Пердюмонокль 3. Спецмиссия в Висконсине

- Валентин, тебе плохо? Что у тебя болит? Некто заботливо обтирал мне лоб и шею мокрой салфеткой. Открыв глаза, я увидел Гримуса. - Ты кричал во сне: "Я оплачу ремонт, я достану деньги, только не дрочите мне". - Это был сон, всего лишь сон, - с облегчением выдохнул я. - Почему ты здесь, Гримус? Я надеялся, что тебя быстренько отправят в каталажку. - Отправят, не переживай. Но тебе срочно понадобился доктор, и Канцлер лично распорядился. Скажи, как ты себя чувствуешь? - Херово, - признался я. - Как будто убил кого-то, да не одного. Ты знаешь, интересные обстоятельства выяснились - если я убиваю, обязательно потом болею. Но оклемаюсь, не впервой. Скажи лучше, сколько я тут валяюсь? Уже ночь, поди? - Давно рассвело. Он встал и распахнул парчовые занавеси - яркий свет залил комнату. - Проклятье, мне надо за маркизом. А Канцлер, случаем, не расстарался уже? Мог бы и отписать коменданту тюрьмы: я не в претензии, если Сагди освободит кто-то другой. - Канцлер сказал, что ты свою часть соглашения не выполнил - замок от бунтовщиков не очищен. Так что... Я со стоном закрыл лицо ладонями. Будет ли конец моим мытарствам? - Вэл, мы со Смитом делали всё возможное. Я доказывал, что лишь возвращение маркиза поставит тебя на ноги. Но старик никого и ничего не слушает. - Так где он? Пусть придёт сюда, - простонал я. - Упёрся в провинцию ещё с вечера, - вздохнул Гримус. - Думаю, за Янгом. Смею предположить, что там какие-то сердечные дела - старые чувства ожили, или ещё чего... Дверь неожиданно распахнулась - за порог решительным шагом ступил мужчина в полосатом халате, с длинной жиденькой бородой и усами, и с очками на кончике носа. И в красной шапочке. - Я знаменитый доктор восточной медицины Кху Ям! - громогласно объявил он. - Ну-с, где больной? Гримус издал злобный клёкот. Не обращая на него внимания, "доктор" уселся на краешек кровати, завладел моей рукой и велел показать язык. - Вы бы хоть шапку сняли, - шепнул я ему. Он фыркнул возмущенно и сделал вид, что считает пульс. - Тебе было велено убираться, доктор... к-ху-ям, - сквозь зубы процедил Гримус. - Пинками тебя гнать, что ли? - Хочу напомнить тебе, дорогой крёстный, что не ты здесь хозяин, - не глядя на него ответил клаббер (борода и очки мало помогали в деле конспирации). - А на месте хозяина я бы первым выгнал тебя, потому как ты шарлатан. - Хам и невежда! - раздуваясь и краснея, выкрикнул лекарь. - Ты самокритичен... хоть с тобой и не поспоришь. И не ори, больному нужен покой. - Больному нужно увидеться с мужем, а из-за вашего присутствия в замке освобождение маркиза откладывается! Лех нахмурил брови и пытливо посмотрел на меня. - В какой-то степени это правда, - сказал я. - Канцлер требовал разогнать вас по домам, прежде чем он подпишет указ об освобождении. - О, раз так... я, пожалуй, откажусь от вековых традиций моего рода и уйду, не дожидаясь оскорблений. И обещанного прощального ужина. - Собутыльников своих прихвати, - буркнул Гримус. - Разумеется. Хотя все очень переживают из-за вашего недомогания, капитан, - Лех задумчиво уставился в потолок. - Одно смущает меня: с чего бы любезному доктору Гримусу ратовать за возвращение своего соперника? И тут Гримус... о, боги, кинулся на клаббера и вцепился ему в шею с явным намерением задушить. Я подскочил с кровати, но новый приступ дурноты уложил меня обратно. Стасс Лех оказался крепким парнем. Через секунду уже шея доктора находилась в железной хватке, и теперь эти двое с хрипами и рычанием катались по полу, мутузя друг друга и снося мебель. - Да что же это... На помощь! - что было сил, позвал я. Помощь подоспела сразу. В спальню ворвался Олух, за ним - Смит и Джессика, а за ними Лоддер с Гуттунгом, но те вдвоём не прошли в дверной косяк и