Тяжело решение, принятое в отчаянии Нил Гейман: Скандинавские боги
Так глупо потерять один из камней бесконечности… Локи думал, что уже ничего не сможет его удивить, но как оказалось — может. В руках мстителей буквально был один из могущественных артефактов Вселенной, но они его так бездарно потеряли. Такое просто не желало укладываться в голове, вновь и вновь пробуждая в трикстере новую волную раздражения и гнева, которое приходилось сдерживать, чтобы ненароком потерять контроль и совершить несколько необдуманных поступков. Нельзя было срываться, ведь нужно держать мысли в порядке, а голову холодной и здравомыслящей. Поэтому, чтобы унять своё то нарастающее, то убывающее негодование, Локи отправился к той, кто всегда поддерживала его советами тогда, когда он особенно в них нуждался. Локи отчаянно искал любую возможность повидать свою мать. И не то, чтобы Фригг не желала его видеть или говорить, просто не мог не ощущать её тоски и боли, которая всегда передавалась и младшему царевичу. Каждый раз видя её прекрасные карие глаза, Локи вновь возвращался в день убийства Всеотца. Трикстер нисколько не ожидал от самого себя, что смерть Одина так сильно отразиться на нём самом. Последние годы Локи только и мог, что испытывать к царю Асгарда ничего, кроме ничем неприкрытого гнева, разочарования, обиды и всепоглощающей ненависти. Он позволил этим чувства овладеть им, поглотить его душу и исказить на свой лад так, чтобы не испытывать более сожаления ни за что, что он намеревался сотворить поглощённый собственной жаждой отмщения. И потому боль в его груди пугала бога лукавств, как некогда пугала возможность, что Всеотец никогда не признает его достоинств; никогда не разглядит то, насколько он был зависим от его одобрения и любви; никогда не признает своим достойным наследником; и никогда не уровняет его перед своим первенцем. Локи так отчаянно во всём этом нуждался, что, потеряв разом все светлые надежды, которыми себя так любовно тешил, что буквально обезумил от горя и всепоглощающей ярости сразу, как стояло узнать горькую правду, к которой он не был готов. Как и смириться со своей участью второго сына. Поэтому, какое-то время Локи старательно избегал общества матери, чтобы не мучать себя из-за утраты, которой тоже, увы, не был готов. Но также трикстер понимал, как тяжело и одиноко его светлой матери. Фригга прожила подле своего любимого мужа не одно тысячелетие, сотни лет была его надёжной опорой, его единственной любовью, матерью его детей. Может его мать и держалась, скрывая свою горькую безутешную боль за улыбками, прятала подавленное настроение, но Локи обмануть никак не могла. Бог обмана видел за её улыбками столько невысказанной скорби, что поневоле начал ощущать за это собственную вину. Хозяин башни был весьма радушен к матери своего друга, за что Локи был ему благодарен, хоть совершенно этого не демонстрировал. Фригге выделили самые просторные комнаты, где скорбящую царицу никто без особой надобности не потревожит. Тор часто посещал мать, справлялся о её самочувствии, подолгу беседовал делясь своими тревогами и спрашивал совета. И сейчас, когда Локи одолевало множество сомнений, внутренних тревог и неуверенность в том, что он в последствии задумал — тоже стал нуждаться в совете мудрейшей из женщин. Свою мать она нашёл на балконе, любовавшейся новыми необычными её глазу видами. Ласковый ветер трепал прекрасные волосы и воздушную ткань платья. Внешне царица выглядела умиротворённой, но на сердце её залегла тоска и печаль. И только взгляд карих глаз мог выдать притаившуюся там боль. Царица не обернулась, когда Локи неспешным шагом направился в её сторону, продолжая изучать пейзаж. — Один пару раз брал меня с собой в Мидгард, — мечтательно припомнила Фригг. — Но тогда я и представить себе не могла, насколько же сильно измениться этот мир! — в голосе сквозил ели заметный восторг. — Смертные так многого добились… — Это отняло у них много времени, — как бы невзначай заметил трикстер, тоже присоединившись к любованию, но несколько мрачно добавил. — И жизней. Слова сына не омрачили её мыслей, царица по-прежнему улыбалась. — Как некогда и у самого Асгарда. Их взгляды встретились, искрились понимание и нежностью. Фригг с материнской любовью улыбнулась сыну, протянула к нему свою ладонь и ласково провела ею по темным волосам. Локи прижался щекой к её ладони и прикрыл глаза, чтобы всласть насладить этой убаюкивающей заботой. Он безумно любил эти заботливые руки, которые всегда напоминали ему о том, что и он любим. Руки — которые были одинаково ласковы к двум сыновьям. — Асы тоже обрели своё могущество далеко не сразу, — проговорила царица. — Тогда мы были вынуждены сражаться не для того, чтобы завоёвывать и покорять, а