***
— Мам, но у тебя же билет! — раздраженно ворчала Лара на родительницу, которая свозила дочь в Москву на «Прозрачные краски», но везти домой в Питер отказывалась. Вообще с этим мюзиклом тоже была связана сомнительная история. Вся жизнь Лары была одной большой и очень сомнительной историей. «Прозрачные краски» в Петербурге шли с ноября, несколько раз их показывали в феврале, но так уж вышло, что в ту последнюю среду, когда спектакль можно было посмотреть в родном городе, Лару попросили посидеть с дочкой друзей. Потом несчастная нянька долго сокрушалась, что согласилась на эту каторгу, не посмотрев расписание. Но папа, который работает в психбольнице, объяснил, что если бы Лара отказалась, то ни на какие бы краски уж точно не пошла. Так или иначе, но на спектакль девушка все-таки попала. И вот, стоя у выхода из театра и вяло подпрыгивая на одном месте, не особо стараясь согреться, Лара не желала ехать домой в гордом одиночестве. А мама-психолог не желала ехать домой, не навестив свою московскую подругу, поэтому старательно сплавляла дочурку на вокзал, тем более, что билеты на поезд были и правда куплены. Тяжело вздыхая и сетуя на свое безграничное одиночество и абсолютную ненужность, Лара погрузилась в такси. Вообще, можно было бы и пешком дойти, но была ночь, а Лара, хоть и не самая красивая, но все же девушка. Выпинать Лару в самостоятельное путешествие удалось только благодаря коварству мамы-психологу, в контактах Лары мама-психолог так и значилась «Коварная Императрица». Родительница получила такое обозначение и марш Дарта Вейдера в рингтон за исключительное умение манипулировать людьми. Итак, коварство плана заключалось в том, что Ларе проспонсировали поход в «Хлеб насущный». Там-то и случилась вторая встреча героев этой сомнительной истории. Нет, Лара-то Ожогина видела буквально полтора часа назад на сцене, но вот он ее даже не заметил.***
Вот куда его несет на ночь глядя? Вот что ему было не остаться с остальными актерами и не отметить прекрасную премьеру в «Русской песне»? Нет, надо на ночном поезде мчать к Марине и на дневную репетицию. Приятная усталость растекалась по телу, и Ожогин предвкушал миг, когда ляжет на неудобную полку в купе, где у него не помещались ноги. Нет, конечно, можно было полететь или поехать утром на Сапсане, но пусть Марина оценит, на какие жертвы он идет ради нее! Очевидно, он слишком торопился доказать супруге свою любовь, поэтому на вокзал приехал слишком рано. — Нужно поесть, — промелькнула наглая и развратная мысль, которая могла приобрести оттенок разврата, только родившись в голове человека, который сидит на диете. Он выбрал «Хлеб насущный» скорее оттого, что в нем все же взыграла совесть, а в кофейне много не съешь. Сделав заказ, Ожогин направился к свободному столику, стоящему где-то в глубине зала. Неудачное движение рюкзака, уже с минуту сползавшего с плеча мужчины, — и он (рюкзак) с грохотом свалился на столик. Где до этого мирно лежал кто-то в капюшоне и безэмоционально пялился в экран ноутбука. Большая кружка с латте сделала звяк и расплескала свое содержимое на рукав кого-то безэмоционального. Этот кто-то подскочил, вследствие чего выяснилось, что кем-то оказалась девушка, которая сначала нахмурилась, готовясь разразиться воплями негодования, но потом внезапно удивилась и повторила строчку, звучавшую у нее в наушниках: — Что вам нужно?! Вы кто?! Ромашов, это вы? — Это я, виноват, напугал, — внезапно для самого себя ответил Ожогин на, как ему казалось, забытую реплику. Настала короткая пауза, которая могла бы стать крайне неловкой, но Лара расхохоталась и ударила по столу: — Если хотите, садитесь. Ожогин не понял, отчего согласился. В последний раз, когда речь заходила об этой девушке, на него обрушился такой гнев Марины, что он решил вообще не смотреть на девушек, по крайней мере, до лета. — И что вы здесь делаете? — поинтересовался мужчина, скрупулезно протирая разлитый кофе салфеткой. — Я? — на мгновение Лара замялась, но тут же воскликнула: — Я приехала показать вам новое платье! — Вы приехали в