Я помню, когда ты бродил свободно Я помню, когда мы бродили вместе Я помню нас до того, как наши пути разошлись Я помню кольцо, прежде чем оно сломалось… Wardruna — Gra
— Я не знал… — виновато прошелестел Локи. Тору было плевать. Бог грома бережно прижимал к своей груди бездыханное тело матери. Слова брата проходили сквозь него, будто невнятный шёпот ветра, которому никогда не придают значения. Он гладил мягкие волосы своей матери, безотчётно рассматривая спокойные черты лица, на котором застыла улыбка полного умиротворения. Царица Асгарда покинула этот мир без боли и сомнений. — Если бы я знал… — снова раздался голос Локи. «Ничего бы не изменилось», — подумал Тор, прижимаясь устами к макушке головы своей матери, вдыхая любимый аромат в последний раз. — Я бы не стал… — в сердцах прохрипел его брат. — Не стал… Тор знал, что эти слова предназначались сколько не ему, сколько для самого бога коварств. Он искал себе оправдание, замаливал прощения не у громовержца, а у самого себя. Злился и ненавидел себя так сильно, что был готов поверить в любую свою ложь, что он готов соткать. А если и потребуется, то найдёт другого виновника, на которого мог бы без сожаления переложить свою собственную вину. Сделает всё возможное, чтобы оградить себя от той боли, что способен причинить самому себе. Самая величайшая пытка для бога лжи — это его совесть. Это же его величайшее наказание. Но Тору было плевать и на это. — Скажи, что эта жертва была не напрасной?! — тихим ломким голос произнёс громовержец. Локи замолчал, стиснул челюсть и понурил голову, что только сильнее разозлило Тора. — Скажи, что наша мать погибла не зря! Скажи!.. — что есть силы прокричал бог грома. Небесные глаза его пылали от ненависти. Глядели на Локи с отчаянием и гневом, которое он не в силах был в себе побороть. Тор злился на брата, но прежде всего — на самого себя. Фригг умерла, думая, что любимый сын её ненавидит и призирает. Он потратил отведённые норнами время, гневаясь на собственную мать. Их последний разговор закончился ссорой. И он даже не сможет попросить прощения за своё вспыльчивое поведение, больше не скажет, что любит всем сердцем. Локи выпрямился и нашёл в себе силы ответить на прямой взгляд громовержца. Два изумруда горели непоколебимой решительностью и уверенностью. — Я клянусь, что всё было не зря. Прекрасная кожа их матери покрылась трещинами, медленно превращаясь в пыль. Она истлела прямо на его руках, забирая с собой ещё одну частичку его души.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
Голоса в голове не унимались. Он слышал шёпот. Постоянно и ежесекундно, почти не зная покоя. Локи казалось, что он сходит сума. Медленно и мучительно, мелкими шажками приближаясь к бездонной пропасти, туда, откуда нет возврата. Она была в его голове, нашёптывая странные песни, смыслы которых ему был непонятен, потому что не различал слов. Но так было первое время. Иногда было сложно на чём-либо сосредоточиться, отчего Локи постоянно был раздражён. Но хуже был гнев, что ни секунды его не покидал. Локи злился постоянно и порой по таким мелочам, которые обычно с лёгкостью игнорировал и не придавал никакого значения: его злили выхлопы мидгардских колесниц загрязняющие атмосферу; раздражал разбросанный по всюду мусор, которые люди бездумно бросали, собственноручно создавая вокруг себя свалки; бесили огромные бетонные небоскрёбы; угнетало отсутствие деревьев на оживлённых улицах городов и искусственные сады. Локи злило, что в башне Старка почти нет цветов, что никак не могло не удивить трикстера, которого никогда не волновали подобные мелочи как сады и зелень. Бог коварства ещё никогда не ощущал столько чувств и эмоций одновременно, хоть и понимал, что большинство из них не могут принадлежат ему. Соединив себя с духом природы, Локи объединился с ней на глубоком духовном уровне. Их эмоции усилились за счёт друг друга, смешались в единый неразрывный клубок. Гея испытывала боль по отношению к тому, что смертные сотворили с её телом и продолжали творить, а злость и гнев Локи усилил эти чувства. Их боль стала общей, единой, смешенной и оттого путанной. Но это и стало их ядом. Отравой, что медленно распространялась по венам, неизбежно меняя сущность каждого. Гнев бога лжи отравил дух земли. А страдания Геи отравили душу Локи. Цена оказалась непомерно высока для такого могущества. В один миг Локи для себя понял, что никогда бы не сумел её оплатить. Никаких сил для этого не хватит. Жертва — это лишь малая часть от всей платы. Дорога в один конец, — размышлял трикстер. Фригга… От одних лишь воспоминаний о его матери, Локи ощущал такую боль, которую не сумеет нанести ни одна существующая пытка. Сердце разрывалось на части, буквально причиняя нестерпимые страдания, перед которыми он был полностью беззащитен. Локи был готов заплатить жертву собственной кровью, но духу этого было недостаточно. Гея хотела забрать последнее, чем младший царевич дорожил. И это была именно та плата, которой он не был готов. Фригга знала, что Локи откажется от своей затеи сразу же, как только прознает обо всех деталях этой жестокой сделки. Великая сила — требовала великой дани. Такой, что не каждому дано уплатить. Несправедливый обмен. Эта утрата теперь навечно заклеймила трикстера, обрекла на вечные муки страданий, презрения и ненависти к самому себе. После всего случившегося, Локи уже не был так уверен в том, что должен ли спасать ту, кто этого так страстно не желает? В первые с минуты возвращения племянницы с царства мёртвых, Локи по-настоящему засомневался в необходимости своей миссии. Бог коварства чувствовал, что эта слепая любовь уничтожает его изнутри. Так напевали ему голоса… Локи слышал, как они поют ему песнь ненависти и призрения. Слушал, как со страстью яростно нашёптывают о несправедливости, которую испытала его мать по вине царевны. Они винили Сигюн в том несчастье, что заставило трикстера пойти на столько крайние меры. Голоса зазывали. Локи слушал и внимал, как требовательно те призывали его призвать виновницу к справедливости. И потому Локи мгновенно догадался, что Гея, искажённая его собственными страданиями и злобой, желает насытить свой голод чужой кровью. Древний дух желал кровавой жатвы. Она требовала справедливости, но далеко не для одного Локи. Гея не ощущала никакой разницы, поэтому любая несправедливость воспринималась ею как собственная. И жажда та была настолько сильной и соблазнительной, что попытка Локи завоевать Мидгард, показалось ему просто детской шалостью на фоне того, что желала устроить мстительный дух оскорблённой природы. Всемирный геноцид. Полное уничтожение. С приходом этого устрашающего понимания столь простой истины, Локи испытал отчаяние и ужас, потому что голоса были столь убедительны в своём непрерывном пении, что хотелось им послушно подастся. Тяжелее было сопротивляться, отгораживаться от воя в голове, подавлять свои наихудшие порывы. Это было стыдно признавать, но Локи с трудом справлялся с этим гнетущим состоянием внутри, когда он почти с трудом отличать собственные чувства от того, что чувствовал внутри него дух. Гея скорей стала паразитом, чем помощником и это только сильнее его угнетало. Трикстер снова где-то просчитался. Но у новоприобретённой силы были и свои преимущества, теперь Локи