что бы обороняться от чужих нападок. Постоянные войны закалили наш дух, сделали нас сильнее, уверенней, могущественней в чужих и собственных глазах. Но это так же сделало нас жестокими ко всем недругам, высокомерными и тщеславными, — взгляд царицы вновь обратился к городскому пейзажу. — Мы не так уж от них и отличаемся. Придёт время, когда о Мидгарде тоже станут говорить с уважением. Фригг на минуту смолкла, а после более расслабленно улыбнулась, бодро добавила: — Но ты пришёл ко мне не для того, чтобы слушать уроки истории и философские измышления, верно? — и весело подмигнула Локи. Всемать выпрямилась и встала напротив него переплетая свои пальцы. Доброжелательно улыбнулась, переключая всё своё внимание на своего вечернего гостя. Локи уже даже не стал удивляться прозорливости своей матери, которая всегда знала, чего хотят её сыновья. — Боюсь, то, что я могу сказать, не придёт тебе по духу, — не стал таить Локи, скорбно поджимая уста. Царица Асгарда нахмурилась, но оставалась спокойна. — Поделись со мной, Локи. И в приглашающем жесте, Фригг вернулась обратно в комнату, указывая в сторону пустых кресел. Грациозно опустившись в одно из них, царица приняла серьёзный вид, терпеливо дожидаясь рассказа сына. Локи не стал медлить, начав одновременно издалека, но в тоже время как можно ближе к сути. — Ты вложила в мои руки магию, научила многому… — Локи слегка замялся. Он не был до конца уверен в своих намерениях. — Многому, но далеко не всему. Я знаю, что ты хранишь гораздо больше тайн по части мистических наук, которые известны лишь немногим, — Фригг заметно напрягалась с каждым его словом, поворачивая голову в сторону, словно ощущая за что-то свою вину. Локи подался чуть ближе к рукам матери, сжав её похолодевшие пальцы. — И я относился к этому с пониманием, потому никогда не требовал от тебя большего, чем ты уже дала. Я верил и продолжаю верю, что есть знания, которым лучше навсегда кануть в небытие. Фригг поджала губы и собравшись, нашла в себе силы вновь взглянуть в глаза сына. — О чём ты хочешь меня попросить?.. Локи с мгновение потянул время, но ответил: — Сигюн собирает камни бесконечности, — руки Фригг предательски дрогнули, бог обмана сильнее их сжал, ласково проведя большими пальцами вдоль костяшек. — Я видел это в её голове, когда решил в неё заглянуть. Она ими буквально одержима, мама. И потому я боюсь, что мне не хватит собственных сил, чтобы её остановить. Поэтому мне нужно, чтобы ты помогла мне с ритуалом призыва первородной магии. Лицо царицы в одно мгновение побледнело, она освободила свои ладони и резко вскочила с кресла. Юбка платья неустанно мельтешила перед его изумрудным взглядом, пока царица безумно мерила шагами комнату своей опочивальни. В этот миг Локи совсем не вовремя подумал о брате, который ещё недавно так же метался по комнате. Фригг была ожидаемо взволнованной, что никак не скрылось от прозорливого взгляда трикстера. Он и сам от части был взволнован тем, что намеривался сделать, но не мог выказать этой слабости. Не мог показать своих сомнений. — Нет, — отрицательно замотала головой царица. — Это безумие Локи. Ритуал тебя убьёт! Локи нахмурился, но в лице оставался спокойным. — Ты этого не можешь знать. — Это магия Хаоса. Такую мощь удавалось сдержать единицам! — не унималась царица. — Множество самых искуснейших магов и чародеев Девятимирья погибли, просто пытаясь призвать эту мощь, не говоря уже о том, чтобы её покорить. Даже если тебе удастся сговориться с духом-хранителем, и он позволит тебе черпать свою магию — это всё равно тебя убьёт! У тебя будет пару недель или даже дней, перед тем как твоё собственное тело распадётся. — Я не собираюсь удерживать духа вечно, — безрезультатно заверил её Локи, потому что царица даже слушать его не желала. — Всего несколько дней. А потом я отпущу его обратно в лоно своей стихии. Мне лишь нужно достаточно сил, чтобы противостоять камням бесконечности, сколько бы она не успела их собрать. Царица продолжала наматывать круги, обхватив себя за плечи и не переставая отрицательно качать головой. — Ты не понимаешь о чём просишь, — только и произнесла она полушёпотом. Локи не выдержал. Его обуял гнев и негодования. Бог лжи резко вскочил на ноги, наблюдая за метаниями своей матери с гневом и несвойственным ему отчаянием сквозившем в его тоне. — А какие у нас есть варианты? — он невольно на неё накричал, тем самым будто приходя в себя. Фригг перестала метаться по комнате и остановилась, так и не повернувшись в его сторону. — Сигюн не остановится. И у меня есть веские причины полагать, что она делает это не по личной прихоти!.. Локи на мгновение замер, а потом медленно преодолел расстояние, что разделяло его с матерью. Тёплые ладони бога лжи