Пердюмонокль 3. Спецмиссия в Висконсине

Ратгаузом у ведьм оказалась ого-го какая махина. В одном здании тебе и суд, и полицейская управа, и Большой конференц-зал, и Малый. Библиотека и муниципальная столовая. Куда нас и завели, и усадили за столы. Обстановка была не бедной — вездесущий мрамор, лепнина, колонны и натюрморты в позолоченных багетах. Из всех дверей, щелей и окон полезли желающие срочно подкрепиться, но официантки в белых передниках всех вытолкали взашей и для надёжности поставили щиты на входы. - Девочки, что-нибудь на скорую руку нашим гостям, - скомандовала мэр. - Посытнее и побыстрее! Официантки и повара заметались. Принесли ведровую супницу с черепаховым супом. И ещё одну — с острым томатным супом. И перед каждым из нас выставили горшочки с миндальным супом с крутонами. Мне-то казалось, что еда не в силах отвлечь мои мысли хоть на минуту, а вот поди ж ты — рука ухватила ложку, как верную саблю в бою. - Благодарю, госпожа мэр, всё такое вкусное, - искренне сказал я. - А, пустяки. Боги Бездны, сколько лишений пришлось вам пережить, - вздохнула ведьма. - Дошли слухи, что на вас вешают убийство мага, что полицию натравили и даже военных. Крутон застопорился в моём горле. - Мы эти слухи пресекаем, - продолжила мэр. - Ещё не хватало: маг-миротворец — и вдруг убийца! - Миротворец? - надменно процедил Ультмейт. Ему, кстати, принесли бокал с ещё теплой человеческой кровью, вот он и цедил её, вместе со словами. - Что вы, сударыня, в убийстве мага обвиняют меня. Наш миролюбивый капитан лишь воспротивился попытке задержать нас, ну и подпалил кое-кого из магов, но так — слегка. Легкая гиперемия кожи. - Я мать, я прекрасно понимаю ваши чувства и на вашем месте поступила бы так же, - сказала мадам. - Заверяю - здесь вы среди друзей, мы вас не выдадим. - Благодарю, - за всех ответил Ультмейт и одним глотком осушил бокал. - Ну что ж, дорогой супруг, господин барон... Милочка от такого вступления лихорадочно заработал ложкой, поперхнулся, закашлялся и смазал окончание фразы: «поблагодарим наших милых хозяек за гостеприимство». - Ах, детка, не торопись, - похлопала его по хребту мэр. - У нас ещё есть немного времени, пока доставят мисс Пум. Девочки, несите вторые блюда. Принесли жареные пельмени под сырной корочкой, блюдо с форелью в зелени и лимонах, новые горшочки с жарким из телятины. Ну и каре ягненка. И цыплят прям на вертеле. И подливу. И немного запеченного в сливках картофеля. Скромный обед на скорую руку. У Мила глаза сползли к носу. Я опередил официантку и сам положил ему в тарелку кусок рыбы и пару картофелин. «Это всё, понял?» — шепнул я. «А пельмешки? А горшочек?» - отчаянно зашептал он, но я отвернулся. Если честно — и сам я едва сдерживался. Еда была отличная, всё свеженькое и не отравленное — иначе Сагди не был бы так вежлив. Джон, Бонвиван и Олух уминали за обе щеки. Один из щитов на дверях завибрировал, и мэр велела впустить свою заместительницу. Та сконфуженно сказала: - Похерии в усадьбе не оказалось. Муж сказал — наняла лодку и плавает под парусом. Вы же знаете, она любит поплавать. - Матильда, ты издеваешься? Я же сказала — срочно! - задохнулась праведным гневом ведьма. Ультмейт встал, с шумом отодвинув стул. - Магический вестник уже отправлен, мадам. Ну не уплыла же она в Пригорье, за пару-то часов! Каюсь, оплошала: надо было сразу вестника слать, он нашёл бы её где угодно. Но я-то отправила к ней посыльных со скоростной метлой — как лучше хотела... Тётка говорила всё быстрее, съёживаясь под суровым взглядом начальницы. Мэр тяжело вздохнула и потёрла лоб: - Так, ничего страшного, господа. Обещаю, что через час наш менталист будет стоять перед вами. - Не стоит, - резко сказал Ультмейт. - Я попробую сам допросить оборотня. - Каким образом? Его сознание закрыто надёжно... - Зато рот свободно открывается. И язык не закостенел. Я искусен в пытках, мадам, и весьма. - Нет, не выйдет, - сказала мэр. - Перекинется в зверя — и хоть на ленточки его режь. - А помешать перекинуться не сможем — защиту не пробить, - поддакнула Крип. - Убьёте, - припечатала мэр. - Всё же