The Neighbourhood – How
Гостиная всегда была окружена едким туманом мятежного хаоса, жгучего холода и окаменевшей тишины. Разгоряченно впивалась заскорузлыми пальцами в горло и упоительно сжимала, царапала огрубевшую кожу до багровых полос. Немолчно шептала в ухо высокопарные и суесловные обещания, водя запёкшимися губами по раковине уха и вынуждая подобострастно подчиниться пылким речам. Так было всегда. Изо дня в день, становясь уже чем-то обыденным, приемлемым. Но не сегодня. Прозрачную могильную мерзлоту и удушливо стелящийся по слизистой лёгких пепельный смог растворяло мерное дыхание сзади, с каждым разом всё больше заполоняя пространство собой, теперь уже с новой силой настигая меня. Но не острыми кривыми ногтями по болезненно выгнутой спине, не акульими зубами по дрожащей шее и не мучительными галлюцинациями в дурманной голове – застенчивой и безгрешной лаской вокруг плеч, немыми пламенными касаниями вниз по груди и убаюкивающей томной пеленой, нежно укутавшей всё тело. Замедленно раскрываю чугунные глаза и с досадой отмечаю, что настойчивые стуки по входной двери не прекратились. Стоило едва вздохнуть, как едко почувствовалась между лопаток тянущая боль. Морщусь и почти инстинктивно задерживаю дыхание. Сначала не понимаю, почему сижу на полу в зале, оперевшись спиной об диван, и почему за окном всё ещё кромешная тьма. Но следом за недоумением ведром воды выплеснулись на туманную голову отрывистые воспоминания: кафе, Крис, алкоголь, ещё алкоголь, огорчение, Мэттью, ругань, разбитое в кровь колено и принятое в спешке решение. Игнорируя отвратную трель дверного звонка, отдаленно напоминающую пересвист цикад, хочу повернуть голову назад, но утыкаюсь носом в приятную шерстяную ткань пледа, неизвестным образом покоившегося на моих плечах. Искренне удивляюсь и, вскинув брови, оборачиваюсь дальше; ко взгляду примкнула острая забинтованная коленка, выглядывающая из-под чёрных спортивок, и свернувшееся на старом диване в замысловатую позу тело. Смольные взлохмаченные волосы вразнобой растелились в стороны на мягкой подушке, куда обессиленно уткнулось лицо парня. Чёрт, вот уж не думал, что видеть его физиономию с утра будет так приятно. Защитой от проникновенного холода для Мэттью служили лишь помятые штаны и чёрная футболка, задранная чуть ниже пояса, поэтому отчётливо вижу на почти прозрачной коже рук тысячу выпуклых мурашек, в то время как поданный мальчишке мною плед перед сном согревал далеко не его. Ещё толком не соображая, встаю с холодного пола и снова укрываю явно замёрзшее тело. Зачем-то улыбаюсь и долгое время не могу отвести взгляд от умиротворенно спавшего Мэттью, наблюдая за прерывистым вздыманием груди и угловатых плеч, пока по квартире раздавалось противное гудение звонка. – Может, Вы посмотрите, кто там пришёл, сэр? – сонно пробубнил парень, отчего я невольно вздрогнул. – Не спишь, – скорее, констатирую факт, чем спрашиваю. – Проснулся из-за шума, сэр, – промычал Мэттью. И в этот момент произошло то, чего мне, наверное, не следовало видеть. Мальчишка чуть приподнялся на коленях, уткнулся руками в подушку и медленно потянулся, сладко выгибая на удивление гибкую спину и протяжно выдыхая. В памяти всплыла невинная фотография, отправленная в студию по срочному заказу поздним вечером, а следом и оголённое подростковое тело. Прервав беснующий парад мыслей, юноша обернулся через плечо и заметил хитрющими глазами мой затянувшийся взгляд. – Дверь, мистер Ховард, – елейно напомнил парень, пряча лукавую улыбку в вороте футболки. Сдерживаюсь, чтобы не дать подзатыльник обнаглевшему засранцу, и оборачиваюсь к выходу из гостиной. Заторможено прокладываю путь до входной двери, по которой уже несколько минут неистово стучат и тыкают пальцем на закруглённую кнопку звонка, и прислоняюсь к глазку. На пороге стоял разъярённый Крис, держа в руке что-то смутно походящее на куртку. Что привело его в такой час ко мне домой? Прокрутил колёсико замка против часовой стрелки и толкнул металлическую дверь, отчего та бесшумно открылась, впуская друга в квартиру. – Привет? – заплетающимся языком неуверенно поприветствовал нежданного гостя. – Конечно, блять, привет! – недовольно выплюнул он, пихая ко мне в руки мой же жакет. Откуда он у него вообще? – Ты помнишь о нашем уговоре? Что я должен был тебе позвонить и убедиться в безопасности твоей прогулки и в том, что ты дома. – Да, но… – я опустил глаза на жакет в руках, – телефон был в куртке, а