Так же и с теми, В ком усомнишься, В ком видишь коварство, — Улыбайся в ответ, Скрывай свои мысли, — Тем же отплачивай.
Старшая Эдда: Речи Высокого
Мысли Локи были беспокойны, спутаны сложными узлами, которые он с большим трудом мог распутать; разум встревожен, потерян, взволнован и далёк от попытки отыскать решение одной весьма деликатной проблеме. Он ощущал себя беспомощным младенцем, которого насильно разлучили с матерью. Чувства его заметно обострились, а разум отказывался находить рациональное объяснение мечущемуся состоянию, что отдалённо напоминало безумие. Рассеянность тяжко влияло на его непостоянную сущность, раз за разом возвращая мыслями к проклятому миру. Он почти что во всеуслышание проклинал Йотунхейм, искренне возненавидев его всем своим естеством только потому, что тот казался ему прекрасным. Самое коварное существо во всём Девятимирье было озабочено тем, что не воспринимало мир вечного холода — чужим. Лютые стихийные капризы этого мира с его вечным снегом, который не знал конца и края, словно воодушевляли младшего царевича, даря внезапный покой и умиротворение от вида бескрайних земель, сплошь усеянных толстым слоем снега. Локи искренне любил Асгард с его тёплым благоприятным климатом, вечно купающимся в тёплых ласковых лучах Соль; окутанного светом и вечным сиянием золота, что любовно озаряла своим чистым светом любимая звезда. Ему, как и любому асу, не было чуждо тепло, только вот зима никогда не наводила того же благоговейного ужаса, что и на прочий народ Асгарда. Но стоило Локи оказаться в мире вечных льдов, как что-то внутри него словно оборвалось, и он мгновенно проникся схожими чувствами к чужому миру, который не был ему домом. Не меньше пугало и то, что он не чувствовал себя чужаком в Йотунхейме — в этой холодной, пустынной, дикой и никому неподвластной земле. Йотунхейм очаровал его, подобно холодной и страстной девице, что обманчиво робко и откровенно соблазнительно ухмылялась младшему царевичу, падкому на всё необычное и прекрасное, подкупив его лукавое сердце белым золотом и чувством обманчиво соблазнительной свободы. Но было нечто и другое, что пугало царевича куда сильнее его очарования Йотунхеймом, которое он мог списать если не на сентиментальность, то на личное любопытство. По совершенно необъяснимым и непонятным причинам, вызывавшим ноющую тревогу и беспокойство, Локи испытывал нечто особенно странное, хорошо напоминающее родственную связь. Очутившись в Йотунхейме, он сразу же проникся теми до боли знакомыми чувствами, что охватывали при каждом возвращении в золотой город: ностальгия, тоска, радость, предвкушение, утешение и счастье. Это напугало Локи в первые же секунды прибытия. На протяжение долгого времени он старался отринуть эти гнетущие мысли, вновь безустанно применяя очередные маски из своей богатой коллекции. Но на душе было беспокойно, словно на море в шторм, что вздымает бушующие волны, беспощадно сметающие со своего пути как жалкие судёнышки, так огромные корабли, уже ощутившие на себе не один каприз непредсказуемой погоды. Когда Локи явился в Йотунхейм с первым визитом, разыскивая именитую ценность ледяных великанов, он списал это смятение на чувство восторга, потому как за три столетия посетил мир великанов в первый раз. Тогда богу коварства было не до своих чувств, ибо был озабочен поиском драгоценности, а следовательно, охвачен волнением, ибо прознай о его тайном визите Всеотец, проблем не избежать. Посещение Йотунхейма было запрещено на государственном уровне: никто из свиты царя, даже его многочисленные многоуважаемые послы не имели дозволения нарушать сей закон. Неповиновение строго каралось, начиная от тюрьмы и заканчивая казнью. После нескольких судебных дел, обернувшихся тюремным заключением на пару-тройку столетий, асы потеряли интерес к разграблению поверженного мира. К тому же мало кому удавалось посетить мир великанов незамеченными — хранитель моста неусыпно бдел. Стоило Локи оказаться в чужом мире, как сердце его то и дело норовило вырваться из пресловутой клетки. Благо, нанесённые им заклинания крови работали исправно, скрывая царевича от прозорливого взгляда Хеймдалля, позволив разыскать перекупщика, который за немалую плату согласился раскрыть, где отыскать драгоценные каменья. В тот памятный день Локи возвращался в Асгард с чувством исполненного долга, но с огромным камнем на душе, что тяготил его и по сей день. Правда, когда был заключён договор между ним и йотуном, совесть бога лжи внезапно отошла в сторону, позволив выполнить свою часть сделки, раскрыв турсу нужные ему