беспрепятственно перемещался по уродливой башне Старка. Не то, чтобы Мстители закрывали глаза на его наглость, просто теперь Локи было глубоко плевать на всякие запреты. Ни один замок не мог остановить бога коварств, как и заметно насторожившиеся Защитники Мидгарда. Недоверие их не угасло, а скорей возросло в разы, но зато теперь они действовали с куда большей осторожностью и лишний раз не раздражали. Такая перемена вполне устроила Локи, потому что голоса напевали ему уничтожить каждого в башни за нанесённое некогда унижение. И Локи не мог не отрицать того факта, что предложение казалось ему весьма привлекательным. Младший царевич недолюбливал каждого в башне Старк, и в глубине души желал им всем скорейшей кончины, а с усиленными чувствами духа земли, Локи предусмотрительно опасался того, что подастся соблазну. Бог коварства плохо себя контролировал, настолько, что не мог доверять даже самому себе. Локи спустился на нижние этажи лабораторий Старка, где хранили два камня бесконечности, а вместе с ними — асгардскую пленницу. Войдя внутрь, поймал на себе сразу несколько нервных взглядов, среди которых не было Тора. Старшего брата Локи сейчас особенно сторонился. Но не потому, что опасался его гнева после случившегося, а потому что опасался, что сам причинит ему боль. Сейчас, когда он плохо себя контролирует, громовержец первым попадал в зону риска. Голоса постоянно без умолку напевали ему о мести и справедливости, напоминая о всех тех страданиях, которые некогда пережил трикстер по вине брата. — Тебе сюда нельзя, — строго отозвался Старк, складывая руки на груди. Локи с раздражением проигнорировал замечание. — Где она? Тони Старк выглядел крайне напряжённым, что прекрасно читалось по его мрачному лицу. Ему не нравилось находиться рядом с богом коварств, как и не нравилось его присутствие в целом. Но Локи было на это плевать. Он и сам не хотел находиться в месте, где одержал постыдное поражение. Какое-то время они препарировали друг друга гневными взглядами, пока человек зверь не решил разорвать повисшее напряжение и тактично кашлянул в кулак, чем мгновенно привлёк к себе внимание трикстера. — Я отведу, — и зазывно махнув рукой, повёл Локи по лаборатории. Они прошли несколько непонятных для Локи секции, напичканных мидгардскими технологиями, назначение которых ему были непонятны, хоть и казались с виду интересными и даже немного знакомыми. Беннер подвёл его к какой-то камере с широким прозрачным стеклом, за которым Локи обнаружил спящую асинью. Он не помнил каким заклинанием пользовался в тот момент. Всё произошло слишком спонтанно и неожиданно, бог коварства даже допускал такую возможность, что в тот момент не он управлял своим телом. Выжженные руны были ему абсолютно незнакомыми, в Асгарде таких попросту не существовало. Брюс повёл какой-то карточкой по очередному замку и дверь с шелестом отошла в сторону, пропуская внутрь бога коварств. Сам же учёный поспешил удалиться, как если бы присутствие Локи отравляло ему жизнь. Лицо Сигюн было необычайно спокойно, полностью умиротворённым, как если бы она действительно спала, но Локи слишком хорошо ощущал могущественные чары. Он присел на корточки рядом с её лицом, всматриваясь в знакомые черты какое-то время, ненадолго возвращаясь в далёкое прошлое, когда всё было совершенно по-другому. Он помнил её беззаботно улыбающейся, доброй и смиренной девочкой, которая раньше и думать не могла о чем-то столь чудовищном. Локи помнил её ребёнком, всегда способной заставить его улыбнуться и смеяться. И с грустью осознавал, что от той прежней девочки ничего не осталось. Рука дрогнула, потянулась к лицу. Кончики пальцев ласково огладили щеку, очертили скулы, подбородок и робко застыв у самых губ, словно сомневаясь в правильности решения, прошлись подушечками пальцев по пухлым губам. Сигюн не шелохнулась, да и не могла. Она, скорее всего, этого даже не ощутила. Взгляд вновь приковался к двум рунам, но теперь Локи куда смелее коснулся холодного лба асиньи, изучая два странных символа. Его интересовало только одно: как долго продержатся чары. Когда Локи только нанёс руны, то те ярко пылали магическим огнём. Но сейчас, когда возвращение в Нью-Йорк у них отняло несколько дней, руны заметно побледнели. Магия увядали и, суда по всему, у них было не так уж и много времени на то, чтобы разобраться с камнями бесконечности и заодно дозваться до отмалчивающегося Хеймдалля. Страж Биврёста загадочно молчал и никак не отзывался, игнорируя даже ментальную связь. Локи почуял, что, что-то случилось, но не мог бросить брата и племянницу, чтобы добраться по тайным тропам до Асгарда и всё лично разузнать. Была у него такая паскудная догадка, что в царстве богов их поджидает засада. Быстрым шагом вернувшись обратно к двум учёным, Локи не без доли самодовольства заметил, как их лица перекосились от его появления. Теперь Локи по-настоящему опасались. Боялись. Это льстило богу коварств, но и подначивало голоса быть настойчивей в своих убеждениях убить каждого в этой комнате. Локи старался их не слушать, хоть это и становилось всё тяжелее с каждым днём. — Советую не прикасаться к камню если не хочешь, чтобы он с твоей помощью снёс пол Нью-Йорка, — ровно чеканит каждое слово трикстер, медленным ленивым шагом приближаться к двум учёным. Тони Старк резко отдёрнул руку в сторону, изобразив одновременно удивление и недоверие. — Камень силы… — тем временем продолжил Локи, становясь напротив учёного и изобретателя, обводя каждого строгим внимательным взглядом, — самый могущественный из камней бесконечности. Ни одно живое существо в галактики, — кроме древних Целестиалов или их потомков, коими вы не являетесь — не способно совладать с их мощью в чистом виде. Для этого существую защитные сосуды или предметы, в которые помещают камни. Схватив клинок за рукоять, Локи аккуратно коснулся ладонью другой руки острого лезвия, ощущая лёгкую вибрацию. Внезапное возбуждение накрыло его волной, отразившееся опасным изумрудным блеском в потемневших глазах. Картинки возможных побед, мигом заполонили взбудораженное сознание трикстера, услужливо обрисовывая возможности, которые ему бы открылись с одним из камней бесконечности: бесчисленное множество кровавых побед на поле брани; жесточайшие убийства всех его врагов, что когда-то осмелились или осмелятся пойти против его воли; пылающие в огне все девять миров, а, возможно, даже больше, ведь вселенная безгранична. Локи зажмурился, сжав ладонь на лезвии с достаточно силой, чтобы спорость тонкую кожу и обагрить меч его кровью. Сначала он не придал этому никакого значения, занятый тем, что вновь был вынужден отбиваться от настойчивого шёпота в его голове, а потом вдруг замер в неподдельном шоке. Сначала бог коварства испытал горечь, разочарование и только потом новый прилив боли, а после чувства Геи перемешались с его собственными, но исказив на свой извращённый лад. Теперь трикстера одолевал всепоглощающий гнев и ярость, отчего кровь мгновенно забила по вискам. Но разум не покинул его и в этот раз. Осознание пришло так же внезапно, как и все остальные чувства, блаженно отогнав ярость в сторону и уступая место логике. На Халагар были наложены особенные руны, не позволяющие клинку навредить своим родственникам. Но Локи не был её родным дядей, поэтому меч мог