В земле глубокой Корни ведут тебя, И когда бушуют шторма, Они скрипят.
Wardruna — Odal
Гнев Локи не ведал границ, медленно, но верно переходя в бесконтрольную всепожирающую ярость. Буря из сильнейших эмоций безжалостно проглотила его в свою пучину — без единого шанса выбраться наружу; каждый резкий шаг, движение или стук каблуков эхом расползались по чертогам царя Асгарда, пока за спиной тихо плыла любопытная тень Хель. Матерь мёртвых, словно почувствовав разрушительную силу младшего царевича, спешно покинула свой чертог только для того, чтобы насладиться яростью этой бури, надеясь пополнить свою армию новыми верными воинами, но коварный трикстер был не так прост. Будто почуяв за собой незримую слежку царицы мёртвых, Локи сдерживал свои эмоции, сохраняя на лице беспристрастную маску. Заметив ещё издалека внешне спокойного младшего царевича, эйнхерии сникали, превращаясь в безмолвных стражей. Глаза Локи горели праведным гневом, и никто в здравом рассудке не решится перейти дорогу богу коварства в пылу ярости — никто, кто не спешит предстать перед великаншей Модгуд, что стоит на вечной страже золотого моста Гьялларбру. С грохотом толкнув массивные двери в свои палаты, Локи изящным взмахом руки заставил те захлопнуться за его спиной; отгородившись от всего мира, он желал остаться наедине со своей болью, гневом и разочарованием. Первые минуты младший царевич искренне пытался обуздать вышедшие из-под контроля злосчастные чувства. Борьба эта была самой тяжкой из всех, через которые трикстеру когда-либо приходилось проходить: и битва эта, к его огромному разочарованию, была проиграна. Позволив своим чувствам обрести плоть, стать осязаемыми, Локи зарычал от нахлынувшей всепоглощающей досады, заставив несколько хрустальных вазонов расколоться на множество осколков, а потом ещё и ещё, после чего принялся швырять стулья, отчего те разлетались на части. Безрассудство охватило разум бога обмана, заставив позабыть обо всём, помимо раздиравшего душу негодования. Но только отдавшись безумию, он мог восстановить своё шаткое равновесие. Внезапно нахлынувшая усталость вынудила Локи скоропостижно покончить с разрушением собственных палат, скептически оценив проделанную им работу. Уютная гостиная с высокими — до потолка — витражными окнами, а также одна из любимых комнат, превратилась в нечто далёкое от уюта: мебель разбросана по залу, повсюду битое стекло и обломки мебели; полки книжных стеллажей пустовали, ибо их содержимое находилось под ногами мага. Стены украшены свежими пятнами доброкачественного альфхеймского красного, или сталью брошенной в пылу ярости. Хаос — точно такой же, который поселился в его истерзанной и замученной душе. Недовольно фыркнув, Локи раздражённо передёрнул плечами, словно сгоняя наваждение поддаться соблазну разрушить палаты до основания. Пригладив ладонью выбившиеся тёмные волосы, царевич раздражённо дёрнул края своего сюртука; тряхнул головой, пытаясь привести собственное шаткое равновесие в порядок, после чего размашисто замаршировал до спальни. Разведя в камине огонь лёгким взмахом руки, Локи налил себе в кубок вина и не без наслаждения припал губами к посудине. Когда кисло-сладкий нектар был жадно поглощён всего в несколько глотков, бог коварства наполнил кубок заново, после чего вальяжно расположился в уютном кресле у камина. Два изумруда бесстрастно следили за языками пламени, жадно поглощающими поленья с сочным хрустящим звуком. Добротное ванахеймское вино неплохо ударило в голову, а его неповторимый вкус стал благодатью для истерзанной души царевича. Когда разум его нашёл покой, а ярость оставила неприятное послевкусие горечи, Локи шумно выдохнул, свободно погружаясь в свои мрачные мысли. Вторжение в Асгард, а следом и похищение Иддун стало для трикстера малоприятной новостью. Тот, кто осмелился похитить богиню юности, мог бросить тень на безупречную репутацию младшего царевича, пустить на ветер все его достижения перед государством и отцом, чьё одобрение он жаждал более всего во всей Вселенной. Отправь его Всеотец в Йотунхейм с дипломатической миссией, Локи, несомненно, нашёл бы