Пердюмонокль 3. Спецмиссия в Висконсине

Смит – он ведь теперь тоже парламентарий. Вернее – это я «тоже», а он там хозяйничает, как у себя в полку. Так вот Смит мне сразу сказал: «Ты, Хукс, входишь в наш сектор. Мы отстаиваем интересы армии и простого народа. Ясно тебе?» Что тут может быть неясного? Я – пешка, моё дело молчать и поддерживать Сейлу. Либо молчаливо поддерживать, либо по написанному им листочку. С другой стороны – я что, против интересов армии и народа? Нет, я за. Значит, возмущаться не стоит. Но как-то само так выходило, что я иногда нашего дорогого полковника подводил. Я иногда не слушался. Смит сердился, а я всё равно не проникался и огорчал. Начал я с того, что едва не опоздал на первое послевоенное заседание. Смит, поджавши губы, дежурил в дверях. Он схватил меня за плечо, поволок за собой, сквозь зубы читая нотацию: - Это теперь твоя работа, Хукс! Парламентарии являются на свою работу загодя, а не в последнюю минуту. Это этикет! - Извини, задержался. Я, знаешь, на Большой Базарной остановился посмотреть, как дезертиров вешают. - Тааак. Можешь не продолжать. - А можно продолжить? Сейла, ведь столько потерь после войны! Хутора, сёла заброшенными стоят, а тут крестьян вешают! - Не крестьян, Хукс! Они дезертиры, они присяге изменили! - Знавал я одного майора, так вот он как-то сказал, что остаться в действующей армии, всё равно, что приговор себе подписать. И представь: забил на приказ и не привел своих уланов в указанное место. Потом он стал полковником. - Дезертиром меня называешь? – зашипел Смит и притормозил даже. - Я? Нет! Но другие называли. Он пожёг меня взглядом… у Сейлы глаза серые, невыразительные, то ли дело мой вампир – как полыхнёт своими адскими озёрами – очко в точку сжимается! Смит понял, что не сработало, и криво усмехнулся. - Некогда меня умиляла твоя наглость. Но пойми, сейчас не время и не место… - И время, и место! Мы с тобой должны первым делом потребовать поправку, что ли, какую к закону, вот прям сегодня! Смит, я-то знаю, что тогда ты меньше всего думал о своей жизни - ты спасал своих солдат. Но ты – маг, а те бедолаги – без роду, без племени. Не повезло им в своё время с командиром, вот и бежали, когда поняли, что ведут их на убой, как скот. - «Бедолаги»? - скривился Смит. – Насколько мне известно, те, которых повесили сегодня, сбились в банду мародёров. Они грабили, насиловали и убивали, Валентин! - Пятеро из них – да. А двоих орков родичи прятали в погребе на своём хуторе, они дали дёру из-под Заслона. Вот что, Сейла, если ты промолчишь на заседании, я молчать не буду! - Стой! Смирно! – рявкнул Сейла. Потряс головой, дернул себя за ухо и уже спокойнее сказал: - Хочешь вылететь из Парламента? Твоё положение, капитан, достаточно шаткое, но такое самоволие и по Сагди ударит, не сомневайся! - Ты, что ли, расстараешься? - Ох, дурак! Слушай: разве я давал повод не доверять мне? Я ведь говорил, что мы в одной команде… Валентин, я знаю, что гнев твой справедлив, и в требованиях есть резон. Только поспешность загубит дело на корню! Для начала нам нужно обсудить всё в своём секторе, подать соответствующие документы… Не кривись, прошу тебя, я сегодня же свяжусь с канцлером и переговорю об отсрочке приговоров. В этот момент из зала заседаний вышел секретарь и попросил нас поторопиться. - Смит, ты же не обманешь? Он только руку к груди прижал. Кой чёрт, если уж Смиту не доверять, то кому ещё? Я прошёл в зал и сел на указанное место. И промучился на нём в общей сложности пять часов. Говорили, конечно, о важном: о прошедшей войне и множестве проблем, что она повлекла за собой. Однако иногда говорили так мудрёно, используя неведомую мне терминологию… я быстро запутался и устал. Смит тоже выступал, выдвинул проект реорганизации армии – там всё плохо было с рекрутским набором – и его речь мне понравилась. И