Солнце не ведало, где его дом, звезды не ведали. где им сиять, месяц не ведал мощи своей. Так было раньше.
Старшая Эдда: Прорицание Вёльвы
— Расслабься, — тихо шепнул трикстер низким баритоном, словно зазывая разделить одну шалость на двоих. На красивом лике бога озорства растянулась лукавая ухмылка, отчего поневоле хотелось последовать за ним, разделяя все невзгоды и радости столь же прекрасной, сколь и непредсказуемой жизни. Два любимых изумруда озорно блеснули, когда лукавый взгляд небрежно скользнул по напряжённой деве. — Тебе понравится, поверь мне, — ласково и в то же время насмешливо продолжил Локи, нарочно не давя на растерянную племянницу, но расчётливо выбивая твёрдую почву из-под ног манящими и сладкими, словно мёд, речами. — Всего один шаг… но какой!.. Сигюн со всем юным пылом верила этому слегка низкому, будто обещающему невероятные тайны баритону, совершенно не заботясь о последствиях. Ведь не мог же обладатель подобного голоса и двух чарующих изумрудов лукавить?.. Сердце и разум отказывались верить, послушно подчиняясь ласкающему слух голосу, хватаясь за него, будто за единственный шанс на спасение. Но, не смотря на слепую и столь наивную веру, асинья не могла побороть внутреннее волнение, что поселилось в её несчастной душе. Казалось бы, всего один шаг в неизвестность — и сомнения развеются, но Сигюн отчаянно оттягивала время. Всего шаг — и жизнь дворцовой царевны необратимо переменится, увлекая в совершенно новые обязанности перед своим царством и царём. А Локи, словно забавляясь, нарочно испытывал деву, искренне потешаясь над рассеянностью племянницы. Радужное сияние Биврёста завораживало, приковывая взгляд всякого, кто бы ни взирал на простирающуюся красоту — истинную гордость народа Асгарда. Невозможно было вдоволь налюбоваться переливающимся светом моста, что нависал над лазурными водами царства асов и тянулся, словно не ведая конца и края, обхватывая все девять миров. Радужный мост пленял своей красотой, но вместе с тем раз и навсегда менял степенную жизнь всякого, кто хоть раз по нему ступал, совершая незабываемое путешествие по мирам. Сегодня должна перемениться жизнь и Сигюн… Осознание этого будоражило воображение, внушая страх и в то же время порождая совершенно новые ощущения, что были ей чужды и непривычны. Оказавшись на краю своей обычной жизни, Сигюн с затаённым страхом взирала в радужную пропасть, не в силах сделать решающий шаг. Шаг — к соблазнительно новому, необычному, странному. Шаг, способный приблизить к обладателю изумрудных глаз. Страх и затаённое волнение сковали неумолимо трепещущее сердце асиньи, заключив в своих проклятых объятиях. Принимать окончательное решение, твёрдо и уверенно глядя в единственное око мудрого царя, оказалось гораздо легче, чем следовать за своими убеждениями и желаниями; опасения и неуверенность тогда не ложились тяжким грузом на сомневающуюся душу и не сковывали движения, не лишали ясных мыслей, не мучили неизвестностью, как сейчас. Поглядев в очи бездны, что, несомненно, глядела в ответ и нагло усмехалась, Сигюн неосознанно искала поддержки, раз за разом встречаясь взглядом с дядей. Но тот, словно обо всём догадываясь, нарочно держался на расстоянии, взирая на асинью со снисходительной насмешкой и присущим его натуре упрямством. Локи даже не думал оказывать поддержку, терпеливо ожидая, когда племянница сама переборет собственные страхи, засевшие в сомневающемся сердце. Молчаливый и мудрый Хранитель врат открыл для небольшой группы асов, сопровождающих турсов, радужный мост в Йотунхейм. Первым совершил прыжок в неизвестность могучий громовержец, прежде одарив единственную дочь подбадривающей мягкой улыбкой и твёрдым, полным уверенности кивком. Бог грома по-прежнему был недоволен своеволием дочери, но, как ни старался, не мог подолгу гневаться на родное и любимое чадо. Следом за громовержцем отправились его верные товарищи, ни секунды не колеблясь, более того — в нетерпении предвкушая новые славные приключения и битвы. Гордые сыны Йотунхейма были следующими, кто ступил и исчез в радужной пропасти, и только Сигюн с лукавым асом так и остались стоять в молчании. В последний раз взглянув на любимый Асгард, дева медленно, но решительно ступила в пропасть, что столь маняще влекла в свои объятия, жадно проглатывая в пучину нового и неведомого. Неизвестная властная сила потянула лишённую воли асинью, прокладывая путь сквозь миллионы световых лет столь стремительно быстро, что Сигюн даже не удалось вдоволь насладиться проносящимися мимо её взора галактик и туманностей. Неизвестное притяжение тянуло Сигюн всё дальше и дальше по радужному туннелю, пока неведомая сила грубо не вытолкнула её из своих недр, вынудив тяжело приземлиться в снежный сугроб, куда она упала, лишь чудом не выполнив неловкий перекат. Свежий морозный воздух моментально обжёг лёгкие; завывающий ветер больно хлестал по чувствительной коже лица, отчего щёки и скулы моментально окрасились малиновым оттенком; очи слегка покалывало из-за мелких снежинок, что, кружа в сложном витиеватом танце, словно нарочно стремились напакостить, летя прямиком в глаза. Каждый вдох давался с большим трудом, отзываясь приступами сухого кашля. К тому же в Йотунхейме было так холодно, что Сигюн инстинктивно принялась запахиваться в тёплый плащ. Первая попытка подняться на внезапно ослабевших ногах не увенчалась успехом. Следом она почувствовала, как кто-то весьма резво вздёрнул её за шиворот, крепко и надёжно придержав за талию. Растерянным, полным непонимания происходящего взглядом асинья озадаченно взглянула в лик отца, на котором явно читалось плохо скрываемое беспокойство и тревога. Стояло громовержцу увидеть восторг, с которым Сигюн оглядывалась по сторонам, всё ещё пребывая в плену его медвежьих объятий, как тревога его рассеялась, будто дурной сон с рассветом. Черты разгладилась, и он уже с усладой принялся наблюдать за жадной до всего нового любимой дочерью. Столько восторга он не видал в родных чертах уже довольно давно, потому ощутил безмерную радость. С отцовской заботливостью опустив