Боги терпят его — возможно потому, что его уловки и хитрости часто их выручают. Примерно так же часто, как и доводят до беды. Нил Гейман: Скандинавские боги
Вселенная всегда была у него как на ладони: огромная, поистине непостижимая, многогранная, неописуемо прекрасная в своём великом многообразии, которое попросту было невозможно описать в нескольких коротких словах. И всё это непостижимое величие, всегда было доступно лишь ему одному — Всевидящему стражу Биврёста. Но видеть абсолютно всё во всех мирах — было даром и проклятием. Хеймдалль мог предвидеть падения цивилизаций, узреть как зреют заговоры, услышать мольбы о помощи, но не мог ничего поделать. Страж Биврёста был прикован к одному месту, связанным долгом перед своим царством и своим царём. Когда-то очень давно, в далёкой юности, амбиции его были велики, поистине многообещающими и далеко идущими. Но юность так глупа в своей неопытности, а амбиции порой становятся губительными, независимо насколько те благородны в своих порывах. Очень быстро Хеймдалль для себя уяснил, что даже будучи Всевидящим — невозможно изменить мир по своему хотению. Порой, есть вещи, которые попросту нельзя изменить. Плохие или хорошие вещи просто обязаны однажды произойти, потому что каждое из поступков в глазах Вселенной имеет свою цену и определённую цель. Таковы правила мироздания, а потому не Всевидящему их менять. Он лишь незримый наблюдатель, смиренно и с почтением несущий свой вечный пост Стража Радужного Моста. А большего он более и не желал. — Я ждал тебя намного раньше, — спокойно отозвался Хеймдалль, наблюдая за Вселенной со своего вечного поста, опираясь на клинок, что являлся ключом ко всем мирам. Всевидящий не шелохнулся, продолжая беспечно разглядывать простирающийся перед его внимательным взором величественный космос. Внезапный гость явился хоть и тайком, но недостаточно скрытно, тем самым желая привлечь к себе внимание стража Биврёста. И Хеймдалль заметил. Практически сразу, как только коварная тень подкралась к нему из-за спины, но не для того, чтобы напасть и навредить. Нет. Тень пришла за ответами к единственному, кто видел многое и мог поведать нечто очень важное. Тень двигалась бесшумно, потому что её хозяин находился далеко за пределами Асгарда, но Хеймдалль ощущал рядом с собой чужое присутствие. И ему не надо было обворачиваться, чтобы знать кем был внезапный визитёр. Страж знал, что рано или поздно он появиться, но ожидал прихода гораздо раньше. — Ты скучал по мне, славный Хеймдалль? — язвительно-насмешливые нотки заставляют Стража улыбнуться, ведь он скучал по этому тону и вечным колкостям. Они его всегда забавляли в минуты скуки. Но признаться в этом он не мог. Гордость не позволяла. — Уж точно не по твоему яду, Локи, — Хеймдалль позволяет себе повернуть голову, чтобы кивком поприветствовать младшего царевича. — Сочту за комплимент, — трикстер коротко ухмыльнулся, но улыбка эта не задержалась надолго. Уже в следующий миг внимательный взор трикстера с пытливым прищуром обратился к городу, а тонкие уста мрачно изрекли: — Почему так спокойно? — В Асгарде по-прежнему траур. Локи понимающе кивнул, несколько резко и растерянно. — А как обстоят дела в общем? Хеймдалль не сразу нашёлся с ответом, долго и неторопливо раздумывая над словами. — В Асгарде спокойно даже несмотря на то, что у царства отсутствует законный правитель. Сигюн не стала провозглашать себя царицей, — их взгляды встретились, изумруд с интересом слушал своего собеседника и размышлял. — Любопытно… — прошелестел баритон, принимая задумчивую позу, подперев рукой подбородок. — Это значит, что она не останется в Асгарде, когда со всем закончит. Хеймдалль улыбнулся. — И у тебя по-прежнему только один соперник на трон Асгарда, — не удержался от колкости страж Биврёста. — Стоит ли мне тебя с этим поздравить?.. — Ауч!.. — восхищённо отозвался трикстер. — Аккуратнее Хеймдалль, а то я ненароком подумаю, что у тебя проявилось чувство юмора. Лучше ответь: Сигюн сейчас во дворце? Хеймдалль утвердительно кивнул. — Ты снял с Сигюн ожерелье. Теперь я постоянно её вижу. Локи удовлетворённо хмыкнул и приблизился к Стражу радужного моста так, чтобы стоять к нему плечом к плечу. — Тебе что-то известно о её планах? — заговорщицки прошептал бог коварства. Страж напряг челюсть и крепче сжал рукоять своего клинка. — Её планы известны лишь Видару. Поэтому мой долг тебя предупредить, — Хеймдалль обернулся к богу коварства, строго вглядываясь в его изучающие глаза. — Теперь у неё три камня бесконечности. Видар заполучил камень силы вторгнувшись в Корпус-Нова. А камень реальности заполучил на Забвении. Локи заметно помрачнел в лице, безотчётно изучая простирающийся перед ним космос. Плохие новости, которые ему точно не понравились. — Она не сможет совладать со всеми ними сразу. Это никому не под силу, — Локи произнёс это с непоколебимой уверенностью, но Хеймдаллю почему-то показалось, что этим он скорей пытается убедить самого себя. — Ты прав, — согласно кивнул Страж. — Но у меня есть подозрения, что собирает она их не для себя. Локи так и застыл на месте, пропустив сразу несколько ударов собственного сердца, после чего оно начало бить с удвоенной силой, подобно преступнику в день своей казни. Мысли тревожно спутались, растерянно разбредаясь по всем уголкам его сознания, будто стая маленьких паучков, потревоженных появлением плотоядного хищника. Слова Хеймдалля гвоздём проткнули его сознание, рождая множество невероятных домыслов, которые трикстер до последнего предпочёл бы избегать. Нет, этого не может быть. Она не могла… — судорожно размышлял бог лжи, с застывшей гримасой ужаса на его побледневшем лице. … или могла? Локи не хотел об этом думать, ведь сомнения были худшей из пыток. Он до последнего отбрасывал эти нежеланные размышления, но так или иначе, против воли порой к ним возвращался. И бог коварства был вновь вынужден об этом размышлять, теряться в собственной безграничной фантазии, пытаясь хотя бы частично представить тот или иной исход. Локи строил догадки и всевозможные предположения, что казались