опустились на её плечи, а изумрудный взгляд отчаянно искал встречи с её собственным. — Я должен ей помочь, поэтому готов ради этой цели рискнуть даже собственной жизнью, — Фригг медленно подняла на него глаза, что мигом увлажнились от скорых слёз. — Мы оставили её там умирать. Совсем одну. И я не повторю эту ошибку снова. Я не позволю ей кануть во тьму так же, как это сделал я. Царица Асгарда молчала долго, роняя бессильные слёзы, которым она впервые за это долгое время позволила пролиться. Они молчали и некоторое время не нарушали этой тишины, когда Фригг всё же согласно кивнула. — Я помогу, — уже твёрже промолвила Всемать, вновь поборов свои чувства. Локи притянул свою дрожащую мать, крепко и истинно благодарно обнял за хрупкие плечи. Теперь уже не было дороги назад.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
Асгард и вправду горевал. Сигюн это поняла по угрюмому молчанию, пока безликой тенью блуждала по знакомым улочкам города богов. Всегда жизнерадостные асы, что с боевым настроем принимали каждый новый день, выглядели необычайно угрюмо и подавленно. Даже небо скорбело над гордым народом. Но Сигюн знала, по чей милости золотой Асгард утопал в безжизненной серости. Ужасные грозы, самые худшие на её памяти, бушевали над царством богов. Царевич Тор скорбел, а вмести с ним и вся царская чета. Сердце Сигюн болезненно сжималось от одного только осознания этой невыносимой истины. Она должна была лететь по улочкам города, нестись во весь опор ко дворцу, совершенно не жалея своих ног и лёгких, отыскать безутешного отца и броситься к нему на шею. Так, словно ей вновь было шестнадцать. А потом долго смеяться, когда любимый отец в пылу своих чувств закружит дочь вокруг своей оси. Сигюн понимала это, знала, что должна поступить именно так, потому что так требовало собственное сердце. Но от чего-то не могла. Слова ведьмы, которые против воли таки сумели вскружить ей голову, упорно напоминали о том, чего желала уже более сотни лет. Свободы… Сигюн долго себе не признавала, но только об этом и могла думать. Она верила, что освободись от злосчастной золотой клетки, то непременно вместе с тем получит некое душевное освобождение от тех чувств, которые она против воли испытывала и успела возненавидеть. Гулльвейг была права в том, что её безответная любовь не приведёт ни к чему хорошему, помимо ненависти и разочарования. Сигюн попросту возненавидит все свои светлые чувства. Заставит себя ненавидеть его, пока это не станет чем-то таким же естественным, как и её любовь к богу коварств. И порой, Сигюн и вправду ловила себя на мысли, что начинает его ненавидеть. И от этого ей становилось страшно. Сигюн не желала испытывать таких чувств. Поэтому она бежала от него настолько долго, насколько позволяли дела валькирий и её царства. Ненависть губительна. Ненависть могла стать её ядом… Сигюн неспешно брела по улицам, когда капли дождя вновь застучали по окнам и черепице многочисленных домов простых жителей города. Сперва дождь капал неспешно, но потом очень скоро усилился, превращаясь в настоящий потоп. Асы заторопились, быстро семеня по улицам, сбивая друг друга впопыхах торопясь в укрытия, но Сигюн ни до чего не было дела. Царевна продолжала идти медленно, угрюмо понурив голову и опустив плечи. Капюшон плаща помогал скрывать её лицо, поэтому Сигюн не опасалась быть узнанной даже стражниками, которые иногда проходили мимо своей вполне живой и здоровой царевны. Остановившись посреди опустевшей улицы, Сигюн подняла взгляд вверх, вглядываясь в очертания того, что всегда будет её домом. Её клеткой. Такой прекрасной и удивительной, завораживающей и величественной, холодной и одинокой. Золото заметно побледнело из-за чёрных туч, свет угас, как вместе с этим и всякая надежда. Уже очень скоро плащ намок, пропуская влагу, неприятно холодил озябшую кожу, но Сигюн всего этого не ощущала. Продолжала плестись по притихшим улицам, пока не оказалась за чертой золотого города, там, где начинались дикие леса и трудно проходимые чащи. Сигюн знала куда ведут её ноги, а потому не стала сопротивляться. Она шла через густые заросли. Почти нетронутый ничьим присутствием лес, без вытоптанных за столетия троп среди высоких гордых деревьев. В своей безмолвной тишине она слушала шум дождя, шелест веток деревьев и листвы, шёпот узенькой речушки и шума подгоняющего за спину ветра. Но Сигюн не желала торопиться, шла медленно и уверенно, пока не разглядела среди деревьев небольшой, но уютный деревянный домик. Клубящийся дым из дымохода подсказал, что хозяин своего летнего домика не во дворце. Сигюн замешкалась, но всего на несколько мгновений, после чего уже более твёрдым шагом направилась дальше. Она не стала подниматься на крыльцо, чтобы постучать в