дочь, позволив Сигюн вдоволь наслаждаться новыми видами, старший сын Одина задумчиво оглянулся по сторонам. Окинув присутствующих долгим взглядом, устремил взор к ночному небу, любовно усеянному яркими звёздами. Спустя какое-то мгновение ночной небосвод, украшенный шлейфом северного сияния, разрезал очередной яркий луч, ударив совсем рядом с громовержцем, и в тот же миг исчез, погаснув подобно огню свечи по вине сильного порыва ветра. Тор улыбнулся, приветствуя брата. — Опаздываешь, — добродушно упрекнул он младшего царевича, что с презрением и неким сомнением воззрился на неприветливые равнины Йотунхейма. — На тебя это совсем не похоже, брат мой. Раздражённо передёрнув плечами, словно возжелав стряхнуть с себя нечто неприятное, Локи мрачно сощурил два изумруда, поджав тонкие уста в глумливой усмешке. Привычно пригладив назад тёмно-смоляные волосы, Локи спешно покинул рунный круг, который стал понемногу терять свои очертания из-за снежного вихря. Лукавый бог окинул брата мимолётным взглядом. В голубых очах уже вовсю плескался азарт от нового приключения, довольная усмешка не покидала лица громовержца; пальца его сжимались и разжимались, желая поскорее ощутить тяжесть любимого оружия. Хмыкнув, Локи снисходительно улыбнулся, демонстрируя ряд белых зубов. — А ты, как я погляжу, в своём репертуаре, — насмешливо-ласково протянул он, надменно поддёрнув подбородком, оглядывая свысока наследника трона. — Как всегда готовый нести справедливость и слово царя Верховного мира самыми что ни есть миротворческими способами — ломая головы и сворачивая шеи неверным. На слова брата громовержец раздражённо выдохнул через плотно сжатые зубы, лишь силой удержав себя от того, чтобы не закатить глаза. Локи тем временем продолжал: — Прошу тебя, братец мой, хоть раз в жизни попридержи свой свирепый пыл в узде. Подай своей дочери хороший пример, — выдержав небольшую паузу, Локи внимательно заглянул в глаза Тора, и нарочно тихо, так, чтобы только бог грома и расслышал, добавил: — А не так, как обычно ты это любишь демонстрировать. Два изумруда словно невзначай обратили свой взор в сторону изумлённой девы, что с запалом и всепоглощающим любопытством рассматривала заснеженные просторы нового и необычного мира. Слова брата звучали для могучего бога грома будто вызов, который в силу своего характера и натуры он никак не мог проигнорировать. Однако скрипящего зубами от негодования, готового дать немедленный отпор несносному богу громовержца бесцеремонно опередили. — Прошу меня простить, сиятельные боги, что нагло вмешиваюсь в ваши братские признания в любви, — словно в насмешку небрежно бросил Бюлейст, принимая одновременно притворно виноватую и тот же время насмешливую позу. — Но, думаю, вам следует вспомнить, что мы находимся непосредственно на землях Тьяцци, на которые нас забросил всевидящий страж моста. А посему, как ваш провожатый и соучастник, я настаиваю на том, чтобы как можно скорее унести отсюда ноги, а заодно найти временное пристанище. Рука Бюлейста словно невзначай опустилась на плечо младшего сына Одина, отчего тот вмиг скосил недовольно-прищуренный взгляд на чужую наглую длань. Смесь презрения и обманчиво-доброжелательной насмешки отразилось на прекрасном лице лукавого бога, придав ему зловещей холодности. Но в силу своего здравомыслия и непревзойдённого ума Локи счёл, что было бы весьма недальновидно отказаться от поддержки турса, знавшего территорию родного мира лучше, чем группа только прибывших чужаков. Потому такой невинный жест со стороны Бюлейста был воспринят Локи с вынужденной снисходительностью. Громовержец небрежно окинул небесным взором брата, внимательно заглянул вглубь изумрудной зелени, выискивая в них привычную поддержку, напрочь позабыв о недавнем споре и недосказанных словах. — Веди, Бюлейст и смотри не подведи, — угрожающе протянул Тор, словно в немой угрозе играючи подбросив свой знаменитый молот. И ухмыляясь, как бы невзначай добавил: — Запомни — друзей я щедро награждаю, а врагов жестоко наказываю. Указав молотом на заснеженные холмы, что сказочно поблёскивали при свете голубого солнца Йотунхейма, напоминая звёздное небо, громовержец слегка подтолкнул турса вперёд. Изобразив на лице подобие дружелюбия, Бюлейст что-то крикнул своим слугам на неизвестном асам наречии. Заметно расслабившиеся в прохладе родного мира великаны после его слов быстро разошлись. — Мои люди разведают территорию. Надеюсь, возражений не будет? — тут же пояснил вмиг ставший серьёзным Бюлейст. После чего коварно ухмыльнулся и с хитрецой взглянул на бравых воинов верховного мира: — Если, конечно, не желаете в первые же часы своего недолгого путешествия стать дичью для дикого зверья или же попасть в засаду разведывательных отрядов. — Каковы будут наши дальнейшие действия? — воскликнула гордая воительница Сиф, внимательно посматривая во все стороны, словно уже предчувствовала затаившихся врагов. — Удивительный мир, — весело хохотнул Фандрал, плотнее кутаясь в плащ. Взгляд воителя был устремлён к небу. — Вот только как ни погляжу, всё никак не могу взять в толк или хотя бы предположить, который сейчас час. Вроде и день, а вроде и ночь… — Полдень, — не задумываясь, удовлетворил любопытство белокурого воителя Бюлейст, лишь коротко взглянув в сторону солнечного светила, что сейчас казалось далёкой голубой точкой на небосводе. — Дом Тьяцци находится вон за теми горами, — указал турс на высокие тёмные шпили, что своей мощью и холодностью разрезали небо ледяного мира, скрывая свои остроконечные верхушки за серо-молочными облаками. — Там берёт своё начало река Ивинг, туда же и лежит наш с вами путь. — Сколько времени займёт дорога? — поинтересовался Тор, ступая по хрустящему снегу след в след за своим проводником. — Если будем идти быстро и без задержек, то трёх дней должно хватить. — Подумав, Бюлейст со вздохом добавил: — Но если нас застигнет снежная буря… — За это не следует переживать, — радостно возразил громовержец, тут же переводя лучистый взгляд в сторону задумавшегося брата. — Не думаю, что какая-то там буря может помешать