ему безумными, но всё же возможными. И некоторые из них, казались ему вполне логичными, правильными, но меж тем до такой степени ужасающими, что не хотелось принимать их всерьёз. — Я вижу, мои слова тебя потрясли, — резонно заметил Хеймдалль, внимательно вглядываясь в лицо трикстера, что глядел невидящим взором куда-то в пустоту. — Я не стану допытываться. Ты всё равно не ответишь, — добавил Страж, когда два изумруда одарили его своим холодным внимание. — Ты знаешь, что я задумал? — вдруг похолодевшим тоном, поинтересовался у него Локи. Хеймдалль утвердительно кивнул. — Ты сильно рискуешь, Локи. — Она уже знает? — трикстер с грацией хищника подобрался к Стражу. — Нет, — их глаза встретились в немой дуэли, словно намереваясь о чём-то поспорить. Но Хеймдалль не был намерен мешать плана бога лжи. — Но она узнает. Как только ты приступишь к ритуалу, весь Мидгард содрогнётся и с его ветви посыпается листва. Такое не останется незамеченным ни в одном из девяти царств. — Она не оставила мне выбора, — словно оправдываясь, тихо прошелестел Локи. Они оба на какое-то время замолчали, погрузившись в свои тревожные мысли. Хеймдалль первым прервал тишину, озадаченно нахмурившись опираясь на свой клинок, а в следующее мгновение выпрямился, возвращая свой взор к необъятной вселенной, что будто ревнивая жена, стремилась вновь привлечь к себе внимание своего непостоянного мужа. Да, пожалуй, порой именно так себя ощущал Хеймдалль, навеки прикованный к созерцанию огромного мира. — Тебе пора, Локи, сын Одина, — чеканно произнёс страж Биврёста, высматривая что-то только ему известное. — Я не… — Ты всегда будешь его сыном, — строго добавил он раньше, чем Локи успел закончить фразу, которой тот себя убеждал только для того, чтобы не так сильно ощущать собственную боль. — А теперь уходи. Не трать время на споры. Ты должен быть собранным во время ритуала. Любая слабость может стать фатальной. Локи не ответил ему. Исчез раньше, чем Хеймдалль закончил говорить. Но страж не был этим огорчён, ведь Локи и так обо всём знал.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
Тор перестал трясти брата за плечо лишь после того, когда Локи распахнул глаза и со злостью и свойственным ему раздражением не уставился на него в ответ. Громовержец робко улыбнулся, принимая самое невинное выражение лица, чем всегда напоминал трикстеру уличного щенка, что напрашивался на ласку у безразличный прохожих. Локи нахмурился и раздражённо смахнул ладонь брата, что продолжала покоиться на его плече. Огляделся по сторонам. — Прибыли? — опустив затемнённое окно машины, младший царевич высунулся наружу, но ничего кроме густых лесов он не увидел. — Подъезжаем, — отрапортовал громовержец. Он ненадолго умолк, неловко поглядывая в сторону брата, как если бы того мучил важный вопрос, задавать которой он попросту не решался. — Хеймдалль разговаривал с тобой? Локи не обернулся к нему, но согласно кивнул. — Он поведал что-то важное? — допытывался Тор, догадываясь, что Локи вряд ли пожелает поделиться историей их короткой беседы. В последнее время Локи был крайне неразговорчив, избегал любых бесед и сам же их не искал. Трикстер будто с головой погрузился глубоко в себя, подолгу тратя время на молчаливые беседы с собственными мыслями. Замкнутость, конечно, была не в новинку его брату, что не редко замыкался в себе во время тяжких раздумий. Но обычно в такие дни это объяснялось сложностью его магических экспериментов; изучением новых заклинаний; поставленными задачами государственной важности; а также перед предстоящей битвой, которой трикстер всегда готовился с осторожностью. В такие дни Локи не редко раздражён и мог быть крайне вспыльчив, поэтому лучшим вариантом было остерегаться общества злого трикстера, опасаясь попасть под горячую руку. — Она появиться, — таки ответил ему Локи после долгих минут ожидания, но крайне тихо и непривычно ломким тоном. — Я буду готов, — Тор нисколько не сомневался в своих словах, но вот подавленность брата его волновала. — Дальше не проедем. Придётся идти пешком, — зычно отрапортовал Стив, плавно останавливая машину. Локи выскочил первым, почти в нетерпении захлопнув за собой двери машины, после чего торопливо замаршировав куда-то глубоко в лес. Тор не стал его останавливать, знал, что брат всё равно не послушает. Потому громовержцу ничего не оставалось, как дождаться остальных и последовать за трикстером. Локи отчаянно нуждался в уединении, чего Тор никогда не понимал, но и не отнимал у брата права на личное пространство. Ритуал требовал, как ему объяснили, особых условий для успешного завершения. В первую очередь, нужно было отыскать место силы с высокой концентрацией духовной энергии. Очень старое и крайне древнее место, где некогда совершались ритуалы или даже жертвоприношения. Таких мест, как оказалось, было совсем немного, но одно из таких отыскалось в одном из национальных парков Норвегии, названия которого Тор всё никак не мог припомнить, что и было не так уж и важно. Сопровождать их согласись далеко не все Мстители — только Тони и Стив. Остальные остались присматривать за одним из камней бесконечности на случай вторжения, как со стороны Асгарда, так и нападок из собственного мира. Вынужденная мера безопасности. Тор дождался, когда Тони поможет его материи выбраться из машины, встретив её с ободряющей улыбкой, за которой пряталась плохо затаённая грусть. Поблагодарив Старка, царица Асгарда не без тени печали заметила подавленность на лице сына. Фригга как никто лучше понимала своего сына, буквально видя его насквозь. Тор вежливо протянул матери руку, согнутую в локте, которую она тут же обхватила, после чего они молчаливо направились по следам Локи. Тони и Стив тенью следовали позади, тихо о чём-то споря меду собой. Тор изредка поглядывал в их сторону, замечая мрачность Роджерса и активно жестикулирующего Старка, который словно бы пытался что-то доказать другу, но тот во всю отпирался от разумных доводов, редко отрицательно покачивая головой и что-то коротко отвечая. Тору были понятны их сомнения, понятно недоверие к плану