MANGIARE – Убегая
Если и можно было вкратце описать своё состояние, то тут как никогда подошло бы тягучее, вязкое слово – неприкаянность. Первой вспышкой мимолетного желания стала полупустая и едва сырая пачка сигарет во внутреннем кармане джемпера. Второй вспышкой оказался несдерживаемый позыв сбить ровный ряд стеклянных бутылок с рельефными узорами, стоящих на железных витиеватых прутьях деревянной полки. Третьей – отчаянно биться головой об неровную холодную стену за свою излишнюю опрометчивость. Сквозь прозрачное стекло стакана в руке можно было разглядеть скудные остатки пшеничной жидкости с нечастыми просветами белых пузырьков пены. Я поднял взгляд на Криса. Мы сидели на высоких стульях около барной стойки, имея возможность наблюдать за всем помещением и его самыми дальними уголками. Друг вёл односторонний разговор с барменом, в который раз воспевая о своей даме сердца – Келли, ведь я уже наделен знатной порцией оды «тысяча и один эпитет в сторону девушки», поэтому Крису был жизненно необходим новый слушатель. Молодой парень понимающе кивал, бережно проводя вафельным полотенцем по хрустальным бокам сосуда в руке, и данный маневр был продемонстрирован уже который раз за час скорее от безысходности, нежели от реальной нужды в этом. Несмотря на хмельное состояние и помутневшую голову, я помнил всё. Всё до мельчайших подробностей. Как зашёл в густо заполненный зал, держа в руке разъедавший кожу кислотой билет, и тащил за собой друга в сторону широкой столешницы под свисавшими конусом лампочками; помнил, как первый глоток пива проехался по горлу, отставляя приятное покалывание за собой; как глаза неистово метались каждый чертов раз на сцену, когда ведущий представлял новых участников, и безжалостно цеплялись за каждую вещь в поисках тощего силуэта. Группа за группой выходила на просторную деревянную площадку и для блезиру выигрывала между песнями сумасшедшие интерлюдии, пока очередная кружка с пивом покоилась в руке. Противные круглые столики в зале были убраны из-за неестественно огромного количества людей в помещении, поэтому шума от зрителей доносилось чуть ли не в разы больше, чем от бравурной игры на сцене. С алкоголем я перебрал намного больше, чем опьянённый своим предметом воздыхания Крис. В конце концов ему вести машину, а друг с этим делом не шутил и относился серьёзнее, в отличие от некоторых… Поэтому напротив меня стояло несколько полупустых кружек пива, а напротив Криса – банка с колой. И когда очередное выступление закончилось, а заурядные подростки собрали свои инструменты, направляясь за кулисы, я был полностью уверен, что прямо сейчас к моему взору примкнут долгожданная худая, чуть сгорбившаяся спина и инопланетная улыбка. Отчетливо помню, как, пребывая в ажитации, с упованием смотрел на прозрачные небрежно свисавшие вниз оборки ткани, украшающие заднюю стену сцены, и с замиранием сердца ловил любое еле заметное движение. Несколько раз, казалось, я видел мальчишку, но на деле это была игра моего опьяненного сознания. И данное ощущение было сравнимо с тем напряженным предвкушением в покере, когда ты пошёл ва-банк и имел отличную возможность в разы увеличить свой стек* или же рисковал потерять его вовсе. И я потерял. С громким треском, тихим уханьем где-то в области груди и чувством надломленной жалости к самому себе. Ведущий, жизнерадостно улыбаясь, объявил о нагрянувшем конце представления, приправив речь вульгарным прощанием. О, как же хотелось отборно выругаться. Я помнил то, что всеми силами хотел забыть. Как совсем недавно безудержно рванул к проклятой кассе и, наверное, совершил один из самых бессмысленных поступков за всю свою жизнь. «И зачем?» – повторялось раз за разом в голове. Что ж, видимо, незачем. Сам пошёл на воображаемом поводу у мальчишки и теперь гадаю, кто же виноват? Пачка сигарет всё же осталась мирно лежать в кармане, ровный ряд бутылок из под алкоголя – на полке, а голова цела и невредима. Не обращая внимание на тошнотные спазмы в горле, через силу опрокинул в себя остатки пива и, звонко опустив кружку, похлопал по плечу всё ещё болтающего с барменом Криса. После конца выступления прошло около получаса, поэтому в зал снова занесли столики, а беснующуюся толпу сменило несколько парочек, усевшихся в центре