попытаюсь, - с холодной усмешкой сказал вампир. Но тут и я вскочил с места, а следом за мной Бонвиван. - Ультмейт, я не могу тебе позволить! Ты же знаешь: все нити к Валюксу оборваны — хочу напомнить, что во сне я его больше не слышу, компас на крови не работает. Его замуровали от нас, Ультмейт! Если ты не в силах пробить стену, то кто же ещё сможет? - Оборотень, возможно, наш единственный шанс, - мрачно сказал Бонвиван. - Я согласен ждать. Джон, вертевший головой во все стороны, решил влезть в разговор: - А чего ждать? Давайте тоже прочёсывать местность! А то чё это? - полиция старается, а мы без дела сидим. - Господа, выслушайте! - повысила голос мэр. - Я против пытки оборотня без специалиста. Надо ждать госпожу Пум. Но и бездействовать невыносимо — что если господин маркиз вернётся в подвалы мэрии и будет там дожидаться менталиста, а все остальные действительно присоединятся к полиции и... - Я согласен, - сказал Ультмейт. - Нет! - воскликнул я одновременно с ним. Что, если нас пытаются разъединить? Солдаты мои уже незнамо где, ещё и Ультмейта рядом не будет! - Не надо нам разделяться, ваша милость, - сказал Бонвиван. - Подождём, в самом деле. - Я же сказал, что пойду в подвалы, - заупрямился маркиз. Нахмурился и губы сжал. - Прошу прощения, господа, - вкрадчиво произнесла Матильда. - А вашему мальчику плохо не будет? Непроизвольно тело моё сделало рывок в её сторону — что это? Угрозы? Что она хотела сказать... - Бездна! Гадкий мальчишка, что ты опять вытворяешь! - Ультмейт схватил Милочку за шиворот и выдернул из его цепких лапок наполовину обглоданного цыплёнка. У меня волосы зашевелились на голове, когда я разглядел, сколько тарелок и горшочков он успел опустошить за короткое время нашего спора. - Маленький обжорка! - потрясённо воскликнула мэр. - Тебе же будет плохо! Милу уже было плохо — он покрылся испариной, дышал тяжело и жалобно смотрел на Ультмейта, лепеча: "Я не виноват, пожалуйста, я просто забылся". - Ай-яй-яй, - покачала головой Матильда. - Сейчас тебя отвезут в госпиталь к тому раненому огру. Вот, о чём я и думал! Теперь ещё Мил. Словно нарочно отвлекли наше внимание, или на мальчика наслали чары, прочувствовав его уязвимые стороны. - Да ерунда, - сказала мэр. - Два пальца в рот, и готово дело. И тут же подскочила пухлая повариха, ухватила Макса под мышки и стрекоча, что с булимией в давнем знакомстве и решит проблему в пять минут, потащила парнишку вон из зала. Максимилиан пытался вымолить шанс для своего желудка переварить всё, что в него понапихано, но никто его не слушал. Всё развивалось так стремительно, что я не успел среагировать и теперь стоял, переводя взгляд с Ультмейта на Олуха. - Эхе-хе... А пиво есть? - спросил Олух. Мэр кусала губы и выглядела расстроенной. Морщась, как от больного зуба, она спросила: - Матильда, что там за шум? Такое ощущение, что дверь сейчас вышибут. - Ах, это! Глупые бабёнки растрещали по всему городу, что у нас гостит капитан Хукс — теперь горожане рвутся его чествовать и уже позвали артистов. - Пламя Бездны! Я же просила сохранять секретность! - Но, мадам! Я всем говорю, что капитан — друг моего дорогого зятя, барона Уилсона — они с компанией приехали навестить меня. По дороге обезвредили разбойников — связанного оборотня по главной улице везли, все видели. Ну и всё - народ в полном восторге, требуют торжеств. Как раз принесли пиво в запотевших кружках, и Олух с Джоном тут же присосались. Я не боялся, что нас отравят, но вот чары навести могут. Может, нам лучше держаться толпы? Горожане выказывали искреннее расположение, при них остерегутся вредить нам. Вот же чёрт, я везде вижу врагов! Я становлюсь параноиком. - Нам всё равно ждать, пока Максимилиана приведут в порядок, - сказал я. - Можно и с народом пообщаться. Если недолго. Лицо мэра явственно отразило сомнения. - Ну-у, не знаю... Поймите, вы все столь прекрасны... боюсь, наши дамы могут повести себя навязчиво. - Ничего, не страшно. Только, прошу вас, не надо самодеятельности — нам сейчас не до развлечений. - Позволю заметить, что для общей пользы вам стоит спрятать истинные