трикстера. Когда тот изложил им свой план, команда Мстителей провела весь вечер в бесконечных спорах, выказывая общую степень недоверия, обвиняя Локи в желании заполучить силу, которая будет направлена куда угодно, но только не во благо. И Тор и в этом не мог упрекнуть своих друзей, потому что и сам терзался теми же сомнениями. После всего, громовержец не мог вновь слепо довериться брату. Локи слишком часто предавал его доверие, слишком часто совершал ужасные поступки, о которых нисколько не сожалел. А как можно довериться тому, кто даже не раскаялся? Громовержец любил брата и верил, что разделяет с ним одну цель — желание помочь Сигюн. Но здравый смысл убеждал в обратном, потому Тор никак не мог гарантировать, что после того, как они остановят его дочь, Локи вновь не возьмётся за старое. После смерти их отца, Локи больше нечего опасаться, а с силой, которую он намеревается обрести, то и вовсе будет способен на очень многое. И у Тора нет никаких гарантий, что сумеет совладать с новообретённым могуществом брата, что по-прежнему таил страшную обиду на собственную семью. Их отношения были далеки от того, что некогда было раньше в пору их молодости и юности, а потому громовержцу всё труднее становилось достучаться до бога лжи, убедить того в своей искренности и чистоте помыслов. Но прежде всего — убедить, что он по-прежнему считает Локи своим братом. Младший царевич теперь во всём видел лож и всё реже видит истину. — Твои друзья не доверяют твоему брату, — тихонько заметила Фригг, ненароком подслушав их разговор. Тор тяжело и бессильно вздохнул. Он и сам бы хотел верить Локи, но слишком многое их теперь разделяет. — В чём их нельзя обвинить. Локи произвёл не самое хорошее впечатление. Царица Асгарда кивнула и задумчиво замолчала. Её что-то тревожило и Тор это ощущал. Более того, громовержец заметил, что от него словно бы что-то утаивают. Старший царевич не был столь сведущ в тонкостях магии, особенно столь древней, но собственным нутром ощущал во всём этом некий подвох. А Тор привык доверять своему внутреннему чуть, что пока ни разу его не подвело. — Мама, — ласково позвал он, вновь привлекая внимание царицы. — Вы что-то с Локи мне недоговариваете. И даже не думай отрицать. Вижу ведь по твоим глазам, что вы чего-то не хотите мне рассказывать. Фригг судорожно выдохнула, только крепче ухватившись за руку сына. Его любимая мать медлила, а волнение не позволяло её устам облечь слова в звуки. Взгляд медовых глаз словно ненароком метнулись туда, где далёкой точкой маячила тень младшего сына. Локи невероятно спешил, словно подгоняемый кем-то очень злым и могущественным, что почти терялся между толстыми кронами многовековых деревьев. Он ни разу не обернулся и даже никого не окликнул для того, чтобы проверить идут ли за ним, не отстал ли кто слишком далеко. Трикстер был в своём привычном эгоистичном антураже. — Локи просил тебе не рассказывать, — робко произнесла царица, тем самым вновь привлекая внимание сына. Тор тяжело прикрыл глаза, глубоко вдохнул и только потом вновь распахнул веки. Предчувствие неминуемой беды ему не показалось, сердце не обмануло громовержца и в этот раз. Коли Локи не желал ему говорить, значит, это действительно было что-то очень важное. И это «что-то» ему не понравиться, а иначе никто бы не стал ничего утаивать. Тор никогда не поощрял его безумства, независимо от того, насколько в отчаянном положении они находились. Но бога коварств невозможно подчинить или контролировать: слишком своеволен, слишком непредсказуем. Порой, Тору казалось, что живое пламя легче удержать в своих руках, чем порывы его брата, что всегда казался с виду спокойным и уравновешенным; галантным и внимательным к чужим бедам и проблемам; сочувственным и понимающим. На этот крючок попались очень многие несведущие в тайны его истинной ипостаси. — Вы не можете так со мной поступать, мама, — Тор злился. Опять тайны. Опять ложь. Опять он должен всё узнавать самым последним. Когда это уже закончиться? — каждый раз спрашивал он у себя. Но тут же отвечает на собственный вопрос: — Это никогда не закончиться. Мама, я уже устал от вранья. Неужели вы так и не поняли, что именно ложь посеяла смуту в нашей семье? Почему только я это понимаю и осуждаю? Фригг виновато поджала губы, но таки поделилась тайной бога коварств. — Локи очень рискует и не хотел тебе говорить, потому что ритуал может его убить, — на выдохе ответила его мать. Тор резко остановился. Слова матери взбудоражили громовержца, вогнали в ступор. Фригг стояла рядом храня неловкое молчание, стыдливо и не без тени сожаления отводя взгляд в сторону. Она не хотела глядеть в глаза сына, потому что и сама понимала насколько всё это неправильно и эгоистично. Жестоко по отношению к старшему сыну, который и без того слишком часто терял тех, кем он хоть немного дорожил. Громовержец был настолько обескуражен этим откровением, что на какое-то время забыл обо всех насущных бедах, что так и сваливались на его белокурую голову слишком часто, совершенно не оставляя времени хоть на малую передышку. Тор схватился от бессилия одной рукой за голову, стиснул челюсть до скрипа в зубах и высвобождаясь от рук матери, что отчаянно хваталась за его локоть. Тони и Стив не вмешивались в их разговор, предпочтя отстраниться на вежливое расстояние, но при этом почти не ощущая неловкости, внимательно наблюдали со стороны. Локи тем временем полностью скрылся из виду, что в данную секунду не особенно волновало громовержца. Напротив, так даже было лучше. Безопаснее для брата. Как же Тор злился на свою семью, так привыкшую ко лжи и самообманам, что хотелось раскурочить весь этот лес на многие мили, лишь бы погасить то гнетущее чувство, опухолью засевшее где-то глубоко на сердце. Именно враньё посеяло разлад в их семье, настроило брата против брата, сына против отца. И Локи должен был понимать это лучше любого, но почему-то и дальше продолжал повторять ошибки их эгоистичных родителей. Тор так от этого устал, что просто не находил себе места, навсегда лишившись покоя на душе и сердце. — Как ты могла… — прохрипел