сведения. Но уже тогда Локи обвёл Тьяцци вокруг пальца, слегка приврал ему, рассказав парочку подслушанных у смертных небылиц. Но насколько те окажутся полезны, он узнает только по окончанию спасительной экспедиции. После Свистящих пустошей Кати разношёрстную компанию громовержца ожидала встреча с Горящими льдами, вновь удивляя вооружённых путников — на сей раз действующими гейзерами. Будь на то воля Локи, он бы остался изучать местность куда дольше и более детально, да только времени у них было крайне мало. А потому приходилось идти быстро и без остановок. Пройдя очередное чудо Йотунхейма ближе к полуночи, Бюлейст объявил стоянку в заброшенной шахте, вход в которую прорубили прямо в скале. Но заинтересовало младшего царевича скорей не это, а вид из их временного убежища, поразивший Локи до глубины души — Ярнвид. Знаменитый Железный лес имел довольно угрожающий вид и простирался на многие мили вперёд, охватывая собой добрую часть Йотунхейма. Вид на тёмные высокие шпили деревьев, что были в такой непростительной близости, не давали царевичу покоя. Асы с трепетом рассказывали про могущественных ведьм, обитающих в Железном лесу, передавая из поколения в поколение разные небылицы, которым Локи предпочитал не слишком-то и верить, ибо ведал силу слова, подстёгнутого благоговейным страхом перед тем, чего никогда не видывал, а лишь из чужих уст слыхивал. В действительности такие народные увещевания являются ничем иным, как обычными россказнями глупых невежд. Локи давно был заинтересован этими загадочными девами, что ведали множество тайн по части магии, храня и оберегая древние знания мироздания девяти миров. Ведьмы Железного леса охраняют свои многочисленные знания ревностно и покидают свои земли лишь в редких случаях, отчего даже сами йотуны опасаются пересекать этот лес. Насколько ведал Локи, турсы даже делают кровавые подношения, чтобы задобрить ведьм. Близость этих мистически-древних земель так влекла к себе, что младший царевич был не в состоянии сопротивляться этому сладостному соблазну. Ярнвид был так невыносимо близок, что, казалось, протяни руку — несомненно, коснёшься жёсткой коры этих поистине древних и величественных исполинов. Соблазн был столь велик, что лукавый бог не стал ему сопротивляться: не мог и не желал, а потому легко ему поддался. Вызвавшись быть первым караульным, Локи с нетерпением дождался, когда все погрузятся в чудесный мир снов, после чего под покровом ночи выскользнул наружу, оставив лишь свою иллюзорную копию, как некую утешительную подстраховку, чтоб было не так совестно за свой опрометчивый поступок. К ночи поднялась метель, и крупные комки снега практически застелили обзор, затрудняя и без того нелёгкий путь, словно предостерегая об опасности, но Локи был непреклонен. Гордость и упрямство не позволяли будущему повелителю магии отказаться от своей затеи, придавая сил и стремления во что бы то ни стало дойти до цели. Чем ближе он подходил, тем яростней завывала метель и тем более размытыми становились очертания Железного леса. Ветер неумолимо толкал его обратно, безжалостно прогоняя с пути, отчего Локи не раз терял равновесие, падая в сугробы. Но это только злило младшего царевича, подстёгивая желание преодолеть все препятствия и дойти до желаемого. И он дойдёт, преодолеет все прихоти природы, но доберётся, как это всегда и делал. Оказавшись лицом к лицу перед величественным — а иначе Локи не мог охарактеризовать представший перед его очами, дышащий могуществом и вековой мудростью — Железным лесом, царевич словно лишился последних остатков сил. Не в силах противостоять древнему могуществу, которым так и были пропитаны древние земли, он просто свалился с ног, рухнув на колени перед границей Ярнвида. Восхищённая улыбка застыла на лике царевича, нездоровый блеск изумрудных глазах отдавал бесовщиной, тогда как мысли его словно нашли долгожданный покой и умиротворение. Прошли долгие мгновения, прежде чем Локи смог совладать с собой, унять разбушевавшиеся чувства, собрать себя воедино, кусочек за кусочком, неторопливо приводя в чувства разум и собственные мысли. Прикрыв на несколько минут потяжелевшие веки, окончательно приводя себя в порядок, Локи совершил несколько глубоки вдохов и выдохов, позволяя холоду проникнуть в лёгкие. Метель за его спиной утихомирилась, но он уже не замечал этого, ибо всё его внимание было устремлено к густому тёмному лесу, величественно возвышавшегося над ним, таким никчёмным по сравнении с этим молчаливым могуществом. Словно пристыженный мальчонка, Локи тут же отвёл взгляд вниз, наблюдая