Повелителю магии, да, брат? Локи обязательно что-то придумает. В этом он мастак! Отвлёкшись от размышлений, Локи слегка растерянно перевёл взгляд на улыбающегося громовержца и лишь потом, когда до него дошёл смысл его слов, не без привычной насмешки съязвил обыденным, слегка хамовато-вежливым тоном: — Ох, прошу меня простить, дорогой брат, но я совершенно случайно позабыл прихватить с собой магический бубен, которым отгоняю неугодную твоей царственной голове непогоду. Потому приношу своё искреннее сожаление, более не совершу подобной оплошности, — состроив самое провинившееся лицо, на которое только был способен, он тут же насмешливо низко поклонился. Предчувствуя новый, совершенно неуместный в данный момент и в данном месте спор, Бюлейст поспешил поделиться своим планом маршрута, который им ещё только предстоит пройти в этом нелёгком и опасном путешествии. — Наш путь будет пролегать через Свистящие пустоши Кати, Горящие льды и Ярнвид, — последнее Бюлейст произнёс особенно осторожно, опасливо хмурясь и оглядываясь. Не сыскать во всём Йотунхейме более опасного места, чем заколдованный древней магией Железный лес, пристанище могущественных ведьм. — Когда же мы дойдём до всеми забытого дворца Бельгермира, там уже придётся смотреть в оба глаза. Из всех сыновей царя Лафея Тьяцци — самый ревностный владыка и обороняет свои земли подобно разбушевавшейся фурии. — Ярнвид? Не ты ли убеждал меня на совете, что земли ведьм опасны, — поинтересовался младший сын Одина, сокращая дистанцию между собой и турсом. В минуты недоверия к союзникам Локи мог показаться особенно устрашающим, а потому, несмотря на довольно уверенный вид и обманчивое спокойствие, Бюлейст мысленно напрягся. Алые глаза турса внимательно следили за каждым грациозным движением бога лжи. Совладав с собой, Бюлейст изобразил самое беспечное и доверительное выражение лица, храбро принимая брошенный вызов Локи. — Поверьте, Ваше Высочество, с того дня ничего не изменилось, — доверительно молвил турс, многозначительно оглядев настороженных асов. В тот самый миг Бюлейст понял, что слову бога лжи доверяют гораздо сильнее, чем ему бы того хотелось. — Прощу также заметить, я не говорил об экскурсии по Железному лесу, а лишь намекал на то, — приподняв руку и пошевелив двумя пальцами, словно изображая шагающего человечка, Бюлейст с лукавой усмешкой понизил голос до заговорщицкого шёпота, — что мы его обойдём. — Предлагаешь совершить немалый крюк? — немного озадаченно спросил могучий воин Вольштагг, пробираясь к остальным через высокие сугробы. Приосанившись и задрав голову, полукровка вновь заговорил уверенно, нарочно игнорируя пристально-изучающий взгляд младшего царевича. Старший царевич, в свою очередь, был заинтересован окружающими видами гораздо сильнее, чем спором его брата и турса. Громовержца сильно волновало то, что их небольшая группа находилась посреди заснеженного поля словно на ладони, отчего они были слишком удачной мишенью для случайного патруля. Тем не менее это не мешало Тору вслушиваться в разговор соратников. — Совершенно верно, — согласился Бюлейст. — Так не пойдёт, нужно сократить путь, — возмутился здоровяк, нахмурив густые рыжие брови. — Не проще ли пойти по прямой? Это сэкономит нам кучу времени! — Предлагаю для начала покинуть данную местность, — весомо предложила воительница, поймав на себе одобряющий взгляд громовержца. В своих сомнениях он как всегда был не один, а потому леди Сиф продолжила излагать его собственные мысли так, словно могла их читать. — Мы здесь как на ладони. Если хотим устроить Тьяцци сюрприз, то лучше не стоять подолгу на одном месте, это привлечёт ненужное внимание. — Прекрасная воительница, — довольно промурлыкал Бюлейст, приложив одну руку к груди. — Вы покорили моё сердце своей рассудительностью. — Смотри, как бы она от смущения его мечом не пронзила, — тихо шепнул Локи, проходя мимо турса. — Тогда выдвигаемся, а ты указывай дорогу, — скомандовал наследный царевич, взмахнув в сторону Бюлейста молотом. Скорей из-за банальной привычки, нежели желая пригрозить или поставить турса на место, но тот явно воспринял сей случайный жест иначе, слегка поддёрнув бровью и скривившись от негодования. Сигюн в последний раз взглянула туда, где ещё недавно можно было разглядеть рунный круг. Теперь же он скрылся под лёгким снежным покрывалом, глядя на которое она окончательно и бесповоротно осознала, что теперь уже точно нет пути назад. Только вперёд, туда, где её ожидают новые приключения, что позволят доказать себе и отцу, что она способна гораздо на большее, чем просто прожить жизнь в тени величественного Асгардского дворца. Готовая отправляться за остальными, асинья глубоко вдохнула и медленно выдохнула прохладный воздух, приводя разбушевавшиеся мысли в порядок. На землях Гримтурсенов слишком очевидное волнение будет лишним, а в бою может оказаться роковым. Сигюн даже не сомневалась в том, что ей придётся принимать участие в битве с йотунами. По какой бы причине не похитили Идунн, вряд ли её вернут по доброй воле, если вообще пожелают возвратить в Асгард. Как гласит одна из мудростей храбрых воительниц: мысли должны быть ясны и чисты, воля — твёрдой, а дух — несломленным. Целеустремлённость способна сворачивать горы. Этой мудрости она и станет придерживаться в своём первом походе. — Сигюн? Позади раздался тихий баритон, привлекающий внимание Сигюн. В нескольких шагах от неё стоял бог коварства, внимательно и с интересом вглядываясь в черты её лица. Локи, слегка сощурясь из-за кружащихся снежинок, казался непринуждённым, но стоило ему улыбнуться уголками губ, как эта иллюзия тут же развеялась. Бог коварства был весьма серьёзно настроен, ловко скрываясь за очередными масками. — Мы ещё даже не выдвинулись, а ты уже беспокоишься? — с улыбкой поинтересовалась дева, минуя своего излишне мрачно настроенного дядю. –Также, как и твой отец, — послужило ей ответом. Локи последовал за ней, тихо вышагивая позади, и не стал лишать себя удовольствия в нравоучениях, которые если не раздражали племянницу, то вгоняли в уныние и