куртка… – А куртка на улице под скамейкой, Дом! – возмущенно вскрикнул он. – Понимаешь, что если бы добрые люди не обратили внимание на звонящий телефон в кармане чужой одежды, то тебе пришлось бы попрощаться и с бумажником, и с паспортом, и с мобильником, мать твою? Тебе просто эпически повезло, что мимо проходил человек! Я отчаянно пытался вспомнить, почему не уследил за вещью, и что вообще делал на скамье ночью, пока Крис прожигал меня осуждающим взглядом. Затем поражено зажмурился и жалобно застонал. В голове раз за разом прокручивался момент, как я положил куртку на плечи вечно мёрзнувшего мальчишки и как закинул его на спину, понимая, что жакет просто скатился с парня, падая на тротуар. И никто из нас не обратил на это внимание. – Ох, – вымученно протянул, глядя под ноги, – вот же пиздец. – Мало сказано, Доминик, мало сказано. Расскажешь, что стряслось? – Ничего необычного, – как можно более увереннее бросил я, – присел отдохнуть и забыл. В каком-то роде это походило на правду, поэтому несильно тяготился муками совести. Сказать всё напрямую – то же самое, что и добровольно нарекать себя на длительный и выматывающий разговор, приправленный наводящими вопросами. – Зайдёшь? – спросил у Криса, вешая злосчастный жакет в шкаф, чувствуя весомую обязанность хоть как-то загладить свою вину. – От чая не откажусь.***
– А ты сам-то как думаешь, что делает человека счастливее: секс, алкоголь, дети, религия или любовь? – друг шумно отпил горячего чая и вопросительно посмотрел на меня. – Не противопоставляй прекрасные грани человечества, Крис, – я сложил руки на груди, облокотившись на рабочий стол. – Если тебе и нужен рецепт счастья в одном предложении: нет ничего лучше секса на пьяную голову с любимым человеком, когда дети уехали с бабушкой на богомолье. Послышался заливистый хохот. Мы сидели в кабинете уже около часа и перебирали все возможные темы, неизвестным путём дойдя до смысла жизни и человеческого счастья, пока я мысленно надеялся, что Мэттью уже уснул и наш хохот ему несильно мешает. Боюсь даже думать, что было бы, если Крис его увидел здесь… – Это ты неплохо сказал, да. Но я, думаю, поставил бы на первое место любовь: от одной мысли о Келли хочется и пить, и трахаться, и детей, и молиться всем богам, чтобы эта девушка была рядом со мной. – Только не начинай, – предупреждающе вожу пальцем и усмехаюсь, – наслышан о ней достаточно за сегодня. – Она удивительна, Дом. Настолько, что я абсолютно готов лечь под её каблук. – Это ты удивителен, – неверяще мотаю головой и плюхаюсь в кресло. – Ещё вчера он готов был жениться на алкоголе, а сегодня уже сходит с ума по одной особи. – Это состояние, Дом, приходит как сон во время пьянки: неожиданно и с последствиями. Даже подумать не успеваешь, что нельзя засыпать, так уже всё! – Крис развёл руками в стороны и вскинул брови. – Ты тоже не отставай, подтягивайся! – Я уже давно помолвлен с мольбертом, – безысходно выдохнул и потёр пальцами виски, чувствуя слабое давление. Если за окном лето, то это не всегда хорошо. По крайней мере для художника точно. Именно в это время начинается полный завал в студии, порождающий истомную лень во всем теле, когда заказы льются на почту, как из ведра, а расписание приёмов клиентов заполнено чуть ли не на два месяца вперёд. Сегодня мне пришлось взять пару заказных работ на дом, которые были достаточно легки в исполнении, но тратить на них время в мастерской не хотелось. Поэтому планы на выходные у меня, к сожалению, имеются. Слышу краем уха, как Крис набирает в лёгкие воздуха, чтобы что-то сказать, но останавливается. Его прерывает истошный вопль, доносящийся из гостиной. В голове пронеслась тысяча матов и оскорблений в сторону неспящего мальчишки, но растущее негодование заполонил гнетущий и неподдельный страх. За дверью кабинета послышались быстрые шаги, после – истеричные дёрганья металлической ручки. Напряжённая секунда, и в комнату врывается зашуганный до чёртиков Мэттью, что тотчас истощённо стекает жидкостью на пол. По встрепенувшемуся взгляду можно было предположить, что он не ожидал видеть нас здесь, наверняка забегая в первую попавшуюся комнату. – Мис-стер Х-ховард, – судорожно глотая воздух и тщетно восстанавливая сбитое дыхание, тот бегал невидящими глазами по помещению, – у Вас... там... в ком-мнате!.. п-паук!.. – заикаясь, надрывно хныча, он приподнялся и с выходом прислонился спиной к двери. Я отчётливо ощущал на себе два взгляда: цепенящий, непреодолимый, наполненный до краёв немым ужасом, и озадаченный, точно фраппированный, требующий немедленных объяснений; они, словно кислотой, разъедали кожу, ожидая от меня первых действий и слов. Твою мать, Беллами. Твою. Мать. Успокаивая самого себя недолгих пару секунд, закрываю глаза и потираю переносицу. – Крис, – на выдохе обращаюсь к другу, разрывая сгустившуюся тишину, – это Мэттью. Мальчишка, словно не заметивший до этого гостя, в мгновение ока забыл о поглотившем его раннее страхе: оживился, бойко встал с пола и подбежал к, мягко говоря, охреневшему другу, дружелюбно протягивая руку. – Приятно познакомиться, сэр! – выпалил тот. Если я уже более менее привык к импульсивности парня, то Крис изумлёнными глазами смотрел на подорвавшегося безумца и прерывисто засмеялся, ответно пожимая своей широкой ладонью тонкую и небольшую руку Мэттью. – Приятно, – всё ещё пребывая в шоке, ответил друг, – приятно… Неловкое и напряжённое молчание тяжёлым полотном спустилось на плечи, намертво цепляясь обманчиво мягкими лапами и мешая вдохнуть полной грудью. Крис отпустил руку юноши и всё ещё удивленными глазами искоса посмотрел на меня. – Мэттью, иди обратно в комнату, – чувствуя надвигающийся разговор, убедительно прошу мальчишку. Тот удивлённо выпучил глаза, всем своим видом говоря, что я ляпнул полную чушь. – Что? Там же паук, сэр! – поражённо вскрикнул парень, боязливо указывая пальцем на широкую дверь гостиной– Я не буду мешать, правда! – Арахнофоб? – догадался Крис и, завидев безысходный кивок и выдавленную улыбку Мэттью, поддерживающе хлопнул того по плечу. Оставлять здесь парня нельзя. Надо как можно быстрее объяснить всю ситуацию другу, пока он не успел придумать свою версию, которая по-любому уже созрела в его голове, победно искрясь прозрачными жилками. В любом другом случае можно было наплести что-то о младшем брате или племяннике, чтобы в дальнейшем избежать возможных подколов на эту тему, но и тут с треском прогадаю: старый-добрый-друг знает мою родословную, возможно, лучше, чем я сам. Поэтому здесь как никогда подойдёт правда в виде странной и несуразной истории. – В другую. Комнату, – угрожающе чеканю. – Живо. Голубые глазища испуганно заискрились – мальчишка резво дал дёру, рванув наугад по коридору. Надо же, его дурная башка умеет понимать? – Крис, я… – решил начать первым, скучающе повернувшись к другу, но был прерван. – Это же тот? Ну, с телефона, да? – он, явно сдерживаясь от смеха, одарил меня пугающе догадливым взглядом. – Да, – почему я сказал это так, словно подписал себе смертный договор? – Да, это он. Но, Крис… – Подожди-подожди, – тот вскинул палец вверх, – ты держишь у себя дома несовершеннолетнего парня, имея в прошлом бурные нетрадиционные связи, и, более того, его фотография на заставке твоего телефона. Блять, Дом, пойми меня правильно, но это ни на что другое не похоже!.. Он выжидающе уставился в мою сторону, слегка посмеиваясь. Не то чтобы эта ситуация была непоправима, нет. Пугало лишь то, что мой друг действительно считает меня способным на подобные авантюры. Сдерживаюсь, чтобы не встать и не врезать в морду слегка обалдевшему другу, но лишь снисходительно фыркаю и ставлю давно опустевшую кружку на стол. – Это действительно не то, о чем ты думаешь, – почти цокаю с нескрываемым презрением. Крис облегченно выдохнул, вскидывая кверху брови, и истерично захохотал. – Тогда хрен с тобой, Дом. Всё равно, что делает у тебя этот мелкий, но я очень полагаюсь на твоё здравомыслие, – выпрямленный указательный палец тычет в мою сторону. – Возможно, потом поговорим ещё об этом, но не сегодня – мне уже давно пора бежать. На часы-то хоть смотрел? В очередной раз убеждаюсь в непоколебимом доверии Криса и искренне этому радуюсь, ведь буквально избежал серьёзного разговора, отделавшись парой фраз. В конечном счёте ситуация действительно не из приятных, но это только на первый взгляд. Наскоро проводил друга до двери и обменялся скупыми прощаниями, в очередной раз извиняясь за свою безответственность и историю, приключившуюся с телефоном. – Знаю, ты и не такое можешь сотворить, – стоя у порога, заявил Крис. – Спасибо за чай. Увидимся! Дверь закрылась. Над квартирой вновь снизошёл туман пугающей тишины, нарушаемый едва слышным тиканьем часов. Люблю Криса. За его добрый нрав и способность всегда правильно оценить положение. За умение находить алкоголь даже в самых, казалось бы, затруднительных для этого ситуациях я тоже