Аутист

Надо признаться, что это был самый трудный вопрос, полученный мною за жизнь, на который мне сейчас приходилось лихорадочно подыскивать ответ. Все шаблоны из памяти моей словно стерлись, и мне предстояло импровизировать, чтобы самостоятельно выразить свои эмоции, а с этим у меня всегда было крайне плохо. Ведь, в самом деле, почему именно он? А мужчина, сидящий передо мной, все это время терпеливо ждал и молчал. — Погоди, — сбивчиво пробормотал я, признавая, что мне нужно подумать. Подумать и сформулировать свою мысль, перевести ее в устную речь, а для любого аутиста этот процесс — просто невообразимая каторга. Вообще, по природе своей, я относился к виду аутистов, склонных к эхолалии. Ведь так удобно и просто повторить произнесенную другим человеком фразу. Например:  — Рома, ты хочешь яблоко? — Рома, ты хочешь яблоко, — не задумываясь, автоматически повторял я в том случае, если действительно его хотел, а если нет — то просто молчал, не тратясь на подыскивание верных слов. Но наши продвинутые врачи, заметив мои особенные таланты, меня в покое не оставили. После многочисленных тестов они разместили мое резюме с фотографиями в интернете, и нашлась американская семья, которая имела двоих детей с такими же особенностями, как и у меня. Эти добрые люди утверждали, что если я поживу с ними год, то в Россию уже вернусь с навыками обычной разговорной речи. У них имелась собственная методика, которую они не без успеха применили к своим детям, а в дальнейшем и ко мне. Мама Оля тогда отвезла меня в Америку и оставила на год в той приемной семье. Вскоре я, на собственной шкуре, испытал всю суть их метода. Они принялись обучать меня вовсе не по картинкам, а с помощью коротких видео-роликов со стоп-кадрами. Дело в том, что, находясь на том этапе развития, я совершенно не мог, к примеру, отличить нарисованную собаку от живой. Мой мозг не способен был воспринимать отличия между настоящим животным и нарисованной картинкой. Точно такая же проблема, в свое время, была и у родных детей приютивших меня американцев — Катерины и Джона. Надо сказать, что они сдержали свое слово и здорово прочистили мне мозги. Через год я уезжал от них уже великолепно говорящим сразу на двух языках — русском и английском. Они помогли мне провести ассоциации между картинками, видео и реальностью. И с того времени я очень полюбил кино, да и в реальном мире начал ориентироваться гораздо лучше. А вообще, в голове моей творилась до сих пор такая невероятная каша, что я, порой, сам поражался. Вот, если возвратиться к изначальной теме, почему же я выбрал именно Руслана? Почему доверился именно ему? Я встрепенулся, выходя из своих размышлений, обнаружив, что мужчина до сих пор так и сидел молча, терпеливо ожидая моего ответа. И, так как пауза уже слишком затянулась, то пора было начинать что-то говорить! — Я выбрал тебя… Потому что… — я с огромным трудом подбирал нужные слова, а потом, наконец, совершив над собой неимоверное усилие, выпалил: — Я тебя хорошо вижу и слышу! Я различаю черты твоего лица, особенно брови, мне нравится тембр твоего голоса и… Да, запах твой тоже очень нравится. Ты пахнешь… Сигаретами с коньяком… И тут он рассмеялся. А я, до боли сжав руки в замок на коленях, сидел и терпеливо выжидал все то время, пока он, вот этими громкими звуками, выходившими из его горла, сотрясал воздух. — Ох, Рома, — наконец, вымолвил он. — Ну, спасибо. А я и выпил-то вчера всего ничего… — Не надо оправдываться, — едко вставил я. — А, как насчет лица? — поинтересовался Руслан. — Разве ты плохо видишь? — Я вижу отлично, но все в единой плоскости, и различаю лишь четкие контуры, без конкретных деталей, — живо сообщил я. — На самом деле, я не знаю, как я, на самом деле, вижу, но именно такие результаты показало тестирование, и мне их потом озвучили. На твоем лице, получается, я не выделяю конкретно глаза или рот. Но, почему-то, четко отличаю именно брови… — О, боже, — простонал он, но уже не хохотал, сдерживая эмоции. — Какое же ты чудо! А что с моим голосом? — Он, словно эхо, разносится по спортивному залу, и я почему-то слышу его особенно отчетливо, — лаконично пояснил я. На самом деле, каждую секунду я, ввиду своего особо обостренного мировосприятия, слышал очень много звуков. Даже сейчас, в этот момент, в мой мозг поступали звуки струящейся в трубах воды, разговоры людей из соседних квартир, шум автомобильных двигателей, крики детей, играющих на площадке, хлопки дверей в нашем многоквартирном доме. И все это сливалось в такую единую и громогласную какофонию, что мне хотелось зажать свои уши руками и где-нибудь от всего этого укрыться. Спрашивается, почему аутисты не разговаривают? Да потому, что мы просто не можем отделить обращенную именно к нам речь человека от всего другого! Слишком все громко, слишком всего много! Но голос именно этого мужчины, Руслана, оказался для меня каким-то особенным, я различал его гораздо лучше остальных, хотя никак не мог объяснить даже самому себе данный факт! — И еще, — добавил я, — я