дверь. Боялась, а потому позорно медлила. Таращилась в окна, за которыми виднелся свет и размышляла представляя, чем сейчас мог быть занять хозяин дома. Сигюн простояла так не долго. Входная дверь сама распахнулась, приглашая уставшего путника к тёплому очагу. И царевна бы откликнулась на приглашение, если бы не массивная фигура владельца дома, что мрачно уставился на незнакомку в капюшоне. Видар словно бы почувствовал её присутствие у его дома, что и заставило воина опасливо выглянуть наружу. Или же он заметил странную фигуру из окон своего дома, что и послужило причиной выглянуть и встретить незваную гостью. Сигюн медлила, знала, что бог мщения первым не заговорит, не полюбопытствует, но всё равно продолжала смущённо молчать. Она не знала, что сказать. Сейчас она не более чем призрак той, кого оплакивает город богов. Царевна медленно потянулась к краям капюшона, неуверенно скидывая его с головы. Видар по-прежнему молчал, но от Сигюн не укрылось то, с какой жадностью он оглядывает её с ног до головы. Бог мщения в искреннем изумлении застыл у порога, словно опасаясь двинуться, чтобы его иллюзия не испарилась, не исчезла как утренний туман. Тишина начала удушать, а дождь будто нарочно только усилился. Плащ давно не уберегал от ливня, отчего тело мелко задрожало от липкого холода. Сигюн неловко обхватила себя руками и проговорила: — Мне нужна твоя помощь.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
Миссия Мстителей по поиску одного из утерянного ими камня бесконечности продлилась почти неделю. Всё это время Тор был занят поисками посоха, тем самым отыскав себе достойное занятие, а потому более не мельтешил у Локи перед глазами, чем успел знатно досадить. Громовержец неустанно докучал своим присутствие и долгими расспросами, словно у Локи были на них ответы. Но Тор, словно не веря трикстеру, во всём искал подвох и предлог уличить во лжи. Но Локи, вопреки своей натуры, совершенно не лгал. Хотел бы солгать, да только не мог. Да и скрывать ему тоже было нечего, кроме привязанности его дочери к младшему брату. Пусть даже не родного. Для Тора не существовало никакой разницы. Поэтому эту тайну, Локи был намерен унести с собой в могилу. Сами Мстители меж тем, увлечённые поисками посоха и остатков некой организации под названием «Гидра», заметно понизили свой интерес к персоне трикстера. Лучшие умы башни Старка занимались изучением зашифрованных данных, тогда как остальные занимались разведкой и полевыми операциями. Открыв правду на важность посоха, Локи на время отвёл от себя излишнее внимание новых друзей брата, что позволило ему беспрепятственно заниматься своими делами. Локи подготавливал себя к ритуалу, который по итогу мог стать для него фатальным. На шестой день поиски посоха увенчались безоговорочной победой, хоть и с неприятным послевкусием после нелёгкой битвы. Сокол был ранен, что нисколько не волновало самого трикстера. Железный человек выглядел невероятно подавленным, хоть и старался скрыть своё состояние за очередной бутылкой бренди, после которой почти никогда не упускал своей возможности обменяться с богом лжи «дружественными» колкостями. Человек из прошлого не скрывал своего мрачного настроя, пожалуй, будучи единственным, кто буквально не спускал с Локи глаз. Локи был в гостевой комнате с видом на весь Нью-Йорк, когда заметил приближение летательного аппарата Мстителей. Защитники Мидгарда встретили своего бывшего противника с победным трофеем, который хранился в большом чёрном ящике, что не был способен скрыть от Повелителя магии энергию скипетра. Рука так и желала потянутся к тяжёлому кейсу, что строго охранял сам Капитан Америки. Сжав зубы и кулаки, Локи вынужденно изобразил полное безразличие к важной находке, провожая удаляющуюся фигуру солдата с холодным интересом во взгляде изумрудных глаз, что с прищуром запоминали на какой этаж намереваются доставить посох. Тор весело ударил трикстера по плечу, отчего он неловко пошатнулся, выходя из своих измышлений. Локи недовольно нахмурился, но оставался таким же равнодушным. Громовержец выглядел несколько потрёпанным после битвы, но при этом сиял от счастья как малое дитя. — Полагаю, всё прошло успешно? — вежливо поинтересовался Локи, улыбнувшись в ответ. — Это была славная битва! — восхищённо пробасил бог грома, встречая вошедшего в своём костюме Старка, словно ожидая, что тот всенепременно поддержит друга. Железная конструкция раскрылась и выпустила своего хозяина наружу, который не выглядел столь впечатлённым. Скорей напротив, Старк показался несколько рассеянным, что было совсем на него не похоже. Первым делом хозяин башни бросился к своей богатой коллекции спиртного, схватил первую попавшуюся бутылку и обильно плеснул себе в гранёный