интереснейшую картину того, как его тонкие аристократические пальца дрожат от волнения. Он наблюдал за этим явлением с искренним изумлением, что вмиг отразилось в лукавом взгляде изумрудных глаз. Ничего подобного никогда с ним не происходило, а оттого Локи захлестнуло любопытство, позволив погрузиться в долгие размышления в попытке отыскать разумное объяснение происходящего в его теле. Взгляд его надолго задержался на земле, покрытой белым мягким снегом, что словно зазывал Локи к нему прильнуть: ощутить грубую почву собственными руками, вдохнуть его запах. Поддавшись необъяснимым ему чувствам, маг медленно погрузил длань в снег и, слегка засомневавшись, всё же поддался любопытству и коснулся промозглой земли. Волна блаженства пробежала по его ослабшему телу, одарив малой толикой силы, достаточной, однако, для того, чтобы тело вновь обрело возможность подчиняться воле своего хозяина. Поразившись этому чуду до глубины души, Локи резко отдёрнул кисть в сторону, всматриваясь в снег опустошённым, совершенно потерянным и озадаченным взглядом. Это было для него совершенно новым и необъяснимым, с чем младший царевич Асгарда никогда в своей жизни не сталкивался. А потому страх очень быстро овладел чертогами его разума. Совладав с собственным телом, Локи довольно резко поднялся на ноги, после чего ещё долго стоял в нерешительности, не понимая, что же ему делать дальше. Так он стоял ещё несколько минут, пока его взору не предстал огромный каменный постамент, сплошь покрытый толстым слоем льда и снега. Высокая каменная глыба так захватила внимание Локи, что тот решил поддаться очередному любопытству и внутреннему чутью, оказавшись лицом к лицу к изваянию. Внимательно исследовав представшую пред ним глыбу, Локи чуть склонил голову набок, изучая скрытые руны, которые было весьма проблематично распознать за наслоениями льда. Решив упростить себе задачу, он приложил ладонь к камню и, сосредоточившись, призвал любимую стихию огня. Ладонь вмиг нагрелась, стремительно распространяя жар по всей поверхности загадочного постамента, отчего лёд тут же потёк, стекая маленькими ручейками к носкам его сапог. Полупрозрачные языки пара неспешно заструились ввысь, распространяя столь редкое в этих вечно холодных краях тепло. Однако его ждало разочарование. Вытесанные в камне руны были непонятны магу, отчего он ощутил разочарование за своё неведенье. Локи потратил не один год своей жизни, изучая древние руны, но так и не приблизился к их полному пониманию даже наполовину, чего нельзя было сказать об его отце. Один Всеотец был единственным, кто действительно ведал истинное значение рун, и никто доселе так и не сумел их полностью разгадать. Локи жаждал превзойти своего отца в этих знаниях, но без нужных книг был пока далёк от их полного понимая, что и злило младшего царевича до скрежета в зубах. Обессилено опустив руку, Локи решил не терять надежду, а потому решил переписать повстречавшиеся ему руноскрипты. Потянувшись было в потайной внутренний карман кожаного камзола в поисках пера и блокнота, Локи вдруг услыхал саркастичный смешок, раздавшийся прямо у него за спиной. Настороженно обернувшись, заранее приготавливая огненное заклинание и иллюзорную фигуру самого себя, бог обмана замер в неожиданности, встретившись взглядом с наглым полукровкой. Бюлейст находился всего в нескольких шагах от Локи, тем самым продемонстрировав царевичу своё превосходное умение подкрадываться, что удавалось далеко не каждому. Локи обладал особенным удивительным чутьём, а потому редко находились такие смельчаки, что могли бы подкрасться к младшему царевичу и остаться незамеченными… и целыми. Однако, вопреки всем ожиданиям Локи, турсу это более чем удалось, что неимоверно польстило йотону и разозлило царевича, славившегося своей бдительностью, которой мог позавидовать сам громовержец. Такую удачу Бюлейста он решил списать на личную удачу и на то, что тот имел преимущество, находился в родном мире. Бюлейст развязно широко ухмыльнулся, что вызвало прилив гнева царевича. На протяжении их совместного путешествия он неоднократно замечал такие ухмылки, обращённые к его племяннице, что выводило Локи из себя, отчего он всё чаще и чаще представлял голову турса насаженной на пику. Бюлейст обладал удивительным талантом расшатывать в боге обмана и без того хрупкое равновесие, вынуждая его облачаться всё в новые и новые маски. Совершал это турс намеренно или нет, Локи никак не мог понять, но подозревал, что тот догадывается, какое влияние имеет на младшего царевича. Во время небольшого мысленного состязания