абсолютную скуку. — Не отходи слишком далеко от отряда, старайся держаться рядом если не со мной, то хотя бы с отцом или Сиф. Они всегда подстрахуют тебя в ближнем бою, если я вдруг не сумею этого сделать в дальнем. Будь всегда у меня на виду и даже не вздумай геройствовать, — на эти слова Сигюн лишь закатила глаза. — Мне с головой хватает твоего отца и его храброго отряда по самоликвидации. Раздражённо выдохнув, Сигюн постаралась ответить как можно спокойней, хотя получалось это не очень. Всё же бога лжи сложно обмануть даже в таких, казалось бы, незначительных мелочах. Будь они сейчас во дворце за обеденным столом или на занятиях, это бы его немало позабавило, но не тогда, когда они ступают по засыпанным толстым слоем снега равнинах Йотунхейма. Мир ледяных великанов славится дикими местами и богатой фауной, что представляет опасность даже для местных жителей. Локи это прекрасно знал, но не знала его наивная и беспечная племянница. — Я знаю, дядя, спасибо за советы, — как можно убедительней произнесла Сигюн, почти уверенная, что такой ответ не сумеет удовлетворить обеспокоенного её безопасностью бога. Резко схватив асинью за локоть и с силой притянув к себе, Локи упёрся рассерженным взглядом в её растерянный. Тонкие губы были поджаты, а изумрудный взгляд ясно давал понять, что намеренья его серьёзны, как и желание напомнить племяннице, с кем и как та разговаривает. — Быстро же ты позабыла все мои уроки, — одними лишь губами прошелестел бог обмана, не разрывая их зрительного контакта, что был подобен гипнозу, одновременно восхищая и наводя ужас. — Я… я всего лишь… — попыталась оправдаться дева, но её тут же сбил с толку лёгкий взмах руки, нетерпеливо призывающий к молчанию. — Так я напомню тебе свой главный урок, — с улыбкой продолжил Локи. — Знания — это не тогда, когда ты от зубка до зубка заучиваешь толсты фолиант. Знания — это когда ты в состоянии должным образом применить полученную из них информацию, — нарочно выдержав паузу, Локи внимательно заглянул в глаза пристыженной асиньи, оставшись довольным произведённым эффектом. Ослабив хватку на руке племянницы, он приосанился, привычным менторским тоном подводя итог: — Запомни, Сигюн, тебе не достаёт драгоценного опыта, чтобы быть столь самоуверенной в своём первом походе. Поэтому хватит меня разочаровывать, и слушай, что я тебе советую. Это ведь не трудно, правда? Чувствуя себя пристыженной, Сигюн была способна лишь на слабый кивок, оскорблённо отводя взгляд в сторону. Локи мог быть безгранично нежен в общении со своей племянницей, но он никогда не потерпит пренебрежения к его советам и к себе самому. Ощутив стыд за свой необдуманный поступок, асинья нарочно не встречалась с ним взглядом, желая лишь одного — как можно скорее продолжить свой путь. Не удовлетворившись подобным ответом, Локи обхватил пальцами подбородок племянницы, мягко и настойчиво вынуждая ответить на его слишком прямой взгляд. — Не создавай себе и другим проблем, поступай мудро, как я тебя и учил. Думай — и лишь потом действуй. Иначе, — серьёзно добавил бог лжи, строго заглянув в глаза Сигюн, — я клянусь, что это станет твоим первым и последним походом. И твой отец меня в этом поддержит. На этом бог коварства решил окончить напряжённый разговор, оставив в душе и мыслях асиньи горькое послевкусие. Отчасти Сигюн была готова к тому, что её присутствие будет воспринято отцом и дядей с явным неодобрением, но зато наивно надеялась, что они хотя бы попытаются примириться с её своевольным поступком. Колкие слова Локи не уменьшили её желания присутствовать здесь, а лишь подогрели готовность доказать его неправоту. Что бы ни говорили сыновья Одина, стремясь убедить Сигюн оставить свою затею, она намерена пройти этот путь до конца, а если понадобится, то пойти гораздо дальше. Но для начала она должна доказать Всеотцу, что способна выдержать любые невзгоды и удары судьбы как воительница, как наследница царя Девяти миров. Всего один шаг назад будет означать, что она не справилась со своей задачей, и тогда ей уже никогда не вернуться на тропу свободы. Сжав от досады кулаки, Сигюн проигнорировала удаляющуюся фигуру бога коварства, с трудом заставив себя последовать за собственным дядей. Его слова всё ещё гулко отзывались в обеспокоенных думах асиньи, отвлекая и мешая любоваться местными красотами мира, что асы несправедливо нарекли «мёртвым» и «безжизненным». Йотунхейм был прекрасен настолько, если бы не гнев и обида от разговора с дядей, Сигюн, несомненно, с большим удовольствием любовалась бы местными красотами. Несмотря на то, что, по словам Бюлейста, в мире ледяных великанов был полдень, звёздный небосвод украшал шлейф северного сияния, напоминая тонкую шаль всевозможных цветов и оттенков, волнообразным покрывалом растянувшись далеко за горизонтом. Небосвод, как и в мире асов, украшали множество иных галактик и планет: одни словно нависали над Йотунхеймом, другие же казались далёкими забытыми точками в кромешной тьме галактики. Сама земля великанов не показалась Сигюн безжизненной. За несколько часов пути она сумела повстречать несколько животных, активно шнырявших по заснеженным пустошам в поиске пищи: волки, кроли, птицы, лани и многие другие. Звери почти ничем не отличались от своих сородичей из Асгарда, лишь окраской шерсти — преимущественно белой — цветом глаз и размерами. Иногда по пути им встречались лесные рощи, где произрастали могучие деревья, внушающие благоговейный трепет от их величия, стойкости и силы, позволявшим этим гигантам выживать в столь непростых условиях. Именно стойкость и сила помогала всем живым существа Йотунхейма выживать в этих сложных условиях. Больше всего Сигюн поражало отношения йотунов к самому снегу, который им был привычен с самого рождения. Тогда как для асов снег накрепко был связан с самым страшным предсказанием, которого они опасались — и которое было неизбежно для их прекрасного мира — Рагнарёк. Само его упоминание заставляло кровь стыть в жилах. Даже храбрейшие из асов поникали и тряслись от страха при его упоминании, мысленно воздавая молитвы