стакан. Локи заметил, как подрагивала рука Старка, когда тот делал большой глоток. Видимо, битва и вправду впечатлила мужчину, но не в лучшем смысле этого слова. — Слушайте, а что этот ваш камушек умеет делать? — вдруг поинтересовался железный человек, снова наполняя свой стакан, попутно кидая на богов любопытствующие взгляды. Локи пытливо сощурился, как бы ненароком неспешно приближаясь к Старку. — Ты что-то видел? — мигом догадался трикстер, хищником подскочив к изумлённому Тони. Старк напряжённо хохотнул и отсалютовал ему бокалом, но инстинктивно отошёл назад на пару шажков. — Это мягко сказано. Гидра успела знатно поэкспериментировать с твоей цацкой, — игнорируя пристальный взгляд бога коварств, Тони аккуратно обошёл его стороной, попутно отсалютовав вошедшему человеку зверю. — Парни зря времени не теряли. Собрали кучу новых гаджетов, жаль только, что среди этого добра не отыскалось ничего миленького и безобидного. Да ещё и какие-то видения мерещатся... — Как по мне, это не самое худшее, — ненароком подметил Брюс, неловко поприветствовав Локи, оставшегося к нему равнодушным. — Эксперименты над людьми — вот что действительно пугает. Два из которых успешно скрылись, верно, Тони? Старк неоднозначно повёл плечами, словно что-то обдумывая. — О каком видении ты говорил? — вдруг полюбопытствовал Тор. Старк снова сделался растерянным. — А, неважно, — и махнув рукой, вновь припал губами к своему стакану. Бог лжи ощущал, как железный воин чего-то недоговаривает, словно пытается укрыть нечто важное, но допытываться не стал. Его не слишком интересовали чужие проблемы, особенно новых друзей его дрожащего брата, которых Локи по-прежнему считал своими врагами. Впрочем, защитники Мидгарда таковыми и не перестанут быть, просто сейчас их объединяла одна цель, пусть и с несколько различными задачами. Спасение Сигюн — это всё, что волновало трикстера сильнее, чем камни бесконечности. Поэтому Локи отступил назад, но прожигать пытливым взглядом Старка не перестал. — Уверен, Сигюн уже знает о местоположении камня разума, — эта фраза уже предназначалась громовержцу. Весёлость Тора мигом улетучилась, отчего он вновь сделался настороженым. Бог грома умел быть серьёзным тогда, когда это действительно от него требовалось. Локи это в нём ценил, хоть никогда и не признавал. — Откуда такая уверенность, олень? — мигом поинтересовался Старк в своей привычной шутовской манере, за которую хотелось вновь попытаться выбросить этого несносного человечишку в окно. Даже если он при этом вновь выживет, Локи всё равно станет чуточку легче на душе. — Хеймдалль мог за нами следить, — ответил за трикстера Тор, усмехнувшись на новое прозвище брата. — От стража Биврёста ничего не укроется. — Звучит как-то уж слишком самоуверенно, брат, — едко подмечает ухмыляющийся трикстер, грациозно усаживаясь на один из новеньких диванов. Тор многозначительно хмыкнул, глядя на него не без укора в небесных глаз. — Прошу прощение, — громовержец шутовски поклонился и поправил самого себя: — Всё и всех — кроме тебя, брат. — Я вас правильно понял: мой дом должен стать приманкой для этой чудо дочурки с камнями всевластия? — догадался Старк, становясь напротив двух богов, нервно переводя указательным пальцем от одного к другому. — Это хорошее убежище, — заметил Тор, игриво подкинув свой молот. — Мы встретим Сигюн во всеоружии. — Не хочу раньше времени загадывать наперёд, — как бы невзначай отозвался человек зверь, скромно присоединившись к беседе остальных. — Но, как ты собираешься остановить собственную дочь, Тор? И, что самое главное, если у вас это получиться: что вы будете делать дальше? Учёный выглядел уставшим, но в целом дееспособным. Видимо, сказалась выгулка внутреннего зверя учёного, который уже порядком времени не наводил ужас и не сеял погром. Локи вдруг резко дёрнулся, недоумённо отводя взгляд в сторону, ведь поймал себя на мысли, что мимолётно сравнивает себя со смертным. Это была весьма… неприятная ассоциация, которую он жёстко оборвал ещё на корню зарождения, выбросив как какой-то мусор в самый отдалённые уголки собственного сознания. Тор заметно замешкался с ответом, не в силах поделиться ни единым вразумительным планом, который у него, естественно, полностью отсутствовал. Планы, как правило, всегда были по части Локи. Поэтому бог коварства нисколько не удивился, когда глаза громовержца то и дело метались в его сторону, словно бы в этот момент Локи должен был грациозно подняться на ноги, и с улыбкой победителя поделиться своими коварными замыслами. И как бы сильно трикстеру не хотелось разочаровать брата, Локи всё же имел план, правда, сомневался, что он хоть кому-то понравиться. Особенно Мстителям. Тор мог отнестись с большим пониманием, но вот