помещения. – Угомонись, приятель, – невнятно обронил я, – ты уже все мозги парню проел. Тот обернулся, прервавшись на полуслове, и на его лице постепенно проявлялось снизошедшее понимание, а следом и виновато зажмуренные глаза. – Чёрт, – неожиданно и жалобно взвыл Крис, – прости, Лео. Видимо, я реально перегнул палку, – забеспокоился он, обернувшись к бармену. Молодой паренёк лишь снисходительно усмехнулся и как-то странно посмотрел на меня, натягивая на пальцы белоснежные укороченные перчатки. – Поехали домой? – решил прервать я чуждый зрительный контакт с Лео, обратившись к другу. Оставаться тут более не было желания. Как говорится: «не открывай дверь, когда чёрт стучит». Знал я эту поговорку ещё с ранних лет, но, как оказалось, не умел следовать её нареканиям. Безвозмездно позволил мальчишке заполнить свои мысли, разум, а потом и всё пространство перед глазами; допустил создание мелкой, но заметной щели, открыто приглашая оживший ночной кошмар в свои покои, и теперь с горькой отрадой метаюсь, не увидев ожидаемого у порога. Может, оно и к лучшему? – Так скоро? – вопросом на вопрос ответил Крис, подняв взгляд на узорчатые часы. – Оу… Да, ты прав, уже пора. Я немного поднял уголки губ, пытаясь изобразить что-то вроде улыбки. Выходило дурно. По-моему, это первая, пусть и сомнительная, но явно выраженная эмоция за этот час. Казалось, что прощальная речь ведущего на время выбила меня из колеи, опустошая не только густо заполненный зал, но и потерпевшую моральное сотрясение голову. Мы вышли из кафе, направляясь к припаркованному авто Криса, и я отметил, что это, возможно, был мой последний поход в данное заведение. Вечерний ветер Ливерпуля всегда имел отрезвляющие свойства: резкий, жгучий, но родной и незаменимый. Поэтому я с облегчением подставил лицо под его прохладные порывы, неустойчиво покачиваясь на ватных ногах. Чёрные длинные провода в разнобой пересекали дымчато-синее небо, отдаленно напоминая нотный стан, а кажущиеся серыми кроны деревьев походили на застывшие в воздухе клубы поднявшейся пыли. – Корни пустил? – Крис, уже севший в машину, приглашающе раскрыл переднюю дверь. Стоять под настойчивыми дуновениями ветра было запредельно восхитительно, когда свежий воздух оглаживал щетинистую кожу и словно проникал внутрь, выветривая мешающие мысли и пьяный дурман из головы. Поэтому совсем не хотелось прощаться с этой атмосферой и садиться в пропитанный – пусть и недурным – цитрусовым ароматизатором салон машины. – Я пройдусь, – нехотя опустил взгляд с затягивающей красоты неба на друга. – Прикалываешься? До твоего дома около часа по темноте топать, в курсе? – почти видел, как он вертит пальцем у виска. – Запрыгивай давай! – Я серьёзно, Крис. Не делай из меня маленького: знаю этот район, как свои пять пальцев. – Ты пьян, Доминик, и отпускать тебя одного – полное безумие, на которое я далеко не способен, – он облокотился локтем на кожаный руль, чуть пригнув голову вниз, чтобы видеть меня из открытой противоположной двери машины. – Я вполне вменяем, – неубедительно заверил своего друга, – переживать не о чем. В кои то веки решился променять комфортную езду в машине на пешую прогулку по городу, и ты хочешь мне всё обломать? Крис выдержал недовольную паузу и устало выдохнул: – Будь по твоему, Дом, но я позвоню тебе ровно через час, так что, будь добр, держи телефон на связи. – Договорились, – махнул ему на прощание рукой и наблюдал за отъезжавшей машиной. В самом деле целью этой прогулки стало невыносимое желание сбросить с себя мысли о странном и неприятном вечере, унося их далеко-далеко следом за ветром. Уличные фонари приветливо склоняли голову, освещая однотонную тротуарную брусчатку, из-за чего та местами поблескивала. К великому удивлению дороги были непривычно пустыми, лишь изредка проезжало в спешке заказное такси или вечерний гудящий автобус. Бутики, заполонившие каждый уголок Лорд-Нельсон стрит, зазывно манили своими вычурными вывесками и красочными видами сквозь прозрачные витрины, пока я молча удивлялся непривычной безлюдности на улице. Безликий молочно-белый туман охватывал своими мягкими лапами припаркованные машины, крыши домов и пугливо заглядывал в окна. Подошвы обуви приглушенно шаркали по кирпичной укладке и, казалось, это был единственный звук