в Глядсхейме, где Локи без особого труда разоблачил своего противника, йотун был крайне осторожен в общении с ним, чего нельзя сказать про товарищей громовержца. Это давало ему основу небеспричинно полагать, что Бюлейст откровенно опасается бога коварства. И немудрено: судя по тому, сколько он сумел разглядеть в мыслях турса, тот хранит просто несчётное количество тайн! Истинный шпион и знаток своего непростого и опасного ремесла. Взгляд алых глаз медленно скользнул в сторону каменного указателя, лениво прошёлся по древним надписям, после чего турс принялся задумчиво разглядывая древний лес. Хмыкнув своим мыслям, Бюлейст сцепил руки за спиной в замок, после чего, обойдя царевича дугой, стал у него за спиной. Локи так и продолжал стоять на месте, ощущая в рукаве камзола прохладу стали, готовясь к самому худшему исходу событий. — Древние легенды гласят, — будничным тоном развеял тишину Бюлейст. Голос его был спокоен, будто отрешён, непривычно лишён присущих ему язвительно-саркастических ноток. Потому Локи даже слегка заинтересовался такой резкой переменой, развернувшись к турсу всем корпусом, — что здесь была рождена матерь мёртвых. В Йотунхейме! — с гордостью произнёс он, с минутной задержкой продолжив свой монолог. — Я мало верил этим легендам, пока не оказался лицом к лицу перед могуществом этого леса. Я был точно также, как и ты, сражён и напуган, ощущая своё бессилие перед древним местом, — внезапно замолчав, Бюлейст медленно, почти что лениво, повернулся к богу обмана, продемонстрировав абсолютно серьёзное выражения лица. — Но тогда же я осознал, в чём заключается моё предназначение, понял многие тайны. Я словно прозрел, проснулся от долгого сна и всё осознал… — И что же ты осознал, — саркастично поинтересовался трикстер, плутовски зашагав вокруг своего нежданного собеседника. — Какие тайны тебе раскрылись, уж коли ты о них заговорил, — с насмешкой выплюнул Локи, откровенно потешаясь над турсом. Получив ожидаемый, наполненного искреннего презрения, ответ младшего царевича, Бюлейст только ухмыльнулся, воззрившись на того с некой снисходительностью — и хорошо скрытым немым уважением. Вслух хмыкнув, йотун неспешно приблизился к постаменту, который не так давно изучал бог обмана, и довольно долго заинтересованно что-то разглядывал. Локи в туже минуту осознал, что ответа ему на свой вопрос не узнать. Впрочем, он и не рассчитывал, лишь хотел дать понять зазвавшему турсу, что его не слишком-то интересует навязанная им беседа. Но куда важней было узнать, как Бюлейст здесь оказался — и как долго уже следит за ним. Эти вопросы волновали Локи так сильно, что он мысленно подготавливал заклинания, подстраховываясь припрятанными в рукавах ножами. Турс тем временем продолжал любоваться сложными руносплетениями, любовно проводя ладонью по остывшему от холода граниту. — Знаешь, хозяйки леса ещё никогда не отказывали никому в помощи, но, тем не менее, мало кто обращается к ним за советом. В Йотунхейме их боятся, и не без оснований, — задумчиво протянул йотун, ухмыльнувшись и загадочно сощурившись, — ибо плата за помощь, какой бы она ни оказывалась, всегда высока. Мысленно Локи насторожился, скрывая смешанные чувства за очередными масками и иллюзиями беспечности и понимания. Пряча замешательство, бог обмана продемонстрировал свою самую обаятельную улыбку из всех, что имел в богатом арсенале, равнодушно пожав плечами в ответ на заявление Бюлейста. — Уверяю тебя друг мой, в любом договоре можно сыскать лазейку. Не мне ли знать, богу обмана? Довольно поддёрнув бровями, йотун сначала хмыкнул, после чего добродушно рассмеялся. Только по внимательно-оценивающему взгляду Бюлейста, взирающего на него с некой снисходительностью и малой долей простодушия, маг осознал, что йотуна не так-то просто обвести вокруг пальца. Бастард Лафея оказался весьма проницательным и наблюдательным, раз сумел не только разгадать намерения бога обмана, но и сыскать неплохой повод поговорить открыто и, самое главное, без свидетелей. А Бюлейсту определённо было что поведать, возможно, даже предложить: кто знает, какие планы вынашивает амбициозный йотун-полукровка. Бог коварства слишком хорошо умел вплетать в свои речи скрытый смысл, а потому без труда сумел распознать незначительные, бесхитростные и слишком откровенные намёки. Словно ожидая подобного ответа, Бюлейст лукаво ухмыльнулся, щуря алые очи словно довольный кот. Никак потешался над младшим царевичем. — Позвольте узнать, Ваше Высочество, — промурлыкал турс, вопросительно склоняя голову набок, — а какие вас мучают вопросы? Или, быть