людишки… Локи в них не был столь уверен, но к собственному стыду нуждался в их помощи. — У меня есть на этот счёт парочку идей, — самодовольно заявил трикстер, довольно щурясь в предвкушении. — Никаких новых завоеваний или убийств, олень. С тебя пока хватит, — как бы серьёзно проворчал железный человек, деловито ткнув в него своим бокалом. — И игрушки мы твои тоже не вернём. Да и новые выдавать не будем. — Уверен, я об этом пожалею, но всё же хотелось бы знать, что ты задумал, — Брюс пытливо-научно сощурился и неуверенно скрестив руки на груди, с любопытством склонил голову набок. Локи вальяжно расположился на диване, закинув ногу на ногу и откинув одну руку на спинку дивана. В изумрудных глазах уже привычно плескались озорные огоньки, обещающие каждому поистине незабываемую игру. Самодовольная ухмылка играла на его лице, демонстрируя ряд белоснежных зубов. Никому из присутствующих это не понравилось, каждый волей-неволей ощутил исходящую от него опасность, но деваться было некуда, когда на кону стояло нечто гораздо большее, чем парочку новых безумств от однажды поверженного трикстера. — Не переживай так, брат, — ласково обратился он к громовержцу. — Обещаю, мой план никому из твоих новых друзей не придёт по душе. Но ведь какой у вас выбор, верно?.. Тор ничего ему не ответил, потому что выбор и в правду был не так уж и велик. Но громовержца хотя бы утешала мысль, что этого безумца ему уже удавалось остановить. Причём дважды. Так почему бы потом не попробовать и в третий раз? Как там любят поговаривать смертные: Бог любит троицу? Что же… на брата он всегда найдёт управу.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
Сигюн уже бывала в этом доме, когда много лет назад искала утешения в чужих руках. В руках мужчины любившего её, но которому не могла ответить той же взаимностью. И порой от этого пробуждалась её совесть, а что бы та не слишком часто напоминала о своём наличии как таковом, Сигюн всегда была откровенна перед богом мщения. Царевна не скрывала, что любила другого, поэтому в глубине души даже надеялась, что любовник не станет мириться с таким раскладом. И в скором времени оттолкнёт. Но Видар продолжал её удивлять своим терпением и пониманием. Возможно, в какой-то степени его это даже устраивало, простая и скромная возможность просто быть рядом. Их отношения были максимально откровенные, но покрытые толстым слоем тайн. Сигюн не могла позволить, чтобы во дворце хоть кто-то прознал об их связи. Это стало бы непростительной ошибкой. Ошибка, которая завершиться губительным скандалом во дворце. Они всегда были максимально осторожны. И как оказалось чуть позже, притворяться и играть на публику не такая уж и сложная задача. Проведя годы при боге лжи и коварства, царевна поневоле переняла весь его ценный опыт по части обманов и притворств. Локи бы ей гордился. А после, сделал бы всё возможное, чтобы испортить жизнь богу мщения. В этом она даже не сомневалась. Но Сигюн пришла к асу не за утешением и даже не за советом, которыми он порой делился. Сигюн нуждалась в его помощи. Видар был единственным на весь Асгард, кто понимал её непростые чувства и мог поддержать там, где собственная семья могла лишь осудить. Только он мог помочь исполнить её давнее желание, которое всегда таила в глубине своего сердца, лишь тайком надеясь обрести то, что величественный золотой город не мог ей предложить. И как ни странно для самой Сигюн, мечты и потаённые желания её вертелись не только вокруг одного обольстительного бога коварств. Видар предоставил ей сухую одежду, свой дом и кров. Принял как всегда с почтением, радостью, которое скрывало его всегда скупое на эмоции лицо. И пусть могучий воин Всеотца и оставался всё таким же молчаливым и хмурым, Сигюн знала наверняка, что ас счастлив видеть её живой и здоровой. Видар никогда не говорил о своих чувствах открыто и прямо, как многие мужчины ловеласы, разбрасывающиеся лестными словами перед каждой прекрасной дамой. Видар в этом не нуждался, потому что его поступки были гораздо красноречивей любых слов. — Расскажи мне всё. Только без утайки, — робко попросила Сигюн, принимая из рук аса тёплое пряное вино. Видар понимающе кивнул, присаживаясь в кресло напротив своей царевны. Пламя из камина осветило его всегда спокойное и задумчивое лицо, придавая чертам некой благородной суровости. — Большая часть армии уцелела, — произнёс он первое, что волновало Сигюн. — Кому всё же не посчастливилось, мы сумели достать из-под снегов, другие отправились к праотцам. Твой отец многие дни не желал сдаваться, впрочем, я уверен, если бы не посол от Всеотца, он бы и сейчас пытался тебя отыскать. Они замолчали, Видар задумчиво вглядывался в огонь в камине, а Сигюн долго не решалась произнести свой