громовержец. Тор не хотел поворачиваться к ней лицом, не хотел видеть её глаз. Он даже не был уверен, что хотел слышать её ответа. — Как ты могла поддержать это безумство?.. — Потому что я знаю, что у него всё получиться, — голос Фригг звучал твёрдо, но для бога грома этого было недостаточным оправданием. Тор не хотел больше ничего слышать. Не хотел смотреть в глаза своей матери и видеть всё тот же самообман, которым себя кормила, лишь бы чувство собственно совести не так корило. Надоело… — со злостью думал громовержец. Тор был так зол на собственную мать, что больше не хотел это обсуждать, опасаясь не выдержать и сорваться. Не хотелось больше находиться рядом с этой женщиной, поэтому он ушёл. Молча и торопливо. Всё внутри буквально бурлило от вскипающей ярости, что клубилась в нём где-то в груди и поднималась огненным потоком к горлу исторгающего недовольные рычания. Тор с трудом разбирал перед собой дорогу, полностью отдавшись своим чувствам и переживаниям. Страсть как хотелось нагнать трикстера, чтобы как следует приложить того к дереву, тем самым выбив напрочь весь дух из упрямца, что вновь принялся за старое. Порой именно Тор ощущал себя приёмным сыном, которому никогда так хорошо не удавалось лукавить, притворяться и ловко примерять маски лжеца, которые трикстер менял как перчатки, практически всегда добиваясь всего желаемого. Тор всегда был слишком прямолинеен и честен как с собой, так и с окружающими, потому никогда не видел смысла в лукавстве, а ведь честности, прежде всего, его учила родная мать. Женщина, которая всегда поощряла искренность и доброту, почему-то сама очень часто врала. И этого он простить не мог. Поглощённый своими мыслями, громовержец даже не сразу заметил, как поредевший лес окончился чистым полем с ясным небом над головой. Высокая трава доходила почти до пояса, наполняя лёгкие приятным ароматом живительной свежести. Тор не сразу отыскал фигуру трикстера, изучающего старый каменный курган, разгуливающего между высокими глыбами с вычерченными на них руннописями. Глубоко вдохнул и выдохнув, словно собираясь с силами и духом перед важной битвой, Тор направился к кургану крепко сжав кулаки. Он не был уверен, что сумеет себя сдержать. — И когда ты собирался мне сказать? — сразу же выпалил бог грома, как только приблизился к трикстеру достаточно близко. Локи обернулся на его голос и озадаченно нахмурился, рука его так и застыла на одном из каменных постаментов, который он до этого пристально изучал, выводя кончиками пальцев полустёртые руны. — А поконкретней? — голос его был раздражён, полон скопившегося яда, что тоже искал выхода. Но и Тор был не в лучшем расположении духа. — Я говорю о ритуале, который тебя убьёт! — рявкнул он что есть духу, вылупив почти обезумевший взгляд на брата. Локи нашёлся с ответом не сразу. Сначала на лице застыла маска удивления, а после недолгих размышлений, бог коварств успокаивающе вздохнул и уже более спокойно ответил: — Вот потому я и не сказал, — тыча в брата пальцем, ответил ему Локи. — Ты как всегда всё только бы испортил. А мне порядком надоело с тобой нянчится. С меня довольно. Хватит! Я не обязан перед тобой всякий раз отчитываться. Один мёртв, а потому хватит строить из себя заботливого брата, которым ты никогда и не был! Тор от внутреннего возмущения гневно засопел, бессильно сжимая и разжимая кулаки, совершенно не ведая как ему сохранить внутреннее спокойствие. Всё внутри клокотало от ярости, которую в нём только усилили безжалостные слова трикстера. Кровь со стуком ударялась о виски, а небо над их головами заревело в такт бушевавших внутри громовержца чувств. Небосвод мигом заволокли серые тучи, но Тор этого даже не заметил. — Хватит пороть эту чушь! Сколько ещё раз я должен повторить, что мне плевать на наши различия, — он сделал слабый шаг вперёд, будто сомневался стоит ли вообще это делать. Боялся, что от бессилия может накинуться на трикстера с кулаками. — Ты мой брат. И это ничто не изменит! Локи тихо рассмеялся, чем озадачил бога грома. — Очаровательно. Ты как всегда ничего не понимаешь… — И чего же это я опять не понимаю? — зло уточнил Тор. Ответ не заставил его ждать. — Ты лицемер, Тор. Всю нашу жизнь, всё то время, что я провёл подле тебя, — шипел ему в ответ Локи, змеёй подкрадываясь к своей разъярённой, но заметно растерявшейся жертве: — я только от тебя и слышал: «Знай своё место». Так ты меня благодарил за любую оказанную тебе помощь; так ты благодарил меня, своего младшего брата, когда твои провалы и неудачи спихивали на меня! И всё сейчас происходящее — это твоя вина! — на выдохе прокричал ему Локи, а потом хищно осклабился и шутовски поклонился. — Твоя очередная ошибка, которую вновь вынужден исправлять твой покорный слуга — твой младший брат. Громовержец смолк, диким ошеломлённым взглядом таращась на самодовольно ухмыляющегося трикстера. И словно желая причинить ещё больше боли, Локи произнёс последнее, что окончательно сразило Тора, повергая в шок: — Не забывай, что это твоё тщеславие навредило твоей дочери. В тот злосчастный день, именно по твоей вине мы оказались меж двух огней, — Локи вновь успокаивающе вздохнул и гордо выпрямился. Оказался напротив смолкшего и подавленного Тора, чья ярость теперь казалась чем-то незначительным. Два изумруда внимательно заглянули ему в глаза, опаляя холодом и безразличием. — Если ты и вправду хочешь помочь всем нам, то не станешь меня останавливать. В отличие от тебя, я всегда готов заплатить наивысшую цену. И не дожидаясь его ответа или хотя бы понимания во взгляде, Локи развернулся и вернулся в рунный круг. Тор больше не осмелился продолжать дискуссию, ощущая себя несколько потерянно, впервые полностью опустошённым перед горькой правдой. Он не был готов к такой откровенности. Каждое брошенное слово отпечаталось в его сознании, которое отказывалось понимать их суть, как если бы Локи говорил на незнакомом языке. Собственные слова так и застряли где-то во рту, будто старый свалявшийся клубок, что мешал связно говорить. Из всего Тор понял лишь одно — Локи обвинил его в