может, всё дело в тех древних знаниях, коими наделены ведьмы тех земель? — с каждым словом, которые он произносил с лёгкой ленцой, растягивая речи словно мёд, наслаждаясь их сладостью, Бюлейст медленно, шаг за шагом, приближался к абсолютно спокойному царевичу. — Чего так яростно жаждет ваша душа, что вас так бездумно тянет в те опасные земли, — оказавшись к Локи лицом к лицу, он продолжил после короткой изящной паузы: — И я не поверю, что интерес ваш связан исключительно с экзотической красотой местных жительниц. Девы Железного леса, несомненно, самые прекрасные, но никто в здравом уме не посещает их из желания обольстить. Выслушав речь турса с неизменной лукаво-простодушной улыбкой, способной внушать безоговорочное доверие всякому, кому она была предназначена, Локи всё же невольно насторожился. Но лукавый не мог ни признать, что беседа с йотуном таки сумела его увлечь, словно брошенный вызов, который он, будучи мастером словесных дуэлей, никак не смел проигнорировать. Предвкушая славное представление, Локи принялся исполнять свою роль в этом спектакле лжи, коварства и двуличия. — Разве я не мог покинуть лагерь из-за присущего всем живым существам любопытства? — обманчиво изумлённо вопросил в ответ трикстер, но тут же спохватился и указал на самого турса: — вы и сами, смею заверить, его не лишены, раз проделали такой путь, следя за моей скромной персоной. Алые очи Бюлейст озорно засияли, принимая словесную дуэль бога обмана. — Каюсь, Ваше Высочество, чего уж утаивать, коли вы читаете меня как открытую книгу, любопытство не чуждо и мне, — внимательно заглянув в очи Локи, он ясно намекал о своей догадке. Выдержав очередную короткую паузу, йотун продолжил уже более непринуждённо, вживаясь в новую отведённую ему роль. — Да только… — задумчиво протянул он, отводя взгляд в сторону, — я не бросаю своих товарищей, чего нельзя сказать о вас. Не слишком же вы жалуете своего брата и его друзей, раз бросаете беззащитными в обществе врагов. — Значит, вы неимоверно глупы, раз посмели посчитать, что мои товарищи беззащитны, — самодовольно протянул трикстер. — Моё отсутствие в лагере никак не пошатнёт насторожённости остальных. Несмотря на хамоватый тон, скользнувший в мягком баритоне бога лжи, Бюлейст оставался по-прежнему напыщенно-учтивым, с достоинством отвечая на колкие выпады. — Да, только моя скромная персона сомневается, что сей жест будет воспринят остальными, — понизив голос до заговорщицкого шёпота, турс исподлобья заглянул в изумрудные очи собеседника, самодовольно подведя итог: — с таким же пониманием. С трудом совладав со своими эмоциями, задевшими за живое — ведь в тех словах была чистейшая правда! –Локи изобразил равнодушное лицо, демонстративно изгибая одну бровь в немом ответе: «и что?» Вслух же произнёс совсем иное: — Так уж и одних?.. — Ах, вы про ту жалкую иллюзию? — спохватился Бюлейст, откровенно насмехаясь над собеседником, что никак не могло понравится последнему. — Уверен, пользы от неё ровно столько же, сколько от этого постамента. Вроде он есть, даже о чём-то нас предупреждает, да только кому это поможет, коли мы не можем расшифровать те древние писания? — Ох, так мы уже перешли с фальшиво-доброжелательного тона на оскорбительный? — возмутился трикстер, состроив искренне оскорблённое выражение лица, недовольно показательно всплеснув рукой. — Право, я был о вас лучшего мнения. Думал, это у вас выйдет куда лучше, чем жалкая попытка вывести меня на чистую воду. Проницательные алые глаза вдруг подозрительно сощурились, а лживая доброжелательность наряду с напускной воспитанностью отошла на второй план. Бюлейсту ничего не оставалось, как признать свою капитуляцию, разводя руки в сторону и почти что судорожно выдыхая сквозь стиснутые зубы. — Попытка не пытка, Ваше Высочество, уж не обессудьте. Мне, низшему из йотунов, далеко до бога обмана, — в итоге признался турс, более не притворяясь. — Как же быстро вы сменили оскорбления на сладкую лесть!.. –довольно хохотнул Локи. — Есть у кого поучиться, Ваше Высочество! — вновь обольстительно произнес турс, намекая непосредственно на стоящего рядом аса. — Уж коли мы отбросили маски в стороны… — тихо отозвался трикстер, обходя собеседника вокруг, поглядывая на того снизу-вверх взглядом опытного оценщика. — Твоя очередь отвечать на вопросы. — И что же вы желаете знать? — настороженно поинтересовался турс, будто только и ожидая этих слов. — О нет, Бюлейст Лафейсон, — довольно промурлыкал Локи, останавливаясь лицом к лицу перед собеседником, демонстрируя хищный блеск в изумрудных глазах. — Вопрос