предкам, прося их оттягивать этот страшный день как можно дольше. Поэтому зима в верховном мире всегда так или иначе наводила уныние, ведь наступление Рагнарёка начнётся именно с зимой, что продлится долгие и тяжкие три года. И каждая задержка холодной стихии рождала в умах асов преждевременную тревогу, исчезавшую лишь с уходом зимы и наступлением долгожданной весны. В Йотунхейме относились к вечной мерзлоте так же спокойно, как в Асгарде к лету, а потому этим двум народам никогда не суждено найти полного понимания. Для асов йотуны всегда были и будут предвестниками беды, тогда как для йотунов асы так и останутся до скончания времён ворами и лицемерами. Беспощадными завоевателями и жестокими убийцами их народа. Долгая дорога была изматывающей для юной пешей путницы, непривыкшей к долгим утомляющим переходам по землям, вдоль и поперёк усыпанных толстым слоем хрустящего снега. Сигюн на протяжении всего пути то и дело обо что-то спотыкалась, умудрившись даже пару раз свалиться в сугроб. Благо, крепкая рука Вольштагга всегда оказывалась рядом, чтобы помочь асинье быстро оказаться на ногах. А чтобы замять неловкую для Сигюн ситуацию, могучий ас раз за разом отшучивался и игриво подмигивал, умудрившись даже пару раз подставить подножку Фандралу, отчего и тот зарывался лицом в снег. Благодаря весёлой компании Сигюн смогла позабыть о словах лукавого бога и вновь улыбаться, разделяя шутки беспечных воителей. Несколько раз два бравых воина пытались подключить к общему настрою молчуна Огуна, закидывая того снежками, да только так и не вышло привлечь его к общей забаве. Пришлось веселиться им втроём. Свистящие пустоши Кати были самым прекрасным местом из всех, что пока доводилось видеть Сигюн за свою недолгую жизнь. Пустошь была вовсе и не пустошью, а бескрайним белоснежным полем усеянным удивительными цветами, что произрастали исключительно в Йотунхейме. Растения были словно из тонкого льда или же им покрыты, смутно напоминая Мидгардские подснежники, только больше и при каждом, даже самом лёгоньком дуновении ветра, раскачивались и издавали потрясающую мелодию, благодаря чему и заслужили своё название в честь знаменитого воителя Йотунхейма — Кати, что покорил своей воле сам ветер. С наступлением ночи мир ледяных великанов окутал непроглядный мрак, разгоняемый мелкими насекомыми, чьи тельца и служили источником света. Словно спустившиеся с небес звёзды, они кружили над цветками, отчего те становились похожи на маленькие фонарики, служившие основным источником света. Пойдя ещё немного, Бюлейст нехотя объявил привал на небольшой открытой каменистой местности, где снег не был такой проблемой, как в начале их пути. Пока остальные устанавливали лагерь, Локи занял себя немаловажным делом: сокрытием их пребывания на вражеской земле. Отломав с ближайшего мёртвого древа сухую замершую ветвь, бог обмана принялся вычерчивать ею сложные рунические сплетения, шёпотом зачитывая заклятия сокрытия, что могло буквально скрыть их от посторонних глаз, кроме всевидящих глаз хранителя моста. Стояло Локи закончить вычерчивать идеальный круг вокруг лагеря, как руны тускло засветились изумрудным свечением, а над их головами образовался прозрачный купол. Перепроверив все надписи и убедившись в том, что заклинание исправно работает, Локи предпочёл уединиться подальше ото всех, молчаливо и одиноко высматривая силуэт Бюлейста. Опасаясь, что его разведчики из-за заклинания мага не сумеют их отыскать, Бюлейст оправился дожидаться их снаружи. По-прежнему не находя себе места в чужом мире, неустанно позволяя собственным мыслям вновь и вновь повторять слова дяди, Сигюн не пожелала разделить трапезу с остальными товарищами. Найдя уединённый уголок неподалёку от остальных, асинья взобралась на плоский каменный валун, безмятежно любуясь местными ночными красотами. Но даже одиночество её оставалось недолгим — позади раздались тяжёлые шаги громовержца. Проследив за взглядом Сигюн и не найдя для себя ничего интересного, Тор неловко помялся на месте, пока окончательно не решил просто постоять рядом, запахнувшись в плащ и скрестив руки на груди. Молчание их нарушало лишь тяжёлое дыхание громовержца да посвистывание ветра, что колыхало цветочное поле Кати. Желая развязать безмятежный разговор, но не ведая, с чего стоит начать, Тор бы ещё долго подбирал слова для столь сложной головоломки, если бы не своевременная помощь родной дочери. — Не стоит, отец, Локи уже провёл лекцию и не поскупился на нравоучениях, отчитав меня за своеволие и безрассудство, — равнодушно-шутя отозвалась Сигюн, но в голосе явно слышалась плохо скрываемая горечь. И громовержец это хорошо заметил, почувствовав вину, хоть случилось то и не по его воле. Порой его брат в минуты волнения мог быть неоправданно груб и требователен, но происходило это скорей по причине того, что он всё принимал близко к сердцу и проявлял свои не самые лучшие стороны из добрых намерений. За прошедшие три столетия, что они сражались бок о бок, Тор понимал и знал это как никто другой. Он и сам не раз отбивал его нападки, после чего братья подолгу не разговаривали. Таков Локи: желая уберечь тех, кто дорог его лукавому сердцу, он невольно причиняет боль, на самом деле желая лишь защитить. Но когда трикстер признавал свою неправоту? Верно, никогда, за целых три столетия. А если даже и признавал в глубине души, то никто и никогда не услышал бы этого признания. — Значит, ещё не передумала? — спокойно отозвался громовержец, невзначай скользя глазами по равнодушному лику дочери. Собранные в сложную причёску волосы, что по обычаю носили исключительно девы-воительницы, заплетая их в сложные многочисленные косы, из-за ветра слегка разметались по лицу, и Тор в силу отцовской привычки аккуратно убрал их с лица. На проявленную нежность Сигюн лишь смущённо уставилась взглядом в пол — она ведь ожидала не теплоты и ласки, а укоров и споров. Сигюн не говорила с громовержцем с того злополучного совета, когда тот от ярости на отца и собственное бессилие умчался прочь, сшибая по пути беспечную прислугу и стражей. Бог грома