случившемся с Сигюн. И, возможно, всегда винил. Множество слов вертелось на уме, но ни одно из них так и не слетело из его уст, словно опасаясь невидимого зверя или, как если бы Тор вдруг потерял способность говорить. Он в бессильном гневе таращился в спину брата, совершенно не понимая, как должен поступить дальше, пока сам не начал находить в словах трикстера толику правды, приправленной жестокой истинной. Мысли беспорядочно заметались по уголкам далёких воспоминаний, пока он в друг не понял, что произошедшее только на его совести. Локи убеждал его отступиться и поступить иначе, но бог грома был слишком молод и падок на восхищённые овации. Он жаждал славы, подвигов и побед, а потому нисколько не думал о тех, кто всегда был позади. Осознание, что это именно он сгубил собственную дочь, стало его приговором. Что-то внутри сломалось, окончательно и бесповоротно. И это что-то обещало в будущем свести его сума от горя, чувства вины и собственной никчёмности. Что-то коснулось его плеча и Тор даже не сразу обернулся, потерянно переводя взгляд на сочувствующую мать, чьи глаза вызвали в нём тугой приступ горечи. Фригга ничего не сказала, хоть и хотела утешить, оправдать и пожалеть. Хотелось притянуть и обнять свою мать, но бог грома был упрям. Тор по-прежнему ощущал обиду, хоть и во много раз приостывшую, но точно незабытую злость. Сейчас, когда он казался самому себе жалким, хотелось уйти прочь и не видеть в родных глазах сочувствия. Не произнося ни слова, громовержец поджал губы, принял нахмуренный вид и отошёл в сторону, демонстративно игнорируя такие же сочувственные взгляды друзей. Меньше всего ему хотелось, чтобы и другие увидели то, насколько сильно его задели злые слова брата. — Так… что этот ритуал делает? — Стив хмуро оглядел древнее построение, показавшись несколько растерянным. Он, возможно, был единственный, кто не был согласен с решением наделять бога лжи такой силой. — Он вызывает дух Геи, — поспешила вежливо ответить Фригга, замечая, как напрягается лицо младшего сына, чьи уста были готовы вновь выплеснуть немного скопившегося яду. — Прародительницы всей жизни на Земле. Некогда ваши предки поклонялись ей многие тысячелетия, будучи известной людским расам под многими именами. Но одно из них особенно должно быть вам знакомо — Матерь Земля. — Ну, допустим, призовёте вы этот дух, — задумчиво прикидывал Тони, опуская свой красно-жёлтый кейс с костюмом на землю. Нажав несколько комбинаций на каком-то приборе на своей руке, кейс ожил и начал собираться в костюм железного человека. — А что дальше? Попросите её ненадолго погонять свои силы? И никто не интересовался во сколько обойдётся аренда? Полагаю, местные цены должны быть завышенными… — Говори прямо: чего ты боишься? — ласково промурлыкал Локи, опасно сверкая изумрудным взглядом. — Один раз ты уже поигрался в великих завоевателей. Не получилось, — с поддельным сочувствие пожал плечами Тони Старк. — Хочешь откровенно? Ты мне напоминаешь мальчишку в пубертатном периоде с манией величия, который в своей маниакальной мании не оставит и камня на камне, — и опережая возмущения царицы, Тони примирительно вскинул ладонь и быстро добавил. — Ничего личного, мэм, но ваш сынок не производит впечатления хорошего парня. Вы, как и любая другая мать, можете его любить и всячески оправдывать, но это нисколько не отменяет того факта, что он чёртов маньяк плевать хотевший на всех вокруг. — Вы в своём праве, мистер Старк — величественно молвила царица, гордо вскинув голову. — Только ошибаетесь если полагаете, что сейчас мой сын рискует собственной жизнью только ради самого себя. — Я не нуждаюсь в заступничестве, мама, — спокойно произнёс трикстер. И несмотря на собственные слова, Локи был благодарен своей матери. — Если тебя это утешит, — обратился он к Тони, — то я могу умереть, так ничего и не добившись. И если это случиться, тогда у тебя на одну проблему станет меньше. — Знаешь, — так же спокойно произнёс Старк, попутно влезая в свой железный костюм, — по личному опыту скажу, что за величие других — всегда расплачиваться дорогие им люди. И словно бы подведя итог, железная маска с глухим ударом опустилась, скрывая серьёзное лицо своего хозяина, полностью преобразившегося в железного человека. На этом разговор был окончен. Тони демонстративно отвернулся и взмыл к небу, возможно, желая разведать обстановку и заодно немного развеяться. В любом случае, никто его не стал удерживать, зная, что в час нужды он мгновенно откликнется на зов битвы. Стив же выглядел озадаченным, ощущая себя несколько неловко и скованно, теперь уже глядя на трикстера как-то иначе. В глаза солдата теперь не было недоверия, скорей сочувствие, которое Локи обычно ненавидел ощущать за своей спиной, но увлечённый своими изучениями, он так ничего и не заметил. Не имея возможности взлететь, как до того сделал железный человек, Стиву ничего не оставалось, как наблюдать за подготовкой к ритуалу. Это его не пугало, но заставляло инстинктивно опасаться. Собственная религия не позволяла относиться к подобному кощунству с пониманием, но и вмешиваться в дела богов не было в его планах. Тор демонстративно отстранился, но не мог не наблюдать за происходящим с живым интересом. Локи, по мнение бога грома, выглядел слишком уж самоуверенно, а его мать пусть и спокойная снаружи, казалась несколько взволнованной, что читалось в резких движениях и серьёзному сосредоточенному лицу. Фригг и Локи какое-то время изучали курган, после чего около часа исправляли и переписывали руны, ножами вырезая нужные символы. За то время громовержец успел поостыть от гнева, но осталось неприятное липкое чувство беспомощности, которое Тор ненавидел. Покончив с руннописью, царица Асгарда сосредоточилась и повела руками. Тор ощутил, как колдовство его матери волной накрывает это место, бурной рекой разливаясь по широкому полю. Магия ожила и заставила всё вокруг цвести, покрывая поле всевозможными красками и ароматами цветов. Покрытое сорняками поле, теперь напоминало чудесную оранжерею, приятно радующую глаза и душу. Маленькая хитрость