на опустевшем перекрестке. И всё же нет. Послышалось неразборчивое бурчание через дорогу справа, и я машинально обернулся, наблюдая за чёрным силуэтом, прятавшимся в тени между кругами света. По неуверенной, виляющей походке, недовольному бормотанию и вытянутой бутылке в руке можно было с уверенностью сказать, что это обычный мерсисайдский** пьяница. Пару лет назад я мог так же спокойно расхаживать по городским улицам, попивая, к примеру, то же самое пиво, и не наблюдая ни одного угрызения совести, что уж говорить о боязни быть пойманным местными копами… Пусть в Великобритании на два десятка человек приходится как минимум одна видеокамера, это массовое внедрение никак не способствовало снижению алкоголизма или преступности в стране. Поэтому скучающе отвёл взгляд, надеясь, что если и произойдёт очевидная встреча со стражами порядка, то без моего участия. Всё дальше шагая прямо вдоль Лайм стрит, я невольно замечал странные детали: этот пузатый, круглый куст был похож на ёжика, излишне затейливые узоры на кованных воротах какого-то здания казались блюдущими за тобой глазами, а мелкие, но глубокие трещины в тротуаре – змеями. Приставучий ветер нагло проникал за воротник рубашки, проходя по спине и старательно заставляя выпрямиться. До дома шагать ещё около добрых десяти минут, но ноги уже изнуренно ныли. Несвязное бормотание справа всё так же преследовало меня, не отставая. Казалось, что этот человек боялся забыть что-то очень важное и поэтому напоминал себе это под нос раз за разом. Сгустившаяся темнота не позволяла вдоволь разглядеть черты лица персоны, а мешковатая одежда на человеке так же затрудняла процесс зрительного сканирования. Приблизившись к оживленной трассе, я остановился около светофора, провожая взглядом каждую проезжающую машину. «Пьяница» тоже остановился и, честно говоря, складывалось впечатление, что человек не знает, куда идёт. Он буквально на ощупь прокладывал путь в пространстве. Загорелся зеленый, и несколько машин аккуратно остановились у потёртых белых полос на асфальте. Точно не знаю, зачем я всё это время наблюдаю за призрачным попутчиком. Возможно потому, что ничего более интересного за эти десять минут на моём пути не встречалось. Теперь заинтересовавшая меня персона двигалась чуть впереди – на той же стороне, что и я. Человек, на удивление, оказался весьма низкого роста и с худыми, переплетающимися между собой ногами. Он в очередной раз преподнёс к губам горлышко бутылки и шумно отпил, с видимой досадой отмечая, что это были последние капли алкоголя, и ненужный теперь сосуд улетел в мусорный бак. Когда «пьяница» подошёл к баку, оказавшись под яркими лучами уличного фонаря, я вцепился глазами о знакомый крючковатый нос и безумно взлохмаченные волосы. Вот же… – М-мэттью? – поражено протягиваю, судорожно пытаясь опровергнуть свою же теорию о том, что это мальчишка. Реакции не последовало. Вообще. Полный ноль. Решив подойти ближе, подбежал и резко схватил худощавое плечо парня, оборачивая его к себе. Словно тряпичная кукла, мальчишка, раскачиваясь, обернулся и чуть не упал с ног. – Мэттью? – окликиваю уже напористее, глядя в туманные немигающие глаза, едва освещаемые уличными светилами. И это был он. Запуганный, пьяный, потерявшийся. Смотрел на меня долго, словно пытаясь сфокусироваться, или просто на время выпал из реальности. Чувствую, как каменеет мальчишеское тело, и слышу изумленный судорожный выдох. Мгновение бездействия и Мэттью срыву вырывается из слабого захвата моих рук, резко рванув прочь. Застываю на месте, оторопело наблюдая за удаляющейся спиной, и недоуменно хмурю лоб. – И куда же ты, блять, собрался? Я не был в детстве победителем в соревнованиях по бегу, да и стиль жизни далеко не способствовал развитой выносливости. Только пара занятий в неделю в спортзале – и то умудрялся пропускать из-за работы. Но что-то мне с надеждой подсказывало, что догнать нажравшегося подростка мне будет под силу. Недавно казавшийся приятно прохладным ветер неистово цеплялся в лицо своими ледяными пальцами. В ушах звонко гудел поток воздуха, а по нелюдимой Хотам-стрит эхом разносились звонкие шлепки подошв ботинок об кирпичный тротуар. Мальчишка активно разрезал воздух острыми локтями и худющими ногами; бежал стремительно, торопливо, не