лазейку и сумел отыскать выход в сложившейся ситуации. Теперь же Локи вынужден был импровизировать, впрочем, это его не слишком-то и огорчало: богу озорства не впервой спокойно выходить из, казалось бы, самых невероятных ситуаций. Главное — не позволить правде всплыть наружу, иначе ему не уйти от праведного гнева отца, который, несомненно, будет в ярости независимо от того, чем руководствовался младший сын. Покой его нарушил внезапный чужеродный шорох, на который младший царевич отреагировал настороженно, но с явным интересом. Намеренно не подавая виду, что заметил чужое присутствие, Локи принялся расслабленно отпивать из кубка, внимательно прислушиваясь к чужим приближающимся шагам. Сладкий терпкий запах парфюма приятно вскружил голову, наполняя покои хорошо знакомым ароматом. Тонкие девичьи пальчики коснулись напряжённых плеч, отчего тело мигом отозвалось приятной истомой. Замерев в одной позе, Локи позволил нарушительнице покоя продолжить свои нехитрые, но довольно откровенные манипуляции. Ладони асиньи медленно и мягко, словно издевательски, прокладывали себе путь вверх-вниз, любовно исследуя тело любовника. Дыхание предательски сбилось, стало учащённым, внутренности будто сжались в странном предвкушении; мышцы поневоле напряглись, как если бы лукавый ас готовился к внезапному прыжку в неизвестность. Страстно хотелось отдаться соблазну и позволить этим блудливым ручкам исследовать каждый сантиметр его тела. Бог озорства не остался бы в долгу, проделывая всё то же самое, но более властно, собственнически, на любой имеющейся поверхности, будь то стол, кровать или даже пол. Но трикстер был злопамятен, чтобы так легко поддаваться искушению, не отомстив. Ловкие пальчики нагло скользнули вниз, сладкий запах ударил прямо в нос, а горячее дыхание любовницы приятно обожгло лицо и шею. Локи был неподвижен, абсолютно холоден ко всем манипуляциям страстной асиньи, скрывая своё возбуждение за очередной маской лжеца. Не будь он столь горд и упрям, то, несомненно, уже ответил бы на провокацию Аморы с гораздо большим рвением и удовольствием. Лучшим из всех возможных способов выпустить весь накопившийся гнев и обиду — забыться в плотских утехах. А уж то, что может пожелать столь страстный любовник, как бог обмана, Амора знала достаточно хорошо, чтобы покорно исполнить любую его прихоть. — Мой царевич не в духе, — ласково промурлыкала чаровница у самого уха Локи. — Могу ли я как-нибудь помочь вам расслабиться? Наглые руки Аморы собственнически легли на грудь бога обмана, терпеливо расстёгивая многочисленные ремешки и пуговицы; после недолгой борьбы скользнули под одежды, обжигая разгорячённую грудь холодными касаниями. Сдержав приглушённый стон, когда губы страстной асиньи стали оставлять влажные прикосновения на шее, Локи с трудом сумел взять себя в руки, нехотя отстранившись от искусительницы. Поднявшись с кресла и повернувшись лицом к своей опешившей фаворитке, он бегло оглядел её с ног до головы: боевое облачение Аморы плотно обтягивало стройное тело, соблазнительно подчёркивая все прелести и контуры молодого тела; глубокий разрез поневоле приковывал к себе взгляд. Только Амора в состоянии совместить соблазн и защиту для своих боевых облачений. Оттого временами было непонятно, что для чародейки важнее: вогнать своих противников в краску или же сразить своей восхитительностью. Впрочем, зная Амору достаточно хорошо, она никогда не ограничивалась чем-то одним. Временами могло казаться, что Чаровница и вовсе не ведает такого слова. И в этом, пожалуй, они друг друга стоят. Локи тоже не любит себя ограничивать, но сегодня, возможно, он сделает маленькое исключение. Хмыкнув своим мыслям, Локи медленно допил остатки вина, не сводя внимательно-оценивающего взгляда с возбуждённой Аморы. Поставив кубок на круглый столик, бог озорства ухмыльнулся краешком губ и медленно, с грацией хищника направился в сторону асиньи, чьи зелёные глаза полыхали похотью. Крепко обхватив Амору за хрупкую талию, Локи нарочно не прерывал глубокого зрительного контакта, ласково водя кончиками пальцев вдоль позвоночника, любовно поглаживая