любил, но это уже из совсем другой оперы. Достаю из кармана жакета несчастный телефон и разблокировываю экран, глядя на длинный столбец пропущенных от Криса и пару минут назад от Бритни. Если с другом всё было понятно, то наличие звонка от девушки оставалось загадкой. Набираю заученный на зубок номер и слышу продолжительные гудки. – Да? – всё такой же радостный и свежий голос девушки раздался по другую сторону. – Доброе утро. Увидел пропущенный. Что же заставило тебя позвонить в такой час? – О-ой, – печально пропела Брит, – Домми, прости, пожалуйста, если разбудила! Я просто совсем недавно из самолёта вышла, высадилась в Монреале. Забыла про разные часовые пояса, думала, ты ещё не спишь. Господипростипожалуйста! – почти на одном дыхании выпалила девушка. – Монреаль? Что ты в Канаде забыла? – Начнём с того, что я там родилась, Дом, – намеренно обиженно уточнила Брит. – И ещё в здании Монреальского музея завтра пройдёт аукцион от какой-то очень важной крупной компании, – почти вижу, как девушка строит в воздухе кавычки, – поэтому мне, как истинному арт-дилеру, там нужно быть обязательно. Ох, Дом, я так хочу, чтобы ты был здесь. Этот город невероятно потрясающий! – Не сомневаюсь, – рассмеялся я. – Удачи на аукционе, золотце. Чтобы привезла мне сувенир! – пригрозил девушке. – Ой, обязательно! Тут столько магазинчиков, бутиков и всяких лавок. Больше, чем в Ливерпуле… Представить такое обилие магазинов было не в моих силах. Я и так готов поклясться, что в нашем городе подобных заведений понастроили с огромным избытком, поэтому на большее их количество даже моего воображения не хватает. – Жду тогда. Без подарочка не пущу в кабинет. – Да-да, разумеется. Но это не всё, что я хотела сказать. Слушай очень внимательно, Домми, потому что возможно у меня не будет шансов позвонить тебе снова, – серьёзно предупредила Брит. Мне пришлось взять ручку и записать всё для большей надёжности. Знаю я свою память… – В моём компьютере, пароль можешь найти в блокноте в тумбочке, на рабочем столе есть папка под названием «основное», зайдёшь в неё и в списке выберешь файл «Доминику». В нём сообщение от мистера Вуда мне, но я думаю, что ты обязан прочитать его как можно быстрее и подготовиться. Хотела сама отправить, но не успела, извиняй уж. Только не упади в обморок потом, хорошо? – рассмеявшись, звонким голосом спросила Брит. – Пугаешь, – признался я, понимая, что готов хоть сейчас отправиться в студию. – Боже, успокойся! Всё отлично, никто тебя не увольняет. – Очень на это надеюсь, Брит. – Да кто ж это сделает? Ты у нас один из лучших! Всё, Домми, прости, но не могу больше говорить. Такси подъезжает к отелю. Пока-пока! Звонок прервался. Вот же Бритни! Умеет заинтриговать. Никогда не думал, что буду с таким нетерпением ждать понедельника. С глухим, почти вымученным выдохом оборачиваюсь и направляюсь на поиски парня, отмечая, что сонный дурман давно выветрился из головы. В квартире глухо настолько, что кажется, будто мальчишка по пьяни привиделся, но вижу у двери его поношенные кеды и назойливая мысль спадает. Осторожно заглядываю в свою спальню – мало ли – но комната пребывает в гордом одиночестве. Единственным местом, где он может быть, остаётся кухня. Туда и направляюсь. Не прогадал. Юноша, ещё более взъерошенный, чем обычно, сидит за столом и хлюпает горячим чаем. Идиотская привычка, но почему-то не так раздражает. Меня вообще мало что стало раздражать в парне, но закатывать глаза на его извечную упрямость или реактивность теперь вошло в особый ряд привычек. Всегда был уверен, что хожу неслышно, но, видимо, не для Мэттью – сутулая спина вздрагивает, как только оказываюсь на пороге, лохматая голова резко оборачивается. Сонный, помятый, едва отошедший от недавнего перепуга мальчишка улыбается так искренне, что колени невольно сводит. Чёрт подери, мне не был так рад даже Кристофер, когда я принёс ему минералку во время жутчайшего похмелья. – Доброе утро, сэр, – читаю по тонким губам. – Доброе, – прохожу на кухню. Мажу взглядом по покрасневшей физиономии, пузатой кружке в пальцах и абсолютно пустому столу. – Чего не ешь? – спрашиваю из-за спины, открывая холодильник. – Или ты из тех подростков, что питаются табаком, а потом запивают его чаем? – Нет, – искренне фыркает от смеха и поправляет волосы в смущённом жесте, – неудобно было как-то. – Дурень, – подвожу итог и вытаскиваю из холодильника упаковку с грибами, яйцами и зелень с молоком. – Заругаться вчера