Пердюмонокль 3. Спецмиссия в Висконсине

Итак, Роланд смотрел на меня, глотая слюни. Уже совсем без ненависти, а наоборот... с гастрономическим вожделением, как на курицу в духовке. - Эй-эй, не облизывайся на парня! - снова забеспокоился Мэтт. - У тебя вся его семейка — пошли за ними. И, помнится, в морозилке целый телёнок был — неужто сожрали? Так, прежде всего: «вся семейка» - подразумевается, что Дурс ещё жив. Уф, слава Богу!Говяжьи это кости плавали, говяжьи, как раз того бедолаги из морозилки. А во-вторых: чего греха таить — надеялся я на кодекс чести оборотней. И Ультмейт... да и Дезмонд говорили мне, что у оборотней железные понятия о чести. Своеобразные — это да, но железные. Роланд, конечно, говно, а не оборотень, да и собрал под свою лапу самые отбросы стаи, но ведь он вожак, должен блюсти хотя бы видимость закона. - Вот что ты за вожак стаи, а, Роланд? - сплюнув для убедительности, сказал я. - Хоть ты и не обещал отпустить моих родственников, но в эту ночь я заменяю их — ты сам это сказал. - Ну, сказал, - нехотя отозвался оборотень. - И раз я тебя поимел — а я тебя поимел! - то сладкую телочку, твою кузину, я не трону. Такую пышечку я, пожалуй, для себя оставлю, если будет умницей. А вот — раз тебя сожрать мы не можем — твой жирный дядька станет нашим ужином. - Нифига, жрите меня! Как договаривались. - Ты что, хочешь, чтобы тебя съели? - удивился Мэтт. - Подставишься за жирного борова? - Мэтт, пошёл ты на хуй. Ты больной на всю голову, тебя психушка заждалась, - сорвался я. И повернулся к остальной кодле, с жадным любопытством ловившим каждое наше слово: - Придурки несчастные, кого вы слушаете? Жалкого человечка с крышей набекрень? А ты, Роланд, ты думаешь, ты в своем праве? Ты не изменил закону оборотней? Договор от 13.07.05* тебе пофигу, да? И поправка от 18.11.322?** Да ты хотя бы можешь внятно объяснить, что такого тебе Сагди сделал, что ты так изгаляешься в своей мести?! Ну, донёс бы на него, что он своего дядьку грохнул, если прям такие обидки душили. Так нет же — детей выкрал, кучу народа положил, с конченным психом связался и под его дудку пляшешь... Тут я выдохся враз, в горле заскребло, и последнее слово я уже выкашлял. Роланд же почесал за ухом и сказал: - Объясняю внятно и по пунктам. Первое — ни одного человечка в Хрестории стая моя не тронула, а в этом мире никаких договоров и поправок нет и не было сроду. Сагди что мне сделал? Предал нашу дружбу — вот что! Для оборотня этого достаточно. В-третьих — вот ты, бля, законник! О поправках знаешь, а о том, что ни один судья не примет к сведению показания оборотня - об этом забыл, что ли, или не знал? Мы же для магов так, грязь под ногами, кто мне поверит! И последнее — Мэтт не псих. И не человек. Я признал его равным, назвал братом, и я не пляшу под его дудку, а прислушиваюсь к его мнению, чуешь разницу? - Тебе , конечно, хотелось бы, чтобы оборотни тебя слушались, - ухмыльнулся Мэтт. - Не выйдет, сладенький. И на счёт моей вменяемости — ты уж потерпи, недолго осталось, а там уж сам решишь, сказки я тебе рассказываю, или правду говорю. - Где тут у вас поссать можно? - прохрипел я. - А там, где и сидишь, - позволил Роланд. - Сдохни, - пожелал я. И подумал — ничего, подожду Молли. А там уж придумаю, как Роланда убить, а может и под шумок что выйдет, руки-то у меня свободны. - Я тебя в туалет свожу, а ты мне отсасываешь, лады? - задушевно предложил Мэтт. - И ты сдохни. - Роланд, по-братски, дашь мне с ним первому побаловаться? - попросил мужик. Брат и ровня замялся, задумался и, наверное, решил продемонстрировать мне, что его слово всё же главнее Мэттова. - Не сейчас. Сейчас всё же ужин, а мага пока в холодильнике запрём — пусть