в том, чего желаешь ты? Не выдержав прямого высокомерно-надменного взгляда бога коварства, Бюлейст вопреки своим стремлениям, не сумел сохранить самообладание, скосив взгляд алых глаз в сторону. Йотун был готов глядеть куда угодно, но только не встречаться с изумрудной зеленью, что с лёгкостью разоблачала, жестоко и точно вскрывая все тайны его разума. Было невыносимо тяжело находиться в их плену, будучи совершенно беспомощным перед богом, чьи владения — это обман, коварство и разоблачение в сердцах самых искусных лжецов. Бюлейст был всегда достаточно честен с собой, а потому без труда осознал, что более нет нужды играть в опасную игру с тем, кто эти игры и затевает, искусно манипулируя и добиваясь желаемого самым нечестным путём. Лучше сделать один шаг назад, чтобы после совершить ещё два вперёд. Потому, решив более не юлить, Бюлейст ответил молчаливо-ожидающему трикстеру правдиво: — Трона… Локи долго сохранял молчание, лишь брови его изящно поднялись вверх, только далеко не от изумления. Напротив, младший сын Одина словно только и ждал данного признания, а потому уста его искривились в ожидаемой ухмылке. — Как это предсказуемо… — тихо прошептал он, отдаляясь на несколько шагов от турса, ослабляя своё давление, будто оказав особо извращённое милосердие. — Со времён смерти Бельгермира ваш мир так и не познал достойных перемен, оттого вы так яростно бахвалились своим могуществом, что дарил ледяной ларец. — Видя перемены на лица турса, Локи предвкушающее прошёлся кончиком языка по тонким устам, безошибочно найдя слабое место собеседника. — Вы так кичились силой, так превозносили этот древний артефакт, а потеряв его, решили, что в нём и было всё ваше величие и могущество Йотунхейма, а оттого и сами быстро стали чахнуть. А что теперь? Вы бесконечно плодись, как дикие звери, и также бесконечно вырезаете друг друга, словно скот. Жестоким расправам братьев и сестёр нет конца и края, отцы и матери погибают от рук своих отпрысков, а в достижении заветной цели, именуемой — трон, вы готовы на неимоверные жестокости и многочисленные предательства. Право, не на такой исход для своего любимого мира рассчитывал всеми уважаемый Бельгермир, покидая этот мир, отдавая его бесчисленным узурпаторам, невеждам и предателям. Уж не думал ли ты, что я ни о чём не догадаюсь? Не предвижу сей исход? Ты жаждешь смерти отца точно так же, как и все его иные отпрыски. После того, как я заглянул в твои мысли, для меня всё раз и навсегда стало ясно. Ты такой же, как и все твои кровожадные родственники. Так почему же ты считаешь, что достоин трона отца? — резко замолчав, Локи довольно заглянул в налитые яростью глаза турса, который буквально пыхтел от снедаемой злобы. После лукавый бог с достоинством продолжил: — Но я также должен признать, что методы достижения своих целей ты избрал самые экстравагантные из всех возможных. Но ещё более меня поразил выбранный тобой союзник… Жёсткие слова Локи точно били в цель, подстёгивая и выводя Бюлейста из шаткого равновесия, что буквально затрещало по иллюзорным швам его стойкости. Бледно-синие кулаки турса сжались до побелевших костяшек пальцев; острые скулы заметно заострились от напряжения и бушующего в нём гнева; алые очи округлились и словно стали больше; взгляд заметно потяжелел, напоминая загнанного зверя, дикого и неконтролируемого, способного на самые отчаянные поступки. Может, он в правду набросился бы на царевича, да только хорошо ведал, что силы его неравны перед таким могущественным обманщиком. Локи в свою очередь упивался своей победой, способной вскружить голову не хуже добротного эля. Самодовольная ухмылка не покидала его лица, а взгляд был по-прежнему тяжёл и невыносим, но Бюлейст словно перестал это замечать. Сделав шаг вперёд, турс зашипел, словно дикая кошка, понизив голос до угрожающих ноток: — Мне глубоко плевать, что ты и тебе подобные думают про мой дом. Чужакам вроде тебя никогда не проникнуться величием Йотунхейма, не оценить по достоинству всех его диких красот, не понять жёсткость и чёрствость моего народа, его традиций и обычаев. Нам не привыкать к чужому презрению, вдоволь им насытились, — гордо выплюнул он, продолжая наступать на горделивого трикстера. — Но никогда — слышишь? — никогда не смей меня приравнивать к остальным! Я, хоть и бастард и жалкий полукровка — как называли меня все эти годы — но я всегда заботился о благополучии своего народа. И не тебе, царевич из чужого царства, меня в этом попрекать! Да, мы дикие звери, жестоко вырезающие собственных сестёр и братьев, но стали мы такими далеко