следующий вопрос. Время тянулось, сердце с тоской разбивалось о грудную клетку. Это нестерпимая боль, которую она должна была перебороть. — Как он?.. Видар поджал губы и нахмурился. Это был ответ, что не нуждался в словах, но бог молчания всё же разорвал тишину. — Страдает. — Он справиться, — это было слабое утешение, но Сигюн должна была заставить себя в это поверить. Видар на это неоднозначно пожал плечами. Ас не был столь уверен в её словах, но не стал комментировать. — Мой дядя? — Локи не посчастливилось оказаться среди заживо погребённых, — спокойно произнёс бог мщения. — Твой отец отыскал его очень быстро. Но, думаю, Повелителю магии не составило бы никакого труда спастись самостоятельно. Сигюн была согласна со словами воина, поэтому непроизвольно тепло улыбнулась его замечанию. — Но твоя смерть заметно пошатнула и его самообладание, — с этими словами холодные небесного цвета глаза замерли на лике царевны. Не будь она привычна к холодной отчуждённости бога мщения, то поёжилась от этого прямого взгляда, глядящего прямо в самые потёмки её души. — Считаешь, я должна идти во дворец? — это был вопрос в никуда. Вопрос, который она задавала скорей себе, чем своему собеседнику. Видар ответил не сразу, долго вглядываясь в лицо напротив, выискивая какие-то ответы, а может пытаясь отыскать нечто, что помогло бы потерянной царевне обрести смысл. Цель. — Это неважно, — спустя минуты ожидания ответил ей бог безмолвия. — Неважно, что я думаю. Гораздо важнее: чего хочешь ты? И я думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос. Сигюн поджала губы и расслабила до того напряжённые плечи. Наконец позволила себе насладиться вкусом вина, тёплого, пахнущего чудесными нотками пряностей и цитрусов. Видар вновь повернулся лицом к огню, словно бы утратив всякий интерес к своей собеседнице. Она знала, чего хочет. Всегда это знала. Только до сего дня, одного лишь понимания своих желаний было недостаточно. Сигюн внучка царя, дочь громовержца, а потому имела обязательства перед своей семьёй и народом. Сигюн посвятила себя Асгарду и Девяти мирам, обрекая собственные желания и стремления на погибель; полюбила того, кто никогда не ответит взаимностью; имея множество возможностей, оставалась несвободной вопреки своему долгу и собственным убеждениям. Слишком много боли и разочарований преследовали её в месте, который Сигюн звала своим домом. От этого всего хотелось бежать, но как это сделать, когда ты внучка царя Асгарда. Собственная семья бы никогда ей этого не позволила — жить собственной жизнью без обязательств. Сигюн была прикована к Асгарду. Навеки. Была… — судорожно размышляет царевна, вертя в руках стакан с напитком. — Но теперь я мертва. Проблеск надежды. Луч света, указывающий ей путь. И Сигюн была готова пойти по этому яркому следу.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
В Асгарде было тихо и спокойно. Асы по-прежнему чтили память ушедшего царя. С того дня, как она покинула границы родного мира, тайком сбежала не без помощи бога мщения, город богов практически не изменился: оставался глубоко безмятежным, спокойным и всё таким же величественно прекрасным. Было приятно осознавать, что за прошедшие столетия её память нисколько не исказилась, не приврала, ничего не забыла, сохраняя образ родного дома всё таким же ярким, прекрасным и великолепным в лучах любимой Соль. С тех пор, как она в последний раз наблюдала с балкона дворца за родным царством, утекло множество рек времени. Скучала ли Сигюн по родному дому? Однозначно. Порой, тоска бывала такой невыносимой, что хотелось бросить всё и умчаться обратно в Асгард, рассказать семье правду и раскаяться перед горевавшим отцом. В те редкие дни Сигюн одолевало ужасное уныние, упадок сил, гнев и сомнения, бороться с которыми становилось всё тяжелее с каждым новым прожитым годом. Но несмотря на личный груз совести, Сигюн не поддавалась на уговоры сердца, ведь мир за пределами Девяти Миров был так огромен, так многогранен, так интересен, что любопытство и жажда приключений попросту затмевала все остальные чувства. Сигюн желала познавать этот сложный мир. Знакомиться с разнообразием вселенной, открывать новые миры, которые так бы остались для неё безызвестными останься она в Асгарде. Вселенная была переполнена множеством знаний, которые были недоступны асам; хранила огромное количество историй других загадочных культур, что были даже старше Девятимирья; таила множество загадок, которые жаждали разгадать иные охотники за знаниями; и порой вселенная была не менее жестока на расправу, чем самые воинственные народы галактики. Асгард по сравнению с тем, что ей доводилось встречаться лицом к лицу, показался крошечным мирком, что оставался для многих других чем-то