Все ее страхи

      Я рос очень любопытным ребенком, мне все хотелось знать: кто живет на дне колодца, как волки съедают заживо лошадь, куда сестра убегает под покровом ночи? Истории и слухи учат меня, что за любопытство всегда приходится платить, но беды чудом обходили меня стороной. Это не простое везение, теперь то я понимаю. Все дело в моей любимой сестренке. Любопытство – порок, а вместе с развязанным языком превращается в смертный грех. Некоторым вещам лучше оставаться сокрытыми.       Когда я собрался с силами, то двинулся дальше, по следам, оставленным стремительным неведомым существом. Следы вывели меня к нашему имению. Я едва узнал его. Почерневшее двухэтажное поместье за забором из железных прутьев больше смахивало на темницу, а не на то место, где я вырос. Небо застилали тучи, я не мог определить время суток с тех самых пор, как нахожусь здесь. Это сводило меня с ума. Она там, нужно скорее найти Лизу и покончить с этим, подумал я.       Проржавевшие ворота отказались открываться, я побрел вдоль ограды в поисках бреши, совсем недалеко я наткнулся на место, где забор был сломан, решетки безобразно изогнуты.Сколько нужно иметь сил, чтобы сотворить такое? Волосы встали дыбом от этой мысли. Мне очень не хотелось идти дальше, но я уже давно понял, что не властен над собой в полной мере. Какая-то сверхъестественная сила заставляла шагать вперед. Я встал у дубовых дверей, покрытых плесенью. Ручек не было, я попробовал толкнуть ее, но она не поддавалась. Что-то мне подсказывало, что для этого еще слишком рано. Я обошел дом и заглядывал в грязные окна, но не видел ровным счетом ничего. Пытался кидать в них камни, но они беззвучно проваливались внутрь дома, минуя стекла. Осталось одно место, где я могу пройти – подвал. Деревянный люк открылся мне, едва я приблизился. По телу пробежала дрожь, я стал медленно спускаться во тьму по ветхим ступеням.Грохот, земля уходит из-под ног, я в одно мгновение оказался на полу. Люк закрылся, подвал снова погрузился во мрак. Лестница обрушилась, путь назад отрезан.       Мне понадобилось время, чтобы глаза привыкли к темноте. Я осмотрелся: в центре комнаты стоял верстак, покрытый слоем пыли. Слева стояла кладка дров, справа - стеллаж с инструментами. В подвале отец хранил «свои» инструменты. Он гордо называл их «своими», потому что купил их, но на самом деле ни разу к ним не прикасался, всю магию с деревом творили здесь простые рабочие. Однажды один из крестьян подарил мне деревянного солдатика, я тогда заплатил ему несколько монет в знак признательности. Денег у меня было много, а игрушек совсем мало. Когда отец узнал об этом, он уволил крестьянина и заставил его вернуть мои деньги. Он считал, что древесину нужно обрабатывать и продавать, а не «растрачивать попусту». Я больше никогда не видел этого доброго человека, и не мог хранить память о нем. Мы вместе с Лизой закопали солдатика во внутреннем дворе и дважды прокляли своего отца в тот вечер.       Пол неожиданно содрогнулся, ноги стали ватными. Сердце забилось быстрее, тиски сдавливали голову. Подвал дрожал, у меня закружилась голова. Мне хотелось сбежать отсюда как можно скорее, но я мог лишь медленно волочить ноги.  – Эти стены… давят на меня! – чтобы сказать эти слова, я потратил практически все силы. Как же тяжело дышать! Я уперся в стол, чтобы не упасть, и порезался обо что-то острое, предательски скрывающееся под древесной стружкой.Стены комнаты сужались, паника овладевала мной. Я залез под стол и прижал к себе колени. Бам! Стены врезались в верстак, он жалобно скрипнул. Все дрожало и громыхало, сверху сыпались инструменты, я закрыл уши ладонями…       Вечерний холод, запах вскопанной земли, она крепко схватила меня за руку.       – У меня больше нет никого ближе тебя, брат, никого на свете. Ни друзей, ни семьи, ничего, все отвернулись от меня. Иногда я сбегаю в подвал, чтобы поплакать. Я устала ловить на себе косые взгляды, что я им сделала такого? Что?       Я смотрел в ее кристально чистые глаза и не мог найти ответа…       Тихая злоба, все, на что я способен сейчас. Она разгоралась во мне все больше и больше, перерастая в ненависть ко всему живому. Мне хотелось убить любого, до кого могут дотянуться руки, но здесь никого не было, кроме меня. Я вцепился себе в шею и стал душить, биться головой. Умри, тварь, умри!  – А-а-а! – Кричал я и не узнавал собственного голоса. – Спасите меня, спасите кто-нибудь! Я так хочу, чтобы это прекратилось!