не спешил идти на контакт, отчего даже на мосту Биврёста и словом не обмолвился об её участии, так что Сигюн уже было решила, что он примирился с судьбой и волей своего царственного отца. Пока вместо него не заговорил Локи. Асинья всё же надеялась более на поддержку лукавого бога, чем родного отца, а потому, не ожидая от дяди такой категоричности, была весьма разочарована. — Львиная доля моего упрямства досталась от тебя, отец, — в шутливо-ироничной форме ответила наконец Сигюн, ухмыльнувшись краешком губ. — Так что не обессудь, что я не так благоразумна и не столь податлива на уговоры. Ошеломлённый словами дочери, могучий Тор сник, совершенно по-глупому уставившись на дочь, что откровенно потешалась над растерявшемся отцом. В такие нередкие минуты она особенно остро напоминала ему возлюбленную, что покинула его так рано. Слишком многое Сигюн унаследовала от матери, впитав в себя лишь только лучшие её качества. Потому, уловив прямой намёк на их сходство, Тор весело рассмеялся, радуясь этим словам, словно дитя малое. — И правда, — согласился он, довольно улыбаясь. Не долго колеблясь, громовержец в один прыжок взобрался на камень, поправил алый плащ и произнёс: — В самом деле, что толку сотрясать воздух, уж коли ты всё для себя уже решила? Мать бы тобой гордилась. Глаза цвета неба с озорным блеском скользнули по Сигюн, ловя каждую перемену в лице, каждую чёрточку, что напоминали о потерянной возлюбленной, вызывая неизменное тепло в груди. Воспоминания об ушедшем прошлом, что так неожиданно захватил в плен чертоги его мыслей, Тор с удивлением обнаружил, что те уже более не причиняли такой боли. Должно быть, за столько лет он наконец смирился с утратой, хоть по-прежнему и скучал по родному лику, узнавая черты возлюбленной теперь уже в их ребёнке. Сигюн же ощутила некую неловкость, видя во взгляде отца сладкие нотки ностальгии, отчего она тут же поняла: он всё ещё скучает по той, что дала ей жизнь ценой собственной. Громовержец столь мало говорил про её мать, что Сигюн практически ничего о ней и не ведала, кроме того, что та была валькирией, одной из тринадцати в бессмертном легионе. Воспоминания о любимой всё ещё терзали неспокойную душу отца, поэтому, если он и упоминал о ней, то только для того, чтобы вновь провести параллели в их схожести. Локи тоже мало чем делился, но в редкие моменты сентиментальности вспоминал о Вигдис с теплотой в словах и ностальгией в глазах. Это всегда наталкивало Сигюн на то, что бог коварства был в весьма дружественных отношениях с её матерью. У Всеотца она не решалась интересоваться, Фригг же всегда вспоминала об невестке с болью на душе, словно это она повинна в её утрате, потому Сигюн старалась не тревожить её подобными расспросами. — Думаешь, она бы одобрила? — от волнения голос слегка дрогнул, прозвучав куда тише, чем рассчитывала Сигюн. Громовержец так редко упоминал про её родную мать, что юная асинья уже с самого детства ощутила некую пустоту в сердце своего отца, а потому не решалась тревожить кровоточащую рану. Заметив сомневающийся взгляд дочери, Тор только шире улыбнулся, тепло заглянув в два сапфировых океана. Голос его был твёрд и уверен, не оставляя сомнений, что могучий Тор был искренним в своих словах. — Не стану лукавить, она, несомненно, поддержала бы тебя, не став удерживать, — произнёс он, после чего грустно добавил: — И подала бы куда лучший пример. — Ты слишком строг к себе, отец, — Сигюн коснулась могучей руки отца, добродушно сжав его тёплую ладонь. На секунду она даже удивилась тому, насколько та тёплая, несмотря на пронизывающий вокруг холод. — Вовсе нет, — отрицательно мотнул тот головой, тепло сжав ладошку Сигюн в ответ, любовно поглаживая кисть большим пальцем. — Ты так быстро повзрослела, что я и опомниться не успел. Умом я понимаю, что должен отпустить, дать тебе возможность найти своё место, но сердце рвётся совершать обратное, отбирая у тебя свободу, которой я не имею право распоряжаться. Неожиданно Тор умолк, подняв задумчивый взгляд к звёздному небу, долго и пристально в него вглядываясь, словно моля о небесной помощи. — Ты избрала самый тяжкий путь из возможных — и самый опасный. Когда Локи обнаружил в тебе магический потенциал, я вздохнул с облегчением… — Почему? — поражённая внезапной откровенностью отца, Сигюн только это и вымолвила. — Потому что был уверен, что тогда ты не пойдёшь по стопам своих родителей, — дав искренний ответ, громовержец пристально взглянул в изумлённый взгляд дочери, что глядела на него ошеломлённо и совершенно потерянно. Что он искал в этом сапфировом взгляде, Тор и сам себе не мог сказать, но ощущала некоторую вину за свои излишне откровенные слова. — За три столетия я сумел прогневать очень многих. Многие жаждут смерти моих родных. Многие пытались и меня убить. Многих ещё успею разгневать, найдя себе новых врагов, — старший царевич довольно хмыкнул, словно невзначай отдавшись тёплым воспоминаниям. Молчание это продлилось недолго, после чего Тор продолжил уже более серьёзным тоном: — Немудрено, что я жажду тебя обезопасить, а что может быть более защищённым, чем дворец Асгарда? Никто в здравом уме не решится навредить члену царской семьи в чертоге Хранителя девяти миров. — Никакие стены, даже самые крепкие, не способны уберечь меня от опасности, — с улыбкой произнесла Сигюн, рассматривая напряжённый профиль отца. — Не для того меня обучали ратному делу, чтобы я всю жизнь прозябала в стенах золотой клетки. — Зачем тебе это, Сигюн? — серьёзно и хмуро спросил Тор. — Чего ты жаждешь? Чего хочешь добиться? Сникнув под взглядом громовержца, асинья непроизвольно отвела взгляд в сторону, обдумывая ответ. Она видела во взгляде бога грома желание понять её мотивы, разгадать стремления, найти объяснение происходящему. Ему нужны были эти ответы, чтобы понять дочь, дать ей совет, знать самому, как уберечь от возможной опасности. Только это было не в его силах. Опустив потяжелевшие веки, Сигюн несколько долгих минут собиралась с силами, после чего глубоко вздохнула, облизав пересохшие уста. Наследник престола не торопил