Путь переменчив для человека, что светом предсмертным сияет; И Хель ступает его шагами Широким мостом
Wardruna — Isa
— Следи за защитой! — нервно воскликнул громовержец наблюдая за поединком двух дев-воительниц, сошедшихся в утреннем спарринге. — И стойка, Сигюн, стойка! Ох, зря ты не взяла щит… — обеспокоенно шипел могучий Тор, волнующе глядя на то, как родная кровь неловко отбивается от метких ударов леди Сиф. — Малышка ловко управляется, — подбадривающее заверил белокурый воин Фандрал. — Погляди на эти движения: изящные, ловкие, точные и столь грациозные, что глаз не отвести! Рассерженный громовержец кинул острый взгляд на мечтательно улыбающегося друга, тем самым прервав поток разыгравшихся фантазий. Вмиг стушевавшись, воитель неловко прокашливается в кулак, после чего спешно скрывается с глаз долой от угрюмого бога грома. Фыркнув, Тор вновь возвращает всё своё внимание к поединку, что с каждой минутой становился более ожесточённым. Обе прекрасные девы страстно не желали сдаваться, накаляя обстановку своими выпадами до, казалось бы, невозможного, ухищряясь удивлять праздных наблюдателей своими многочисленными уловками. Как они только не ухищрялись сбить друг друга с толку, желая одержать скорую победу. И как долго длится эта война, Тор уже и не вспомнит.Невольно взгляд его метнулся в сторону брата, что с абсолютным, на первый взгляд, скучающим видом наблюдал за боем двух воительниц. В руках коварного трикстера был один из любимых кинжалов, что он то и дело подбрасывал воздух или же ловко и машинально крутил в руках, словно Локи был готов воспользоваться им в любой момент: дай только повод и трикстер покажет на что способен. Два изумруда скептически прищурены, внимательно следя за каждым движением девушек; тонкие губы сжаты, превратившись в две тонкие полоски на красивом лице; само же лицо с мраморной кожей было напряжено, ярко выделяя острые скулы. Прислонившись спиной к ограде, младший Одинсон не обращал никакого внимания на щебетание своей любовницы, что, кажется, была довольна всем происходящим на тренировочном поле. Громовержец нахмурился с личной неприязнью наблюдая за Чаровницей, что в последнее время слишком нагло ластилась к младшему царевичу. Тор был уверен — это не к добру. Впрочем, пассии младшего брата не его забота, а потому он быстро обо всём забывает, возвращая всё своё внимание к дочери. Выслушав очередной долетевший до слуха совет отца, Сигюн в который раз молча выругалась. Своей поддержкой, могучий бог грома лишь отвлекал дочь от своей основной задачи — победы. Сигюн уже несколько лет сходиться в поединке с леди Сиф, так и не сумев ни разу выйти из боя победительницей. Царевна тренируется из года в год, сходиться в поединках с разным множеством доблестных воинов только с одной единственной целью, что никак не желала принимать сокрушительного поражения. О, нет, гордая воительница станет сражаться до последнего, казалось бы, вздоха; будет отбивать выпады до тех пор, пока руки не откажутся держать в руках меч и щит, а ноги — удерживать собственное тело. Валькирия ни за что не станет щадить противника, кем бы он ни был, а потому не стоит ждать пощады так же, как и лёгкой победы. Эту простую истину Сигюн поняла ещё в первом поединке, который должен был стать шуточным, но каким-то невообразимым образом перешёл в настоящее соревнование, где ни одна из сторон не желал сдаваться. Уклоняясь от очередного резкого выпада храброй валькирии, Сигюн ловко скользнула под руку противницы, намереваясь таким образом добраться до незащищённых участков кожи в доспехе, но удар был в тот же миг отбит: подставив щит, Халагар неприятно скользнул по металлу, выплёвывая множество мелких искр. Крутанув мечом, Сигюн успевает заметить лёгкую усмешку на губах Сиф, после чего та вновь переходит в наступление. Конечно, со стороны Сигюн было опрометчиво не воспользоваться щитом, как уже несколько минут причитает отец, но тогда она не смогла бы использовать любимый приём. Перейдя в наступление, Сиф совершает предсказуемый финт в полуобороте, как бы замахиваясь мечом и одновременно защищая корпус от ответного удара своим щитом. Вовремя заметив резко изменившееся направление клинка, Сигюн перекидывает Халагар в правую руку и с лёгкостью отражает хитростный удар гордой