вот, когда забрезжил конец мучениям, когда спикер закончил подсчет голосов за что-то там (я голосовал «за», так как Смит мне кивнул), когда я уж позволил себе помечтать о добром ужине, приготовленном Олухом самолично… Вошёл секретарь и что-то зашептал спикеру на ухо. Тот переспросил. Секретарь повторил. Лицо спикера медленно стало багроветь, взгляд заметался по рядам. И уперся в меня. - Валентин Хукс! – взвизгнул спикер. Надо бы сказать, что за фигурой был этот спикер. Если кто помнит, во время парада в честь Победы я вынужден был скрываться от народной любви в здании Парламента. И один гадкий старик в парике с букольками нападал на меня там и обещал оставить без головы. Звали старика Тулий Додсон – вот он и был избран спикером, вместо отосланного к черту на кулички предателя. - Я? – удивился и испугался я. - Да, да, встаньте! Полковник Смит, возможно, вы объясните… Господа, прошу внимания! – старик Тулий яростно напыжился и каким-то чересчур театральным жестом выбросил руку в мою сторону. – Только что мне сообщили о возмутительном факте: господин Хукс бесцеремонно вмешался в работу судебной власти, нагло и грубо прервав казнь дезертиров. По рассказу свидетеля он устроил тут же свой личный суд, и двоих приговоренных велел отправить обратно в тюрьму! - Как?! Самоуправство! – послышались возгласы. Кто-то сказал без особого осуждения «хм, дерзко!», но сказал негромко. Смит, сжав зубы, торопливо спускался к трибуне. Возмущение нарастало, с меня требовали объяснений. - Спокойно! – пророкотал голос полковника. – Господа, дело не так существенно, как вам его преподносят! Судебная ошибка – всего-то! Все загомонили: объяснитесь, это же возмутительно, почему Хукс… - Приговорённые по ошибке были причислены к банде мародёров! Я поставил в известность канцлера, а пока отправил капитана Хукса к месту казни… - И что? – вновь взвизгнул спикер, и слюни его полетели к верхним рядам. – Вы уполномочили Хукса остановить казнь? Вы ЛИЧНО отменили решение суда? Тут я понял, что Смиту зад сейчас порвут, и всё из-за меня. И закричал: - Я должен был опросить свидетелей! Вот что поручил мне полковник Смит! Престарелые родители рыдали под эшафотом и клялись Небом, что их сыновья в жизни никого не тронули! Я не мог не вмешаться. - Ну да, разумеется, - желчно сказал старик. И как отголоском ему пошли реплики по рядам: «скучаете по любви простонародья, Хукс? Какое позёрство!.. Нет, вы же понимаете, мальчик не виноват, его мягким сердцем и доверчивостью нагло пользуются! .. Ха, вы тоже намерены спускать ему с рук?... Вот же чёрт. Тулий Додсон окатил меня негодующим взглядом и повернулся к Смиту. Основной удар, как я понял, все же приходилось держать ему. - Полковник Смит, кому, как не вам знать, как поступают с дезертирами. Сказал, как припечатал. Смит стушевался, попросился на совещание со своим сектором в Красный кабинет (комната для особо жарких дебатов, но обычно для двух-трёх оппонентов, так как метраж маловат. Из красного там только обивка стульев и герань на окошке). Но неожиданно ему не позволили – уж очень всех дело заинтересовало. Формально военное положение в стране ещё не отменили. Как раз из-за мародёрства, за которое вешали однозначно. Канцлер, у которого в подчинении была полиция, уже заявлял, что и сам справится с разгулом преступности. В мирное время дезертиров не казнили, а отправляли на каторгу на пять лет. - Давайте уже, в конце концов, вернём жизнь сограждан в мирное русло, - предложил маг – один из сторонников Смита. - Хорошо, это вопрос ближайшего времени, - отвечали ему. – Но сейчас речь о другом! Вмешиваться в исполнение уже вынесенного приговора – кто может позволить себе подобное? - Известно кто – любимчик всех смердов страны… - Знаете, господа, пока мы тут дискутируем, возможно не один орк или гоблин всходит на плаху. - Именно что: орки