подрагивающее от его ласк тело. Томно выдохнув, Амора прикрыла от удовольствия глаза, потянувшись к лукавому богу за долгожданным поцелуем, но тот не спешил подаваться соблазну. Жёсткие пальцы окольцевали тонкую шейку, заставив Амору распахнуть от неожиданности глаза, в которых застыло недоумение и страх перед жестоким любовником. Инстинктивно ухватившись тонкими пальчиками за его руку, Амора попыталась вырваться, но маг был неумолим в своём гневе. Два прекрасных изумруда полыхали недобрым огнём, не предвещая ничего хорошего тому, на кого глядели со злым умыслом. Надменно усмехаясь, Локи потёрся о щёку Чаровницы, после чего зашептал, но не ласково, совсем нет: в словах его был яд, способный сгубить десятки тысячи храбрых воинов всего одним своим звучанием. — Убирайся. Прочь. — гневно процедил трикстер. — У тебя слишком много работы, чтобы тратить своё время на меня. Оттолкнув от себя Амору, царевич окинул её последним высокомерно-надменным взглядом, после чего быстро потерял интерес, демонстративно повернувшись спиной. Внимание его тотчас было возвращено к любимому напитку. — Я плохо выразился? — поинтересовался он, так и не расслышав удаляющихся шагов. Лучший способ наказать ведьму — это не дать ей желаемого, а в его покои она пришла с вполне предсказуемой целью. Единственным минусом наказания являлось то, что этого удовольствия лишался и сам Локи, но это он пообещал себе как-нибудь компенсировать. В дворцовых стенах достаточно милых фрейлин, готовых с превеликим удовольствием разделить ложе с одним из царевичей. Не услышав позади себя шагов, Локи нервно развернулся, вперив гневно-раздражённый взгляд на подозрительно ухмыляющуюся Амору. Поправив белокурые локоны, асинья неоднозначно пожала плечами, грациозно обошла кресло и нагло в него уселась. Закинув стройные длинные ножки на подлокотники кресла, Амора позволила себе заливисто расхохотаться так, словно Локи отпустил весьма удачную шутку. Вопросительно выгнув одну бровь, царевич воззрился на фаворитку с наигранной насторожённостью, не проронив ни единого слова. — Мой царевич, вас так задели слова отца? — произнесла Амора, глядя на собеседника исподлобья. Довольная усмешка и не думала сходить с её, несомненно, красивого лица. Бог обмана в свою очередь предпочёл сохранять дистанцию, пытливо-настороженно отвечая на насмешливый взгляд Чаровницы. Догадавшись о не расположенности любовника к задушевным речам, Амора изящно поднялась с кресла и, забрав из рук Локи кубок с вином, сделала несколько неспешных глотков. — Насчёт моей работы, — промурлыкала она, хитро сощурившись. — Я думала, ты мне поможешь… Амора терпеть не могла постороннюю помощь, предпочитая справляться с возложенными на её хрупкие плечи трудностями самостоятельно, а потому эти слова вынудили Локи засомневаться в истинных намерениях фаворитки. Чаровница явилась в его палаты не только для того, чтобы утолить свою похоть, но главным образом затем, чтобы выудить из него информацию. Лучший способ для асиньи добиться своего — обаять и обезоружить свою цель, что, собственно, у неё сегодня не вышло. Трюк с соблазном провалился, так что Аморе ничего не оставалось, как пойти окружным путём, добившись его расположения менее полюбившимся способом — диалогом. Намерения ведьмы были настолько очевидны для Локи, что он почувствовал некое разочарование от того, что так легко их раскусил. Порой Амора могла впечатлить его редкими проблесками хитроумия, полагая, будто в состоянии стоять на одном пьедестале с богом коварства. Самоуверенная девка, наивно полагающая, что в состоянии состязаться с богом лжи на его поприще. Глядя на то, как Чаровница невинно хлопает ресницами, Локи расплылся в одной из самых обворожительных улыбок, мысленно посмеиваясь с жалких попыток Аморы расположить его к нужной для неё беседе. Локи перебирал и примерял маски подобно иллюзионисту, коим он и являлся, а потому без труда сумел обвести самоуверенную Чаровницу вокруг пальца. Пусть Амора считает, что сумела его заинтересовать; пусть считает, будто жажда признания отца способна вынудить младшего царевича сыграть в чужую игру по чужим