не по доброй воле. Благодаря «светлому» правлению царя Лафея мой народ вот уже долгие столетия дичает, взращивая в себе жестокость и вероломство. Мой отец единственный, кто по-настоящему виноват в упадке Йотунхейма. Не Асгард, и даже не потеря ледяного ларца довели нас до такого состояния. Единственный настоящий враг Йотунхейма — это его жестокий и лицемерный правитель. И что странного в том, что я желаю его смерти? Желаю его трона? Желаю процветания для своего народа? Что тут странного, царевич из чужого царства? Пламенная речь турса была терпеливо выслушана царевичем до самого конца и, даже когда Бюлейст закончил, гневно уставившись на него, Локи продолжал сохранять молчание, словно ожидая продолжения. Растерянный, испуганный, йотун нервно сглотнул, будто осуждённый, ожидавший приговора судьи. Взгляд его то уходил за спину бога обмана, что так и продолжал молчать, то — в нерешительности — на него, и вновь в сторону… Вопреки всем ожиданиям, Бюлейст приятно удивил Локи, не побоявшись открыто ему противостоять, раскрыв своё сердце и обнажив душу, хоть теперь и жалел об этом, будучи уверенным, что богу коварства никогда его не понять. Но Локи понимал, лучше, чем тот мог ожидать. — Почему Асгард? — вдруг поинтересовался Локи холодным бесцветным тоном, продолжая прожигать взглядом заметно растерявшегося йотуна. Не дождавшись ответа, царевич продолжил, вслух рассуждая: — Асгард — извечный враг для твоего царства. Йотуны и асы враждуют с момента сотворения девяти миров, и нет более древней вражды, чем между нашими царствами. Единственный, кто сумел это изменить хоть на какое-то время — Бельгермир, но с его смертью и этот хрупкий мир тут же затрещал по швам. Заметно оживившись, турс нашёл в себе силы ответить на пронизывающий до самых глубин души взгляд гораздо смелее и уверенней. Ощутив искреннюю заинтересованность младшего сына Одина, он даже вновь улыбнулся, но куда правдоподобней и искренне. — Потому что я нуждаюсь в поддержке самого могущественного из царств, — признался Бюлейст, забыв о притворстве и лукавстве. Локи только ухмыльнулся уголком губ, ожидая подобного ответа, ибо все жаждали поддержки Асгарда. Всеотец вседержитель имел колоссальное влияние на судьбы охраняемых им царств, а потому ничего удивительного, что все жаждали заполучить его внимания и поддержку. — Надеешься, что Всеотец одобрит твою кандидатуру в цари, благословит, наделит армией и покарает всех твоих врагов на пути к заветному трону? Не будь так наивен. — Держишь меня за дурака? — искренне оскорбился турс, вмиг приняв серьёзное выражение лица. — Своих врагов я и сам в состоянии покарать, потому не нуждаюсь помощи чужой армии и золотых латах, от которых в Йотунхейме проку не больше, чем от звёзд в замёрзших пустошах. — Тогда изволь уточнять, я не вёльва и не пророк, — саркастично парировал Локи, недовольно фыркнув и махнув рукой. — А читать твои мысли я более не намерен, слишком много чести. Набрав в грудь как можно больше воздуха, Бюлейст раздражённо выдохнул, таким нехитрым способом призывая себя к спокойствию, после чего продолжил: — Даже поделись Асгард своей могущественной армией, мне не завоевать трон, а точнее — не заполучить доверия и безграничного уважения своего народа, — на выдохе проговорил йотун, серьёзно заглянув в глаза бога обмана, ожидая, оценивая его реакцию, но тот продолжал излучать безучастность. — Меня, скорее всего, станут презирать, а потом зарежут тёмной ночью как предателя. — Странно, как это ещё не проделал твой отец, — вновь поддел трикстер, язвительно улыбнувшись. — О, благородный царь Лафей и впрямь жаждал моей смерти, да только решил оставить в живых на потеху толпы, — улыбнулся в ответ йотун, отчего Локи даже стало неуютно за свои слова. — Но на деле я оказался куда полезней, потому он приблизил меня к себе, но, видимо, не перестал желать мне смерти, раз отослал в Асгарда с дипломатической миссией. Что до моего воцарения, — вновь серьёзно продолжил Бюлейст, стерев остатки беспечности и шутливый настрой. — Я должен собственными силами устранить всевозможных претендентов на трон, что весьма проблематично по причине любвеобильности моего царя. Но для начала я должен как можно сильнее упрочить свою власть во владениях ледяного дворца. В этом мне поможет смерть Трюма, но на выполнения данного плана нужно время и средства… — Всё это очень замечательно, — прервал монолог турса Локи, раздражённо массируя висок из-за обилия полученной информации на которую ему, откровенно говоря, было наплевать. — Да только чего ты хочешь получить от меня? — Ты