отборным матом и забыть про этикет ему, значит, было удобно, а тут смутился? Вопрос остался без ответа. Озадаченно оборачиваюсь и смотрю в отчего-то умоляющие глаза мальчишки, едва показавшиеся из-за ободка кружки. Осуждающе трясу головой, отворачиваюсь. Пока мелко нарубливаю овощи, Мэттью продолжает изображать застывшую статую, изредка отхлёбывая чай и претихо ставя керамическую кружку на стол. – Спасибо, что пустили... сэр. Мне было реально плохо. Правда. – Хватит, – отмахиваюсь, опускаю продукты на шипящую сковороду. – Нормально спалось? Как колено? – спрашиваю не ради приличия, а потому что молчать стало как-то неловко. – Вроде хорошо, – отозвался Мэттью и подошёл к раковине, чтобы помыть кружку. – И с тем, и с другим. Никогда, кстати, так рано не вставал. Вопросительно оглядываюсь на часы. Что ж, не ты один. Четыре утра в нашем городе не отличались особой лучистостью, поэтому за окном зияла непросветная мгла. За это я и любил Ливерпуль, когда даже в самый ясный день можно было легко найти укромное место, куда не попадали назойливые лучи света. Сейчас же на улице шёл привычный всем жителям этого города ливень, но, не смотря на его внешнюю хладнокровность и пустотность, эти капли всегда приносили с собой неземной покой. Ну и машину мыли, да. – Уверен, что не хочешь спать? – спрашиваю у парня, накладывая в тарелку горячий омлет. – Нет, сэр, – резво отозвался тот, – после такого уснёшь… Только сейчас вспоминаю о его недавнем забеге по квартире. А это – плюс ещё одна странность Мэттью в копилку. Ничего не слышал об арахнофобии, но, по всей видимости, у парня явно присутствуют недопонимания с пауками. Отвезти его в зоологический музей, что ли? – Приятного аппетита, – оборачиваюсь к мальчишке и ставлю завтрак на стол. Ну прям семейная идиллия! Не хватает только шума телевизора на заднем плане и зелёного чая с овсяными печеньями. Первое беру на себя, бездумно тыкая по кнопкам пульта и включая какой-то канал, второе оставляю без решения, ибо ни печенья, ни листового чая нет. Оно, возможно, и к лучшему. – …остаётся прежней, – тошнотворно-оптимистично раздалось из динамиков телевизора, сменяя гудящий попсовый мотивчик. Вместо разглядывания вычурно накрашенного лица ведущей прогноза погоды, тараторящей что-то о направлении-северного-ветра, с неподдельным интересом наблюдаю за удивлённой физиономией парня. Мэттью с завидным восторгом запихивал очередную вилку с омлетом в рот, изредка поглядывая в экран телевизора. Что, думал, я не умею готовить? Снисходительно фыркаю, но довольно улыбаюсь немой похвале мальчишки. Мелочь, но приятно, как говорится. Во всех смыслах.***
Да, оставлять на тонких плечах мальчишки выбор фильма было не самой гениальной идеей, Доминик. По всей площади ворсистого ковра вторым слоем расстелились десятки прямоугольных коробочек с разными вызывающими этикетками. Среди этого хаоса, поджав под себя колени, вот уже добрых минут десять сидел Мэттью и активно перебирал один диск за другим, бубня под нос однозначные комментарии: – Так, это я видел, – ещё одна коробочка отправилась обратно на полку. Длинные пальцы обхватили следующий диск и вертели его в разные стороны. Я сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и наблюдал за отчаянными попытками парня найти хоть что-то интересное для его смышлёной головы. Мы устроились в той же злополучной гостиной, когда чёрный мохнатый паук был найден под столом и отправлен в путешествие по подъезду дома, а не убит по восторженным просьбам Мэттью. Мысленно отмечаю, что парень неестественно притих, и опускаю голову на задумчивого мальчишку. – Может, этот? – тот победно вскинул в руке диск со знакомой обложкой. – Он… он маме нравился когда-то. Всё говорила мне про него, говорила. Посмотрим? На пластмассовой коробочке было выведено жирным шрифтом название «Придурки из Хаззарда». Хороший фильм о двух закадычных двоюродных братьев и о временах Сухого закона. Пропитанный духом 50-х годов и грязным, сырым, гаражным блюзом. Недоверчиво посмотрел в сторону сподвигнувшегося на просмотр комедийного кино парня и беру диск из тощих пальцев. – Окончательный выбор? – Абсолютно, – радостно ответил мальчишка и встал с пола. Пока Мэттью пытался придать уют дивану, накидав туда маленьких подушек и пару покрывал, я муторно настраивал плеер и подключал его к экрану телевизора. Вообще, идея просмотра кино была моей, так как на полках тщетно пылились купленные в разные периоды жизни диски, а