царицы, которую она порой себе позволял, когда желала поскорее лицезреть плоды своих трудов в царских садах. — Небольшое подношение, как дань уважения, — довольно пояснила Фригг, с улыбкой наблюдая за ошеломлённым Стивом, на чьём лице читалось немое восхищение. — Гея — матерь созидания, природа её родная стихия, — она обернулась к Локи и серьёзно вопросила: — Ты готов? Локи согласно кивнул, после чего принялся раздеваться. Бог коварства быстро и ловко избавлялся от верхней одежды, пока не остался в одних кожаных штанах. Мать встала напротив сына и горько поджав губы, вновь подняла ладони и тихо зашептала какое-то заклинание, слов которого Тор так и не расслышал. Громовержец не без потрясения во взгляде наблюдал за тем, как на бледной коже брата прорезаться кровавые руны, которые вырезали невидимым ножом. Локи морщился от боли, но стоически терпел свою пытку, пока его тело, участок за участком, мучительно медленно покрывалось рисунками и древними текстами, раннее никогда невиданные богом грома. Подняв левую ладонь и растопырив пальцы, Локи с интересом рассматривал как с внешней стороны вырисовываются символы, каждый раз морщась и хмурясь, как если бы силился разгадать их скрытое значение. Ладонь его подрагивала от боли и весь он был напряжён до предела, вытянутый как тетива лука. И что бы не потерять самообладание, трикстер прикусил губу и сжал ладони в кулаки, когда уже не оставалось сил терпеть. Заклинание было завершено, позволяя богу коварств, наконец, расслабиться после долгой изнурительной пытки. Локи мелко трусило, тело подрагивало от напряжения, чего, какой бы ни была его сила воли, никак не мог скрыть от посторонних глаз. Тор невольно решил приблизиться, неловко дёрнулся в сторону брата, но поймав его уничтожающий взгляд, полный невысказанного пренебрежения и презрения, растерянно замялся рефлекторно отойдя назад. — Будь готов, Тор, — выпрямляясь прошелестел Локи, продолжая излучать непоколебимую уверенность. — Как только мы начнём читать заклинание, Сигюн не составит никакого труда нас отследить. Тор послушно кивнул и покинул рунный круг. В ладонь привычно легла рукоять верного молота, пропускающего мелкие электрические заряды, игриво щекотавшие кончики пальцев. С оружием в руках, громовержец вновь к своему удивлению ощутил прилив энергии и уверенности, позволив себе даже немного расслабиться. Отпустить гнев и негодование, Тор полностью сосредоточился на предстоящей встречи. Очень скоро его мать начала читать заклинание, больше напоминающее заупокойные пения вёльв. Сначала ничего особенного не происходило, но так продлилось около десяти минут, после чего Тор ощутил, как постепенно начал усиливаться ветер. Над их головами вновь стали собираться грозовые тучи, только уже по собственной воле, а, может, даже по чужой, Тор не был столь уверен. Мог лишь наверняка сказать, что это происходило не по его указке. Небо неистово гремело, урчало, будто ненасытная утроба; ветер свистел в ушах разметая волосы во все стороны; трава и цветы прогибались до самой земли, создавая причудливый волнообразный ковёр. И тогда Тор заметил, что рунные камни ожили. Древние надписи вспыхивали ярко алым огнём, а старые трещины на каменных глыбах стали чем-то напоминать пульсирующие вены, являя собой жуткое и одновременно завораживающее зрелище. Держась за руки, Локи и Фригг стояли на коленях, а земля под ними стремительно чернела. Веки обоих опущены, лица необычайно расслабленные, а их губы ели заметно шевелились и беспрерывно читали заклинание. Тор понимал, что в данный момент они ничего не ощущают, поскольку полностью погружены в глубокий транс, который теперь ему вряд ли удастся разорвать. Над их головами раздался трескающий гул, который громовержец всегда узнает. Так оживает Радужный мост. Как и обещал Локи, царевна не заставила себя долго ждать. Тор по старой привычке обменялся со своим другом решительным кивком, словно подтверждая свою полную готовность к бою и непоколебимую решительность стоять до последнего вздоха. В очень далёкие времена, этого кивка удостаивался его младший брат, на чьём лице всегда красовалась нахальная и самодовольная улыбка, так и говорящая о той же готовности принять любой вызов судьбы. Тор никогда об это не говорил Локи, но он безумно скучал по тем ушедшим дням, когда между ними не существовало тех преград, а всё вокруг казалось простым и понятным. Тогда, между ними ещё не существовало тех высоченных стен, что оба поневоле выстроили между собой. Радужный поток разрезал небо и врезался столбом света в землю, чтобы через несколько мгновений исчезнуть и оставить стоять всего одну фигуру. Взгляд его дочери быстро и оценивающе прошёлся по окружающей её картине, заставив недовольно поморщиться, когда сапфировые глаза гневно застыли на рунном круге. Своего отца она словно бы и не заметил, как и Стива, приготовившегося дать отпор асинье. Не произнося ни слова, Сигюн храбро двинулась в сторону Локи с Фригг, приближаясь очень быстро и стремительно, будто охотник выследивший свою жертву. Тор не стал мешкать, среагировал быстро и молниеносно, за что мог смело себя похвалить. Громовержец был уверен, что замешкается, засомневается, но желание выплеснуть скопившееся за сегодня негодование, как оказалось, стало сильнее любых отцовских чувств. Тор напал первым. Брошенный молот с гулом понёсся к своей цели, которая ловко увернулась от его удара, чтобы в итоге встретиться с щитом Капитана Америки, который тот запустил одновременно с громовержцем. Щит ударил асинью в грудь, чем заставил от силы удара пошатнуться и на мгновение потерять равновесие. Удивление и немое восхищение отразилось во взгляде. Сигюн не ожидала ощутить такую силу от простого человека, что и стало её ошибкой — она, как и Локи задолго до того, недооценила возможностей людей. — Вы совершаете ошибку, — громогласно возвестили царевна, давая противникам последний шанс одуматься. — Ты вынуждаешь нас идти на крайние меры, дочь, — Тор вытянул руку и молот послушно вернулся в его ладонь. Взгляд её заметно похолодел, стал жёстче и пугающе решительным в