оглядываясь. Даже создавалось навязчивое впечатление, что он и не был пьян. Видимо, нежелание быть пойманным заслоняло собой все проблемы и нужды. Расстегнутая спортивная кофта юноши парашютом развевалась на ветру, равно как и через чур широкие штаны, а до моих ушей доносилось его сбивчивое громкое дыхание. Если совсем недавно мне хотелось спрятаться от головокружения, забыться в освежающем потоке воздуха и растворить себя в этих потемневших закоулках Лондон роуд, то сейчас в груди неистово билось одно насущное желание – догнать; настигнуть, схватить без причин и последствий бойкого мальчишку. И когда ноги безысходно загудели от перенапряжения, я отчетливо услышал ни с чем не сравнимый смех Мэттью, плавно переходящий в истеричный гогот. Атмосфера моментально наполнилась некой невесомостью, одухотворенностью, воздушностью, поселяя в сердце необъяснимый трепет и восторг, и мне ничего более не оставалось, как поддаться неожиданному всплеску эмоций, вырывая из себя несдерживаемый хохот. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, ведь так?***
«Наслаждаясь очередными моментами житья-бытья, не поленитесь, взгляните в окно. Кто знает, быть может, как раз в этот самый момент мимо него пробежит малолетний алкоголик, а следом и обезумевший художник…»***
То ли не рассчитал силу, благодаря вдетому состоянию, то ли запутался в ногах, так как обе – левые, Мэттью внезапно споткнулся, проезжаясь коленкой об бетонный бордюр и смачно приземляясь на дорогу. Послышался сдавленный, болезненный стон. Я подбежал к распластавшемуся на проезжей части мальчишке и, лихорадочно отдышавшись, присел на корточки. Парень согнулся в три погибели и судорожно сжимал в руках ушибленное место. От мальчишки дико несло перегаром и смесью какого-то низкосортного алкоголя. Сколько же он выпил? Слышу тихие ругательства и сдавленное мычание, понимая, что страдалец еле сдерживается, чтобы не завыть. Глаза его ведьминские зажмурены, а сам на спине раскачивается из стороны в сторону, мученически постанывая. – Добегался, – выношу вердикт. – Закройся, – ядовито шипит в ответ. Справедливо. Пуская мимо ушей нескромные заявления, дрожащими от недавней пробежки руками пытаюсь разжать пальцы мальчишки, сжатые вокруг истекающей темной кровью коленки. Но тот не поддается: противится и надрывно хнычет. – Руки убрал, – не выдерживаю и силой расцепляю крепкий замок из пальцев. Дело дрянь. Рана оказалась глубже, чем я ожидал: кожа нещадно содрана и теперь свисала вторым прозрачным слоем, а по всей коленке виднелись многочисленные кровавые ссадины. На месте ушиба обязательно останется хороший синяк. Очень хороший. – Звони матери. Отведём тебя до дома, горе ты луковое. – Ещё чего, – презрительно фыркнул Мэттью сквозь лихорадочные всхлипы. – Характер в другой раз покажешь, сейчас нужно рану обработать. Открытая же, – я обернулся в поисках ближайшей аптеки и наткнулся на таковую в нескольких метрах от нас. – Встать сможешь? Повернулся к страдальцу, протягивая руку. Мэттью обреченно выдохнул и, облокотившись ладонями об асфальт, заторможено поднялся на подрагивающих ногах, игнорируя мою помощь. Что ж, вполне ожидаемо. Правая штанина спортивок была безобразно задрана, открывая вид на причину болезненного скулежа мальчишки. Он попробовал сделать первый неуверенный шаг и едко поморщился от острой боли. – Не собираюсь я звонить ей, – колко бросил Мэттью, глядя исподлобья. – Меня это не волнует – дело твоё. Просто позволь перевязать ногу, – сухо отозвался на язвительность и указал пальцем на белоснежное здание какой-то аптеки. Парень недоверчиво посмотрел в сторону магазина и по излюбившейся привычке почесал указательным пальцем нос. – Ничего мне от Вас не надо, – он надменно сжал губы, всё ещё пытаясь удержать шаткое равновесие от боли в ноге. Надо же, вспомнил, что разговаривает со старшими? – Уверен? – я снисходительно усмехнулся. – Рана достаточно глубокая, чтобы в неё с лёгкостью попала грязь, – неторопливо объяснял парню, наблюдая за его внутренней борьбой в глазах. Страх? Гордыня? Недоверие? Скорее, всё вместе. – Полагаю, ты знаешь, что такое гной, да? А вот и нужный рычажок. Мальчишка поражено сжал губы и недовольно отвёл взгляд. Неприкрыто удивляюсь тому, как Мэттью со своим ярым пристрастием к алкоголю и табаку так искренне волнуется о своём здоровье. И снова присущее ему загадочное противоречие.***