правилам. Пусть. Чаровница никогда не умела просчитывать ходы, часто переоценивая собственные возможности. К несчастью, Амора тоже знала трикстера достаточно хорошо, чтобы заподозрить в неожиданной смене настроения подвох. Потому, чтобы не вызывать преждевременных подозрений, Локи убедительно изобразил замешательство с толикой заинтересованности. Наполнив второй бокал вином, трикстер выказал этим примирительным жестом, что готов выслушать свою фаворитку, но станет ли помогать — это уже иной вопрос. По-прежнему не нарушая долгого зрительного контакта, оба мага вкусили вина, тайно оценивая возможности друг друга. Локи фальшиво-игриво усмехнулся, опасно блеснув озорными огоньками в изумрудных глазах. — …Помочь? — наигранно изумился он, изгибая тёмные брови. — И чем же моя скромная персона может тебе помочь? — Скромная? — весело хохотнула Амора, вновь усаживаясь в приглянувшееся ей кресло. — Локи, Локи… — ласково промурлыкала асинья, игриво закусывая нижнюю губу, — Милый, я провела в твоём обществе далеко не одну ночь, чтобы прекрасно знать, насколько ты нескромен. Поверь мне, — загадочно зашептала она, — скромность тебе совсем не к лицу. «Подлизывается» — тут же решил бог обмана, довольно ухмыльнувшись. Слова Аморы не могли не потешить его самолюбия, ведь, по сути, она и не лгала. Но не самую удачную попытку смягчить его пламенный нрав Локи оценил если не с достоинством, то с некоторой снисходительностью. Он ведал, насколько красноречивой могла быть Чаровница, а пока, увы, она не особенно впечатляла. — Амора, ступай аккуратней, — нарочито ласково молвил Локи, хитро сощурившись. — Не того ты противника для себя сыскала, чтобы состязаться в остроумии. — Не будь занудой, — фыркнула та, поднимаясь с кресла. — Я ведь знаю, что наша игра тебя возбуждает. Отставив кубок с вином, Амора быстро преодолела расстояние, отделявшее её от Локи, и пылко прижалась к его горячей груди. Обхватив тонкими руками талию лукавого бога, Амора беззастенчиво проникла под одежды, собственнически огладила тяжело вздымающуюся грудь, слегка оцарапав её длинными коготками. Все мысли разом покинули чертоги его разума, оставив лишь самые отборные оскорбления, которыми он успел осыпать и себя, и проклятую ведьму, и все девять миров. К своему некоторому разочарованию, Локи давно заметил, что тело его начало проигрывать наглым ласкам, выдавая возбуждение. Не мешай ему задетая гордость, то давно сорвал бы с Аморы одежды, впившись в её сладкие, подобно нектару, уста. Отодвигая края его одежд, чтобы открыть себе доступ к бледной коже царевича, Амора невесомо касалась груди, медленно поднимаясь верх, чуть прикусывая кожу, чем сумела добиться тихого приглушённого вздоха любовника. Коварные уста Чаровницы дотянулись до самого уха, после чего страстно прошептали: — Даже не думай лгать, — произнесла она, тут же кусая мочку уха. Голос её был мягок и низок, чем только сильнее подливал масло в огонь. Такому соблазну сложно противостоять даже богу озорства. — Может, губы твои и способны изрекать самую искусную ложь, но только не тело. Ты хочешь меня, так что же тебя останавливает? Отвечая затуманенными от страсти взглядом на взгляд асиньи, Локи нервно облизнул кончиком языка тонкие уста, с трудом обдумывая дальнейшие действия. Своих попыток довести царевича до неконтролируемых порывов Амора не намеревалась бросать, нагло отвечая на его прямой взгляд. Лукавому асу становилось всё труднее сопротивляться напору, но и сдаваться он не намеревался, отчего уста его растянулись в многообещающей ухмылке. Локи уже было потянулся к желанным губам Аморы, готовой на любую сладострастную пытку, но резко извернулся и припал устами к её уху. Локи тихо зашептал тоном полной страсти: — Не играй со мной, Амора, а то сгоришь дотла, — голос его был нежен и бархатен с лёгкой хрипотцой, как у самого чуткого любовника, но в словах его был яд, способный обезоружить даже самого храброго воина. — Чего ты на самом деле хочешь? Пытаешься усыпить мою бдительность? Напрасно, ты и сама это прекрасно знаешь. Я вижу насквозь любого и ты, моя милая, далеко не исключение. Так к чему такие