задуманном. — Я не могу этого допустить, отец. Клинок сверкнул в её руках, на эфесе которого, отбрасывая фиалковые отблески, красовался один из камней бесконечности — камень силы. Тор на мгновение замешкался, но этого хватило, чтобы валькирия подобралась к богу грома с целью нанести удар. Собственная реакция его не подвела, он успел перехватить занесённую руку с клинком, вцепившись в запястье дочери мёртвой хваткой. Сигюн задёргалась, пытаясь высвободиться, но он не отпускал. — Мы оба знаем, что клинок твоей матери мне не навредит. Ты сама нанесла для этого все необходимые руны, забыла? — словно в насмешку бросил ей в лицо Тор, самодовольно улыбнувшись. — Может и так, — согласилась Сигюн, — но не ручаюсь, что ты не ощутишь на себе силу камня бесконечности. Сигюн выронила клинок и ловко поймала его другой свободной рукой и не теряя ни секунды, плашмя ударила громовержца по ногам, тем самым выбивая у него из-под ног твёрдую почву. Тор не смог устоять, будто подкошенный свалился на землю, чем Сигюн тут же воспользовалась, но уже снова была остановлена старым солдатом. Стив налетел на неё со щитом, нанося быстрые и молниеносные удары и одновременно ловко уклоняясь от ответных выпадов. С ним асинья не церемонилась, размахивая клинком так, чтобы нанести один, но смертельно серьёзный удар. Халагар, усиленный одним из могущественных камней бесконечности, оставлял глубокие царапины на щите из вибраниума. Удары были тяжёлыми, яростными и беспощадными, отчего Стив морщился с трудом выдерживая их натиска. Пробив его оборону, Сигюн ударом с ноги отбросила Капитана в сторону, а после вновь бросилась к рунному кругу. Полностью поглощённые магией, Локи и Фригг не могли как-либо помешать Сигюн, намеревающейся прервать ритуал. Тор поднялся на ноги и раскрутив молот, метнулся к дочери, выпуская во все стороны столпы искр и молний. Сигюн отразила его удар вовремя прикрывшись щитом, что прятался у неё за спиной прикрытый плащом. Молот встретился со щитом, создавая ударную волну, что отбросила сразу двух богов в противоположные друг от друга стороны. От этого в голове нещадно загудело, как если бы Тора умудрились стукнуть головой по колоколу. Оглушённый и дезориентированный, богу грома не сразу удалось встать и крепко удержаться на своих двоих. В глазах двоилось, но это не помешало ему заметить то, как сильно и отчаянно Сигюн спешила попасть в рунный круг. Дочь бога грома остановил энергетический удар в грудь, а вместе с этим несколько миниатюрных взрывающихся снарядов, выпускаемых вернувшимся железным человеком. Выпендрёжник… — не без улыбки отмечает громовержец. Тони Старк как всегда вернулся вовремя, эффектно и с громкой музыкой любимой группы, отпуская очередное язвительное замечание: — Не в мою смену, принцесска. Этот божок ещё успеет получить своё, а тебе советую послушаться своего папулю и отступиться. А то злой дядя Тони будет вынужден преподать тебе парочку уроков. Железный костюм тяжело опустился на землю, принимая позу строго наставника: стальной кулак подпирал левый бок, ноги широко расставлены, а указательный палец правой руки предупреждающе указывал прямо на Сигюн. — Не думаю, что она тебя послушает, Тони, — прокомментировал Роджерс, становясь рядом с другом. Железный человек безразлично пожал плечами. — Стоило попробовать. Надеялся, что хоть эта принцесска окажется умнее своего дядюшки. — Нужно отобрать у неё меч, — негромко прокомментировал Тор. Он знал, что его слышат через наушник. — Понял. Миссия: отобрать у принцесски игрушку, — вновь пошутил Старк. — Только у меня чувство дежавю? Сигюн зло уставилась на Защитников земли и удобнее перехватила клинок со щитом. Приготовилась к новому раунду. Тони атаковал первым, выпуская из ладоней новые заряды, которые царевна без проблем блокировала щитом. Стив вновь бросил щит, а следом за этим кинулся в рукопашный бой. Его цель — клинок с камнем бесконечности. Тор немедля присоединился к друзьям. Сигюн окружили со всех сторон. Громовержец схватил дочь со спины и крепко накрепко ухватился за запястья, пытаясь развести обе руки в сторону. Железный человек присоединился, схватил руку с клинком, пока Стив пытался разжать пальцы. У них почти получилось отобрать меч, когда ударная волна магического происхождения отбросила их всех в разные стороны. Что-то произошло в рунном круге… Локи не понимал, что происходит. Точнее, какая-то часть него осознавала, но это по-прежнему было выше его понимания. Он ощущал ладони матери в своих руках. Чувствовал, как вокруг них скапливается магия: такая древняя, такая непокорная, такая прекрасная в своей первобытности, что это будоражило, восхищало, заставляло кровь стыть в жилах от предвкушения и манящего ужаса. Собственное тело словно бы стало чужим и ему непонятным, а целый мир разом потерял для него какой-либо интерес. Не было ничего важного, кроме того первобытного потока, прорывающегося из недр самой земли. Сначала, кроме тьмы его ничего больше не окружало. Сплошной мрак, липкий и вязкий, в котором можно было легко утонуть и задохнуться. Потом, кто-то или что-то стало его изучать. Локи хорошо это ощутил. Чужая сила и воля быль настолько велики и неподконтрольны, что он поневоле почувствовал себя настоящим ничтожеством, которое до сего дня понятия не имело, что такое настоящее могущество. Трикстера охватил первобытный страх, позже сменившийся привычным любопытством, а потом нечто непонятное по-матерински обволокло его пеленой любви и заботы, будто стремясь защитить и отгородить от зла. Страха больше не было. Осталась лишь забота и чужой интерес. И Локи спокойно позволил чужой сущности его изучать, проникая в саму суть его сложной души. Собственные воспоминания проносились перед его глазами со скоростью света, начиная свой путь от самого зарождения, чтобы подвести невесёлый итог в его жизненном пути на этом печальном моменте. Локи снова прочувствовал всю бурю эмоций, что когда-то сопровождали его на всех этапах жизненного пути. Как оказалось, эмоций было так много, что Локи чуть было ими не захлебнулся, будто неумелый пловец, заплывший