Выйдя из противно пахнущего медикаментами помещения, я жадно набрал в лёгкие свежего воздуха и повёл Мэттью к ближайшей скамье. Первые шаги парень пережил спокойно, тихо шипя сквозь зубы, но стоило нам перейти дорогу, тот мученически завыл и пожаловался, что ветер дует прямо на раскрытую рану, из-за чего он не может нормально наступать на ногу. Пришлось брать ситуацию под свой контроль: закинул его руку себе на шею и ухватил юношу за тощую талию, позволяя немного повиснуть на себе. Голова с каждой минутой разрывалась всё сильнее и вовсе намеревалась треснуть, поэтому каждый шаг сопровождался тяжелым, вымученным сопением. Опустившись на колени перед усевшимся парнем, достал из кармана купленные бинт, перекись водорода и довольно маленькую баночку с йодом. Я ощущал возложенную на свои плечи ответственность и пытался сделать всё предельно аккуратно, капая прозрачной жидкостью на рану и слыша возмущенные ругательства. Надо же, а казалось, что он вполне приличный пацан. Худосочная нога нервно дернулась, и Мэттью протестующе заскулил. – З-зачем так много? – костяшки на сжатых пальцах парня побелели до почти мертвенного оттенка, а край верхней губы болезненно вздёрнулся вверх, оголяя ряд зубов. В этот момент я испытывал внутреннее противоречие, когда одна моя часть негодующе возмущалась, бубня что-то про заслуженный отдых и общее недомогание, а другая поддерживающе хлопала по плечу и одобряла каждое моё действие, приправляя свою речь поощряющими возгласами, что это единственный правильный выбор, и другого просто не существует. Поэтому продолжал ювелирно проводить смоченным в йоде бинтом по неровным окровавленным краям ушиба и крепко сжимать в руке дрожащую от боли ногу, чтобы, не дай Бог, не попасть внутрь раны. Время от времени рачительно успокаивающе дул на подрагивающую острую коленку, ловя ушами трепетное, неровное дыхание, и через несколько мучительных минут ушибленное место было бережно забинтовано.***
– Они меня ужасно взбесили! – Мэттью продолжал рассказывать свою историю о неудачном походе на ночёвку с друзьями. – Притащили какого-то чудика и хотят поставить его у микрофона! Видите ли, я иногда не справляюсь с нагрузкой и не могу сделать равный акцент на гитару и соло! Парень разительно эмоционально вёл разговор, сопровождая речь активным жестикулированием. Было трудно понять его негодование по этому поводу, но если брать во внимание характерную для мальчишки гордость к себе, то всё встаёт на свои места: нежелание показаться неспособным или даже лишним желчно разъедало парня изнутри. Вообще, стороннему человеку не стоит даже пытаться понять, из-за чего поссорились друзья. И даже если внешние причины конфликта максимально глупые, то уж точно не стоит втолковывать этим людям, что все это мелочи, из-за которых и расстраиваться стыдно – не то, что ссориться. Ведь обычно всё гораздо сложнее. И эта мелочь – та капля, которая переполнила чашу терпения и размолола в песок камень дружбы. – Из-за этого я плюнул на концерт, и всё пошло по наклонной: недовольный организатор, недовольные друзья, и, возможно, неизбежный раскол группы, – он взмахнул руками, рассекая воздух, и опечалено посмотрел в ноги. – Не то чтобы я возненавидел их – мы слишком много пережили вместе и уже друг другу, как родные. Просто, думаю, мне стоит свыкнуться с тем фактом, что моё общество не каждый может вынести… и поэтому мне всегда кажется, что они ищут любой способ избавиться от меня. Либо выпитая доза алкоголя делает своё дело, либо мальчишка действительно дошёл до состояния полной беспомощности и отчаяния, из-за чего так обессилено раскрылся для меня. А удивительная способность передавать свои чувства с помощью голоса, мимики и жестов изумляла до кончиков пальцев, позволяя прочувствовать весь спектр эмоций парня. Причём так виртуозно. Я сидел с ним на всё той же деревянной скамье, пытаясь максимально сосредоточить внимание на словах юноши, на сколько позволяла затуманенная голова. Мэттью попросил меня только выслушать. И я сделал это. Без ненужных ответов, комментариев, высвобождая из безумной головы ту крохотную часть тревоги и поглощая её в себе. Мы ещё долго сидели под тусклым