старания? Чего ты добиваешься? Ответь, и лучше тебе мне не лгать. Сама знаешь о последствиях, как и о том, что я не бросаю слов на ветер. Вновь оттолкнув от себя взбудораженную его словами асинью, Локи пытливо-ожидающе посмотрел на неё. Хмыкнув с заметной досадой на лице, Амора не стала перечить, оскорблённо поджав полные уста. — Видишь ли, Локи, — довольно серьёзно проговорила Амора, медленно обходя его стороной. — Я нашла Тайную тропу, что и в самом деле ведёт в Йотунхейм. — Поздравляю, хоть в чём-то ты сумела преуспеть, — не удержался от колкости бог озорства. Амора же только загадочно ухмыльнулась, не став обрывать свой рассказ: — А также я позволила себе взглянуть на трупы йотунов. По правде сказать, то ещё зрелище, эйнхерии неплохо их покромсали, — нарочно выдержав небольшую паузу, Чаровница остановилась напротив притихшего трикстера. — И я заметила одну интересную для меня деталь. Не поинтересуешься, какую именно? Мысленно Локи весь напрягся, но никак этого не выказал, продолжая обворожительно улыбаться так, словно они говорили о завтрашней погоде. — Как недальновидно делиться своими домыслами с богом лжи и коварства. — Так и не поинтересуешься? — притворно изумилась асинья. — Но это и не столь важно, я в любом случае собиралась рассказать. Так вот, — нарочно выдержав небольшую паузу, Амора резко оживилась, просияв от предвкушения. — Разглядывая изувеченные тела турсов, я заметила одну, как мне показалось, занимательную деталь — йотуны были из клана Тьяцци, — зелёные глаза оценивающе прищурились, пристально всматриваясь в лживо-скучающий лик бога обмана. Нет никаких сомнений в том, что ведьма узнала гораздо больше, чем того мог пожелать младший царевич. Оттого она казалась бесстрашной в своей самоуверенности, упиваясь каждым мигом торжества. — Вот что самое удивительное: клан Тьяцци славятся своими знаменитыми сапфировыми жемчужинами, добываемые ими в небезызвестной реке Ивинг. Сапфировые жемчужины, которые турсы ещё именуют Сердцем Йотунхейма, считаются национальным достоянием, обладать коим могут только привилегированные йотуны из высших каст. Однако лишь царь вправе решать, кому могут достаться драгоценные дары. Но из тысячи жемчужин, которые собирают раз в столетие, только одна несёт в себе оттенки магии. Думаю, говорить тебе об их ценности нет необходимости? — Амора насмешливо ухмыльнулась, позволив себе вновь пригубить прекрасный винный нектар. Локи по-прежнему не выдавал своего хорошо скрытого беспокойства. — Сигюн, твоя дражайшая племянница, носит на своей чудесной шейке один из таких редких камней, — победоносно закончила Чаровница, медленно приближаясь вплотную к внешне спокойному богу обмана. — Думал, я ничего не замечу и не сделаю правильных выводов? Идти на попятную было слишком поздно, Амора уже обо всём догадалась, вопрос лишь в одном: чего она хочет? А она определённо чего-то добивалась. Мысль о том, что меркантильная девка станет им манипулировать, приводила в неописуемое раздражение, готовое вылиться в новый приступ ярости, и только бездыханное тело наглой ведьмы сумеет утешить не в меру оскорблённого бога лжи. Возможно, если Амора всё же обладает некоторыми задатками ума, то не станет привлекать к себе внимание коварной Хель: иметь в долгу трикстера весьма удобно, но чревато не самыми приятными последствиями. Локи сполна выплатит свой долг как Тьяцци, так и Аморе. Потому царевич лишь обворожительно улыбнулся, чуть склонив голову к плечу. Глупая девка наивно полагает, что сумела взять верх. Локи не станет её разочаровывать. По крайне мере, не так скоро. — Я и не подозревал про твои глубокие познания в драгоценных камнях, — молвил он, сцепляя пальцы рук за своей спиной. Амора лишь невинно улыбнулась. — Я женщина, — с невиданной гордостью ответила она, словно обращалась к ещё совсем глупому мальцу. — А потому просто обязана разбираться в драгоценностях, особенно в редких, мой царевич. Видишь ли, Локи, — меж тем продолжила она, — только ты ведаешь обо всех Тропах между мирами. Неужели в обмен на камень ты указал Тьяцци расположение Тайных троп, ведущих прямо в Асгард? — Только