с лёгкостью его убить. Эта же мысль внезапно подкинула ему замечательную идею — снять заклинание. Тогда Сигюн больше не сможет призывать клинок, а заодно сможет навредить своему отцу. Зная это, царевна будет стараться избегать кровопролитных конфликтов. Конечно, если ей ещё есть дело до родственных связей. Но Локи был уверен, что будь ей и в самом деле плевать, то самолично сняла бы собственное заклинание. Игнорируя пристальные взгляды двух пар глаз, Локи не без магии заставил меч воспарить. На кончиках пальцах привычно собралась энергия, подсвечиваемая изумрудным свечением. Магия обволокла клинок, а после нескольких манипуляций кистями рук, Локи придал чужому заклинанию форму в виде знакомых ему рун. Древние символы приняли шарообразную форму со множеством ответвлений, создавая сложные и многослойные наложения друг на друга, скорей созданные с целью запутать и скрыть центр связующей магии. — Что это? — восхищённо прошептал человек зверь, поправляя свои очки на глазах. — Магия, — это был довольно очевидный ответ на глупый вопрос, что, судя по лицу смертного, его не удовлетворил, но Локи было глубоко наплевать. — Я думал, что ты только трепаться и умеешь, — со смешком прокомментировал Тони, протягивая руку к руне «Дагаз». — А оказывается, что ты у нас ещё и фокусник. Локи хотел было съязвить в своей привычной манере, но так и застыл с чуть приоткрытым ртом, с интересом наблюдая за тем, как человек из стали касается руны. Дагаз ярко вспыхнул, будто охваченный ненасытным пламенем, чтобы как феникс в нём сгореть. Локи с интересом хмыкнул, а Старк по-детски заулыбался, словно получил заветный подарок на один из Мидгардских празднеств. В карих глазах было столько детского восторга, сколько не было во время магического представления чернокнижника. Прошло около минуты, как руна Дагаз, что исчезла от прикосновения изобретателя, снова зажглась в золотом пламене. Цепь осталась нетронута. — Мне придётся здесь задержаться, — мрачно предупредил их Локи, полностью увлечённого загадкой рун. — Нужно снять заклинание, которое моя ученица усовершенствовала за несколько столетий. — Локи, ваши руны, это ведь ещё и письменность, верно? — обратился к нему Брюс, издалека разглядывая рунный шар в центре лаборатории. Изучающе щурясь и сложив руки на груди, учёный медленно ходил по кругу, порой будучи настолько увлечённым наблюдениями, что не замечал и задевал собой рабочие столы, отчего лабораторная утварь подрагивала и звякала. — По большей части, но с множеством изменениями для более упрощённого применения, — вопрос учёного вызвал в трикстере ответный интерес. — Простое население пользуется именно упрощённым письмом, потому что в чистом виде руны — если их правильно сложить и использовать — для опытного мага являются источником магии. — Я немного изучал ваши руны, когда впервые повстречал Тор. Разыгрался интерес… — признался Брюс, но услышал в ответ саркастичный смешок. — Руны нужно понимать и чувствовать, — пояснил Локи. — А без магии внутри своего тела, тебе никогда не понять их глубокого значения. — О, опять будешь загонять нам речь о том, какие мы ничтожные? — саркастично фыркнул железный человек, скорчив лукаво-испуганное лицо. — Брось, олень. Придумай уже что-то новое. Твоя старая шарманка уже никого не впечатляет. — Послушай, — резко и с волнующим интересом вставил Беннер прежде, чем Локи успел ответил колкостью на слова Старка. — А что, если из этих рун нужно составить правильное уравнение, как в высшей математике. Только вместо математических уравнений, кодовое слово из рун? Присмотрись, возможно, задачка не так уж и сложна. Локи задумался, глядя в лицо учёного в чьих глазах пылал живой интерес. Он отошёл в сторону, выходя за границу рунного шара, чтобы иметь возможность лучше разглядеть все ответвления, многие из которых были составлены для того, чтобы отвлечь и запутать. Теперь видя всю картину целиком, догадка человека зверя показалась ему вполне логичной и интересной. — Любопытно… это как в загадках, когда ответ сокрыт в самих словах. — Совсем неплохо для простых «смертных», правда, олень? — самодовольно прокомментировал хозяин башни. Локи в ответ только тяжело вобрал через ноздри воздух и закатил глаза. Голоса как раз вовремя принялись нашёптывать новые увлекательные способы расправы над языкастым человечишкой, уговаривая в целесообразности данного поступка. Локи страсть как желал к ним прислушаться, но в который раз предпочёл согласится голосом собственного разума, твердившего о возможной полезности этого назойливого индивида в будущем. Заклинание хоть и было не сложное в своей простоте, но отняло на его снятие более суток. Локи корпел над множеством ответвлений, составляя целые предложения из книги тайн, послужившие Сигюн кодовыми словами. Но основная сложность состояла в том, что многие рунные связки восстанавливались, когда Локи где-то ошибался. Пришлось много записывать и использовать не одну стопку листов, чтобы запомнить все ключевые фразы и их поочередности. Он был измотан, физически уставший, но сумел добиться своей цели. Чары пали и теперь клинок вновь стал самым обычным, способным ранить даже громовержца. Для Сигюн это должно стать неожиданным открытием. В свои покои трикстер вернулся под вечер, утомлённый до полусознательного состояния, готовый в любую секунду погрузиться в живительный сон. Но его усталость, как оказалось, была вызвана не только недостатком сна. Стоя напротив зеркала в персональной ванной, хватаясь дрожащими руками за раковину, Локи наблюдал как через нос стекают ручьи крови. В глазах неумолимо темнело, и, казалось, он вот-вот провалиться в беспамятство, но до последнего упорствовал своей слабости. В голове шумело, но уже не от чужеродных голосов, сердце ускорило свой ритм. Всё внутри бурлило и кипело, становилось жарко и Локи сорвал с себя верхнюю одержу, чтобы узреть то, что повергнет его в шок. На груди, там, где билось его сердце, виднелись неестественно чёрные вены. Это был знак. Тело слабеет… Локи попытался остановить кровь, что вышло не с первой попытки. Принял ледяной душ, чтобы сбить температуру тела и отправился в постель. Впервые голоса молчали, будто и сами всё понимая, а, возможно, так оно и было. Его тело начинает слабеть, медленно разрушаться, как и предупреждала его мать. Такая магия не может иметь владельца, она безвластна, самостоятельная и разрушительная в своей первобытности. Теперь время отсчитывало дни, а не недели, которые ему остались для того, чтобы решить проблему племянницы и вернуть духа в истоки своей стихии. А иначе… Локи долго не протянет. Как бы это не было удивительно, но с этой мыслью он уснул. Или же сказывалась его усталость. В любом случае, Локи был рад наконец хоть ненадолго, но забыться в небытие.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