Москву показать мне платье? — уточнил артист, у которого с чувством юмора были некоторые проблемы. — Именно! — кивнула Лара и начала быстро стягивать толстовку. Усталый Ожогин с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. — Вот! На этой девчонке было черное платье в зеленый блестящий горошек, и как бы мужчина не пытался описать ее наряд, у него никак не получалось сделать это так, чтобы это описание не выглядело странно или смешно, поэтому поверьте его лаконичному «красиво». — Вам идет, — улыбнулся он этому ребячеству. — Еще бы мне не шло! — довольно усмехнулась Лара. — Знаете ли вы, как нелегко найти зеленое платье, которое бы вписывалось в мой бюджет? — Но оно черное, — заметил Ожогин. Глядя на недовольно поджатые губы собеседницы, мужчина зарекся давать хоть какие-то комментарии тряпкам — себе дороже. — Я проводила опрос, — помолчав и успокоившись, начала объяснять девушка, — оба моих друга сочли его достаточно зеленым для театра. — Как платье может быть достаточно зеленым? Ожогину принесли кофе, дав Ларе мгновение на спокойный подбор объяснений: — Ах, да, вы же не знаете, короче, если бы вы могли читать мои мысли, то непременно оценили бы важность зеленого платья. Тут уже мужчина рассмеялся такому объяснению. — Вот, а то все время такой серьезный, — удовлетворенно кивнула Лара, сворачивая мокрую толстовку и кутаясь в зеленый шарф. — Мы, кстати, незнакомы, — внезапно вспомнил он. — Ну, это как сказать, — философски протянула Лара, медленно водя трубочкой в воздухе, из-за чего казалось, что она хочет что-то наколдовать, — я много чего знаю о вас, Иван, — Ожогина слегка изумило отсутствие отчества в обращении. — Я не знаю даже вашего имени, не находите это несправедливым? — Ну, я Лара, если хотите официально, то Лариса, но давайте остановимся на Ларе, я почти журналист и однажды писатель, — она говорила без малейшей тени смущения. Вообще Лара была очень застенчивой девушкой, которая очень не любила коммуникативных актов, но будущая профессия заставила ее выработать бойкую манеру общения, чтобы никто не подумал, что она некомпетентна. — На каком поезде вы едете в Петербург, вы же домой, Лара? — Который в час десять, — она машинально посмотрела на телефон. — Составите мне компанию? — Ожогин в очередной раз поразил себя подобным заявлением. — О боже! — резко воскликнула девушка, прикрывая рот рукой. — Вы, я, целое купе… Как же это интригует! — она говорила очень наигранно, даже комично. — С чего вы взяли про отдельное купе? — усмехнулся мужчина. — Я вас умоляю, вы же своеобразная звезда, сомневаюсь, что вы поедете в плацкарте, — она развела руками, наклоняясь вперед. — Почему это я своеобразная звезда? — недовольно уточнил артист. — Ну, понимаете, вы же не Бузова, чтобы вас знала каждая собака, — вот сравнение с этой бездарной теткой очень больно задело творческую натуру. — Вы, несомненно, популярны, но, согласитесь, вы в большей степени представитель элитарного искусства. Не скажу наверняка, но в вашем фан-клубе, настоящем фан-клубе не так уж много неподготовленных зрительниц. Да что там говорить, много вы знаете звезд, к которым по имени-отчеству обращаются? — И тут же сама дала ответ на этот явно риторический вопрос. — Только если к Алле Борисовне… — Ха, — все, что смог изречь Ожогин, который начал активно задаваться вопросом: а сколько лет этой бойкой малявке? — Я же вас не обидела? — внезапно испуганно захлопала ресницами Лара, которая очень часто говорила, не подумав, а потом бегала и извинялась перед всеми по полгода. — Ну… — протянула своеобразная звезда. «Так, Ваня, соберись, ты же взрослый мужчина, что тебе слова какого-то ребенка?» — взял себя в руки товарищ артист. — Для меня вы единственный исполнитель, за творчеством которого я действительно слежу, — заискивающе улыбнулась собеседница. — Ладно, Лара, пойдемте-ка в отдельное купе, которое интригует, — усмехнулся он, показывая, что конфликта не будет. Лицо Лары просияло от восторга: все же в большей степени она была впечатлительным ребенком, которому ой как льстило внимание кумира.