и гоблины! Вся уголовщина в стране от них. - Они тоже воевали! – гневно воскликнул Сейла. Маги ещё полаялись бессистемно. Потом спикер предложил голосовать за что-то с туманной формулировкой. Все расселись по местам, и я сел, прислушиваясь к песне пустого живота. Но ведь всегда так: сделал доброе дело – готовь задницу для воздаяния. Вообще-то задница моя почти не пострадала. Ну, посидел на ней ещё пару часов. От Сейлы в моём направлении шёл поток холода, как от ледника. Но! – для канцлера бумажку составили с рекомендацией временно отсрочить казни. Предлагалось всех отловленных прямиком отправлять на разборы завалов в приграничье, а там уж по каждому делу разбор вести в военном суде. Смит на меня после заседания не смотрел, я сам набрался храбрости и подошёл к нему. - Извини, я не хотел тебя подставлять. Только по-другому поступить я не мог. Он с досадой махнул рукой. - Мог бы предупредить, Вэл. - Да я хотел! - Ладно, битва обошлась малой кровью. Также не могу списать со счетов, что иногда неприятности от тебя непостижимым образом оборачиваются добром. Завтра не опаздывай, и чтобы ни писка, ни шороха с твоего места я больше не слышал! Я молча отсалютовал ему, страшно негодуя в душе. Что господин полковник имеет в виду, говоря о неприятностях? Не тот ли факт, что я вылечил его от смертельной болезни, рискуя своей репутацией? Однако тогда б я не сказал, что мои старания были ему неприятны. Страдая от незаслуженных обвинений, я неожиданно обнаружил себя трахающим секретаря. Вот как так?! Секретарь судорожно цеплялся за край письменного стола, на котором лежал лицом вниз, и скулил, что ему больно. Я грязно выругался с досады, затем немного замедлился и подкорректировал угол проникновения. Через минуту секретарь заскулил уже по-другому. Вернув себе самообладание, я припомнил, что спешил покинуть дворец и в коридоре едва не сбил с ног этого парня с чашкой кофе в руке. Кофе выплеснулся на нас обоих. Я был так погружен в своё негодование, что лишь сухо пробормотал извинения и прошёл бы дальше, но секретарь схватился за рукав моей мантии… Кажется, он предлагал пройти в его кабинет за салфетками… и вот действительно - у него полная горсть бумажных салфеток… Ужасно всё же, как легко случаются у меня измены мужу. С другой стороны, я был так расстроен, что мог и спалить кого-нибудь, а так всё обошлось малой кровью, как подметил милый друг Сейла Смит. Блин, сублимация. - Я сейчас заору, - предупредил секретарь. Пришлось наваливаться на него и зажимать рот, и тут уж с хорошим размахом не подолбишься. Ну почему, почему, скажите мне, я вечно жертвую то своими потребностями, то самой жизнью во имя чужого блага? - Я и не думал, - отдышавшись, сказал парень, - что первый мой раз будет столь приятен. Кстати, я разделяю ваши взгляды – не рационально вешать, когда такой спрос на дешевую рабочую силу. - Что ж вы за сухари такие, маги? – сквозь зубы процедил я. – Нет, чтоб о людских жизнях подумать! - А при чём тут люди? – удивился он. – Не думаю, что люди воевали, они же такая редкость. Поняв, что оговорился, я лишь кивнул ему и ушёл, бросив через плечо: «Вообще-то воевали». До конца сессии я вёл себя так, как того и требовал Смит: молчал, на провокации не вёлся, стресс снимал с Олухом в «Грифоне». И, представьте, Смит накатал на меня жалобу Ультмейту! Как только я вернулся в замок, Улли показал мне его письмо – дескать, супруг у Вас такой-сякой, границ не видит, примите меры, Ваше Сиятельство. - Прямо не знаю, - глумился маркиз, - на горох тебя в угол поставить, или выпороть розгами на конюшне. А мне страшно обидно было. Я в запале настрочил ответное письмо, всяко обозвал Смита и заявил, что отныне наши дорожки врозь. Потом подумал… и письмо сжёг. Ведь Ультмейт считал, что полковник потому так себя ведет, что искренне печется о моём благе. Вампир мой, кстати, и