Невероятная лёгкость сквозила во всём теле, хотя, как ему казалось, совсем недавно бог обмана с огромным трудом переставлял собственные ноги, пытаясь добраться до своей холодной постели. Мысли были чисты и свободны от тяжких дум, казалось, ничего и никогда его не волновало, словно Локи вновь вернулся в далёкие дни минувшие, такие беззаботные, обыденные и порой немного однообразные. Запах цитруса, мяты и шафрана приятно обволакивали комнату, наполняя лёгкие столь любимыми ароматами далёкого прошлого. Да, Локи все они были знакомы, потому что так всегда пахло в его покоях в Асгарде. Асгард… — удивлённо проносится в его голове с нотками ностальгией и удовольствия. Локи распахивает глаза, чтобы вновь очутиться в столь до боли знакомой обстановке: изумрудные палаты младшего царевича. Так нарекли дворцовые слуги целое крыло, что было отведено под все личные нужды Локи, что не ограничивалось одной лишь спальней и гостевой. Личные палаты были своего рода маленьким дворцом внутри большого, впрочем, Тор имел почти такие же, но во много раз проще, ибо не посещал и половины всех комнат. Чего не скажешь о Локи, который в своё время насчитал двадцать семь комнат, и умудрился каждую приспособить под личные нужды. Распахнув глаза, Локи тут же сел в постели, чтобы убедиться в том, что он действительно каким-то невиданным ему образом очутился в родном мире. Смешанные чувства одолевали младшего царевича: мысли панически разбежались во все стороны; осторожность — тихо затаилась; радость — бурно ликовала; недоверие — придирчиво оглядывалось по сторонам; предчувствие — справедливо ощутило скрытый подвох. Магия… — догадался Локи, отчасти даже ощутив облегчение. Всё нутро услужливо подсказывало, что столь внезапное перемещение не обошлось без колдовства, которое было знакомое ему не понаслышке, ибо и сам порой к нему прибегал. Чары помогали сновидцам попадать в чужой разум через сны, таким способом беспрепятственно путешествуя по воспоминаниям спящего. Альвы особенно любили столь искусный способ добычи информации, умудрившись научиться менять воспоминания и перестраивать чужой разум под их нужды. Но у чар была слабость: если спящий каким-то образом узнавал про проникновения сновидца в его сны, то мог с лёгкостью того прогнать. Тонкое искусство, но и довольно непростое в обучении. Локи неспешно покинул сою постель, вполне реально ощущая босыми ступнями прохладу пола, как и лёгкий ласковый ветерок проникающий в комнату через широко распахнутое окно. Выглянул наружу, ловя на своём теле тёплые лучи Соль, чуть слепившие глаза от слишком яркого света. Асгард был прекрасен. Всегда был прекрасен. Великолепным и величественным в своём золотом облачении, украшающим царство воинственного мира, главенствующего над всеми остальными на ветви мирового древа. Это величие не могло не пьянить, восхищать, завораживать. Желать… Да, Локи всегда его желал, хоть и долгое время себе в этом не признавал, почти смирившись со своей участью младшего наследника. Но, к частью или нет, так и не смирился. Ему ничего не стояло облачиться в свои привычные одежды, даже не прибегая к излюбленной магии, пользуясь исключительно возможностями собственного сознания. Локи не стал более задерживаться в своих покоях и отправился прочь из палат на поиски того, кто решил поиграть с ним в игры разумов. Смело, но опрометчиво. Странным образом Локи предпочёл отдаться воли интуиции, чтобы та привела его к сновидцу. Он прошёл множество пролётов, поднимаясь по лестницам и минуя величественные залы и коридоры. Локи догадался куда вели его собственные ноги. Знал эту дорогу слишком хорошо, как и двери, перед которыми очутился спустя время. Догадка пришла к нему даже раньше, чем трикстер успел её как следует посмаковать и обдумать. Коснувшись ручки деверей, Локи неспешно, словно сомневающийся мальчишка, отварил позолоченные двери, чтобы робкими шажками очутиться в знакомых персиковых покоях. Покои младшей царевны никогда не менялись, даже после её мнимой смерти. Царица Фригг не позволяла слугам бывать тут слишком часто, чтобы те во время уборок не вносили никаких изменений. Это была слабость его матери, которая словно бы ожидала, что однажды её внучка вновь переступит порог своих покоев. Как знать, может, царица и впрямь этого ждала, ведь, как и великие норны была способна видеть многое, да только не могла об этом говорить. Локи не смело вошёл в глубь спальни, чтобы отыскать их хозяйку на балконе. Сигюн стояла к нему спиной, упираясь руками о балконную перегородку, разглядывая любимые виды на горы и их массивы. Локи позволил себе немного понаблюдать, окунаясь с головой в многочисленные воспоминания, когда между ними не существовало тех преград, а неведенье было блаженным и не несло душевных терзаний. Когда-то он мог по долгу задерживаться в персиковых покоях, тратя их общее время на обучение магией или долгие разговоры. Сигюн неторопливо обернулась к нему лицом, растягивая губы в призывной непринуждённой улыбке, озорно сверкая сапфировыми глазами. Локи замер, откровенно изучая точенную фигуру асиньи в белом облегающем платье с глубоким декольте на груди, высоким воротником и с длинным разрезом на бедре, выглядывающей оттуда стройной ножкой. Смело и возбуждающе. Сигюн не любила излишне откровенные платья, потому что была для них слишком скромна и невинна. Сейчас Локи не мог назвать её ни тем не другим. Царевна повзрослела и заметно осмелела. Локи мог бы сказать, что перед ним стояла самозванка или плод его воображения, далёкое воспоминание или же образ его потаённых мечтаний. Но бог коварства осознавал, что это вовсе не образ из далёкого воспоминая, потому что слишком хорошо ощущал её влияние на собственный разум. Сигюн была реальна настолько, насколько ей позволяли сны бога коварства. — Не припоминаю, чтобы я обучал тебя магии сновидцев, — резонно замечает Локи, улыбнувшись в ответ. Сигюн птичкой склоняет голову к плечу, демонстрируя длинную тонкую шейку, изобразив на лице откровенное удивление. — Так и есть… — спокойно отвечает она, а потом неуверенно добавляет, словно и сама была не до конца уверена в своих словах. — Ты сам захотел меня здесь видеть. Свет Соль мягко стелился на алебастровой коже царевны, освещая и подчёркивая притягательные изгибы шеи и груди. Локи был в замешательстве и не понимал своих чувств, когда глядел на асинью с голодным взглядом, ощущая одновременно дикую жажду и необходимость притянуть и коснуться. И в тоже время трикстера не отпускало чувство отвращения к самому себе, стыд к тем мыслям, что вторгались в его голову, будто пожар в знойную засуху в поле высушенной травы. Локи влекло к Сигюн и в одновременно отталкивало. И это более всего невыносимей. Локи не понимал, чего на самом деле хотел. — Моё заклинание слабеет… — Локи делает шаг к балкону. — Видимо, это и спровоцировало нашу встречу в моём сне, ведь именно я наложил на тебя чары. Магия связала нас ментально. Сигюн неоднозначно повела плечами, мимолётно оглядевшись по сторонам, как если бы его близкое присутствие по-прежнему доставляло ей неудобство. Неловкость читалось в движениях несмотря на то, что царевна пыталась казаться уверенной и дерзкой. Всего на миг Локи показалось, будто он смотрит в своё отражение. Он снова сделал шаг вперёд, куда более смелый и наглый. Взгляд изумрудных глаз жадно впился в мягкие черты лица, изучая и возрождая в памяти далёкий образ племянницы, который теперь мало походил на теперешнюю Сигюн. Локи не без ностальгии отметил изменения, но далеко не внешние, как может показаться на первый взгляд. Изменения эти были внутренние. Те, что с первого взгляда и не разглядеть, если никогда не всматриваться. Но одно точно оставалось неизменным — это её чувства. — Почему я здесь, Локи? — спрашивает его Сигюн, встречаясь