едва не вынесли дверь. Дерущихся растащили в разные стороны. - Что ты понимаешь? По-твоему, я буду спокойно смотреть, как он умирает! - брызгая слюной, орал Гримус. - Стыдно, Гримус! - увещевал Смит. - Он мне зуб сломал, - жаловался клаббер. - Поверьте, господин полковник, Стасик не хотел дурного, - теребя жабо на груди, убеждал Гуттунг. - Мы переживали за дорогого соседа и просто хотели узнать как он! - Со мной всё хорошо, господа, лёгкое переутомление, - стараясь придать голосу бодрости, произнёс я. - Доктор только что другое сказал, - заметил Лоддер. Гримус перестал рваться из рук Смита и теперь лишь тяжело дышал, со страдальческим выражением глядя перед собой. Олух же клаббера давно отпустил, и тот всё время шарил пальцем у себя во рту. - А, нет, не сломал, - сказал он наконец. И повернулся к своим приятелям: - Господа, мы немедленно уходим. Это вопрос жизни и смерти маркиза! - Как так? - Да-да, и здоровья господина Валентина. Идёмте, я вам всё обскажу по дороге. Лех склонился надо мной, довольно интимно чмокнул в щёку и, слава всем богам, он действительно увёл за собой "мятежников". - Еле выставили, - проскрежетал Гримус. - Они сами ушли, - резко ответил Смит. - Гренадеров я всё же смог отправить по домам. - Спасибо, - поблагодарил я. - Что он тебе шепнул, этот проходимец? - не унимался лекарь. - Чтобы я гнал тебя в шею. Выбирай, Гримус - либо ты идёшь под суд, либо возвращаешься к Алессанту. Зашипев что-то злобное и невнятное, Гримус выскочил из спальни. - Он искал Алессанта, но не нашёл, - сказал Смит. - Я думаю, что Гримус всё ещё любит его, но у дроу, по-видимому, иссякло терпение. Вздохнув, он подошёл ко мне и потрепал по плечу. - Не переживай ни о чём, малыш. Лежи и выздоравливай, а я тот час же напишу Канцлеру. День-два, и ты получишь бумагу об освобождении. Затем обратился к Олуху: - Ты посидишь с ним, или прислать кобольда? Но тут я сам решительно воспротивился всяким сиделкам -только спать мешают. Олух, на удивление, не спорил, сказал, что будет помогать дворецкому. И позвал Джессику осматривать замок - та с радостью согласилась. Растерянный Сейла несколько минут постоял посреди комнаты, переваливаясь с пятки на носок - на роль сиделки он не годился совершенно, но и без присмотра меня оставлять не собирался. - Хорошо, Вэл, отдыхай, я оставлю у двери гвардейца, - решил он наконец. - Надеюсь, ты не натворишь глупостей? - Если только у меня получится встать с кровати, - с вымученной улыбкой ответил я. Смит удовлетворенно кивнул и убрался. Странное дело - вот только что лежал и пошевелиться было трудно. Но как только появился план действий, сразу и силы появились - я легко встал с постели. Оделся в свой старый гренадерский мундир. В карманах куртки нашёл обе свои палочки-выручалочки: серебряный набалдашник и камень-окатыш. Выглянул в окно - внизу прохаживались взад-вперёд два гвардейца. Скину верёвку - заметят. У дверей, значит, ещё один. Ну, Смит, спасибо. Так-то в замке полно тайных ходов, вампир мне показывал такой ход в своей гардеробной. А вот в моей спальне никаких секретов не было - как заверял Ультмейт, да я и сам стены простукивал, нажимал на подозрительные детали - ничего. Разве что в распоряжении Филтека имеется где слуховая нора... Кобольд жизни не мыслит без шпионажа. И стоило вспомнить дворецкого, как гобелен с полуголыми нимфами свернулся в рулон, и в образовавшийся за ним проём просунулась лупоглазая мордаха кобольда. Увидев меня на ногах и одетого, он радостно закивал и поманил меня рукой. - Что? Мне, в твою нору? Да я не пролезу! - Тш-ш! Пролезете, вы сильно исхудали, - успокоил он. С трудом я втиснулся в узкое пространство, где уже через минуту начал паниковать и задыхаться... Но, к счастью, лаз был коротким и вывел нас в подсобку служебного