Сиф. Извернувшись и совершив несколько круговых финтов, дочери громовержца удаётся выбить из рук противницы щит. Ни один мускул на лице валькирии не дрогнул, быстро отступив на несколько шагов, меч Сиф превращается в искусную глефу, что уже в следующую секунду была направлена в её сторону. Неловко уклонившись от прямого удара, направленного в голову, Сигюн спотыкается и чудом остаётся на ногах. Сиф не стала мешкать и решает воспользоваться секундным замешательством выбивая из рук соперницы клинок. Прокрутив глефу в руках, воительница красивым и изящным образом валит Сигюн на землю, отчего она больно ударяется спиной. Поднявшееся облако пыли попадает в глаза, после чего царевна недовольно шипит пытаясь прикрыть лицо от грязи. Через пелену накативших слёз, Сигюн спешно замечает расплывающийся силуэт валькирии, заносящей своё смертоносное оружие. Не желая сдаваться, Сигюн прибегает к последнему козырю: вытянув руку, дочь бога грома призывает свой рунический клинок. Яркое золотое сияние охватывает меч, после чего исчезает и появляется в руке своей искомой хозяйки. Отбив удар глефой, царевна пытается откатиться на безопасное расстояние, но не выходит. Приём с внезапно появившимся в руке клинком не впечатляет гордую Сиф, что не мешает ей вновь выбить оружие из тонких рук. Поражённо глядя слезящимися глазами в лицо неумолимой валькирии, асинья неожиданно для себя вскидывает руками, словно в последней попытке защититься. Неожиданно вырвавшаяся из ладоней ярко золотая вспышка, больно ослепляет всех присутствующих на тренировочном поле. Освободившаяся неподконтрольная магия отталкивает Сиф, отбрасывая воительницу на несколько метров, заставив совершить несколько неловких перекатов. Мощный магический удар, вырвавшийся из рук девы против её же воли, ввергает всех случайных очевидцев в ступор. Минутное замешательство, казалось, продлилось словно целую вечность, прежде чем обеспокоенный громовержец одновременно с Локи не бросились в сторону бессознательной Сигюн.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
Яркий первозданный свет больно колол по чувствительным глазам юной прекрасной девы, вынуждая щуриться прикрывая очи закованной в броню рукой. Медленно и постепенно, Сигюн позволяет глазам свыкнуться с тонущем в ярком свете тронным залом Всеотца. Валаскьяльв буквально утопал в ярких золотых лучах, что прозрачной шалью проникали в величественный чертог. Свет этот отражался от покрытых золотом колонн, мозаичного позолоченного пола и стен, создавая великолепную игру разноцветных бликов, что принадлежали витражным окнам. Впервые за многие годы Сигюн находит Валаскьяльв столь невообразимо прекрасным, величественным в своей чистоте и безмолвной мощи, что не смеет даже помыслить как-то иначе или оспорить эту простую и очевидную истину. Дыхание поневоле перехватило от осязаемой красоты, отчего дева не сразу замечает, что тронный зал абсолютно пустынный. Она хмуриться, не замечая привычных глазу верных воинов эйнхерий, что всегда стояли на страже порядка готовых защитить царскую семью ценой собственной жизни. Отсутствовала прислуга, снующая туда-сюда по разным поручениям; дворян, нуждающихся в безукоризненной мудрости своего царя; гордых и воинственных валькирий, выполняющих поручения Одина Всеотца. Валаскьяльв был молчалив и эта тишина давила, как опустившийся на плечи неподъёмный груз. Обеспокоенно повертев головой в поисках хоть одной живой души, Сигюн с ужасом осознаёт, что восседает на величественном троне Всеотца. Проходит всего мгновение, как она уже обнаруживает в своих руках копьё Гунгнир: глаза округляються от страха, когда асинья замечает на острых лезвиях копья густую кровь. Словно позабыв как дышать Сигюн хватает ртом воздух, который как будто застревает поперёк горла, после чего замечает кровь и на своих руках. Асинью настигает дикое желание откинуть злосчастное копьё и больше никогда его не видеть, как и всепоглощающее желание отмыть, стереть со своих рук липкую кровь, что принялась стекать по её рукам тонкими струйками. Внушая себе бросить Гунгнир в сторону не заканчиваются для неё успехом, отчего чего внутренняя паника только усугубляется. Сигюн не могла управлять собственным телом, будто кто-то очень могущественный лишил её воли и теперь потешался. Всхлипнув