свечением звёзд и молча переживали свою драму внутри, иногда встречаясь голодными взглядами, и нервно оборачивались, боясь прочитать в глазах другого ответы на насущные вопросы. Пугающая безликость улицы стала донельзя уютной и родной, а нескончаемый поток машин прервался и более не продолжался. Под безразмерной футболкой мирно вздымалась грудь парня, а до ушей доносилось тихое сопение где-то под боком. Отвожу взгляд от бездонного неба и молочного круга луны на сложившееся калачиком тело, что слегка подрагивало из-за ветра, и внутри разлилось тёплое тягучее чувство. Оно было сродни тому, когда ты подобрал с улицы бездомного щенка и с неподдельным умилением и гордостью к себе любовался новым другом. Мэттью закинул ноги на скамью, оперевшись зачуханными кедами о деревянную балку, и прижал колени к груди. На пострадавшей коленке виднелся намотанный дрожащими руками бинт, поэтому спускать задранную штанину парень не стал. По телу пробежались мурашки. Мой жакет бережно покоился на узких плечах мальчишки, и не смотря на то, что я сидел в одной безрукавке, вид податливо ластящегося под мою руку юноши нёс в себе латентное тепло и неестественно согревал. Сонная обстановка навевала и на мои веки груз. Задержав дыхание, максимально осторожно поднял руку, служившую отличной подушкой для Мэттью, и встал со скамейки, прикрывая рот ладонью от рождающегося зевка. Мальчишке давно пора домой. Странно, что его телефон ещё не разрывался от настороженных звонков матери. Я обернулся и посмотрел на умиротворенно спящего парня, всё так же по-детски прижавшего колени к груди. Чёрная лохматая макушка опустилась на деревянную спинку, выставляя на показ тонкую шею и небольшой выпирающий кадык, к которому я невольно вцепился взглядом. Через какое-то время поймал себя на мысли, что до упоения хотелось медленно пройтись пальцами по просвечивающейся сквозь белющую кожу голубоватой артерии на шее мальчишки. Тонкая линия тянулась вверх, прячась за линией челюсти и едва заметно пульсируя, – переутомление на хмельную голову обычно ни к чему хорошему не приводит. Я не назвал бы это извращением – эстетика, если угодно. Однако разрастись невинной, на первый взгляд, мысли не дал, судорожно вырывая её с корнем из поддатой головы. Алкоголь творит чудеса, как говорится. Тормошу пребывающего в дреме парня, наблюдая за недовольно сморщенными губами и тщетными попытками Мэттью оттолкнуть меня своими обмякшими руками. – Домой пора, – сквозь саркастические смешки шепчу в ухо парня. – Вот и вали домой, – почти не двигая губами, съязвил мальчишка. – Меня оставь в покое. Алкоголь действует на подростков по-разному: кто-то раскрепощался и безвольно шёл на поводу у своего либидо, кто-то, наоборот, ещё больше настораживался и сидел мирно в уголке, пребывая в прострации, кто-то становился необузданным, диким зверем, сметающим всё на своём пути, а у Мэттью же безбожно расплетался язык. Что толку сейчас ругать парня за эту «вежливость», когда его действиями управляет дешёвое спиртное? Тем не менее от неприкрытой наглости в венах вскипала кровь. Хватаю зазнавшегося мальчишку за пояс и закидываю костлявое тело себе на плечо, игнорируя возмущенные вопли и сомнительные угрозы. По спине настойчиво стучали сжатыми кулачками, норовя оставить пару синяков, а тощие ноги истерично дёргались в попытке сбить меня с равновесия. – Дяденька, вы ебанулись? – послышалось за спиной хриплое недовольство. – Сейчас же меня отпусти! Подкидываю вверх бунтующего парня, ловя краем уха удивленное оханье, и с победой отмечаю, что маневр удался: Мэттью насторожено притих. Теперь-то, думаю, можно и поговорить. – Знаю, говорил, что только перебинтую ногу и всё, но оставлять тебя одного на ночном переулке не намерен, уж пойми, – пытался заверить успокоившегося парня. – Сейчас… отнесу тебя домой и со спокойной душой отправлюсь к себе. А там хоть сбегай из квартиры, хоть снова закидывайся алкоголем, в общем, делай то, что сбредёт в твою безумную голову – мне без разницы. Повисла тишина. Вероятно, Мэттью обдумывал мой план действий и пытался с ним смириться, пока его ноги болтались перед лицом. Я нервно оглядывался по сторонам, молясь, чтобы из посторонних не увидел на моём плече небрежно закинутого парнишку, иначе проблем не оберусь. Бесконечные