посмотреть их больше, чем раз в год, руки не доходили. И раз уж занять неспящего подростка в своём доме мне было нечем, то фильм определённо стал спасительным кругом. – Включать? – спрашиваю, когда индикаторы на плеере загорелись, оповещая о готовке к работе, и оборачиваюсь через плечо, наблюдая за балдевшем на диване парнем. Тот сразу оживился, заметив мигающий экран. – Конечно, сэр! Нажимаю на кнопку пуска и подхожу к мальчишке, откидываясь на мягкую поверхность дивана. – У Вас есть сухарики? – вдруг спросил юноша. – Сомневаюсь. – Я посмотрю? Непонятно почему киваю, ведь категорически против еды в комнате. Но Мэттью уже унёсся на кухню и грохотал шкафчиками. Обратно довольный возвращается с небольшой и уже открытой пачкой сухариков. – За чистоту дивана и пола отвечаешь своей задницей, – предупреждаю мальчишку – тот фыркает, но согласно трясёт головой. Качаю головой и тыкаю на кнопку пульта, включая выбранный фильм. Не думал, что когда-либо моя голова сгенерирует нечто подобное, но смотреть, как юношу захватывает комедийный боевик, и как он каждый раз спрашивает, всё ли закончится хорошо, запихивая в рот очередной хрустящий кубик, достаточно забавно и даже увлекательно. И всё же не стоило пускать его цепкие руки на полки с дисками. Ибо кино уже не поглощает моё внимание, как то было несколько добрых минут назад. Бросаю взгляды на экран только тогда, когда парень спрашивает что-то по сюжету. А так, смотрю на мальчишку и не могу отвести взгляда, удивляясь его наглости и свободным движениям. Надеюсь, что незаметно; совсем не желаю разрушения моей секретности. Если Мэттью заметит – я не смогу наблюдать. Чуть позже юноша прячет ноги под себя, усевшись по-турецки, весь во власти кинематографа. Как-то по-детски переживает и восторженно раскрывает рот. Пару раз даже задерживает дыхание и явно не замечает этого. Вижу во внимательно раскрытых глазах бегающее отражение экрана и просто не могу отвернуться от удивительного профиля, находя его в тысячи и тысячи раз интереснее всех фильмов. Через неопределённое время в плечо лениво утыкается взъерошенная макушка, и запоздало отмечаю, что мальчишка наврал о своей бодрости. Заляпанные в крошках длинные пальцы застыли на широком ободке пачки, а сам парень притих, хотя по ходу фильма он что-то активно спрашивал, комментировал, хохотал. Это всегда раздражало, но сейчас казалось чем-то необходимым и даже увлекательным. Слегка наклоняю голову – вижу прикрытые глаза и дрожащие ресницы. К носу стелется воздушный аромат мальчишеского тела, вперемешку с запахом пропитанной потом футболки и орехового шампуня. Осторожно высвобождаюсь из почти обнимающих рук, стекаю на пол и, поднявшись, елейно укладываю Мэттью на диван. Даже не просыпается, и я мысленно благодарю всех тех набожных, что сейчас сидят на небесах.***
Заказные портреты всегда стояли на первых местах в моей личной оценочной шкале. Во-первых, дороже, а во-вторых, место и время работы ты можешь подстроить под свои планы. Единственным минусом считалось только то, что не было внутреннего ощущение живого человека, лишь картинка, лишь обёртка; скорлупа, если угодно. Поэтому перед началом всегда старательно пытался представить того, кого изображаю, наяву. Конечно, образ получается с хорошей долей отсебятины, потому что нельзя досконально определить нрав и внутренний мир человека, пользуясь только фотографией, но многолетний опыт за плечами уже ни раз помогал в таких ситуациях, подставляя нужный образ по нескольким факторам внешности. Но кисть проезжалась по холсту неровно. Неровно было и дыхание. Вяжущая на языке мысль, что любое моё неаккуратное движение может разбудить чуткий сон мальчишки, нещадно сковывала и держала в цепких прутьях. Мы находились в разных комнатах, почти в разных углах всей квартиры, но, понимаю, что брежу, когда слышу краем уха мерное сопение, или когда максимально тихо провожу волосками по холсту, чтобы даже этот маневр не стал причиной внезапного просыпа. Трясу головой и пытаюсь взять себя в руки. Всё же несколько лет одиночного проживания дают о себе знать. Мажу кистью по палитре и снова примыкаю к мольберту, увереннее ведя границы лица какой-то женщины. После удачного просмотра фильма я оставил уснувшего Мэттью спать на том же диване, выключив незаконченное кино, а сам ушёл в кабинет, где и нахожусь уже от силы полчаса. В этой комнате пахло влажной древесиной и вязкой смолой. И если для кого-то этот аромат ассоциировался с