двух, — мрачно признался Локи, не видя смысла более утаивать сведения. — Тогда как они обошли Хранителя врат? Повернувшись к Аморе спиной, трикстер раздражённо сложил руки на груди, мрачно уставившись в окно, где вовсю главенствовал Мани, рассыпав по небу звёзды. На поставленный вопрос младший царевич и сам не ведал ответа. Тьяцци интересовала лишь тропа во владения Всеотца, большего он не стал от него требовать, что принесло Локи в некотором роде облегчение, хоть и оставило на душе весьма неприятное чувство, которое он подсознательно приравнивал к измене и предательству. Тогда лукавый ас не желал участвовать в сомнительных авантюрах турса, опасаясь быть разоблачённым или — более того — обведённым вокруг пальца падким на подлости великаном. Единственное, чего он желал — заполучить один из редчайших камней, что турсы так ревностно хранят. В тот злополучный день заключения сделки Локи умудрил просчитаться, недооценив хитроумия врага, за что теперь мог горько поплатиться. Тьяцци подошёл весьма изобретательно к полученной от хитроумного аса информации, который если и ожидал попытки нападения на любимый Асгард, то никак не был готов к подлому похищению Идунн. Проклятый турс знал, что делать: потеряв богиню юности, гордые асы рисковали лишиться золотых яблонь, а также милосердной руки, кормящей царство богов. Иддун слишком важна для Асгарда, без неё яблоня увянет, а вместе с ней асы лишатся их целебных свойств. Локи не мог не восхититься хитроумной прозорливостью врага, но в то же время самолюбие его было уязвлено. — Это не моих рук дело, — вскоре ответил Локи, раздражённо передёрнув плечами. — Мне нужно было указать путь. Большего Тьяцци, как ни странно, от меня не потребовал. — И тебя это совсем не смутило? — саркастично фыркнула любовница, но под свирепым взглядом разгневанного такой нахальностью лукавого бога быстро стушевалась. Несмотря на раздутое эго и врождённую наглость, Амора всё же опасалась Локи. — Позволь узнать, — в мягком баритоне прорезались угрожающие нотки, — что ты намерена поведать Всеотцу? — Мне дорога моя жизнь, если ты об этом, — пожала плечами Амора. Несмотря на весёлый тон асиньи, Локи чуял страх, как чует хищник вошедшую в его берлогу добычу. Амора слишком боится его, чтобы предавать, заведомо зная, что ничто и никто не укроет её от праведного гнева лукавого аса. — Я не так глупа, чтобы переходить тебе дорогу, — ласково улыбнувшись, Амора медленно облизала полные губы кончиком языка, после чего медленно, почти лениво побрела к богу обмана навстречу. Заглянув зелёными глазами в его изумрудные, Чаровница томно выдохнула, обвивая его шею тонкими руками. — Но я могу помочь своему царевичу выкарабкаться из этой ситуации. Тебе срочно нужен хороший план и способ вручить несчастную простушку Иддун, а заодно заткнуть наглого турса раз и навсегда. — Я уже позаботился об этом, — нагло солгал трикстер, не желая вовлекать Амору в свои дела. — Дай угадаю, — сладко промурлыкала она, предвкушающе закусив нижнюю губу, — будешь импровизировать? Локи картинно закатил глаза, недовольно фыркнув, на что асинья тихо хохотнула. — Как это на тебя похоже… — И чего ты пожелаешь в обмен? Место в совете? –саркастично фыркнул царевич. — Боюсь, моя дорогая, даже я не всесилен, чтобы протолкнуть твою кандидатуру в совет. Окончательное решение только за Одином, а он, как ты сама ведаешь, закостенелый старик, предпочитающий советников, разделяющих исключительно его взгляды. — Шутишь? — нахмурилась Амора. — Место в совете оставь старикам Всеотца, я желаю иного. — Локи невольно напрягся, внимательно наблюдая за хитрой асиньей. — Не за горами тот день, когда тебя нарекут Повелителем магии. На твои прекрасные сильные плечи лягут совершенно новые и важные обязанности, отнимающие твоё драгоценное время… — Ты желаешь занять моё место Главы Магических Искусств, открыв себе путь к закрытым секциям по магии, а также к многочисленным лабораториям, — тут же догадался Локи, не скрывая весёлого тона. К его немалому удивлению, беседа вышла довольно занимательная, что в случае с Аморой являлось огромной редкостью. Заинтригованный