из-за охватившего бессилия, асинья ухватывается взглядом за то, чего бы никогда в своей жизни не пожелала лицезреть: у подножья Хлидскьяльва она замечает распластавшееся тело Всеотца. Напрочь позабыв обо всём на свете, Сигюн не задумываясь срывается с места, буквально слетев по ступенькам вниз, где, упав рядом с безжизненным телом любимого царя, принимается растерянно водить руками над телом. Подступивший ком в горле не позволяет Сигюн сглотнуть, глаза вмиг намокли, роняя на позолоченный пол первые слёзы. Взгляд сапфировых глаза застывает на бледном лице Одина, что стало последней каплей в переполненной чаше отчаяния. Не желая сдерживать своего горя Сигюн зарыдала, потянувшись дрожащими руками к лику своего царя, но заметив на них кровь, резко отдёргивает кисти. Глаза её расширяются от жестокой правды, посетившей её и без того мрачные мысли. — Нет, — с ужасом шепчет Сигюн, замечая лужу крови вокруг мёртвого царя Асгарда. — Этого не может быть… я бы… я бы никогда не… Слова её неожиданно тонут в чьём-то чужеродном истерическом смехе, что неугомонным эхом разноситься по всему тронному залу. Оторвав заплаканных глаз от безжизненного тела царя, Сигюн устремляет взгляд к бескрайнему потолку, украшенному древними рисунками и охранными рунными надписями. Смех тот был до того глубоким и безумным в своей мощи, что внушал благоговейный ужас, отчего всё тело покрылось мигом мурашками. Слёзы ручьями скатывались по щекам, а руки и ноги охватила крупная дрожь. Не в силах противостоять своему страху, Сигюн рухнула на пол отползая прочь от мёртвого тела царя. Но коснувшись спиной о что-то твёрдое, перепуганно визгнула и тут же отшатнулась, прытью поднялась на ноги и побежала прочь из тронного зала. Пелена слёз мешала ясно видеть путь, поэтому она мчалась без разбору, просто желая оказаться как можно дальше от этого ужаса, что неумолимо следовал по пятам. Смех, что стал сводить испуганную деву сума только усилился, звонко проникая во все уголки дворца, навсегда въедаясь в чертоги её разума. — Тебе не убежать от своего будущего! — грозно взревел женский голос. Неожиданно ноги перестали ощущать под собой опору, потому она стремительно полетела вниз. Перед глазами мелькали тысячи миров объятых пламенем, что жадно пожирал целые цивилизации, планеты и галактики, которым не было счёта. Сигюн с искренним изумлением и ужасом не могла отвести от них взгляда, видя, как некоторые из миров, словно по щелчку пальцев — взрываются, образуя ударные волны, что силой отбрасывали остатки земной коры во все уголки вселенной. Первое о чём асинья подумала: не иначе как наступил судный день, погибель для вех богов — Рагнарёк. Она не могла поверить в то, что наблюдает падение цивилизаций. Это казалось невероятным, непостижимым, безумным, и, что самое худшее, таким реалистичным. Дочь бога грома молилась всем предкам о том, чтобы это видение оказалось ни чем иным как жутким сном, который при пробуждении тут же забудется. Резкий удар о что-то твёрдое и вот она уже лежит на земле, разглядывая кроваво-красный небосвод. Боли от падения не было, но поселившееся в теле бессилие не позволило сразу подняться на ноги. Неспешно и довольно аккуратно Сигюн сумела совладать со своим телом, оказавшись в горизонтальном положении. Открывшийся ей пейзаж изумляет не меньше, чем предыдущий своим первобытным хаосом и масштабом разрушений. Огромные, тянущиеся до самых небес стеклянные башни, буквально на глазах кренились, издавая продолжительный гул оповещающий о том, что конструкция вот-вот не выдержит и рухнет. Странные на вид четырёхколёсные колесницы были хаотично разбросаны во все стороны: многие находились в перевёрнутом состоянии, другие же были охвачены огнём. Отовсюду звучали звуки взрывов, странные сирены, которые она ни разу не слышала в родном мире. Сигюн не имела понятия о своём местоположении, ведь за свои двадцать-шесть лет она ещё не посетила ни одного мира на ветви мирового ясеня. Но какое-то странное волнующее предчувствие подсказывало, которому она привыкла доверять — что это Мидгард. Набравшись смелости Сигюн делает несколько неуверенных шагов по выжженной земле, боязно оглядываясь по сторонам. Неужели и этот мир обречён пасть? — силилась понять дева, сочувственно оглядываясь по сторонам. — Но