бы хотел пояснить один момент. Руслан… Мне почему-то очень хорошо именно в твоем присутствии. Я тебя не боюсь, и тебе доверяю. Надеюсь, что это у нас взаимно… И тут я, упустив тот момент, когда он пододвинулся ко мне, ощутил прикосновение его руки к своей! Я вздрогнул, словно меня ударило током, но руку не отнял, так и остался сидеть, оцепенев, будто в ожидании какого-то чуда! И продолжал весь дрожать, с головы до ног, не находя этому никакого объяснения. — Так и я тебе доверяю, — эти слова, низко, с чувственной хрипотцой, он влил в мои многострадальные, раздираемые смесью звуков, поступающих из этого мира, уши. — И я тоже тебя не боюсь. И думаю о том, что, раз уж пришел, то мне нужно тебе непременно помочь. — За этим, в общем-то, я тебя и позвал, — холодно отозвался я, а сам скользил взглядом в пространстве вокруг себя, стараясь обнаружить в нем то, что у обычных людей называлось глазами, но для меня являлось всего лишь двумя точками среди многих тысяч других таких же точек. — Хорошо! Рома, у твоих кроссовок подошва отошла. Скажи, у тебя есть другая обувь? — Конечно! — встрепенулся я, чувствуя, что неимоверно устал, но при этом продолжал цепляться за него, как за последнюю соломинку. — Вот, смотри! И я демонстративно, на показ ему, вытянул перед собой ноги, обутые в обычные домашние тапочки. — Нет, это не годится, — сразу опроверг он. — В тапках люди по улице не ходят. А еще какой-то, иной вариант, имеется? Другие кроссовки? — Только эти, — выдавил из себя я, чувствуя себя полностью психологически истощенным. — А у тебя есть клей «Момент»? — задал он мне вопрос, который поверг меня в шок. — Понимаешь, ты уже неделю ходишь в школу в порванной обуви. Так не годится! Если уж я заметил это, то могут заметить и остальные. Нам необходимо либо починить обувь, либо найти ей подходящую замену. Тем временем, в моем мозгу выстраивалась сложнейшая цепочка — от порванной обуви, невозможности носить на улице домашние тапки, к абсолютно неизвестному мне клею «Момент» и непонятному общественному мнению. Наконец, окончательно осознав, что я точно не могу собрать все эти факты в однородную кучу, я вымолвил: — Руслан, скажи конкретно, без лишних фраз, что именно от меня требуется? — Нам необходимо либо купить тебе новые кроссовки, либо починить старые, — пояснил мужчина. И тут уж я сам едва нервно не расхохотался, так как не видел никакой связи между частью одежды, надевающейся на ноги, и химическим веществом, соединяющим предметы. — Как я понимаю, тут ключевое слово — клей? — попытался выделить суть я. — Но они ведь всякие бывают. В общем, не мог бы ты купить и завтра принести сюда наиболее подходящий? Как оказалось — он мог, и я в этом абсолютно не сомневался. Мне еще хотелось добавить нечто важное к нашей беседе, однако я не находил слов, потому что очень стеснялся. — А ты не мог бы еще раз взять меня за руку? — попросил я. Не знаю, зачем черти потянули меня за язык, но я при этом пристально уставился в одну точку, находящуюся между его бровями. И тут я вновь ощутил тепло его пальцев, прикасающихся к моим… И это было такое волшебное, неописуемое чувство, что я окончательно смешался и запутался в своих ощущениях. А потом Руслан поднялся с кухонной табуретки и собрался уходить. Я проследовал за ним в прихожую, буквально прилипнув к мужчине, и меня не покидал страх, что я останусь здесь, в четырех стенах, один, без него. — Завтра я принесу клей, и мы починим твою обувь, — клятвенно пообещал он. — Пожалуйста, только не говори никому, что моя опекунша уехала, и в какой ситуации я оказался, — на всякий случай, еще раз попросил я. — Нельзя, чтобы кто-то про это узнал. Помоги же мне, прошу! И тут Руслан осторожно привлек меня к себе и легонько коснулся губами моего лба. Некоторое время я стоял словно каменное изваяние, прислонившись лбом к его плечу, а по телу моему растекалась необъяснимая эйфория. Я даже сам обхватил его руками за плечи и прижался еще крепче к его крепкому телу! — Достаточно! — шепнул он мне и сам отстранился, а потом навсегда исчез из моей жизни. Я говорю, что навсегда, так как часто не способен видеть связи времен и, порой, не мог отличить вчерашние события от тех, что происходили сегодня… Оказавшись в абсолютном одиночестве, я, чтобы скоротать время, бросился к своему компу и вышел в скайп, связавшись с Ильей, волонтером, моим куратором и, по совместительству, единственным и самым близким другом. — Рома, как твои дела? — мгновенно отозвался он. — Ты более недели не выходил на связь, и я уже начал волноваться. У тебя что-то случилось? — Да, — быстро напечатал я, избегая устного общения, потому как передавать свои чувства письмом мне было гораздо комфортнее, чем говорить. — Похоже, что случилось, и весьма серьезное. Илья, прикинь, я, кажется, влюбился… — Да уж… — протянул он. — Ром, охотно верю! И я так рад, что ты уже отлично пишешь и образно выражаешься. И кто же, скажи мне, эта счастливица? — Это вовсе не она, а он, — ответил ему я. — Илья, короче, кажется, я совсем пропал…