недостижимым, загадочным и фантастическим. Сотни, а то и больше, новых знакомств. Одни были для Сигюн увлекательные, затягивающие в восхитительный водоворот незабываемых приключений, заканчивающиеся на весёлой и дружественной ноте. Другие были опасными, но не менее привлекательными, предлагающие насладиться новыми острыми ощущениями. Но были и такие, которые несли лишь разрушения, смерть и предательства. Знакомства, которые стали для царевны испытаниями, закалившие её характер и дух. Знакомства, что стали для Сигюн учителями. Это путешествие стало потрясающим жизненным опытом, который она бы ни на что другое не променяла. — Ваше высочество. Чужой голос прервал размышления царевны, привлекая к себе её внимание. Сигюн узнала своего верного воина, вставшего перед своей царевной на одно колено. На воине красовались боевые раны, совсем ещё свежие, которые не успели затянуться на крепком теле аса. Доспехи Видара не сияли как прежде, измазаны копотью, кровью и грязью. Но взгляд его был всё таким же холодным, пугающе решительным, но с покорностью глядящие на свою царевну. Сигюн не без интереса заметила в его руках округлый свёрток и небольшой кожаный мешочек, который он тут же положил перед своей госпожой. Довольная улыбка расцвела на её лице. — Ты справился, — шёпотом констатировала Сигюн, опускаясь на колени рядом с Видаром. Дотронулась до его лица, нежно огладила щеку и коснувшись подбородка, мягко приподняла его лицо так, чтобы видеть глаза цвета льда. — Мне никогда не расплатиться с тобой за твою верность. Видар ожидаемо не ответил, но вместо этого потянулся к кожаному мешочку, скрывающему то, ради чего асам пришлось развязать войну сразу в двух государств. Перед глазами царевны вспыхнули сразу два камня бесконечности — камень силы и реальности. Оба камня были помещены в защитные колбы с магическими рунами, защищающие их хранителя от силы и влияния древних артефактов Вселенной. — Цверги долго тянули с твоим заказом, — произнёс Видар, передавая камни Сигюн. — Пришлось напомнить, кому они обязаны служить. Асинья нахмурилась, слова бога мщения ей не понравились, звучавшие из его уст слишком устрашающе. И словно опережая слова Сигюн, воин спокойно добавил: — Никто не пострадал, — успокаивающе заверил он. Царевна внутренне расслабилась, мысленно довольно выдохнула. Ей совершенно не хотелось проливать лишнюю кровь, поэтому всеми силами избегала ненужных смертей. — Значит, щит готов, — сухо произнесла Сигюн. Она взяла в свои руки округлый плоский свёрток и поднялась на ноги. Видар принял обратно мешочек с камнями и поднялся следом за царевной. Наблюдал. Сигюн развернула свёрток и отшвырнула дорогую ткань в сторону. В руках сияло очередное чудо, вышедшее из-под молотов цвергов из далёкого Нидавеллира. Округлый средний щит, отбрасывающий огненные отблески в закатных лучах самой Соль. Тонкая искусная работа, выполненная настолько мастерски, что невозможно было не восхититься её великолепием. Сапфировый взгляд довольно засиял, улыбка не сходила с прекрасного лица. Сигюн хмыкнула и ласково повела ладонь по поверхности золотого щита, почти невесомо касаясь небольших углублений, которых было ровно шесть и расположенных в самом центре. — Что прикажете делать теперь, ваше Высочество, — голос могучего аса звучал твёрдо, с полной готовностью беспрекословно служить своей царевне. — Я отыскала хранителя камня времени, а Хеймдалль был весьма любезен и проследил за моим отцом, — спокойно ответила она, продолжая изучать ладонью поверхность щита. — Вам приготовят ловушку, — предложил Видар. Сигюн довольно фыркнула. — О, несомненно. — Вызывали, ваше Высочество? — к беседе присоединился новый голос, притворно-ласковый и мелодичный. Сигюн отвлеклась от своего нового дара, несколько самодовольно уставившись на белокурую красавицу с опасным, но игривым блеском в зелёных глазах. Амора Чаровница. Прекрасная и крайне непредсказуемая союзница в этой опасной игре. Сигюн рисковала, вербуя Амору, но нельзя было игнорировать способности и многочисленные таланты Чаровницы, что должны были только возрасти за прошедшие столетия. — Ты очень вовремя, Амора, — Сигюн обошла бога мщения, грациозной походкой приблизившись до Чаровницы. Асинья улыбнулась и игриво поклонилась. — У меня намечается встреча с родственниками, — Сигюн обвела рукой бога мщения и саму Амору. — Поэтому вы мне оба очень пригодитесь. — Буду рада послужить, — озорно молвила Чаровница, игриво поглядывая на молчаливого бога безмолвия. Сигюн довольно улыбнулась. Ей понравился боевой настрой бывшей любовницы бога коварств. И предчувствие скорого финала приятно подбиралось со всех сторон, слегка щекоча нервы и поднимая с глубин волну адреналина, что в скором времени накроет всё вокруг.