коридора. Здесь никто не шастал и не караулил. Мы спустились к подвальным помещениям. Из темноты навстречу ко мне шагнул Олух, держа в руках две седельные сумки. - Я слышал, что клобучок* посоветовал вам воспользоваться подземным ходом, - без обиняков сказал Олух. - Не будем же терять время, доберёмся до мельницы и возьмём повозку. - Ты же понимаешь, что я поеду высвобождать Сагди без всяких высших дозволений. Соучастие тебе с рук не сойдёт, - сказал я. - Отмажете, поди, от тюрьмы, - небрежно отозвался он. - В чём, скажи, будет заключаться твоя помощь? - рассердился я. - Раскидаешь стражу? И зачем мне та повозка, если у мельника Факел имеется! Огр выпучил глаза от удивления: - Да вы ж в седле не удержитесь! В любой момент сознание потеряете, и что тогда? - Я здоров! - зарычал я. И внезапно осознал, что всё так и есть - недуг мой волшебным образом отступил, не оставив даже слабости. Однако полуогр в свойственной ему наглой манере только хмыкнул, закинул сумки на плечо и пошёл в темноту первым, покачивая объёмной задницей. А за пределами подземного хода нас ждал осёдланный Сенатор. Увидев меня, он радостно заржал, но тихонечко, словно понимал секретность момента. - Вот те раз, - растерялся Олух. - Спасибо, Лех! - развеселился я. - Не зря мне этот парень понравился. - Не поедете вы один, - попёр на меня Олух, но тут Филтек вцепился ему в колени, страстно увещевая не препятствовать мне. Воспользовавшись замешательством ординарца, я выхватил из его рук одну из сумок, вскочил в седло... Боги, разве это не счастье?! Я в седле любимого коня, еду творить добро и восстанавливать справедливость. И сил у меня для этого с избытком. Если понадобится - разворочу тюремные стены, всего-то. Но будем надеяться, что не понадобится. Сенатор несся во весь опор, пришпоривать его нужды не было. - И-и-и-и, - тоненько выдал он на ходу, едва замковые башни скрылись за рощей. А затем огласил округу громогласным весёлым ржанием. И на это ржание роща откликнулась протяжным воем. Две варгоподобные твари выскочили из подлеска на дорогу и помчались вслед за мной, вертя куцыми хвостами. - Вашу ж Злюку мать, только вас мне не хватало! - воскликнул я, понимая, что от щенков больше проблем, чем пользы, но всё же радуясь их возвращению. Брехун и Шалун, однако ж, не подвели. Во-первых, держали скорость до самой столицы, куда мы добрались в полдень. Во-вторых, на улицах вели себя прилично, на прохожих не бросались. Однако же появление таких зверюг не могло не вызвать переполоха. Женщины с визгом разбегались, пугались маленькие дети. Мужчины, те, что покрупнее, и то жались к стенам домов. Но уж они-то, привлеченные явлением в городе полуваргов, разглядели и их хозяина. Да и гренадерский мундир на мне способствовал узнаванию. - Это капитан Хукс! - услышал я за спиной. И теперь имя моё неслось мне в спину на каждой улице, а порой и встречало меня. *** Бастионы столичной тюрьмы видны были из любой точки Арнолы, как Эйфелева башня в Париже. Древний форт начинал строить ещё Хрестор, но после многих побед и укрепления границ военное сооружение потеряло актуальность и одно время даже было отдано под благотворительность - королева открыла в нём императорский госпиталь. Думаю, больным там было неуютно. Во всяком случае вот уже тыщу лет форт был именно тюрьмой и при взгляде на него ничего иного на ум не приходило. Главное здание было приземистым, в два этажа. При этом массивным, с маленькими окнами-бойницами. Внутри я был только раз вместе со Смитом, после моего памятного вмешательства в дела правосудия, когда я отменил казнь дезертиров. Как наружные, так и внутренние стены были из грубого красного кирпича, всего щербатого от времени, и вот вся эта рустика тогда подействовала на меня угнетающе. Хотя я был только на первом