помёрзнет, потом только радоваться будет, если его кто согреет. - Эй, он не оборотень, он там замерзнет насмерть! - А где его ещё держать-то? Наручники он снял, верёвку сжёг, а двери везде хлипкие... - В кухне дверь железная. Что-то обдолбыши твои притихли, поди дрыхнут без задних ног. Эй ты, - окликнул Мэтт здоровяка, по глаза заросшего щетиной, - Варлам, кажется — иди выкинь их из кухни, да проверь там всё. Но Варлам не у дел остался — сначала в дверях появился Гонза с дробовиком в руках, ствол которого целился в бандитов. Левая глазница его была пуста и окровавлена. - Охерел?- заорал Роланд. - А ну убери ружьё! Гонза свой Ремингтон не опустил, а за спиной его встал Ипполит, вооруженный М4. - Ёб твою мать! - от души высказался Мэтт. - Все! Оторвали задницы и пошли на кухню. Быстро! - велел Гонза. - Что ты сделал со своим глазом, сукин сын? - горестно спросил кто-то. - Глаз — хуйня, в нём был яд паучий, - ответил несчастный обдолбыш и навёл на спросившего ствол. - Тебя, Бруно, только это интересует? Кухня кишит всякой дрянью и ничего её не берёт, а вы чем тут заняты? - Верно, - неожиданно согласился Мэтт (вид он, кстати, имел бледный), - пойду-ка я снаружи проверю откуда эта дрянь прёт. И он решительно стал продвигаться к двери. - Стоять! - крикнул Ипполит, но метис лишь ускорился. Гонза неторопливо пристроил приклад на плечо, прицелился и выстрелил. Пуля прошла сквозь затылок Мэтта и по невероятному совпадению вышла через левую глазницу. Тело тяжко грохнулось в паре шагов от двери, уцелевший глаз уставился в потолок, но тут же стал прикрываться и тускнеть. На миг стало так тихо, что я слышал биение собственного сердца. - Брат? - потрясенно произнёс молодой индеец. Выхватил пистолет, но автоматная очередь отбросила его к стене, рядом лёг и второй парнишка, успев только вскрикнуть. - Ха, да ты крут, Ипполит! - радостно воскликнул Гонза. - Ну что, кто-нибудь ещё желает уйти? Я перевел взгляд на Роланда. Глаза того наливались желтым огнём, на миг мне показалось, что он всё же перекинется... Да он менялся, менялся, не вру! Терял человеческий облик, выпускал клыки и жесткую шерсть на ушах и загривке... - Я выр-р-рву ваши сердца, выпотр-р-рошу кишки и р-развешу по стенам, как гир-р-рлянды, - прорычал он, и голос так же мало походил на человеческий, как и лицо. Гонза с чувством хлопнул себя ладонью по лбу. - Это от тебя нечисть прёт, как же я не догадался! Вы что, ослепли все? Это не наш вожак, это демон Бездны! - Точно, - кивнул Ипполит, - Мэтт заразил его. Роланд, издавая действительно адские звуки - то ли хрипы, то ли лай — бросился на спятивших, но Гонза остановил его выстрелом в живот... Приостановил. Короче, мозг мой не выдержал зашкалившего все пределы безумия, и я словно на премьере у Тарантино сидел-глазел. А что, стиль выдержан — кровь, маразм и фирменная нелинейность. Гонза выпускал пулю за пулей, и было пуль всего-то три, а казалось — не меньше десятка. На последнем выстреле Роланд добрался до него и вцепился в горло... Ипполит тем временем радостно палил в своих сородичей. Те метались, рычали, хватались за оружие. Кто-то пытался спрятаться, кто-то со звериным бешенством бросался на убийцу и падал, и кровь фонтаном била из него, расцветая алыми маками на стенах и потолке... По стене ползла ещё одна сколопендра, а за ней две мокрицы, как эскорт... Роланд вырвал-таки трахею из горла Гонзы и победно взвыл над извергающим кровь телом. Ипполит отвлекся от своего занятия и от души приложил Роланда прикладом по башке. Роланд мягко осел на бьющегося в агонии торчка. - Это всё маг! Это он проклял нас! - завопил кто-то, и я увидел оборотня с ножом в руке, пробирающегося ко мне через тела и кровавые