сын своего отца, — медленно ответил Бюлейст, подбирая слова. — Самого могущественного царя в Девятимирье. Многие восхваляют тебя как искусного дипломата, которому нет равных во всех мирах. Говорят, ты способен навязать свою волю кому угодно, даже самому могущественному из царей. Локи любил лесть, адресованную его скромной персоне, да только никогда не позволял ей брать над собой верх. Хоть в словах йотуна и звучала правда, но Локи всё же был далеко не всесилен. — Смотри не переусердствуй, — насмешливо вставил он. — Ты прав, я могу нашёптывать советы своему отцу, да только лукавили твои осведомители: Всеотец редко прислушивается к советам даже своего сына. Царь Асгард предпочитает создавать видимость того, что он прислушивается к своим многочисленным советчикам, на деле же всегда поступает иначе. — Но ты можешь нашептать царю нужные слова, — упорствовал собеседник. — Могу, — согласился Локи, кивнув. — Но что я получу взамен? На бледно-синем лице полукровки медленно растянулась довольна улыбка, а взгляд, словно ненароком, устремился в сторону Железного леса. — Я, в свою очередь, тоже кое-кому кое-что нашепчу, — задорно подмигнув, Бюлейст вновь словно невзначай покосился в сторону леса. — Я в некотором роде сумел выслужиться у хозяйки тех земель, потому, если попрошу об одном маленьком одолжении, она найдёт для тебя немного времени. Мысленно бог обмана возликовал, но некоторая неуверенность всё же поселила сомнения насчёт удачности сделки. Один раз он уже заключал сделку с турсом и теперь мог горько за неё поплатиться, но тогда была практически безвыходная ситуация. Ради племянницы Локи был готов к последствиям, так что в тот момент сомневаться не приходилось. Стоила ли теперь игра свеч, царевич не ведал, но ощущал всем свои естеством, что просто не мог отказаться от такого заманчивого предложения, а совесть в который раз была вынуждена замолчать, затаиться на самом дне его коварного сознания. — Сумеешь устроить мне встречу? — но стараясь не выдать неуверенности, поинтересовался сын Одина. — Проведу по тропе прямо в сердце Железного леса, — уверил йотун, протягивая руку для закрепления договора. Уставившись на бледно-синюю длань неожиданного союзника, Локи долго колебался, выдав это лишь бегающими из стороны в сторону глазами. Поколебавшись ещё с минуту, буквально взвешивая все «за» и «против», трикстер вновь пришёл к решению заключить сомнительную сделку. Сердце его более не тревожилось, хоть мысленно он выискивал подвох и причину для отказа. К несказанному удивлению, Бюлейст сумел расположить к себе самого бога обмана, которому было чуждо доверие и такие сомнительные знакомства. Это, несомненно, внушало уважение, которым Локи проникся к йотону, сам того не подозревая. Стоило всё ещё сомневающемуся Локи протянуть ладонь для рукопожатия, скрепляющего договор, как над их головами закружил филин, ловко маневрируя и оседая на огромный древний постамент. Складывая крылья, птица лениво моргнула, уставившись огромными глазищами в их сторону. Недовольно ухнув, филин не отрывал своего взгляда от младшего царевича, что немного скептически уставился в ответ, насмешливо изогнув тёмные брови. Для себя бог лжи отметил необычный и несвойственный этим птицам фиалковый цвет глаз, тогда как Бюлейст так и застыл на месте, уставившись округлёнными глазами в сторону древнего леса. Машинально проследив за его взглядом, Локи и сам замер, словно истукан. У самой границы Железного леса, среди огромных стволов могучих деревьев, в окружении непроглядного мрака притаилась фигура, внимательно следившая за ними. Подметив изящные изгибы тела, свойственные лишь прекрасному полу, Локи уже не сомневался, кто перед ними. — Похоже, — тихо заговорил Бюлейст, не сводя взгляда с фигуры, — тебе только что дали согласие, царевич из чужого царства. Мягко и изящно оттолкнувшись от массивного исполина, фигура мягко зашагала обратно в лес и лишь перед тем, как окончательно скрыться во мраке, в последний раз обернулась в их сторону, после чего исчезла во мраке леса. Шумно взметнув к небу, филин понёсся в сторону чащи, где скрылся вслед за своей хозяйкой, напоследок ухнув двум представителям разных миров. Увиденное развеяло последние сомнения в сердце младшего царевича, поселив взамен безграничную уверенность в правильности принятого решения. Без сомнений пожав ладонь своего союзника, Локи заключил новый договор, что обещал быть куда более удачным.Молод я был, странствовал много и сбился с пути; счёл себя богачом, спутника встретив, — друг — радость друга.
Старшая Эдда: Речи Высокого.