чувства, - сказала Крип. - Сделайте вид, что всем довольны и не о чём не тревожитесь. Иначе вы подкрепите слухи о своей опале... - И что - нас попробуют задержать? - поинтересовался Ультмейт. - О, конечно нет! - разом воскликнули дамы. А мэр продолжила: - Ведьмы Эсткарпа с большой симпатией относятся к капитану Хуксу, чего не скажешь об отношении к Парламенту. Как бы вновь войной не пошли. Если это и шутка была, то уж слишком серьёзное у ведьмы лицо было. Ультмейт, подумав, согласился на самодеятельность. И все мы вслед за ним согласились, но я чувствовал, что у мужа на уме что-то своё. Да иначе и быть не могло, это же Ультмейт! Выйдя из столовой, мы вновь попадаем в окружение восторженной толпы — новый виток воронки. Нас отводят в Большой конференц-зал, сажают на почётные места перед самой сценой, а за спиной нашей плотно набиваются ведьмы, ругаются за места поближе к нам - концентрация магии в зале столь высока, что воздух искрит. По краям сцены рассаживается целый оркестр, затаскивают барабан и ксилофон, настраивают скрипки. Раздвигается занавес — а сцена уж заполнена парами танцоров, и под прекрасную музыку они начинают кружить в величественном вальсе. И никакая это не самодеятельность! Всё в них — и отточенность движений, и великолепные костюмы, и сильные ножки танцовщиц, и упругие зады их партнёров — всё говорит о профессионализме. - Я не думал, что мужчинам у вас разрешено выступать на сцене, - тихо говорит Ультмейт, наклоняясь к мэру. Та фыркает: - А вы считали, что мужчины у нас содержатся под замком в сералях? Да они сами выбирают себе занятие по душе. - Кроме магии. - Кроме магии, - соглашается ведьма. - Это древняя традиция и весьма обоснованная. - Но традиция топить юных колдунов, кажется, изжила себя? - Совершенно верно. И вообще мы любим и балуем наших мужчин, это вам любой скажет. Ультмейт только улыбается язвительно. Вот уж не знал, что он такой сексист. Муж наклоняется ко мне и шепчет на ухо: - В Эсткарпе ещё одна милая традиция — покупать себе мужей и любовников. Их иногда и на торги выставляют. Однако... Я смотрел на сцену: на красивых, крепкозадых парней. Ни у кого из них не было бородавок — неужели по этому признаку в стране отделяют свободного человека от раба? - Пресветлое Небо, человечки! Да какие хорошенькие, да так много! - умилялся рядом Олух, сложив ладони на причинном месте. Джон наслаждался представлением совсем по-ребячьи. Даже Бонвиван как будто оттаял и смотрел с улыбкой. Под бравурное окончание вальса танцоры разбегаются, синхронно переставляя ножки, и на сцену выскакивает паренёк лет семнадцати-восемнадцати. Бойкий такой, хорошенький и рыжий. - Дамы и господа, поприветствуем наших героев, - звонко говорит он. Изящно, но как-то даже пренебрежительно отвешивает нам лёгкий поклон и, едва смолкают аплодисменты, начинает заливаться соловьём, как свезло нам оказаться в таком славном городе, расписал ум и трудолюбие жителей, их гостеприимство и благородство... Ну-ну. Затем сходу перешёл на стихи, читал что-то патетичное о трудных годах и войнах, о преодолениях и свершениях. Да так проникновенно читал... что Олух, смотрю, уже пах себе потихоньку натирает. И Бонвиван как-то заелозил подозрительно. Хотя и правда, паренёк был хорош. Кожа как фарфор, волосы рыжие, но не такие как у Макса — у нашего они тёмно-рыжие, медные, а некоторые прядки прям бурые. А этот гораздо светлее, морковный какой-то. И брови, и ресницы того же цвета, а глаза прозрачные совсем. Рот пухлый, алый, и кокетливый чрезмерно — то он причмокнет губками, то скривит в усмешке, то чуть высунет язычок, быстро скользнет им по губе... вот зачем так? И все ему в рот заглядывают, ведьмы прям млеют. А он знает, что от него прутся, и сам от себя прётся и спесью надувается. Фу, бесит! Так бы и зажал в тёмном углу, да повытрахал этой спеси чуток. Осознав, что меня куда-то не туда заносит, я перевёл взгляд на мужа. А тот и не смотрел на сцену — он на меня смотрел. - Нравится? - спрашивает. - Танцевали классно, - отвечаю. - А как тебе поэзия? - Да не то чтобы я любитель. - А кто так упорно Зефирчика в печать