с любопытствующим изумрудом. Робости во взгляде больше нет, только уверенность и твёрдость. Вопрос заставляет трикстера задуматься, замереть всего в шаге от Сигюн, так и не преодолев оставшееся расстояние, что так и продолжало их разделять уже многие столетия. Локи неимоверно желал его сократить, наконец преодолеть эту пропасть, что когда-то по его собственной неосторожности пролегла между ними тяжёлой вуалью стыда и обречённости, страданий и боли. — Заклятие слабеет… Хотел было вновь повториться трикстер, но Сигюн нетерпеливо перебила: — Нет! Царевна оттолкнулась, выпрямилась, стала перед ними прямо, гордо и уверенно расправляя плечи, чуть поддёрнув подбородок вверх. Сама преодолела этот опасный шаг. Теперь Локи смотрела прямо в её лицо, видя перед собой лишь сапфировые глаза, ощущая такой реальный запах её тела, чувствуя на своих губах её судорожное дыхание. Глаза против воли так и норовили опуститься к губам асиньи, подрагивающим от волнения его близости. Теперь их разделял не шаг, а всего несколько напряжённых сантиметров. Это было безумно волнующе, опасно и возбуждающе одновременно. — Что ты чувствуешь? — прошептала она прямо в его губы. Девичьи ладошки мягко легли на его грудь, обжигая и будоража сознание, что и так висело на грани самоконтроля. Всё тело напряглось, буквально пылая в собственной агонии от переизбытка всяческих чувств, которых было слишком много. Настолько много, что Локи утопал в этом океане. Всегда сдержанный, бог коварства понятия не имел как с этим справляться. Ему всегда было проще выплёскивать свой гнев, искать ему выход самыми разнообразными способами, но такие чувства были ему чужды и непонятны. Локи даже не знал, как их назвать. Ему казалось, что у этого попросту не существует правильного имени, как и точного описания этого многосложного спектра ощущений. — Я… не знаю… — это был крайне честный ответ, потому что Локи действительно не понимал того, что чувствует. Сигюн на это лишь улыбнулась. — Тогда поцелуй меня. Локи замер. Слишком очевидное удивление отразилось на его лице, которое он не в силах был скрыть от смеющихся над ним глаз. Маленькие ладошки лениво заскользили вверх, вызывая приятную волну мурашек, что быстро пробежались по всему телу неумолимой волной. Ласково огладили его напряжённые плечи, коснулись кончиками пальцев сперва шеи, а после, аккуратно очертили острые скулы лица. Это было безумно приятно. Трикстер как малое дитя тянулось к этой ласке, прижимаясь щекой к тёплой ладошки. — Поцелуй, — тихо повторила Сигюн, призывно выдыхая свою просьбу прямо ему в губы. И он поддался этой просьбе. Он коснулся её губ неторопливо медленно, пробуя, изучая, свыкаясь с новыми противоречивыми ощущениями и подавляя собственную совесть. Локи старался не думать, полностью погружаясь с головой в новый спектр чувств, острых и предвкушающих, возбуждающих и нежных. Сигюн ответила сразу, даже нисколько не засомневавшись. Девичьи ладошки медленно исследовали его тело, обняли за шею, чтобы теснее прижаться к его груди, углубить неторопливый поцелуй. Стон сорвался с её губ. Локи ощущал, как асинья дрожит в его руках. Это подстёгивало. Это возбуждало. Опьяняло, как добротное вино. Мысли расплывались во все стороны, исчезали, а вместе с ними пропадал и трикстер. Руки собственнически обхватили талию царевны, теснее прижали к своему телу, чувствуя, как волнующе вздымается её грудь. Поцелуй углубился. Стал требовательней. Страстней. Прикосновения становились грубее. От прежней нежности не осталось и следа, только ненасытная страсть и дикий голод. Ножка Сигюн оказался на его бедре, которую Локи тут же инстинктивно обхватил рукой, впиваясь пальцами в алебастровую кожу как хищник. Голодный рык сорвался с его губ. Губы принялись жадно прокладывать невидимые дорожки на тонкой шейке и ключицах. Откинув голову назад, Сигюн смиренно принимала каждую его ласку, позволяя исследовать каждую открытую часть её тела. И хоть всё это было лишь сном, хотелось с полна насладиться хотя бы этими крупицами того, что у них могло быть по-настоящему, а не эфемерными чувствами, которые так и останутся лишь сном. Тонкие губы трикстера снова отыскали уста Сигюн, впились с изголодавшимся стоном-рыком, безжалостно отбирая крупицы воздуха, заставляя глубоко вдыхать каждый раз, когда он отвлекался на другие участи её тела. В один из таких моментов Сигюн снова его спросила: — Что ты чувствуешь? Локи прервал свою сладостную пытку. Его грудь тяжело вздымалась. В глазах застыла животная страсть и голод, перемешанный с удивлением и непониманием. Одна рука так и продолжала приживать её ногу обнявшую его бедро, другая крепко сжимать талию, как если бы упреждая попытку девушки сбежать. Страсть затмила рассудок бога коварств, смысл вопроса Сигюн не сразу дошёл до его помутнённого разума. Потребовалось несколько минут, чтобы Локи смог выровнять дыхание, собраться с мыслями и ответить. Он несколько раз проморгал, прогоняя этим возбуждение, возвращая относительную ясность ума. Выпустил из своей цепкой хватки ножку царевны, но не из своих рук, продолжая всё так же обнимать за хрупкую талию. Локи почти что обречённо вздохнул и столкнул их лбами. Мысли всё никак не желали складываться в слова, ведь это означало признания того факта, который долгие годы так пугал. Заставлял отталкивать ту единственную, кто всегда была ему дорога более всего на свете. Это была слепая нужда. Такая же сильная и необходимая, как каждый глоток воздуха. Ладони его обхватили лицо Сигюн. — Прости меня… — прошептал он одними губами, зажмурившись как перепуганный мальчишка. — Локи… — Прости, что причинил столько боли. Сигюн попыталась замотать головой в протестующем жесте, но его руки не позволили. — В этом нет твоей вины. Мы все оказались обманутыми, — с улыбкой призналась Сигюн. — Ты не виноват, что тебе всю жизнь лгали. Как и не виноват, что поступал так, как считал правильным. Долгое время я действительно злилась, но со временем смогла смириться, — Локи наконец посмотрел ей в глаза. — Хоть так и не перестала любить. Сигюн снова потянулась к его губам, но на этот раз не став углублять поцелуй. Локи ответил, теперь уже смело и не раздумывая. — Так, что ты чувствуешь? — теперь уже с ухмылкой повторила свой вопрос асинья. Локи улыбнулся, выпрямился и расправил плечи. В глазах его привычно плясали озорные огоньки, готовящие очередную шалость. Сигюн на это лишь улыбнулась в ответ и коснулась ладонью его щеки. — Я отвечу на твой вопрос, только если ты ответишь на мой, — хитро прошелестел трикстер, игриво, словно подначивая, прошёлся ладонью вдоль спины девушки, медленно и елейно опускаясь всё ниже и ниже, аккуратно проникая кончиками пальцев под разрез платья. Сигюн напряглась, но не из-за нагло блуждающих рук. Взгляд заметно похолодел, стал настороженным, губы сжались в недовольной гримасе. Не такого она ожидала, но и Локи не мог не воспользоваться столь удачным моментом в своих корыстных целях. Сигюн сама пожелала выбраться из его рук, а Локи послушно отпустил, неотрывно и с интересом наблюдая за резкими переменами. От былой страсти не осталось и следа, только холодный расчёт. — Вечно ты всё усложняешь, — она была раздражена, нисколько этого не скрывая. — Зачем тебе камни бесконечности? Локи сменил обстановку, осознанно и намеренно: теперь они находились не в персиковой спальне, а в тронном зале Всеотца. Платье царевны сменилось боевыми доспехами, чтобы оно более не отвлекало Локи своими видами, что так и норовили вновь приковать его взгляд. Он должен был быть максимально сосредоточен. Сигюн в ответ только саркастично фыркнула и криво усмехнулась, когда заметила все очевидные изменения. — А какой ответ тебя удовлетворит? — вопросом на вопрос ответила она. — Честный, — без промедлений отчеканил Локи. — О, это будет не просто. Забыл? Я училась у бога обмана. Лучшего из лучших. Локи сделался серьёзным. Строго шагнул вперёд, ловя на себе раздражённый взгляд и неприступную стену, что вновь выстроилась между ними. — Я хочу тебе помочь. — Так я тоже этого хочу! — вскрикнула Сигюн в ответ так, что её голос ещё долгим эхом отзывался в пустынном зале Валаскьяльва. Повисла тишина, в которой перебранка их продолжалась под видом уничтожающих взглядов, яростно направленных друг на друга. Локи гневно сжал губы и кулаки, чувствуя, как вскипевшая кровь ударяет по вискам. Даже не верилось, что они всё ещё находятся в его сне. Всё было слишком реальным. Настоящим. — Ты злишься, — уже спокойней констатировал трикстер, возвращая себе самообладание. — Почему? Но Сигюн всё ещё пылала от негодования. — Я злюсь, потому что единственная, кто пытается исправить твои ошибки! Ты хоть понимаешь, какой угрозе подверг не только самого себя, но и всё Девятимирье? Сигюн внезапно оторопела, округлила свои глаза от осознания того, что сказала лишнего. С губ сорвалось слишком многое, чтобы бог обмана мог зацепиться за эти слова и отыскать в них ответы на все свои вопросы. Царевна гневно заскрежетала зубами, отчего напряглись скулы, а лицо стало жёстче. Локи же не мог ни схватиться за эту чудесную соломинку из гнева и злости, которую против воли вызвал в своей племяннице. Мысли мигом оживились, забегали по сторонам складывая сложный пазл, но пока что без достающих всех необходимых кусочков, которые бы позволили разглядеть картину целиком. — Мои ошибки? — Локи пытливо прищурился, поступью хищника ступая на пятки асиньи, что инстинктивно пятилась от него назад. — О чём ты говоришь, позволь узнать. Сигюн горько усмехнулась. — Если бы не твоё задетое самолюбие, я бы ещё тысячу лет не возвращалась в Асгард. Поверь мне, Локи. Здесь меня ничего не держит. Её слова задевают Локи. Хоть он этого не показал ни единым мускулом на своём расслабленном лице. «Но у меня есть подозрения, что собирает она их не для себя» — слова Хеймдалля гулким эхом отозвались в его голове. Картинка сложилась воедино внезапно, но радости от этого трикстер не испытал. Только горечь. — Ты служишь ему… — слова, полные потрясения, сорвались с его губ тихо, как если бы их подслушивали. Лицо царевны мигом похолодело, когда неизбежно осознала, что больше ей таить нечего. Локи сложил свой пазл. К огромному разочарования Сигюн, карты были раскрыты. Теперь не имеет смысла отнекиваться, лгать и привирать, Локи почует враньё так же чутко, как охотничий пёс чует выслеживаемую им добычу. — Служу? — не без доли удивления переспросила она, вопросительно выгибая бровь дугой. — Нет, Локи. Я больше никому не служу. Даже Асгардскому трону, — гордая улыбка растянулась на её лице, после чего Сигюн добавила: — Но зато превосходно заключаю сделки. Научилась за столетия. Локи потерял всякий дар речи. Попросту не знал, что на то ответить или сказать. Ему потребовалось время. Непозволительно и необычайно много времени. Теперь он уже не был уверен в том, что сумеет образумить племянницу. Этого не изменят даже его чувства. А уж если верить словам Сигюн, то ради него и было затеяно это безумство. И от этого становилось вдвойне тяжело. Он снова стал виновником её последующего падения в бездну. — Ты лишь повторяешь мои ошибки, Сигюн, — голос его необычайно ломкий и низкий. Сигюн саркастично хмыкнула, приблизилась к Локи так, что их глаза так или иначе были вынуждены смотреть лишь друг на друга. — На твоих ошибках я учусь, — стало ему ответом. Ладонь вновь опалила его грудь своим прикосновением так, что бог обмана непроизвольно накрыл её своей. — Ты затеял войну, в которой проиграл, Локи. Так и не добыв Тессеракт, а вместе с ним потеряв камень разума, что был вверен тебе для успешного завоевания. Оба камня бесконечности были в твоих руках, но твоя спешка, самоуверенность и дурной характер обошлись тебе боком, — Сигюн замолчала, задумчиво наблюдая за их руками, как трикстер при этом мягко водит подушечкой большого пальца вдоль костяшек её пальцев. — Но Он не забывает тех, кто его разочаровывает, Локи. Проиграв войну — ты подписал смертны приговор не только себе, но и девяти мирам. И этого я допустить не могу. — Собрав все камни воедино, ты только приблизишь их кончину. Сигюн устало вздохнула и вновь отошла от него. Стена никуда не ушла, ревностно защищая свои границы. — Поэтому я заключила сделку: все шесть камней в обмен на твою жизнь и безопасность девяти миров. — А что потом? — со злостью поинтересовался Локи. — С чистой совестью завершишь свою «спасительную миссию», а потом снова уйдёшь? — А почему бы и нет? — саркастично фыркнула асинья, раздражённо всплеснув руками. — В Асгард я более не вернусь. И даже думать забудь, что тебе или моему отцу удастся меня отговорить и вернуться домой. Всё решено. — Я не позволю этому случиться, — с яростью в тоне заявил Локи, ткнув в неё указательным пальцем. Мир пошатнулся. Буквально. Стены и потолок дворца задребезжали как во время сильного землетрясения, заставив Сигюн и Локи пошатнутся. Стоял низкий гул. Посыпалась потолочная крошка из камней и пыли. Они с трудом сохранили равновесии, неуверенно покачиваясь из стороны в сторону. Землетрясение завершилось так же неожиданно, как и началось, обескуражив своей внезапностью. Локи не был к этому готов. Сигюн вновь усмехнулась, складывая руки на груди. — Похоже, произошло что-то очень серьёзное, раз тебя решили разбудить столь грубо. Локи не понравилось то, с каким взглядом она на него в тот момент смотрела, как и не понравилась эта загадочная и многообещающая улыбка. Он заставил её исчезнуть, просто раздражённо махнув рукой. Прогнал из своего разума как нечто надоедливое и раздражающее. А после, когда тряска возобновилась, Локи очнулся.ᛟ᛫ᛟ᛫ᛟ