по чьей воле? Кто способен на подобную жестокость? Медленно шагая вдоль широкой улицы, Сигюн была столь впечатлена местными разрушениями, что совершенно не глядела себе под ноги. Неожиданно споткнувшись, царевна неловко покачалась из стороны в сторону, лишь чудом сумев устоять на ногах. Попятившись назад, Сигюн уставилась своими сапфировыми глазами на распластавшегося на земле мидгарца, что был буквально облачён в сталь ярко-красно оттенка с золотыми прожилками в разных частях его амуниции. Грусть сковало её трепетное сердце, видя смертельную рану в районе груди. Доспех был во множествах местах повреждён, отчего Сигюн могла с уверенностью сказать, что мужчина сражался за свой дом до последнего вздоха. Пройдя дальше, она увидела ещё несколько несчастных: красивую деву в непристойном чёрном облегающем костюме, с потрясающе ярко-рыжими волосами; мужчину в длинном красном плаще и непонятной для Сигюн земной одежде и лёгкой сединой на висках. Пройдя ещё несколько бездыханных тел, Сигюн вновь видит перед собой устрашающую картину, отчего она с сомнением таращилась на тело того, кто был ей родным отцом. Ноги вновь стали ватными, всё тело предательски задрожало подобно листку на ветви дерева, не в силах заставить себя поверить видению. Сорвавшись с места, Сигюн бросилась к телу громовержца, вновь ощутив на своих щеках влагу. Новая волна паники и печали охватила разум царевны, узнав черты любимого отца, вглядываясь в его бездонные светло-голубые глаза, в которых теперь отсутствовала жизнь. Прижавшись к любимому богу, Сигюн позволила себе отдаться отчаянию. — До этого будущего ещё так далеко, но в то же время так близко… Услышав такой родной и любимый баритон, Сигюн отрывает взгляд от бездыханного отца, неверующе уставившись в спину бога коварства. Локи стоял на перекрёстке улицы, подняв голову к кроваво-красному небосводу. Утерев слёзы Сигюн поднялась на негнущихся и ослабших ногах, тяжело и медленно приблизившись к асу. Став у него за спиной, царевна тоже подняла глаза к небу. — Этот мир так реален… — прохрипела асинья, своим осевшим после рыданий голосом. — Я не понимаю где реальность, а где иллюзия. Трикстер насмешливо хмыкнул. — А это так важно?.. Шумно выдохнув Сигюн медленно и неуверенно протянула руку к Локи, желая ухватиться за его ладонь, почувствовать хоть какую-то немую поддержку. Но стояло ей хотя бы легонько к нему прикоснуться, как трикстер резко дёргается вперёд, разворачивается к ней лицом одаривая испуганно-гневным взглядом изумрудных глаз. Только сейчас она замечает его необычно длинные волосы, что непривычно доходили до самых плеч; пустой мёртвый взгляд, лишённый привычного озорного блеска в двух изумрудах; тонкие губы, как и его кулаки, плотно сжаты. — Это неправильно… — произносит он с печалью в голосе, после чего сокрушённо качает головой, будто в немом отрицании чего-то очень неприятного. — Этого не должно было произойти. — Чего именно? — озадаченно вопрошает асинья, обеспокоенно вглядываясь в его задумчивый лик. — Только не с тобой… — продолжал всё тем же голосом Локи, виновато оглядываясь по сторонам. — Только не так... — Я не понимаю Локи, прошу, объясни мне, кто в этом виноват?! — почти вскричала царевна, вопросительно и в то же время требовательно раскинув руки в сторону. Взгляд его совсем поменялся: плечи безвольно упали, тёмные брови нахмурились, взгляд совсем стал печальным из-за чего чувствительное сердце взволновано забилось. Локи смотрел на неё долго и пристально, чуть склонив голову к плечу как если бы не хотел раскрывать страшную тайну, чтобы не печалить робкое сердце своей любимой племянницы. Сигюн же от ужаса уставилась на Локи, поняв всё без лишних слов. — Нет… — шепнула она, слегка попятившись назад. Губы его тронула грустная и такая ласковая улыбка. — О, нет, мы лишь положим начало, — ласково протянул трикстер, вновь обращая свой взор к небу. — Но не нам суждено стать палачами этого мира, — лицо его стало немного серьёзней, как если бы он испытывал к кому-то конкретному отвращение или гнев. — Нет, всех миров. Взгляд его упал и Сигюн машинально за ним проследила, после чего увидела на широкой груди быстро расползающееся пятно крови. Испуганно охнув, она тут же бросилась к Локи прижимая руки к его груди и не ведая как остановить