этаже, где вся их канцелярия, где и потолки повыше и окна побольше. Второй и цокольный этажи были отведены под камеры. Но по моим сведениям, там сидело всякое мелкое жульё: злостные уклонисты от налогов, дебоширы и брачные аферисты. Никто из них не отбывал там срок, только ждали суда, а после - прямиком на каторгу. Самая жуть была за пределами видимости. Поговаривали - подземные паттерны пронизывают всё пространство под фортом, спускаются глубоко, на несколько этажей, и там, в тесных и сырых казематах содержатся самые опасные и ужасные преступники. Там их держат в цепях и истязают, чтобы выпытать имена пособников и места схронов награбленного. А ещё там содержатся твари, кровожадные и якобы вымершие, которым и скармливают опасных узников время от времени... Было время, я лишь посмеивался над слухами: мне ли, парламентарию, не знать, что всех злодеев быстро отлавливают и быстро казнят, а магические артефакты без всяких пыток укажут на соучастников и на схроны, будь они хоть на дне морском... Убежденность моя дала широкую трещину, когда для правосудия оказалось проще засадить моего мужа, чем найти подлинного убийцу Уго Плистуса. И теперь я знаю наверняка, что Ультмейт где-то в цепях и под землёй, и факт пыток, коль уж подтвердится, не станет для меня шоком... Но приведёт в такую ярость, что о последствиях даже думать не хочу! И пусть лучше о них думает тот, кто осмелился... От железных тридцатифутовых ворот фонило боевой магией - пока не активированной, чтобы не убило случайного прохожего. Повернувшись к Сенатору и псам, я велел им отойти подальше и не двигаться без команды. Подошёл к низенькой дверце в воротах и уже взялся было за кольцо, чтобы постучать. Но передумал и нащупал в кармане серебряный набалдашник. Затем решил: а, гори оно всё! И собрал на ладони боевой шар, достаточно мощный, несмотря на подавители магии в виде черепов гекатонхейров, чьи горящие глазницы были направлены за периметр крепостной стены. - Да падёт Бастилия! - сказал я себе. Но тут псы мои залаяли, а окрик: "Остановись!" заставил обернуться. Неведомо откуда за спиной моей оказались Смит и Канцлер, оба бледные и в сильном волнении, Канцлер даже за сердце держался и смотрел на меня с ужасом. - Сумасшедший, что вы творите?! - трагическим шёпотом возопил он. - Вот приказ об освобождении Сагди и прекращении дела, держите! Я выхватил протянутую мне бумагу с гербовой печатью и быстро пробежал глазами. - "Прекратить дело за пропажей главного свидетеля - орка Шиша", - зачитал я. - Не прокатит мулька**, Ваше Превосходительство. А ещё меня в заигрывании с плебсом обвиняли! Я же вижу, что сам Канцлер больше верит слову сопливого орчонка, чем слову мага. Смит тихо взвыл и глянул на Канцлера почти с ненавистью."Хватит глупостей!" - сквозь зубы произнёс он. - Я ошибся, перепутал бумаги! - Канцлер быстро протянул мне другой документ, рука его дрожала. - Готов также лично принести извинения маркизу. - Валентин, ты ведь обещал мне! Боги, почему с тобой так сложно? - едва ли не со слезами обратился ко мне Сейла. - Ну-ну, - ухмыльнулся я, толкнул дверцу. А она и незапертой оказалась. - Мы вместе пойдём... Обернувшись, я одарил полковника таким взглядом, что он отступил назад, и в глазах его мелькнул испуг. Во дворе я никого не увидел. Несколько голов мелькнуло в окнах первого этажа и тут же спрятались. - Боитесь? Правильно, - сказал я себе под нос. - "Это бунт!" - воскликнул Людовик. "Нет, государь, это революция",*** - ответили ему. Но уж поверьте - покушаться на власть, на систему я и в мыслях не держал. На кой мне такая головная боль? И вообще хочу объяснить своё поведение, чтобы вы не думали, что Вэл зарвался, возомнил о себе всякое или с катушек слетел на почве перипетий... Как наверняка бы решил старичок