В лаборатории стоял полумрак, освещаемый лишь редким светом от экранов компьютерных мониторов, продолжающих проводить анализы полученных данных с лаборатории Гидры. Беннера волновали эксперименты, проводимые на людях: результаты тестов и их неизбежные неудачи; провалы внедрения синергии камня разума; успехи, если таковы были, а ещё очень огромный свод всевозможных данных в генной инженерии. Это был личный интерес. Брюсу было интересно, как эти опыты смогут помочь ему с его альтер-эго. Несмотря на полезность Халка в делах Мстителей, Брюс не мог всю жизнь прожить с монстром внутри себя. Как и Мстители не могут просуществовать вечно — у всего есть начало, у всего есть конец. Но больше всего он боялся, что однажды большой и злой парень победит, уничтожит его личность, не оставит от неё и следа. Хотелось избавиться от страха, что въелся в голову после своего страшного открытия и величайшего провала. Хотелось вновь почувствовать себя свободным от постоянного гнева, который порой становилось невозможно подавлять. Хотелось нормальной жизни без оглядки и страха снова сорваться, дать волю зверю. Взгляд невольно мазнул по скипетру Локи, очертил мигающий синим в полумраке камень, внутри которого прятался один из камней бесконечности. Хотелось верить, что это его лекарство, спасение от зелёной кожи. Конечно, если хватит времени на то, чтобы всё изучить и провести несколько собственных анализов и тестов. Брюс прекрасно понимал, что когда асгардские друзья решат свои проблемы, то ожидаемо не оставят оба камня бесконечности на Земле. Этому синему шарику хватает и своих бед, чтобы страдать ещё и от инопланетных игрушек безжалостной вселенной. В глазах кололо от долгого сидения перед монитором, спина напряжена и стонала от боли, шею ожидаемо свело, а сон никак не хотел отступать. Брюс зевнул в кулак, снял свои очки и потёр кончиками пальцев глаза. Это всегда помогало, но всего на каких-то пять-десять минут. Потом перед глазами снова начинало всё плыть, тексты с экранов мониторов становиться всё более неразборчивыми, а цифры не желали складываться в нужные алгоритмы. Мозг отключался, но Брюс не хотел отступать. Позади раздались шаги, но это не взволновало учёного. Даже стук каблуков. Слишком уж он был уставшим. — Похоже, не только одному мне не спиться, — весело отозвался Беннер, поворачиваясь к компьютерам спиной. Тут он обескураженно и замер. Сначала, Брюсу подумалось, что ему мерещится, но снова протерев глаза, понял, что высокая элегантная девушка с прекрасными формами, вовсе не его плод разыгравшегося воображения. Длинные белокурые волосы были задраны в высокую строгую причёску, зелёные глаза смотрели на него озорно, мягкая улыбка с алыми устами, а лицо до того идеальное, что невозможно было оторвать взгляд. Брюс за всю жизнь видел только трёх по-настоящему идеальных по красоте людей, которые, собственно, людьми не являлись. Богами? В каком-то земном смысле этого слова. Поэтому учёному не составило труда сложить простейшее уравнение. — Глупо сюда приходить одной, — мягко заверил он, устало поднимаясь на ноги, которые свело от долгого сидения. Незнакомка улыбнулась ему так, как улыбаются чему-то очень милому и наивному. — Это ты победил Локи один на один? — голос, как оказалось, у девушки тоже был самым прекрасным звуком на свете, словно пение свирели, но с нотками некой властности и могущества. Брюс немного замешкался, глупо улыбнулся. — А ты расстроенная жена, что пришла наказать обидчика? Девушка состроила недовольную рожицу, при этом совершенно не потеряв своей обаятельности. — Бывшая любовница. Но, хотелось отдельно поблагодарить того, кто сбил спесь с этого ублюдка, — призналась она, грациозной поступью приближаясь к нему ближе. Брюс не дрогнул, но предостерегающе выставил руку вперёд. — Рад услужить, но лучше тебе не двигаться. Но слова его не поубавили пыл асиньи. — Не волнуйся, я буду очень нежной… И прежде чем Брюс успел понять смыслы сказанного, незнакомка в один миг преодолела оставшееся между ними расстояние, а потом впилась в его губы в страстном поцелуе. Удивление и шок отразились в глазах. Такого он нисколько не ожидал. Нападения? Однозначно. Но предчувствие подсказывало учёному, что за этим действом скрывалось нечто иное. Поэтому Брюс попытался оттолкнуть девушку, но та оказалась сильнее, чем он мог предположить, а большой и злой парень как на зло не хотел себя показывать. Предчувствие его не подвело, что-то стало меняться. Быстро и неукоснительно. Мысли стали путаться и ему всё меньше хотелось сопротивляться, скорее даже наоборот, поддаться и подчиниться. Это желание росло с каждой секундой, отнимая его разум и мысли, подавляя его волю и стремление оттолкнуть чужачку. И Брюс подчинился. Амора подчинила его своей воли. Теперь, зелёный зверь был у неё на поводу. Чаровница отстранилась и довольно хихикнула своей проказе. Брюс продолжал стоять на месте, как безвольная кукла, на лице которой застыла блаженная улыбка и восторг в глазах. Человек зверь был полностью очарован, наблюдая за Аморой своим влюблённым взглядом, разве что не пуская слюни. Очаровать смертного оказалось гораздо проще, чем её предупреждала царевна. Амора даже ощутила слабый укол разочарования. Но у неё совсем не было времени любоваться проделанной работой, Чаровнице ещё предстояло забрать камни бесконечности и освободить Сигюн. Более не тратя времени, Амора достала из карманного измерения камень пространства и тут же с его помощью открыла червоточину. Первым оттуда явился её верный палач и защитник, а следом за ним ступил бог мщения. Внимательно оглянувшись по сторонам, Видар безразлично отметил присутствие смертного, что так и таращился на Амору влюблённым взглядом. Ас недовольно поморщился, но ничего на это не сказал, только коротко поинтересовавшись: — Ты нашла её? — Мой новый друг мне с этим поможет, — отрапортовала Амора, игриво потрепав учёного за щёку. — А камни? — Они здесь, — спрятав обратно в карманное измерение камень бесконечности, Амора изучающе оглянулась по сторонам. — Скёрдж, займись людишками, а ты, — тонкий пальчик указал на Видара, — отвлеки наших царевичей. В первую очередь займись Локи. Может он и поглотил силы Геи, но такая магия отнимает гораздо больше сил, чем может её дать. Очень скоро его тело начнёт разваливаться, поэтому потрепай его как следует. Воины не сказали и слова против, послушно согласившись с планом Аморы, чем заслужили её довольный смешок. Асы направились прочь, а Амора снова вернулась к своей новой игрушке. — Покажи где вы прячете камни бесконечности, — ласково и с придыханием промурлыкала асинья, игриво повиснув на шее Беннера. — Конечно, конечно, идём за мной, — не переставая глупо улыбаться, Брюс активно закивал головой, бросившись выполнять просьбу. Долго искать не пришлось. Камни оказались рядом, но из-за странного освещения и полумрака, Амора не сразу обратила внимание на два светящихся камушка. Скипетр Локи она прихватила первым, упрятав в карманном измерении следом за тессерактом. А когда рука потянулась схватить меч, Амору неожиданно отшвырнула прочь невидимая сила. Поднялась тревога. По крайне мере, так Чаровница истолковала поднявшийся жуткий гул. — Ах ты засранец, — не без доли восхищения воскликнула Амора, пока с шипением поднимала на ноги. Беннер надоедливой мухой копошился рядом, от которого она с раздражением отмахнулась. — Всегда был предусмотрителен. Вот только ты вряд ли учёл, что я стану помогать твоей любимице. Амора хищно осклабилась, вытянула руки и сосредоточилась на колдовстве, когда ощутила очередной удар, но уже гораздо слабее, что пришёл ей прямо в спину, а следом донеслось нечто механическое: — Включаю сканирование. Объект: Неизвестен. Угроза: Высокая. Активирую режим: Вынос мусора. Амора раздражённо зарычала и выбросила заклинание прежде, чем странный робот снова выстрелил в неё из своих ладоней. Магия припечатала железяку к стене, а после, медленно сжимая руку в кулак, Чаровница смяла электронную голову робота и тот обмяк. Груда железа посыпалась отдельными запчастями на пол. — Теперь это ты у нас мусор, — самодовольно фыркнула она, вновь возвращаясь к клинку. Жестом руки Амора заставила меч воспарить, а в следующий миг упрятала всё в том же измерении последний камень бесконечности. Она развернулась лицом