лужи. И тогда я понял, что пора валить из кинотеатра. И вот так пятясь и отталкиваясь от пола всеми конечностями и задницей, я по стеночке проскользнул за спиной Ипполита в коридор... Ну, как проскользнул? Ипполит вдруг на секунду отвлёкся, повернулся ко мне (сердце моё пропустило пару-тройку ударов), улыбнулся и сказал: - Лети, ангел, ты свободен, - и выпустил очередь в оборотня с ножом. И я пополз дальше, помятуя о железной двери в кухне. С задвижкой. Только задвижка была снаружи. Я взялся баррикадировать дверь всем что под руку попадалось. Устроил такой грохот, что полностью заглушил пулеметную пальбу. Но стреляли ли там ещё? Дверь содрогнулась под мощным ударом, и со второго удара в разные стороны полетели и посыпались кастрюли, стулья и кочерга, сунутая мной в дверную скобу. Скоба со свистом пролетела над моей головой, отрекошетила от стены и ударила меня в затылок. Блядь! Я упал. А когда поднял голову, увидел над собой Роланда: грудь и живот его были в черных испускающих кровь дырах, а желтые звериные глаза светились торжеством. - Твоя плоть и твоя кровь исцелят меня, - сказал он вполне нормальным голосом. Но я не поверил ему. Пусть он монстр, но при таких ранах держатся на одном адреналине. А во мне тоже адреналина полно, и ладно бы мне предлагалось просто умереть! Но чтобы я умер, а он жил и радовался?! В следующее мгновение мы катались по полу, вцепившись друг в друга и рыча, как бойцовые псины. Он таки добрался руками до моего горла, я же со звериным упорством поджал к животу ноги и, резко распрямляя их, отбросил оборотня. Роланд упал на спину и подняться не успел, я оседлал его живот, с безумным удовлетворением понимая, какую причиняю боль, давя на раны. Он рванулся, но тщетно, я продолжал давить, и удивление отразилось в его глазах. - Ты не сможешь убить меня, - скалясь, произнес он, и кровь пузырилась на его клыках. Что-то больно упиралось мне в колено, и, сунув руку, я вытащил серебряный набалдашник. Серебро — это хорошо, подумалось мне, но только набалдашник не пуля и не кинжал. Стоило мне, однако, крепко сжать в ладони птичью голову, как клюв её стал вытягиваться, и вот уж в руке моей тонкий стилет, нацеленный оборотню в сердце. «Убей!» - велел мне голос Ультмейта. - Больно мне было, понимаешь? - сказал Роланд. - Я ведь любил его. А он, как собаку, пинком со двора! - Нет, парень, никто тебя не пинал, - сказал я, любуясь переливами серебра на лезвии. - Дружбу предал ты, и любовь тебе неведома, одна лишь ревность. - О, да, это ведь ты знаешь о любви всё, - Роланд тоже не отрывал взгляда от стилета. - И тебя любят и боготворят, и такой бог не может стать убийцей. Ты же никогда не убивал! - Я два года воевал, я убивал. - Упырей и големов? Так они уже мертвяки. Но живого и разумного... Не-е-ет, ты не сможешь. «Хватит болтовни, убей!» - закричал Ультмейт в моем мозгу. - Тупой оборотень, я убивал, - рассмеялся я. - И не представляешь, с каким удовольствием. Ётун Шерц хотел изнасиловать меня, вот как ты! Он не крал и не мучил моих детей, не замышлял погубить мою семью, но я убил не задумываясь... - Так задумайся сейчас! - горячо зашептал он. - Я не хочу умирать, я прошу тебя — убери проклятую штуку от моего сердца и поговорим! Я поклянусь тебе... - Нетушки, - сказал я и ударил его в сердце. Стилет вошёл с шипением, как раскаленный прут в ледяную воду. Он и вправду нагрелся, и я разжал руку и спрыгнул с Роланда. Того корёжило, и длилось это бесконечно долго. - Есть кто живой? - орали в коридорах. - Всем бросить оружие и выходить с поднятыми руками, в случае сопротивления стреляем на поражение! Хлопали двери и раздавались выкрики: «Чисто! Чисто!» Яркий луч ударил мне в глаза. - Стоять, не