дома огромным коридором стелились на пути, освещаемые изогнутыми фонарями и огромными рекламными таблицами. Машины одна за другой летали где-то в самом дальнем конце Уильям-Браун стрит вдоль железных ворот сада Сейнт Джонс, лишь изредка подавая еле слышные сигналы, и в голове сразу промелькнула идея прогуляться с Мэттью в этом чудесном саду, занимающего внушительную территорию и являющегося произведением паркового искусства. Мальчишка оказался тяжелее, чем выглядел со стороны, поэтому вечно преследующее меня желание откормить отощавшее дитя на мгновение утихло. Да и сам парень неестественно умолк, лишь рукой, удерживающей его на своём плече, чувствовал редкое дыхание и вздымание груди. – Не надо домой, мистер Ховард, – слова были произнесены настолько жалобно и с придыханием, что, казалось, я как минимум нёс его дорогой на эшафот. – И меня сейчас вырвет, – выдавил он недовольным голосом. От тона Мэттью стало не по себе. Остановившись напротив какого-то ювелирного магазина, ослабил хватку и поставил юношу на ноги. Тот, качнувшись на расслабленных ногах, поджал губы и оторопело глядел по сторонам. – И почему же? Мэттью тяжело выдохнул и сложил руки на груди. – Почему вырвет или почему не хочу домой? – Второе, – сухо уточняю. – Личные проблемы, сэр. То, как он лавировал между вежливостью и открытой нахальностью, заставляло каждый раз морщить лоб от неожиданности. И ведь даже не узнаешь, что им движет, когда переходит с мата на этикетное обращение. Неужели желание смягчить обстановку? Вряд ли, но этот возможный вариант не следует оставлять без внимания. – Ты же понимаешь, что это едва ли аргумент? – склоняю голову набок и недовольно складываю руки у груди. Тот лишь повёл носом и возмущенно фыркнул. tab>– Почему должны вообще быть аргументы? Просто не хочу. Выдыхаю. Медленно подхожу к нему вплотную и накрываю ладонями острые плечи. – Расскажи, что случилось, – и, понимая, что это не подействует, добавляю: – иначе отведу домой. Мальчишка резко вскидывает голову, буравя испепеляющим взглядом и метая искры негодования. Оттолкивает мои руки нахально и, спрятав ладони в недра широких карманов штанов, звонко шмыгнул носом. – Я с бабушкой живу. Она… ну… не поощряет мой образ жизни, что, в принципе, логично, – начал издалека парень. – Сегодня я отпросился на ночёвку к Нилу, он наш барабанщик. У него в доме мы решили собраться всей группой и по традиции немного выпить перед концертом. Но… я удачно поссорился со всеми и вообще ушёл, – Мэттью замолчал, будто пытаясь вспомнить, что было дальше, но хмельной разум противостоял каждой таковой попытке. Вскоре он торопливо продолжил: – По дороге домой встретил бывших одноклассниц и составил им компанию в каком-то баре. Но и с ними умудрился поругаться, – безысходно подытожил парень. – В общем, деваться было некуда, и я решил просто погулять по улице. Ведь дома ожидала гора обвинений в сторону моего раздолбайства от бабушки, а я на днях уже получил выговор. Так что, мне нельзя домой. Она снова будет волноваться, и… я просто не хочу этого. В рассказе мальчишки я отчетливо увидел себя в далёком детстве: такого же нахлебника и паразита, но искренне беспокоящегося за своих родных. Заставлять Мэттью говорить с бабушкой было так же бессмысленно, как и ругать за очередную попойку и допущенную оплошность. – Есть друзья поблизости, у которых ты мог бы переночевать? – немного поразмыслив, выдвинул свою идею, наблюдая за застывшим парнем. – За глупого меня держите? – изумлённо выпалил мальчишка. – Я пересмотрел все возможные варианты, а Ваш – самый примитивный, и очень оскорбительно, знаете ли, что Вы спрашиваете это. – Уверен, ты не учёл ещё одного варианта, – пропустив мимо ушей колкое замечание, уловил на лице парня заинтересованность. – И какой же? – в его голосе отчетливо улавливались нотки неприкрытого самодовольства. – Ты всё ещё считаешь меня маньяком-извращенцем? Мэттью недоуменно нахмурил брови, но тот час же его лицо осенило понимание, а после и лукавая улыбка. – Смотря, что Вы собираетесь предложить, сэр, – наигранно лукаво пропел мальчишка, демонстрируя изящные ямочки на впалых щеках. – Согласен переночевать у меня?***