с ответом, был терпелив и сдержан, что являлись редкими спутниками её отца. Но ради дочери, видимо, решил пойти на некоторые жертвы, что неимоверно льстило юной асинье. Собравшись с духом, дочь бога грома резко взмахнула ладонью — и в ней тут же засияло чистейшим и ярким светом золотое пламя. Тор наблюдал за чудом с затаённым восхищением, на миг позабыв о своих вопросах, ответы на которые он всё ещё с нетерпением ожидал. Сигюн медленно поворачивала руку, залюбовавшись светом пламени столь пристально, словно впервые призвала чудо под руководством своего строгого дяди. — Магия прекрасна, — заворожённо произнесла она, наблюдая за языками пламени, любовно окутавшими её ладонь. — И я с удовольствием посвятила бы всю свою жизнь изучению этой тонкой и сложной науке. — Но?.. — обеспокоенно вставил громовержец, нахмурив густые брови. — Я буквально чувствую, как она пожирает меня изнутри, — шёпотом ответила Сигюн, сжав кулак, желая затушить пламя, но огонь продолжал пылать, не желая повиноваться. — Я ощущаю бурлящую во мне силу даже вдали от дома. Она настолько велика, что я не нахожу на неё управу, не ведаю, как совладать с бурной рекой в моём теле. — Прошло ещё несколько минут, после чего сила нехотя покорилась своему обладателю. — Но не спеши винить во всём Локи, он правда пытается мне помочь совладать с собственной силой, но наша магия слишком… различается. — Но как это связано с твоим желанием отправиться в поход, как оно поможет? — допрашивал обеспокоенный таким заявлением отец, вопросительно склонившись над асиньей. Сигюн озадаченно закусила губу, не решаясь дать ответ, но после некоторых размышлений, всё же нашла силы ответить. — В стенах дворца я не применяю свои силы, отчего она скапливается в моём теле словно яд, — медленно начала размышлять дева, пытаясь донести до отца свою мысль. — Она бурлит во мне, словно океан во время шторма, и я не знаю, что с этим делать, как угомонить, приручить эту стихию. — Тебе нужно её освободить, дать ей волю… — тут же догадался громовержец, мрачно воззрившись в даль. Сигюн медленно кивнула в знак согласия, хоть и не была уверенна, что отец заметил этот незначительный жест. Он казался ей ещё более озабоченным, а потому не знала, чего от него стоит ожидать. — Если я не буду давать ей волю, она сожрёт меня изнутри, — продолжила Сигюн, словно заглаживая свою вину за лишнюю откровенность, что было для них в новинку. — Я боюсь, что однажды причиню боль тем, кого люблю. Меня постоянно терзает страх за то, что я не сумею себя сдержать, как это было на тренировке с леди Сиф. Она пострадала из-за меня, потому что я слишком слаба… На некоторое время воцарилось гнетущее молчание, разрываемое только доносящимся смехом верных товарищей громовержца и тихим посвистыванием гуляющего ветра. Каждый из них был погружён в собственные тревожные мысли, обдумать слова другого. Лишь резкий ветер Йотунхейма доставлял неудобства: к ночи температура знатно опустилась, и Сигюн лишь сильнее закутывалась в тёплый походный плащ, пока не услышала тихий голос отца: — Сила нашего рода — это одновременно дар и проклятие, а потому мы в ответе за то, как ею распоряжаемся. Покорим ли её — или же сами покоримся. Будет ли она направлена во благо или во зло — это неизменно повлечёт за собой определённые последствия. Какие именно, завит от того, какого зверя ты в себе вскормишь, — произнёс Тор, задумчиво разглядывая собственные руки. — Так звучали слова моего отца, твоего деда, когда я впервые применил свои силы не по назначению, — улыбнувшись тепло и искренне, громовержца обратил небесный взгляд к Сигюн, что с затаённым дыханием слушала отца. — Я был примерно твоего возраста и не так озабочен тем, какой дар мне достался при рождении. Часто применял силу для забавы, чтобы потешить восхищённую толпу и своё самолюбие, даже не задумываясь о последствиях своих поступков, пока не пострадали невинные… — грустно заключил Тор. Но, вопреки ожиданию царевны, отец более не пожелал вдаваться в подробности. От внимательного взора асиньи также не скрылось и то, что от неловкости он передёрнул плечами, сжимая и пряча дрожащие руки. — И вот что я тебе скажу: ты никогда не навредишь тем, кого любишь уже только потому, что воспринимаешь это всерьёз и не так беспечна, как когда-то твой отец. И ты никогда не была слаба, Сигюн. Слабые не бросают вызов судьбе. — А что, если мне не хватит сил? Что, если… — начала было она, чувствуя всем своим естеством, как внутри неё что-то словно оборвалось, сломалось под тяжёлым натиском. Страх снова захлестнул её с новой силой, раздавив внутренний дух словно букашку. — Хватит, — твёрдо остановил её Тор, но при этом голос его звучал необычайно нежно, с лёгкой усмешкой. Поддавшись отцовскому порыву, он приобнял Сигюн за плечи, мягко притянув к себе, оставив целомудренный поцелуй на макушке, после чего тихо рассмеялся. — Не забывай, кто ты, и не позволяй страху над тобою властвовать. Стоит хоть раз ему поддаться, как уже не будет пути назад. Сигюн усмехнулась, смущённо уткнувшись носом в отцовскую грудь: — Говоришь в точности как Локи. Громовержец саркастично фыркнул. — Ну, мы же братья, — ответил он, после чего более весело добавил: — Что по первому взгляду и не скажешь… Немного помолчав в тишине, согреваясь в отцовских объятых, Сигюн решается задать последний волнующий её вопрос. — Так, значит… даёшь своё согласие? — Участвовать в походах? — уточнил Тор, после чего получил более уверенный кивок. Глубоко задумавшись, ас не сразу дал свой ответ, томя дочь ожиданием. — Даю… — Но?.. — от волнения Сигюн затаила дыхание, обратившись в слух. — До своего полного совершеннолетия и проведения всех церемоний ты более не ступишь на Биврёст. — Но ведь это ещё не скоро! — тут же возразила Сигюн, с обидой выпутываясь из отцовских объятий. — Через каких-то жалких семьдесят четыре года, — хитро ухмыльнувшись, пожал плечами бог грома, оставшись доволен такой реакцией Сигюн. — Но до той поры ты будешь тренироваться вместе с Валькириями. Думаю, они найдут применение твоей силе. После этих слов недовольство