось. В конце концов Амора любовница бога коварств, значит, этих загадочных «качеств» у неё хоть отбавляй. — Не сомневаюсь, — тихо буркнула асинья, ласково касаясь ладонью нежных цветущих бутонов. Когда Локи остановился напротив Сигюн, то поняла, что дядя, скорее всего, расслышал её ответ, иначе она не могла объяснить его внезапно помрачневшее выражения лица. Бог озорства всегда так смотрел на свою племянницу, когда девушка отказывалась практиковаться в магии, что неимоверно пугало, ибо Локи был непредсказуем в своих гневных порывах. — Амора меньшее из зол, за которым я вынужден присматривать, — вполне серьёзно молвил младший царевич, опасно приближаясь в сторону племянницы. — Она красива, обаятельна, искусна по части магии, но это то немногое, чем она может похвастаться. Строя козни во дворце, Амора больше вредит самой себе нежели другим, но придёт время, а я уверен это произойдёт, Амора создаст немало проблем для всего Асгарда. Я не могу этого допустить. Теперь ты понимаешь? Целое мгновение она смотрела в два изумруда, понимая, что не в силах отвести взгляда. Словно заколдованная, Сигюн рассматривала черты лица бога лукавств не желая ни на что отвлекаться. — Не велика ли жертва? — тихо прошептала она, нервно сглотнув. Локи на это только улыбнулся, вновь отстраняясь. — Ох, Сигюн, Сигюн, — насмешливо протянул Лофт, приближаясь к дивно пахнущим алым бутонам роз. — Тебе ещё столько предстоит понять: столкнуться с несправедливостью лицом к лицу, обидой, гневом, предательствами, враждой и недоверием... — губы его насмешливо и многообещающе изогнулись, будто он знал нечто, чего никогда не поймёт наивная асинья: — И лживыми языками. Лицемеры и лжецы буду окружать тебя всю твою долгую жизнь и тебе никогда не удастся от них сбежать. Более того, тебе неизбежно придётся стать одной из них. Перенять их драгоценный опыт. Аккуратно сорвав пышный алый бутон, Локи задумчиво покрутил цветок между пальцев. Кинув быстрый взгляд в сторону печально-задумчивой царевны, трикстер загадочно заулыбался. Тихо приблизившись к Сигюн, отчего она невольно вздрогнула, поздно заслышав его тихие шаги, Локи вплёл розу в тёмно-медовые локоны. Внимательно оглядел племянницу с ног до головы и довольно хмыкнул результату. Взгляды их вновь пересеклись, неотрывно глядя друг на друга. — Я сделаю всё и даже больше, чтобы оградить тебя от всех интриг и дворцовых козней, — честно признался трикстер и Сигюн верила ему; верила вопреки всем его титулам и прозвищам. — Но даже этого будет недостаточно, чтобы защитить тебя в полной мере. Ты царевна, дочь своего именитого отца. Если Один пожелает, ты даже сможешь занять его трон, стать первой царицей всего Девятимирья. Мысли о троне заставили Сигюн встрепенуться, резко развернувшись к Локи спиной. Такое будущее ей не прельщало. Какая из неё царица? Она всего лишь слабая, мягкосердечная девчонка по воле судьбы родившаяся в царской семье, которую почитают во всех девяти мирах. — О, можешь не волноваться, — насмешливо протянул Локи, заставив её вновь обернуться. — Даже если Всеотец придёт к такому умозаключению, это произойдёт не меньше чем через тысячу лет. У тебя предостаточно времени. — Что же… — со вздохом протянула Сигюн, натянуто улыбнувшись. — Тогда начну перенимать опыт. — Тогда советую начать с самых искусных лжецов, — лукаво протянул медовый баритон, хитро подмигнув. — Вот тебе даже небольшая подсказка: с меня. Весело хохотнув, Сигюн задумчиво устремляет взгляд в сторону, чисто случайно замечая странный блеск перед глазами. Вновь повернувшись лицом к трикстеру, царевна видит в его руках тонкую цепочку, на котором красовался искусный кулон: двух вцепившихся друг в друга воронов, враждующих за сапфировый камень. Глаза того же цвета, что и камень в кулоне, восхищённо глядят на довольного собой трикстера. — Мой скромный дар в твои именины, — гордо пояснил Локи. — Позволишь?.. Согласно кивнув Сигюн смущённо заулыбалась, после чего неловко приподняла свои пышные локоны, открывая Локи доступ к тонкой девичьей шейке. Ступив ей за спину, трикстер ловкими движениями и короткими манипуляциями застегнул цепочку с кулоном, что теперь служило украшением на шее асиньи. Повернувшись к нему лицом, Сигюн выжидающе посмотрела на задумавшегося трикстера, ожидая его окончательной оценки. Довольная улыбка стала ей ответом. — Ты прекрасна, — ласково шепнул Локи, ласко заправляя медовый локон за ухо. — Благодарю, — смущённо протянула Сигюн, прикусывая нижнюю губу. — Но что-то мне подсказывает, что это непростой подарок. — Похоже, мои уроки не проходят даром, — со смешком отозвался Локи, довольно сверкнув глазами. — Я наложил некоторые чары на сам камень, теперь никто не сможет залезть тебе в голову как бы ни старался. — Значит, так будет выглядеть моя защита от интриг? — коснувшись кулона, Сигюн внимательно и с особым пристрастием осмотрела предмет их беседы. — Ты недовольна? — озадаченно поинтересовался Локи, вопросительно изгибая брови. — Как я могу? Голос её дрогнул и подавшись какому-то внезапному порыву, Сигюн уткнулась лбом в широкую грудь трикстера, долго не решаясь обнять его за талию. Вскоре ощутила как из его груди вырвался сдерживаемый смешок, после чего Локи мягко коснулся ладонью густых волос, а другую уютно расположил между лопаток. Царевна не знала сколько они вот так простояли под внимательным присмотром Мани, ставшим случайным свидетелем этой мизансцены. Но это было и не важно, пока Сигюн могла обнимать этого мужчину совершенно не думая о времени.