предложением, бог озорства незаметно притянул любовницу за хрупкую талию, ласково коснувшись устами белокурой макушки. Девушка в его руках сладостно заурчала, уверенная в своей победе, но, заметь она озорной блеск изумрудных глаз, мигом бы растеряла эту самоуверенность. Довольная ухмылка растянулась на тонких устах, пока бог обмана увлечённо размещал воображаемые шахматные фигуры на игральной доске. Несомненно, его назначение Повелителем магии было лишь вопросом времени, но одновременно с этим освободится весьма лакомый кусочек для других магов. Покидая свой прежний пост, Локи будет обязан порекомендовать царю достойную замену, что возглавит отдел магических искусств и будет заниматься исследованиями и прочими, не менее важными делами. Всевозможные колдуны и маги из кожи вон лезут, доказывая свою компетентность в качестве его достойного преемника, тайно желая заниматься вовсе не исследованиями, а купаться в золотой жиле, которую будет финансировать корона. К своему огромному разочарованию, Локи пока так и не сумел сыскать себе достойную замену. Амору он и вовсе не брал в расчёт, уверенный, что Чаровница не будет заинтересована таким предложением. Видимо, он слегка просчитался. Для себя в этом бог обмана видел больше пользы, нежели вреда: если их с Аморой что-то и объединяло, так это истинная любовь к науке и магии. Самоуверенная асинья не чуралась научных исследований и попыток самосовершенствования, а потому могла по праву считаться достойной кандидаткой. Сам Локи относился к коллегам со снисхождением, хоть многие его и не стоили. Амора вызывала в нём некоторое пренебрежение, но не отметить её достижения в магии было бы с его стороны, как будущего Повелителя магии, весьма несправедливо. Амора достаточно целеустремлённая, чтобы стать достойной ему заменой. Единственное, что насторожило Локи — личная заинтересованность Аморы этой должностью. Чаровница явно стремилась к большему, пост Главы Магических Искусств не мог удовлетворить всех её многочисленных амбиций. Если поглядеть на ситуацию с иной стороны, то Чаровница так или иначе будет под его постоянным контролем. Власть Повелителя магии распространяется на все научные сферы, а также частично затрагивает военные, но только в том случае, если в армию Всеотца вхожи талантливые маги. Власть эта может опьянить не хуже отцовского трона, что вопреки всему достанется невежественному наследнику в лице нетерпеливого громовержца. Такая перспектива разделения власти более чем удовлетворяла младшего царевича, чьи амбиции требовали пространства, манёвренности и свободы действий. Решение было принято, но лукавый бог не собирался так быстро тешить свою томящуюся от любопытства фаворитку. Пусть томится в неведении, выбивая из него заветное и долгожданное «да». Сложно было признать гордому богу обмана, но ему безумно нравилась строптивость Аморы, как, впрочем, и её целеустремлённость в достижении своих многочисленных целей. Но больше всего Локи она нравилась в ином, более пикантном положении — и не в этих одеждах, что за время беседы ему порядком осточертели. Локи чувственно провёл руками вдоль позвоночника Аморы, отчего та сладостно замурлыкала, уткнувшись носом в шею лукавого аса, опаляя открытые участи кожи горячим дыханием. Шумно втянув носом сладостный аромат белокурых волос, Локи оставил почти невесомый целомудренный поцелуй на виске, после чего прижался губами к уху Аморы и горячо зашептал: — Убеди меня… Локи не без самодовольства наблюдал за Аморой, подрагивающей в его руках словно тонкий лист на молодом древе, которого нещадно хлещет остервенелый ветер. Губы асиньи растянулись в довольной улыбке, тогда как глаза цвета молодой травы многообещающе сверкнули. Опасаясь переменчивого нрава трикстера, Амора немедленно приступила к своим убеждениям, страстно, почти с остервенением впившись в уста царевича в неудержимом, наполненном безумием поцелуе. Чаровница готова была сделать всё, чтобы Локи вновь не отослал её прочь, не изменил своего внезапного решения. Подавшись страсти и напору любовницы, тот уже и сам был не в состоянии оттолкнуть от себя тёплое, мягкое