к человеку и уже более серьёзно заговорила: — А теперь веди меня к Сигюн, — от прежней весёлости в тоне не осталось и следа. Учёный послушно вёл её по лаборатории, которая казалась Чаровнице непонятной и странной. В скором времени до неё стали доходить отголоски сражения, что началось на верхних этажах башни. Сирены продолжали издавать протяжный раздражающий гул, который перемешался с взрывами и грохотом на верху. Стены и потолки дребезжали, но Амора на это не отвлекалась, пока в спину снова что-то не прилетело. Прямо в левое плечо врезалось что-то наподобие стрелы, выпустило шипы и трижды мигнув, взорвалось и отбросила Амору с Брюсом в сторону. Такая лёгкая вспышка не могла ей навредить, но Амора уже начала по-настоящему злиться. — Прости дорогая, но сегодня я не вызывал девочек на дом, — отозвался очередной робот, но не с тем механическим голосом, что был у предыдущей железяки. — Беннер, отойди от этой красотки. Амора хищно ухмыльнулась, а в следующий миг состроила полное ужаса личико, панически хватаясь за рядом сидящего с ней учёного, который всячески пытался помочь своей хозяйке. — Умоляю, спаси меня! — выкрикнула она, бросаясь мужчине на шею. — Этот человек хочет мне навредить. Спаси меня, прошу! Большего не потребовалось. Брюс мигом поднялся на ноги, очень быстро зеленее и вырастая в размере принимая облик зелёного монстра. Железный человек заметно занервничал, хоть этого и не было видно под стальной маской. Голос его выдал сполна: низкий и с визгливыми нотками паники. — Эй, дружище, успокойся! Твой враг позади, а я лишь хочу тебе помочь. Ну же, Беннер, давай не будем делать то, о чём ты потом можешь пожалеть, ладно? — залепетал Старк, но не видя никакой реакции, остерегающе отступил назад: — Чёрт, Джарвис, немедленно активируй Веронику. Быстро! — Уже это сделал, сэр, — раздалось неизвестно откуда. Халк бросился на Железного человека, чем Амора немедленно воспользовалась. Пока Мстители были отвлечены друг другом, Амора продолжила свои поиски самостоятельно. Она заглядывала в каждую комнату, магией вскрывала все странные замки, пока не нашла Сигюн в одной из белых камер. Царевна лежала на холодном полу, погружённая в магический сон. Амора присела рядом с асиньей, повела рукой вдоль тела, сканируя таким образом тело. Магия хоть и была сильной и древней, но носитель этого могущества слабел, а следом и за ним — заклинание. Большими пальцами она коснулась лба Сигюн, накрывая две древние руны и прикрыв глаза, сконцентрировалась на заклинании. Губы бесшумно читали заклинание, сперва неспешно и спокойно, но чем сильнее чары сопротивлялись чужому влиянию, тем напористей ставала Амора. На собственном лбу выступила испарина, а руки вдруг задрожали от напряжения, но это не могло сломить волю Чаровницы. Слова заклинания срывались всё резче, чётче и громче, пока руны не поддались и не вспыхнули изумрудным пламенем для того, чтобы выгореть и испариться подобно истлевшему куску старого пергамента. Амора упала без сил, а Сигюн мгновенно пробудилась ото сна, выгибаясь всем телом дугой и хватая ртом воздух, как если бы долго не дышала. — С возвращением, ваше Высочество, — глумливо пролепетала Амора, облокачиваясь на прохладную поверхность стены. Сверху снова раздался очередной взрыв-гул, заставляющий стены и стёкла трястись. Амора осторожно огляделась по сторонам, опасаясь обвала этажей, что мог похоронить их обеих под своими завалами. Это, конечно, не убьёт асинь, но создаст массу ненужных хлопот, а Аморе хотелось поскорее вернуться в Асгард прежде, чем её поймает бог обмана. Чаровница со стыдом признавалась в себе, что по-прежнему боялась Локи. — Ты нашла камни? Амора нисколько не удивилась этому вопросу. — Первым делом, — гордо отрапортовала она. — Тогда убираемся! Сигюн со стоном поднялся с пола, а вместе с ней и сама Чаровница. Ноги её подводили, грозили вот-вот обмякнуть и потерять равновесие. Но несмотря на собственное изнеможение, царевна помогла ей устоять на своих двоих и даже поддерживала, когда Амора призывала из карманного измерения Тессеракт. Новый взрыв оказался во много раз мощнее предыдущих, отчего наихудшие опасения Аморы таки себя оправдали. Пол верхнего этажа обрушился. Огромные плиты обвалились, погребая под собой дорогущее компьютерное оборудование, но оставив в стороне камеру для заключённой. Амора и Сигюн не пострадали, но из-за пыли и грязи было невозможно дышать. Они обе закашляли, не видя перед собой абсолютно ничего. Глаза заволокла серая тягучая мгла. Чаровница снова использовала магию, отгоняя серое облако пыли через побитые окна наружу, пока снова не улучшилась видимость. Амора с ужасом заметила, что теперь их было не двое. Локи стоял на груде бетона, словно на собственном пьедестале, а за спиной его пробивался свет, ярко очертив всю его фигуру. Весь его образ был подобен изумрудному пламени, ласково обволакивающий своего хозяина. Бог обмана тоже их заметил, а потому хищно и не без удовольствия ухмыльнулся, видя страх в глазах бывшей любовницы. — Амора! — обманчиво-ласково воскликнул Локи, будто в приветствующем жесте раскрывая ей свои объятия. — Ты как всегда суёшь свой чудный носик не в свои дела. Локи ловко спрыгнул со своего импровизированного пьедестала, но от взгляда Аморы не ускользнула то, как при приземлении он неловко пошатнулся, хоть и пытался это всячески скрыть. Ужас ушёл, осталась только радость от того, что бог обмана и в правду взял на себя гораздо больше, чем мог на самом деле вынести. Силы Геи его ослабили и продолжают медленно убивать. А когда он подошёл чуть ближе, а покачивающаяся на одном проводе лампа осветила его лицо, стала заметна его совершенно неестественная бледность и мелкие веточки потемневших вен на шее. — А ты как всегда эффектно появляешься, — похвалила она бывшего любовника. Локи ухмыльнулся шире, но в глазах застыла знакомая ей ярость, что всегда искала выхода самым кровожадным путём. — Я убью тебя, — снова произнёс баритон с нежностью и любовь. — Ты ведь это понимаешь? — Как всегда только и горазд языком молоть, — саркастично фыркнула она. — Амора… — Сигюн предостерегающе коснулась плеча Чаровницы. — А ты… — резко вспылил Локи, ткнув пальцем прямо в царевну, обжигая изумрудным взглядом. — Попробуй только снова уйти! Я клянусь. Слышишь меня? Я клянусь, что вы обе поплатитесь! — Локи резко отдёрнулся себя, искренне подивился собственным словам, но вскоре быстро взял себя в руки и уже более спокойно продолжил. — Я даю тебе последний шанс на то, чтобы одуматься, Сигюн. Последний. Я прошу тебя, остановись… Они долго глядели друг другу прямо в глаза. Амора ещё ни разу не видела столь огромное количество противоречивых чувств, что одолевало этих двоих. В этот промежуток времени, она успела ощутить себя лишней в их обществе, нечаянным свидетелем нечто личного, сокровенного и тайного. Но Сигюн была тверда в своих намерениях и даже просьба бога лжи не могла на неё повлиять. — Уходим, — тихо прошелестела царевна. Амора подчинилась, достала тесеракт и открыла для них червоточину прямо в Асгард. Локи не шелохнулся, даже не попытался её остановить, хоть сомнения и раздирали его на части. Провожал взглядом их уход с такой болью на лице, что Амора против воли ощутила сожаление. Но она понятия не имела, что при этом ощущала сама Сигюн.