слишком далеко от берега, что неправильно оценил и рассчитал свои возможности. Поэтому, когда по щекам покатились горячие слёзы, трикстер их даже не ощутил. — Слишком много боли… Это был не его голос. И даже не его матери. Чужой. Инородный. Напоминающий свист ветра и одновременно шелест бегущей речки. Странное сочетание, но иначе Локи не мог объяснить свои ощущения. — И ненависти… Почти шёпотом добавил чужеродный голос. Локи напрягся. — Это тебя и погубит. Твоя гордыня и ярость в твоём сердце… Теперь с ним словно бы говорило множество голосов, заставив его сильнее сосредоточиться. — Я готов, — с чувством ответил он духу, нисколько не засомневавшись в своих намерениях. Дух не ответил, тенью кружил вокруг рунного круга. Гея молчала так долго, что Локи уже начало казаться, будто она откажет ему в просьбе. Не согласиться поделиться своим могуществом. Отчаяние стало подкрадываться к нутру, скручивая его в тугой узел нетерпения. — Ты не готов дать жертву, — внезапно заключила Гея. Локи поморщился от недоумения и тут же воскликнул: — Я твоя жертва! Я вверяю тебе свою жизнь. Дух снова принялся молчать, но теперь словно бы издеваясь над богом коварства. — Нет, — словно вынося приговор, ответил ему дух. — Ты носитель. Не жертва. И тут Локи распахивает глаза и видит перед собой любимую улыбку своей матери и сияющие любовью карие глаза, что никогда не глядели на него с разочарование, укором или гневом. Эти глаза, эта улыбка, эта светла и добрая женщина попросту не умела иначе. — Ты знала… — одними лишь губами прошелестел трикстер. Локи смотрел прямо в глаза своей матери и не мог даже пошевелиться. Сердце разрывалось и стонало от всепоглощающей боли, вынести которую и не надеялся. Бога коварств всего парализовало от переполняющих его чувств, что так безжалостно рвали на части его душу, оставляя от неё одни лишь ошмётки и рваные куски. Он напоминал себе древнюю потасканную игрушку, сломанную, рассыпающуюся на мелкие детали, которые уже никому и никогда не заменить. Игрушка — чей удел навеки остаться сломанной. Локи давно растерял многие части своей души. А теперь он словно бы рисковал потерять последнюю, очень важную деталь, то, что всегда делало его таким, какой он есть. Тёплая ладонь матери коснулась его холодной щеки, нежно огладила кончиками пальцев, заботливо изучая знакомые и такие любимые черты лица. Одинокая слезинка скатилась по щеке царицы, но улыбка, полная нежности и любви, продолжала сиять на её прекрасном лике. — Ты был прав, сыночек. Мы оставили её совсем одну, — прошелестела царица полушёпотом. Локи хотелось кричать, запротестовать, но почему-то не мог. — Я готова, — ласково, но решительно отозвалась Фригг. Локи хотел было воспротивиться решению матери, но всё внутри него словно бы взорвалось, оглушило, а собственный крик заглушил все остальные чувства, что продолжали рвать его на части. Гея приняла жертву. Пространство вокруг рунного круга взорвалось, принимая шарообразную форму, закружив вырванными кусками травы, земли, камней и цветов. Было невозможно что-либо разглядеть по ту сторону, Тор бессильно метался по земле, бросая все свои силы на то, чтобы подняться на ноги. Тони, благодаря своему костюму, держался отлично, но отталкивающая сила была такой силы, что даже сталь не выдерживала столь сильного напора, оставляя на земле глубокие вскопанные борозды от стальных ног. Стив не имел таких преимуществ, потому его отбросило далеко назад и тот ударился спиной об ствол дерева. Сигюн с трудом стояла на ногах, прикрывая лицо руками. В какой момент воздушная сфера взорвалась и вновь повалила всех на землю. И в этот раз не выдержал даже костюм железного человека, что неловкой грудой метала улетел следом за остальными. Во рту неприятно скрипело от грязи и даже травы, которую Тор поспешил сплюнуть. Взгляд метнулся вновь к сфере, которой уже и след простыл. Перед глазами немного плыло, но очень скоро громовержец заметил быстро приближающуюся фигуру брата. Счастливая улыбка сама по себе расцвела на его изнеможённом лице, но тут же угасла, когда брат стремительно прошёл мимо, безразлично перешагнул через его тело. Злость не успела вскипеть в его груди, когда громовержец заметил куда так спешил трикстер. С трудом совладав с собственным телом, Тор тяжело поднялся и обернулся. Локи стоял перед Сигюн, страшные рисунки с рунами, украшающие его тело, прямо на глазах невообразимо быстро затягивались, оставляя только испаряющуюся мелкую дымку. Тор не видел его лица, но видел застывший ужас на лице его дочери, когда она подняла на Локи свои глаза. — Ты как всегда всё только усложняешь… — словно покорившись его воли, бессильно проговорила Сигюн. Локи ничего не ответил. Земля под их ногами мелко задребезжала, одновременно покрываясь мелкими, но очень быстро разрастающимися трещинами. Из расщелин вырвались древесные лозы, обхватывая покорившуюся валькирию за обе руки, обхватили талию и шею так крепко, что она не могла пошевелиться. Сигюн бесполезно сопротивлялась, шипела как дикая кошка, одаривая своего пленителен испепеляющим взглядом, которому не было до этого никакого дела. Тор видел, как руки трикстер вспыхнули изумрудным пламенем, после чего он потянулся к лицу Сигюн. Локи коснулся большими пальцами лба асиньи и принялся зачитывать заклинание. Сигюн не имела возможности что-то противопоставить богу лжи, чья воля после ритуала во много раз возросла. Очень скоро её тело обессилило, веки потяжелели и опустились. Валькирия погрузилась в магический сон. Когда Локи отнял обе руки, громовержец увидел две выжженные руны на любу дочери, но символы показались ему незнакомыми и странными. Когда всё закончилось, Локи обессиленно упал на колени рядом с пленницей. Его плечи мелко трясло, содрогаясь толи в тихом ликовании, толи от усталости. Тор так этого и не понял. В тот момент он ещё не задавался вопросом: куда исчезла их мать? В тот момент ему казалось — это наименьшей из их проблем. В тот момент — он искал взглядом меч с одним из камней бесконечности. В тот момент ему казалось, что только это и важно. Но только в тот момент…