двигаться! - Здесь грязно, Молли, - сказал я, зажмуриваясь. - И кино закончилось. Молли потом говорила мне, что боялась, что я спятил. С чего бы вдруг я спятил? - А что за кино у тебя закончилось? - Так я такого насмотрелся! Боевик, хоррор... - И ты по прежнему утверждаешь, что убил того парня? - Ну, Молли, самооборона... - Серебряным стилетом? Вэл, криминалисты никакого стилета не нашли. Или ты по прежнему утверждаешь, что в твоих руках набалдашник от трости превратился в стилет? - Э-э, ну-у... - Вэл, бедняжка, всё будет хорошо, тебя подлечат! Молли на прощание чмокнула меня в макушку, потрепала по голове, как ребёнка или щенка, и покинула больничную палату. Но на момент нашего разговора я уже был полностью здоров. Хотя в больнице оказался не случайно. Итак, ФБР и полиция нагрянули вовремя, чтобы остановить кровопролитие. Иполлита сразил меткий выстрел снайпера, вовсе не Роланд. - Боже мой, что эти твари с тобой сделали! - причитала Молли, касаясь то разбитого лица, то ссадины на виске, и косилась вниз, на неприкрытые мои причиндалы. Пока какой-то коп подобрее, молодой совсем, не протянул мне одеяло. Он же повел меня к медику. ФБРовцы сновали в холле, заваленном телами, но, как оказалось, убитых было не так много, всё больше раненые. Их выводили и выносили, и бандиты вели себя скромнее овечек, слушались беспрекословно и невпопад извинялись. На входной двери был нарисован желто-зеленый трилистник. - Так мы что же — в летнем лагере? - удивился я. - Боже мой, а бой-скаутов они не сожрали? Коп фыркнул: - Лагерь второй год, по счастью, пустует. Организация-то обанкротилась. - Чё вдруг? - Парень, ты откуда такой? Я прикусил язык. Впрочем, медик сразу диагностировал сотрясение мозга, и добрый офицерик сделал для себя выводы. - Его трясёт так от стресса, или возможно внутреннее кровотечение? - с важным видом спросил он. - Нет, серьёзных повреждений нет, - сказал медик. - Вам не плохо? Что-то мне хужело с каждой минутой. Трясло, как в лихорадке, голова болела всё сильнее, а от целого сонма мигалок на улице в глазах всё плыло. - Сейчас вас доставят в больницу, - пообещал медик. - Где Молли? - простонал я. - Молли Кинзи! Мои родственники оставались в плену, и с этим надо было срочно разбираться. Парамедики попробовали уложить меня на каталку, я взбунтовался и каталку опрокинул. - Хочешь укол в задницу? - спросили меня. - Не надо про задницу, его ведь насиловали, - жалостливо сказал коп. - Да не насиловали меня! - закричал я на весь лагерь. - Допросите этих уродов, где они держат пленников! - Ну как же не насиловали? - не поверил коп. - Валентин, котик, я здесь! - ко мне подбежала Молли и снова уставилась на мой член (отстаивая свободу, я утратил одеяло). - Бедняжечка мой, ты не волнуйся, твоих нашли, все живы! - Ты не врешь мне? - Да нет же! По правде говоря, это всё благодаря твоим друзьям... Скажи мне одно, и только честно: Максу есть восемнадцать? - Нет, шестой год ему. Где их нашли? - В мастерских Миллера, вместе с самим Миллером. С ними, конечно, грубо обращались, но никого не изнасиловали и не искалечили. Так ты мне скажешь, сколько лет Максу? Я не сказал - почему-то отъехал в небытие. Очнулся в больнице в очень хреновом самочувствии. Пухленький доктор стоял надо мной и чесал затылок. - Аллергии на лекарства есть? - строго спросил он. Я сказал, что нет. Что я вообще редко болею. - И когда последний раз болели и чем? - Да вот, в начале лета. Хотя это можно не засчитывать, всё из-за Кроппера, который сдох, а истекающая магия рванула в меня, и я едва не взорвался... Но... это... правда... не существенно. - Не знаю, не знаю, - покачал головой доктор и повернулся к медсестре: - Начнём с кломипрамина...***