кровотечение. Глаза уже в который за всё время застилает пелена слёз. Нежно коснувшись её щеки, Локи ласково стёр несколько слезинок большим пальцем, задумчиво разглядывая черты лица племянницы так, словно видит в последний раз. — Прости, что не смог защитить и принёс только одну боль, — нежно шепнул он. — Видимо, это мой удел: нести в мир лишь боль и разочарование. После этого тихого признания, образ трикстера исчезает перед глазами Сигюн, вынуждая её изумлённо оглядеться по сторонам. Локи исчез так же внезапно, как и появился перед ней, но сердце её предчувствовало беду. В потерянном разуме залегла одна единственная мысль: Его нет. Они все умрут. Все, кого я люблю… Ноги мигом ослабели и Сигюн камнем рухнула к земле больно упав на колени, но ей уже было плевать на всю физическую боль. Душевная оказалась гораздо хуже. Намного хуже. Содрогаясь от тихого плача, понемногу переходящего в завывания, Сигюн закричала от переполнявших её чувств.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
Могучий громовержец вот уже несколько часов наблюдает за мирно спящей дочерью, горько вздыхая от накатившего его волнения. Очи ясно-небесного цвета выражали вселенскую тоску и обеспокоенность за родное дитя, что никак не приходило в себя после случившегося. Тор был готов положить жизнь за любимую дочь, а если потребуется — начать войну. Но могучий бог грома был бессилен против неизвестной ему хвори, что удерживает дочь в царстве снов. Второй раз в жизни Тор ощущает своё полное бессилие и совершенно не ведает, что ему следует делать или как поступить. Громовержец гневался, чувствуя себя полностью бессильным. И единственное, что не давало ему сорваться — это надежда. Тор точно знал, чтобы не случилось, он должен быть рядом и готовым ободрить своё дитя когда та очнётся. Сидя в кресле пододвинутым как можно ближе к постели Сигюн, бог грома мягко сжимал её ладошку, водя большим пальцем вдоль костяшек пальцев. Любовно изучая линии кисти большим пальцем, Тор с улыбкой на устах вспоминал детство своей малышки. Дочь могучего бога грома в юности была той ещё разбойницей, отчего весь Асгардский двор довольно часто стоял на ушах от проделок маленькой проказницы. Пожалуй, Тор был готов признать, что ни одна проделка не обошлась без хитроумного трикстера. Громовержец был благодарен брату за то, что всегда был рядом с дочерью, пока сам он был занят путешествиями по другим мирам. Сигюн всегда тянулась к его брату, отчего Тор всё чаще чувствовал укол ревности. Бог грома знал, что Сигюн искренне любила своего отца, но душой ей был ближе младший царевич, с которым у неё было много общего. Винил ли он в этом брата? Нет, ибо в этом была всецело его вина. Тор не уделял дочери должного внимания, чаще пребывая в странствиях, что и стало причиной их непростых отношений. Грустно улыбнувшись, Тор ласково касается шелковистых тёмно-медовых локонов. Такой же цвет был присущ и любимой сердцу Вигдис, что навсегда отправилась к звёздам. С тоской погрузившись в чертоги собственного сознания, Тор не сразу замечает резкие перемены на лице дочери: очи были плотно сжаты, лицо вытянулось как от невыносимой боли, тело прогнулось дугой. Не на шутку перепугавшись, громовержец склоняется ближе к кровати, как вдруг из уст Сигюн срывается душераздирающий крик боли. От такой неожиданной реакции Тор отпрыгивает назад, переворачивая своё кресло и задевая позади себя какую-то мебель. Быстро придя в себя, бог грома бросается к кровати и схватив бьющуюся в агонии Сигюн, принимается прижимать её хрупкое тело к своей груди, крепко сжав руки и плечи любимой дочери. Тор пытался успокоить своё дитя: нашёптывая успокаивающие слова, уверяя и обещая, что не бросит, что не уйдёт, что защитит от всего и вся; любой, кто встанет у него на пути, громовержец сотрёт с лица земли, что для него было чистейшей правдой, ибо в своих обещаниях Тор был предельно искренен. Вскоре тонкие ручки асиньи крепко сжали его корпус, а крики сменились безудержным плачем и завываниями. Тор слышал тихое невнятное бормотание, но как бы не силился разобрать слов их смысл от него ускользал. Впрочем, громовержцу было глубоко плевать, главное его девочка очнулась и что она в порядке, а с остальным они уже как-то разберутся. Но не сейчас, потом. Всё потом.