сам замечательно Сейле ответил: намекнул, кто у нас в семье за главного, и вообще написал, что безмерно любит меня и готов во всем поддерживать. Пусть обломается солдафон зарвавшийся! Тоже мне, опекун! – от его заботы в петлю полезешь. Короче, я иногда Сейле портил кровь. Не со зла и не нарочно. Просто эти маги в парламенте как-то по-своему представляли себе народное благоденствие и соответственно о нём радели. Если я пробовал высказать своё мнение – это было гласом вопиющего в пустыне. Один Смит дергался, страшные рожи мне корчил, а другие будто и не слышали. Уже больше не называли меня позёром. Может, всех старикашка Додсон подбил? Типа, пусть этот сосунок наконец осознает, что значит не больше, чем финтифлюшки на фронтоне дворца – смотрятся красиво, но сбей их – суть строения не поменяется. Хотя ничего тут от меня не зависит, да и частенько не врубаюсь я в речи политиков, полагается всей рожей демонстрировать заинтересованность и мозговую деятельность. Эх, и ни от кого нет понимания – Ультмейт плечами пожимает и говорит: «Тебе за это платят», терпи, значит, изображай, что велено. Смит возмущается ужасно: «Слушай и впитывай, Валентин, набирайся ума!» Олух… даже он воспитывает: «А вы гните своё, сударь, капля - она камень точит!» Я научился сидеть с умным видом и думать о своем. Воспоминания о сыне, его проделках отлично поднимали настроение. Подчас вспоминая Ультмейта, я возбуждался некстати, потом высиживать заседания становилось вдвойне труднее. Вот только сегодня ни о чем мне не думалось, состояние моё было непонятным и неприятным. С утра давило виски, живот поднывал, и даже подташнивало. Я тщетно пытался вспомнить, что такого подозрительного мог слопать в «Грифоне»… но Олух и в полевых условиях ни разу не приготовил негодной пищи. Смит посмотрел на меня как-то чересчур пристально и спросил, не болен ли я. Я ответил: «Не дождёшься!». Да так злобно, что сам себе удивился. Сейла промолчал, но продолжал на меня коситься подозрительно. Боже ж ты мой, никогда ещё парламентская сессия не казалась мне такой нудной! О чём болтали эти стариканы? – спалить бы всех. Идея неожиданно показалась мне очень разумной: сейчас опять налоги подымут или новые выдумают, а народу отдуваться. Где-то в районе солнечного сплетения потихоньку усиливался жар, щеки и уши тоже пекло. Может, я вправду заболел? Ещё и меланхолия эта… откуда злость на весь мир? В академии в первую мою сессию мне поставили минимально-допустимые баллы по предмету «Основы магического врачевания». Сдавал я не в группе, а один на один с проректором. Он назвал меня эмпириком и велел убираться из аудитории и забрать с собой трупики двух жаб и одной морской свинки. Свинку было жалко – она не должна была сдохнуть, так как маг наслал на нее всего лишь легкую форму конъюнктивита, а я заклинанием должен был снять воспаление с глазок. Сдохла она почему-то от тромба в сердце, и проректор не захотел (или не смог) объяснить, как такое могло случиться. Теперь же, перебирая полученные на лекциях знания, я решал, на что направить магию, чтобы добиться улучшения самочувствия. В голову лезла только свинка в предсмертных судорогах, и было откровенно ссыкотно экспериментировать с собственным организмом. - Валентин Хукс! – громко воззвал спикер. - Я? Чувство дежавю накрыло меня. - Да, вы. Ведь это на ваших землях находится резервация оборотней? - Ну… да. Вернее, наши земли граничат с резервацией. Маркиз Сагди подписал соглашение с их вожаком о безвозмездной передаче части угодий… - Ну вот, о чём и речь, господа! Волку положи палец в пасть – откусит руку. - А в чём, собственно, дело? - А вы слушали докладчика? Это из вашей, именно из вашей резервации пошла волна преступности! Пусть маркиз Сагди опрометчиво дал им поблажку, но вы-то должны были держать в строгости этот сброд у себя под боком! - Что?! Этот «сброд», как вы выразились, пришёл к нам на помощь во время осады замка! Мой друг оборотень пожертвовал своей жизнью, спасая моего сына! Воспоминания о погибшем Дезмонде окончательно рассорили меня с этими снобами. Купол залы подавлял магию, иначе тут полыхал бы уже огонь. Однако от невозможности выплеснуть свою злость, головная боль усилилась многократно, да и в груди распирало что-то, словно воздух только накапливался с каждым вдохом. - Успокойтесь-ка, Хукс. Я лишь хочу обратить ваше внимание на вспышку правонарушений в самом центре Республики. - Нарушает закон один отщепенец, а вы норовите закрутить гайки в отношении всех оборотней! - Вся стая ведет себя соответственно вожаку, и то, что вожак бывший, ничего не решает. Ведь, как я понял, вы всего лишь заслали в резервацию своего наблюдателя, а выборы нового лидера не организовали. Я ничего не знал ни о каком засланце, после смерти Дезмонда делами резервации не интересовался, да и вообще считал: не наши земли – так и нечего нам там делать. Роланд после ссоры с братом пропал, и судьба его меня не волновала. Выходит, объявился, пёс смердячий, и где-то бузит. Где, и что за буза – я прослушал. - Ладно, я разберусь. По рядам магов прокатился смешок. - В чём дело! – вновь вспыхнул я. – Раз говорите, что это я допустил беззакония – хорошо, я наведу порядок. Спикер гадливо похихикивал. Кто-то тихо, но отчётливо сказал: «Зарвался мальчишка». Докладчик кашлянул в кулак, пряча усмешку. - Нет, господин Хукс, вы уж воздержитесь. Это теперь дело полиции. Я подскочил… Смит вдруг оказался рядом, схватил меня за плечи и потащил из зала. Голова моя гудела, в груди яростно завывало пламя, и я видел урывками ехидные усмешки магов или же настороженность на их лицах. Я начал вырываться, но Смит усилил хватку. Дверь зала заседаний захлопнулась за нами. - Пусти, Смит, сволочь! – прохрипел я. Как он мог, когда они там ржут надо мной! И я считал его другом? - Они ещё и ржут, слепые идиоты! – неожиданно прорычал Смит. Развернул меня и прижал к стене, затем сказал уже совершенно другим тоном, обеспокоенно и едва ли не ласково: - Вэл, держись, старина, я тебя вытащу! Я… найду помощь. Я ничего не понимал, мне всё хуже становилось. - Сейла, перестань… я же чувствую – это ты держишь меня. Не… не могу больше, пусти, иначе меня разорвёт. - Держись, мальчик мой. Просто помоги мне, и мы выберемся. Я не видел, но чувствовал какое-то сложное заклинание над собой – оно как купол давило на меня, удерживая чудовищную энергию внутри. - Небо, что это? Что с ним происходит? – послышался рядом взволнованный голос. - Нет, Хадсон, не подходите, это опасно! - Что за чудовищная мощь? Господин Смит, вы не справитесь один! Я позову… нет, вы не продержитесь, как мне помочь? Бледная физиономия секретаря оказалась в поле моего зрения. - Убирайтесь к чертям оба, - еле произнёс я, при этом изрыгнув пламя, как дракон-недомерок. – Вы же погибнете! - Нет-нет! Смит, командуйте! - Вы видите мои плетения? Попытайтесь укрепить их, но по внешним контурам, не смейте лезть вовнутрь! Так, уже лучше, но мы должны вывести его из дворца, ради всех богов Неба и Бездны! Уже вдвоем они затащили меня в Красный кабинет. Секретарь бросился к горшку с геранью, вытряхнул растение прямо на подоконник и извлёк со дна артефакт-ключ. - Умоляю, никому не слова, что мне известен этот секрет! Сейла, на мундире которого задымились рукава, процедил: - Ваша тайна умрёт вместе с нами… и уже скоро. Не помню как, но мы оказались в подземном тоннеле, совершенно темном, или в глазах моих была кромешная темень. Как вдруг одежда Сейлы всё же вспыхнула, он закричал и выпустил меня из рук. Давление извне сгинуло… но тут разом отовсюду поперла с меня непонятная и страшная мощь – изо рта, ушей, глаз и наверняка из задницы, короче, я только и успел понять, что мне конец…