и гнев сменились искренним изумлением. Сапфировые очи глядели на громовержца с недоверием и сомнением, тогда как на устах медленно расползалась довольная улыбка. Меж тем Тор протянул свою руку, хитро улыбнувшись; его озорное настроение особенно выдавал взгляд, что только позабавило дочь громовержца. — Согласна на мои условия? Закусив нижнюю губу, Сигюн изобразила задумчивое выражения лица, после чего как бы нехотя пожала руку. — Думаю, это меньшее из зол, — так же весело заявила асинья. Придя к общему мнению, отец с дочерью продолжили радоваться обществу друг друга в молчании. Долгие тёмные тени обоих скрывали ещё одного неслучайного слушателя, так и остававшегося незамеченным на протяжении всей беседы. Небольшое по размерам существо тихо и незаметно покинуло своё укрытие и, быстро перебирая длинными ногами, сползло с камня на землю, прытко помчавшись вперёд лишь ему известной дорогой. Передвигаясь по исключительно оголённой земле, по непонятным причинам не покрытой толстым слоем снега, паук не без препятствий преодолел свой нелёгкий путь, чудом сумев противостоять сильным порывам ветра. Одинокая безмятежная фигура бога лжи стояла в другом конце лагеря. Погрузившись в свои мысли, Локи направил взгляд изумрудных глаз вдаль, безразлично и скучающе изучая простирающие заснеженные просторы Свистящих пустошей Кати. Появление паука не привлекло внимания бога, и тот беззастенчиво взобрался по ноге мага, быстро поднимаясь всё выше и выше, пока не добрался до заветной руки молчаливого хозяина. Ощутив на тонких пальцах чужое присутствие, Локи всё же отвлёкся от своих дум и приподнял кисть руки. Уста растянулись в хитрой усмешке, наблюдая за тем, как паук аккуратно переползает с внутренней стороны ладони к кончикам его пальцев. Налюбовавшись существом, Локи плавно повёл пальцами другой руки — и на маленьком существе тут же засияла изумрудом руна «Олгиз». Вскоре потухнув, магия стала развеиваться. В следующие секунды существо принялось буквально распадаться на мелкие частички, которые тут же подхватывал бушующий ветер, унося его остатки далеко за пределы лагеря. Локи ждал этой беседы, а потому заранее подцепил к громовержцу маленького шпиона и не прогадал, когда муки совести уже начали овладевать им, а желание снять заклятие посещало всё чаще и назойливей. Многое из подслушанного расставило всё по местам, многое богу коварства стало ясно, иное же навеяло воспоминания. …Одно из таких воспоминаний касалось того случая, когда Тор в порыве ярости впервые обратил свою силу против невинных. Это было самым старым воспоминанием на веку бога лжи, но самым запоминающимся, ведь пострадавшим оказался никто иной, как младший царевич. Локи тогда знатно досталось от любимого брата, после чего он несколько месяцев пролежал в постели, не в силах даже пошевелить руками. А всё почему? Потому что молодой маг возжелал испытать свои первые заклинания. Локи в то время ещё лишь постигал искусство магии, не успев ещё как следует проработать многие заклятья; на иные же ему не хватало драгоценного опыта. Тогда ему показалась весьма удачной затеей стравить Тора с одним из его соперников. И, когда громовержец, как и всегда не сдержит в узде своей ярости и пылкости, применить нужные заклятия, защищая бедолагу. Таким нехитрым образом юный маг смог бы удовлетворить неуёмное любопытство, а также продемонстрировать окружающим свои умения, заодно став местным спасителем для одной отчаянной души. Только Локи никак не ожидал столь несоизмеримой силы от брата. Тор был в такой ярости, что полностью утратил над собой контроль, впав в состояние Берсеркера, и поражал молниями всех в округе, чего никак не могли сдержать, примитивные на тот момент заклятия Локи. Потеряв контроль над ситуацией, он совершил необдуманный поступок, принимая весь удар непосредственно на себя, чтобы хоть немного минимизировать последствия. После тех событий Локи был более аккуратен с тем, что касалось экспериментов и практики, тщательно обдумывая каждую затею. Фригг тогда почти не покидала его покоев и в моменты, когда мать думала, что любимый сын спит, он слышал её тихий плач. И сердце его ныло от осознания того, что это именно по его вине царица роняет слёзы. Никто так и не прознал про его выходку, но легче от того не стало, ведь бог лжи расстроил дорогую ему сердцу женщину. Свою любящую мать. Это было для него самым худшим наказанием из всех возможных. Хоть с того момента прошло немало времени, Локи всё ещё ощущал свою вину, вспоминая тихие всхлипы самой сильной, доброй, прекрасной и великодушной женщины во всех девяти мирах. Но сейчас его более волновала иная проблема, которую он был просто обязан разрешить, и желательно так, чтобы об его причастности никто не проведал. Узнай обо всём Всеотец, проблем не избежать, ведь отец рати будет в настоящем гневе и не пощадит даже своего родного сына, независимо от того, чем руководствовался младший царевич. Локи слишком любил Асгард, а потому, прежде чем выдавать некоторые тайны, тоже подстраховался. Стоило лукавому богу об этом подумать, как на его устах заиграла довольная ухмылка, и он достал из скрытых внутренних карманов небольшой тёмный мешочек, что ему своевременно подсунула Амора в момент его отбытия. Развязав тесёмки, Локи с блеском в глазах изучал небольшой золотой орешек, способный уместить в себя вещи гораздо большие, чем он сам. Спрятав обратно изящную вещицу, тонкие пальцы потянулись к соколиным перьям, сорванным с накидки самой Фрейи, что были способные менять личину своего носителя. Эти драгоценности могу знатно выручить царевича, но в то же время он знал, что после такого будет в долгу перед чаровницей. Впрочем, это он уж точно уладит малыми жертвами. Амора не рискнёт просить о многом, а потому Локи не слишком-то переживал по этому поводу. Дело оставалось за малым: убить Тьяцци до того, как тот начнёт произносить неугодные ему вещи. Локи не сомневался, что будет тяжко, но он, несомненно, справится. Иначе бы его в простонародье не прозвали Богом лжи и коварства, а личины нужно оправдывать, иначе они теряют смысл.