и податливое тело, что цеплялось за него как за спасательную соломинку. Когда обоюдное желание достигло своего апогея, Локи, не желая более тратить время на размышления, резким движением подхватил Амору так, чтобы стройные ножки крепко обхватили его бёдра. Поглощённые своей страстью, любовники позволили себе на время отгородиться от внешних проблем, окружающего лицемерия, несправедливости и разочарований, самозабвенно отдавшись похоти. Такими были все их ночи, наполненные мимолётной обоюдной любовью, пониманием и уважением к общим желаниям. Было в этих безумных отношениях и то, что объединило два одиночества — это безразличие окружающих, с которым они вынуждены встречаться лицом к лицу всякий день. Локи был вынужден носить маски, выстраивая свою империю на лжи и коварстве, пытаясь быть своим среди чужих; Амора — на соблазнении, используя любовь и чужие светлые чувства как своё главное оружие. Вопреки желанию быть предельно искренней в эту ночь Амора была вынуждена вновь использовать бесчестный ход. Стоило пылкому любовнику забыться в сладкой дрёме, как Чаровница не без опасений ловко выскользнула из-под шёлковой простыни, не тревожа сна царевича. Нотки скрытого сожаления скользнули во взгляде, но надолго там не задержались, ведь выбор у неё отсутствовал с самого рождения. Мельком взглянув на мирно спящего Локи — вовсе не из сентиментальности, а банальной предосторожности — Амора тихо, словно призрак, направилась в другую часть богатых палат младшего царевича. Бог озорства был весьма падок на роскошь, отчего обитель его больше напоминала отдельный дворец, где можно было сыскать всё необходимое для переменчивого аса. Совершенно не стесняясь своего нагого тела, Амора проскользнула в рабочий кабинет Локи, где из любопытства остановилась напротив высокого зеркала. Пройти мимо своего отражения было непозволительно для дамы, чью красоту сравнивают с красотой гордой Фрейи. Улыбнувшись краешком губ, чаровница не без удовольствия отметила оставшиеся следы от сильных пальцев на упругих бёдрах, пурпурные отпечатки властных губ на тонкой шее и ключицах, несколько страстных укусов на округлой груди. Бог озорства в своей страсти был неудержим, что ни капельки не пугало гордую деву, ведь сам он мог похвастаться такими же знаками их бурной любви. Вдоволь насладившись своим отражением в зеркале, Амора лёгким шагом направилась к лаборатории бога обмана. Путь ей преградили высокие массивные двустворчатые двери, способные заворожить любого живущего в девяти мирах. Подойдя к преграде вплотную, Амора безошибочно узнала в дубовом произведении искусства умелую работу цвергов. Стоило Чаровнице начать изучать сложные символические переплетения, а также множество хаотично разбросанных рун, как она ощутила в искусной резьбе присутствие направляющей руки трикстера. Не нужно было быть магом, чтобы понять, что двери эти запечатаны, и не обычной защитной магией: Локи весьма гордился своими глубокими познаниями в рунах, а потому чаще всего и заклинания его базировались исключительно на данных древних знаниях. Амора невольно коснулась руны Феху, как та в тот же миг засияла приятным изумрудным оттенком, а после медленно погасла. Зашипев от досады, Чаровница не без восхищения обругала предусмотрительно трикстера, что ревностно оберегал свои знания. Лаборатория младшего царевича могла бы помочь найти ответы на многие её вопросы, но сегодня ей не суждено пересечь порог сей обители знаний. Локи же никогда не позволит Аморе ступить в его владения, оттого досада её становилась всё сильней. Разочарованно наворачивая круги вокруг дубовой преграды, Амора вдруг вспомнила об одной прелестнице, что имела доступ к закрытой лаборатории. Юная и прекрасная Сигюн была единственной, кому было дозволено посещать это место без какого-либо дозволения хозяина палат. Любимой племяннице, Локи безгранично и самозабвенно доверял. Довольная улыбка заиграла на красивом лике белокурой красавицы, нашедшей выход из щекотливого положения. Какой бы ни была сложной задача, Амора была полна решимости достичь своей цели и найти ответы на свои многочисленные вопросы.