отдыхом или лесным спокойствием, то для меня это был чистый запах работы. Сжимаю губы в недовольстве, понимая, что стоило бы взять оттенок на тон светлее, поэтому, уже которым слоем, провожу сверху нужным цветом. И где моя извечная концентрация? Слышу, как вибрирует телефон, лежащий на столе, и следом звонкий стук колокольчиков, оповещающих о сообщении. Меня решили вспомнить все мои друзья? Сначала Крис, потом Брит, сейчас кто? Устало поднимаюсь со стула, хлопая ладонями об ноги, и беру мобильник в руки. «Спите?» Только прочитал, а уже представил, как Мэттью лежит в тёмной комнате, освещаемый лишь экраном телефона, завернулся в гору одеял, не смотря на то, что за окном лето, и тыкает пальцами по экрану, набирая текст. Недоумённо пялюсь в мобильник и в который раз прогоняю в голове тирады, посвящённые пугающей непредсказуемости парня. Уже почти собрался идти в комнату к мальчишке, но остановился и набрал ответное сообщение. «нет» Всё ещё держу в руках телефон, выжидающе глядя на экран, и понимаю, что на этом диалог закончится. Кладу мобильный на стол и с треском осознаю, что ошибся. Звон колокольчиков вновь раздался из динамиков. «Мне холодно :(» Саркастически вскидываю брови. У него на одном диване лежит почти весь мой запас одеял. Что он с ними сделал? «принести ещё одеяло?» «Нет, но я нашёл Вашу кофту на стуле» «Знаете, она отлично согревает!» Представил этот образ и на удивление нашёл его весьма привлекательным. Всё же сомневаюсь, что несколько пар одеял заменят какую-то синтетическую кофту. Усмехаясь, помотал головой и опустился в кресло, продолжая печатать. «слюни на неё не будешь пускать, когда уснешь?» «А можно?» «ни в коем случае, Мэттью» «Вы слишком долго отвечали…» «…что ты сделал с кофтой?» «С какой кофтой?:D» Презрительно фыркаю и откидываю телефон на диван. Нет времени на его забавы, пока перед носом бельмом на глазу маячила незаконченная работа. Вновь опускаюсь на табуретку и пытаюсь вернуться к потерянному настрою, ища к нему пути через повторный анализ фотографии. Пухлая девушка, обёрнутая в прозрачные ткани, стояла полу боком и, казалось, прожигала чёрными глазами всё пространство перед собой. На щеках виднелись неровные полосы бледно-розовой пудры, а губы блестели на свету и приветливо растягивались в улыбке. Густые кудрявые волосы собирал обсыпанный мелкими пёстрыми камушками обруч, и локоны прилизано лежали на округлых плечах. Вся фотография напоминала изображение древней богини: такая же обманчиво спокойная в своей невинности. Звон колокольчиков вновь прервал меня. Затем снова. И снова. Он там по одному слову печатает, или как? Какое-то время на полном серьёзе пытаюсь игнорировать бьющую по ушам трель, сжимая губы и тщетно пытаясь сосредоточиться. Даже получается не сорваться. Но потом надоедливые оповещения прекратились, запуская в кабинет гробовую тишину. Неужели уснул? Сначала расслабленно выдыхаю и негодующе мотаю головой, проводя кистью по воздушным волосам девушки, но понимаю, что так стало ещё хуже. Скрипя зубами, разъярённо поднимаюсь со стула, чуть не снося с ног бедный мольберт, хватаю притихший телефон и натыкаюсь на длинный столбец сообщений. «Всё в порядке с кофтой, сэр» «Вы отошли?» «Я только что услышал, как Вы отодвинули стул» «Вы работаете?» «Я видел в Вашем кабинете мольберт» «Вы и на нём рисуете, или он для красоты?» «Мистер Ховард, я не могу заснуть» «Мне кажется, что эта точка на полу – паук» «Она, вроде, двигается…» «Ваша кофта помогает немного успокоиться, но жаль, что она не может со мной разговаривать» «Поговорите со мной, сэр» «Напишите хоть что-нибудь» «Вы не читаете мои сообщения, но я мысленно проигрываю Ваши ответы» «Ещё я представляю Ваши руки» «Мне интересно, о чём Вы подумали, но я говорил о голове» «Когда меня гладят по голове, это успокаивает» «Можно мне покурить?» «Ужасно хочу» «Если Вы уснули, сэр, то знайте, что я был в подъезде и курил в Вашей кофте» «Стоит ли желать спокойной ночи?..» «Спокойной ночи» Озадачено выдыхаю и срываюсь с места. Пусть мне и знакома невыносимая ломка, когда лёгкие буквально сворачивает от тянущего желания табака, но, извините меня, ему только семнадцать! Заглядываю в гостиную и не обнаруживаю там парня. Значит, уже вышел. Мальчишка и так совсем недавно накидался алкоголем и нехилой дозой табака до потери самообладания, поэтому было чревато продолжать это дело, когда ещё даже день не прошёл. Накидываю первую попавшуюся толстовку поверх домашней