Вдоль затемнённого переулка Джонсон-стрит простирался высокий кирпичный забор, ограждающий проезжую часть от двора частного дома. Одинокий фонарь гордо стоял на перекрёстке, обливая своим светом скупой участок улицы, пока десятки других его сородичей проглядывали ярким свечением между домами. Тощие ноги сильнее обвили мою талию, а руки подтянулись ближе к шее, обхватывая и притягивая к себе. Мэттью вновь пожаловался на саднящую боль в коленке, и я не придумал ничего лучше, чем закинуть его себе на спину. Мальчишка вальяжно облокотился на моё плечо, тихо посапывая в ухо, и время от времени я затылком чувствовал его пристальный взгляд. До дома оставалось всего ничего, поэтому от мысли о столь желанной кровати по телу разливалось предвкушающее тепло и приятная усталость. – И Вы меня точно не изнасилуете? – не унимался парень. Пускай его наводящие вопросы задавались скорее для общей забавы, нежели от реального страха, это всё равно создавало обманчивое впечатление, что Мэттью все-таки не такой уж и беспечный. – Сдалась мне твоя задница, – сухо отшутился, подхватывая его волну. – То есть, – зевок, – Вы меня не считаете привлекательным? – Я не говорил этого, – не понимая, к чему клонит мальчишка, ответил на вопрос. Послышался сдавленный смешок. – Так, значит, считаете? – проворковал Мэттью над ухом. В голове уже что-то немилосердно трещало от бесконечного трепета юноши, поэтому, подавив навязчивое желание скинуть мальчишку в те кусты, устало выдохнул и прошёл мимо высоких ворот, ведущих во двор многоэтажки. – Молчите? – глухо выдохнул тот, мягко приземляясь подбородком на моё плечо и щекоча шею кончиками волос. – Ну, так не интересно. Поднявшись по лестнице на третий этаж, опустил мальчишку и с победным выдохом раскрыл дверь квартиры. Мэттью молча зашёл в прихожую, молча разулся, молча «спросил», куда ему укладываться, и почти молча приземлился на диван в гостиной, ударяясь головой об подлокотник. – Аккуратнее, – поздновато предупредил парня, накрывая его шерстяным пледом, который так любезно подарила Брит на прошлое Рождество. – А Вы где спать будете? – послышался тихий вопрос, и я остановился у дверного проёма, оборачиваясь к Мэттью. – У нормальных людей имеется своя спальня. – Вот как. Убедившись, что парень больше не горит желанием задаться новым вопросом, выключил свет и прикрыл дверь. – Мистер Ховард! – встревоженный голос снова остановил меня на полпути. – Говори, – оставив дверь в гостиную закрытой, спокойно отозвался из коридора. – Подойдите, пожалуйста, – жалобно, почти умоляюще. Устало прикрываю глаза и делаю глубокий выдох. Нехотя разворачиваюсь, открываю дверь, наблюдая за развалившемся на диване мальчишкой, и выжидающе пялюсь куда-то в темноту. – Не могли бы Вы посидеть тут, пока я не усну? Плохо засыпаю на новом месте. – Может, тебе ещё и колыбельную спеть? – Уверен, в пении Вы не особо звучите, – щерит зубы и хихикает в подушку. – Спи уже, – бросаю из-за плеча и вновь выхожу в коридор. – Ну пожалуйста! – взволнованно вскрикивает пацан. – Так сложно что ли? Я быстро засыпаю. Всё ещё удерживая дверную ручку в ладони, мысленно решаю вставшую проблему. С одной стороны – неугомонный парень, присутствие которого в квартире является плодом цепочки неожиданностей, с другой – желание спать. Путём нехитрых вычислений соглашаюсь с предложением мальчишки, понимая, что в принципе ничем плохим это не закончится. Не должно, по крайней мере. Поэтому вхожу в гостиную без особого напряжения, лениво прикрыв дверь и запустив руки в карманы. Улыбается. Чуть заметно, ибо пол лица прячется под пледом, но огонёк в ядовитых глазах блестит даже во тьме. Даже как-то завораживающе. Опускаюсь на пол, поджимая одну ногу к груди, и блаженно прикрываю глаза от нахлынувшей волны расслабленности. Сомневаюсь, что успею проводить сон мальчишки до того, как сам впаду в дрёму, поэтому принимаю более удобную позу и прислушиваюсь к мирному дыханию сзади. Ноги ужасно гудели, а голова до краёв наливалась свинцом, вынуждая обессилено опустить её на выставленное колено. – Мистер Ховард? – совсем рядом с ухом прошептал мальчишка. – М? – устало поворачиваю голову назад, утыкаясь взглядом в подушку и лежащего на ней парня. – Спокойной ночи, – слова тягучим мёдом прокатились по спине, становясь последней каплей. – Спокойной ночи, Мэттью, – отвечаю и проваливаюсь в долгожданный сон.