проталкивал? - Так то Зефирчик, - говорю я. А сам думаю, что всякая глупость в голову лезет, потому что мне страшно его, Ультмейта, не хватает. До боли не хватает. И скорее бы уже сына найти, и пусть бы эти чары поганые с мужа спали. И тогда — всё! - самым верным буду, только им и дышать буду. И Ультмейт вдруг улыбнулся, почти тепло, почти как раньше. Парнишка меж тем свернул свою патетику и сорвал шквал аплодисментов. - Браво, Маффин! Спасибо! - кричали из зала. Грянула лихая музыка, и те же танцоры, но одетые в яркие народные костюмы, высыпали на сцену и отожгли по полной. Танцевали, надо полагать, что-то этническое, темпераментное и искромётное. Эти девчонки, они такое творили! Крутились юлой, дробь отбивали и взвизгивали так задорно, что у всего зала руки, ноги и плечи задергались в такт музыке. Затем вперед выступили юноши и такую акробатику закатили... просто чёртики какие-то — у меня дух перехватывало. Пока в себя приходил, вышел всё тот же самодовольный красавчик и объявил имя певицы, восторженно принятое залом. Певица оказалась чуть полноватой, непонятного возраста и внешности из-за обилия грима и пятидюймовых клееных ресниц. Однако пела божественно любовный романс, зал томно вздыхал и замирал на высоких нотах. Я заслушался, но тут сидевшие в проходе прямо на полу зрители зашебуршали и задвигались, пропуская к нам Милочку в сопровождении всё той же пухлой поварихи. Мил был мрачен и зол на весь мир. - Спасибо, - буркнул он своему эскорту и плюхнулся в соседнее кресло, нахально согнав Джона. - Ты как? Что там с тобой делали? - шепнул я. Он скосил на меня злые узкие глазки и обиженно засопел. - Да ладно, не изнасиловали же, в конце-концов. - Вот пусть бы лучше изнасиловали, - зашипел лисёнок. - Куда как лучше! Я опять голодный, между прочим. - Сам виноват. - Ты виноват! Вы все виноваты — не следили за мной! - Всыпать бы тебе ремня, наглецу, - начал было я, но тут певица допела, раскланялась, и рыжий конферансье с воодушевлением объявил следующий номер: - Пусть эта песня вдохновит нас на дружбу и любовь, ведь все мы, ведьмы и маги, живём под единым небом Застенья и должны быть добрыми соседями! Поприветствуем мужское трио «Рассвет»! Случайно глянув на лисёнка, я увидел ошалелое выражение на его мордочке. Он весь подался вперед, вытянув шейку. Зрачок полностью залил радужку, а сами глаза стали с серебряный сольтин. Красавчик Маффин ещё пару секунд пострелял в зал глазками и смылся, зазывно вильнув задницей. Макс тихо ойкнул и приложил к груди лапку. Вышло трио во фраках — словно три пингвина выкатились на сцену. Два толстых пингвина и один костлявый. И запели что-то смутно знакомое. Олух с Бонвиваном встрепенулись, едва с мест не повскакивали. Ох и голосищи были у мужичков! И песня хорошая — про лучшие вещи на свете — доброе вино и подходящую компанию: Когда падёт на сердце грусть, И ты не тот, и жизнь не та, И пусть! Ты наливай полней бокал И пей за шумный жизни бал, Всё остальное — суета. И по тому, с каким пылом наши огры подпевали, ясно стало — Зефирчикова песня. Прекрасно разложенный на партии и облагороженный вариант. Олух с Бонвиваном, правда, упорно пели: «... и пей за то, чтобы стоял. Всё остальное — хуета». Но там весь зал подпевал, так что оригинал слушали только мы и пара рядов сзади. И снова появился конферансье. - Кто он, как его зовут? - завороженно спросил Милочка. - Маффин, - шепнул я. - Маффин, - сладенько протянул он и облизнулся. Красавчик, кстати, заметил нового зрителя и оценил произведенное впечатление. И ещё выше нос стал задирать и вертлявости добавил. А когда лисёнок вытащил из-под себя хвост и стал ворошить в руках пушистый кончик, этот Маффин вообще стал смотреть поверх наших голов. Меня просто разрывало надвое — и за этими выпендрёжниками наблюдать было забавно, и со сцены весь день глаз не сводил бы... Ультмейт вдруг саданул меня локтем в бок. - Ты видел, когда мэр с тётей Моти ушли? Я завертел головой. Ни мэра, ни её заместительницы в зале не было, а ведь только что рядом сидели. - Не вертись, Вэл. А ты знаешь, что мы сидим здесь уже третий час?