майки, в спешке обуваюсь и выхожу на лестничную площадку. Спустившись этажом ниже, завидел знакомую макушку. Мэттью облокотился локтями на подоконник и с завидной внимательностью пытался что-то высмотреть в окне. Чёрная кофта покоилась на острых плечах, а между тонких палец зажата дымящаяся сигаретка. – Бросать не думал? – спрашиваю и наблюдаю, как мальчишка выпускает изо рта клубы дыма. – Думал. Пришёл к выводу, что ни мне, ни кому-либо ещё это не нужно, – беспечно глядя на серые потоки воздуха, изображавшие странные позы, ответил юноша. Спускаюсь на один пролёт ниже, подходя к подоконнику, и выхватываю из рук парня тонкую сигарету. Мэттью удивлённо оборачивается, раскрыв рот в немом вопросе. – А если я скажу, что это нужно мне, что тогда? – спокойно спросил у мальчишки, наблюдая за играющей злостью в его глазах. – Возможно, я бы ещё раз подумал, сэр, – смиренно ответил тот, запрыгивая на шаткий подоконник. Наши голоса эхом проносились по всем этажам здания, пока за окном тарабанили настойчивые капли утреннего дождя. – Вы выкурите мою сигарету? – неожиданно прервал тишину Мэттью, болтая свисавшими вниз ногами. – Зачем? – задаю резонный вопрос, не оборачиваясь к мальчишке. Я наблюдал за утренним переулком через запачканное подъездное окно, лишь изредка ловя взглядом спешащих дамочек под разукрашенными, приличествующих лету зонтиками или спокойно шагающих по бетонному тротуару мужчин, которым, видимо, даже дождь не помеха. Машин в такое время обычно нет, оно и понятно: зачем спешить в такую рань, если есть авто? Седые войлочные облака шаркались брюхом об носы небоскрёбов и высотных зданий, пока извечно скупое солнце отчаянно пыталась вырваться из свинцовых сгустков. Лето навевало на Ливерпуль несуществующую и местами латентную радость прихода самого тёплого времени года, когда природа распускает свои силы, цветут растения, а благоухающие кроны деревьев обливаются в зелёный цвет. Но в промозглых сердцах жителей ежегодно царит сырая осень, пропитанная запахом прелых листьев и влажного асфальта, поэтому даже лучик ясного солнца не поселит в душу здешнего человека росток новой летней жизни. Обрадует, заставит улыбнуться, медленно проводя пальцами по росе на свежескошенной траве, но не пробьётся сквозь широкую занавесу мазутных туч внутри. – Не знаю, сэр, – выдохнул Мэттью. – Но Вы ведь хотите, правда? Сдвигаю взгляд от окна, но не настолько, чтобы видеть лицо мальчишки. Примыкаю глазами к тощим бёдрам, усевшимся на обшарпанных досках подоконника, и зачем-то считаю продольные складки на ткани спортивок, так как одежда была через чур широкой. Что ж, их двенадцать… – Говоришь так, будто можешь что-то предложить, – перевёл взгляд на чёрную кофту, которую Мэттью бесцеремонно стащил со стула, и которая теперь согревала его вечно мёрзнувшие плечи. Ожидаю ответа, но так его и не получаю. Провёл изучающим взглядом по барабанящим на подоконнике неизвестный мотив пальцам и загипнотизировано смотрел на двигающиеся костяшки под тонкой кожей, запоздало отмечая, что вблизи его руки кажутся совсем восковыми. Наблюдаю за тем, как юноша неожиданно нагибается и медленно преподносит лицо к моей руке, лежащей на подоконнике. Тонкими запёкшимися губами обхватывает желтоватый фильтр сигареты между моих пальцев, опаляя дыханием кожу, и шумно вдыхает, втягивая без того впалые щёки ещё больше. Оттолкнуть и дать подзатыльник – дело одной секунды. Но продолжаю смотреть на зажатые вокруг тонкой сигареты губы и прикрытые в блаженстве глаза. Не успеваю сообразить, как парень резко поднимается ко мне, обхватывает лицо холодными дрожащими пальцами и тягуче выдыхает в мой приоткрытый рот. Сил хватает лишь на то, чтобы намертво замереть, пытаясь не касаться, наверное, таких же холодных губ мальчишки, что находились в опасной близости, и осторожно вдыхаю родной табачный дым вкупе с разгорячённым дыханием подростка. – Как видите, могу, сэр, – прошептал Мэттью, водя затуманенным взглядом по моему лицу.***
«Помню, как очень сильно хотел что-то сказать. Что-то по поводу его наглости и извечной бестактности. Но Мэттью в тот день разительно резво убежал, шлёпая незашнурованными кедами по бетонным ступенькам. Ещё помню, как долго стоял возле того подоконника и докуривал сигарету парня… Если бы ты только знал, мой Друг, насколько она была невероятно въедливой, волнующей, терпкой и опьяняющей, пусть это и обычный винстон!.. В то утро я впервые позволил разрастись своим мыслям».