Андерсон. Нет, не верьте ему. Мыслил я ясно. Осознавал также, что одному против своры могучих магов мне не выстоять. Вся сила моя в огне, а ведь даже щита надёжного не поставлю. Однако за время моего пути до столицы я хорошенько проанализировал свои бредовые видения. И отбросив битую тачку, усатого немца и лысого попугая, пришёл к выводу, что частью это не бред был, а откровения свыше, что я видел сущности божественные, и они - за меня. Избрали, одарили и направляют. Ведь и пилигрим говорил про Путь, про волю богов. А раз на моей стороне... хм, боги... чего ж менжеваться? Ну и... да, надеялся, что магам устранять меня резона нет. Им тоже такая головная боль не нужна, и так уж в стране неладно. Ещё усталость сказывалась, недомогание моё. Срочно требовалось любить. И вот тут всё в Бездну летело - принципы, осторожность, логичность разрыва с Ультмейтом... Ну, захотел вампир поработить мою душу... Боги, вон, вообще грозят в порошок её растереть и развеять. Кто я, с богами спорить? Зато теперь знаю цену дорогому муженьку, буду ухо востро держать... А как секса-то хочется! Как хочется любить! Дверь административного этажа слегка приоткрылась, в щель боязливо протиснулся комендант и изобразил радушие: - Господин Хукс! Сердечно рад видеть вас живым и при здравии... - У меня приказ на освобождение маркиза Сагди, - осадил я его радость. - И очень мало времени. На гербовую бумагу он даже не взглянул. - О, рад за вас! Я немедленно распоряжусь, а вы... не угодно ли пройти в мой кабинет, выпить чашечку кофе? Лично против этого мага я ничего не имел, он был лишь винтиком в механизме закона. Разумнее расспросить Ультмейта: кто обижал, кто ступил за рамки полномочий. Поэтому я сдержал порыв поквитаться с комендантом немедленно и процедил с великолепным (как мне кажется) высокомерием: - Повторюсь: мне некогда. Соблаговолите проводить меня к мужу. Комендант перевёл взгляд за мою спину: лицо его вытянулось. Думаю, Смит с Канцлером подавали ему знаки, вгоняя в ступор одним своим присутствием. - Что ж, пройдёмте, - отмер он. И поковылял к нише в стене, будто не ноги у него, а подпорки. Молча открыл зачарованную и невидимую глазу дверь, молча повёл по каменным ступеням всё ниже и ниже, в стылость и полумрак. Тюремщики торопливо отдавали честь и жались к стенам. И всё без единого звука, и это было умно, так как я был на пределе и едва сдерживал гнев. Сырые мрачные своды давили на меня, мы миновали уже несколько тесных коридоров, в конце каждого неизменно выходя на новую лестницу, уводившую нас ещё ниже. С каждым шагом меня охватывало всё больше тревожное волнение, сердце билось в груди громко и часто. Что я увижу? Сломленного узника или озлобленного монстра? А если это западня, обман... и Ультмейт на самом деле уже мёртв! Смит говорил, что его пускали сюда лишь раз в неделю, а убить кого-то - дело мгновения... В один момент я сам себя накрутил до такой степени, что сам закричал, когда меня окликнули. - Вэл, это ты? - А-а-а, кто здесь?! Голос был знаком, но не принадлежал мужу. Яркий свет по щелчку пальцев озарил паттерн с единственной решёткой в глубине, и узник выставил руку, закрываясь от света, и нагнул голову. - О, перестань, сбавь мощность. - Кто ты? Алессант, это ты? Я глазам не верю. - Уж поверь, - расцветая бешеной улыбкой, ответил дроу. - Слава богам, ты здесь. Не затем ли, чтобы разнести эти стены к чертям и спустить остатки в Бездну? - Открывайте решётку, - велел я коменданту. - Но... он здесь за государственную измену! - бледнея, воскликнул маг. - Слава богам, к концу второй недели я узнал, в чём меня обвиняют, - продолжая улыбаться, сказал дроу. Вид у него был неважный, лицо осунулось и стало почти чёрным, белые волосы были спутаны и грязны. Ал здесь две недели, а мой бедный маркиз три месяца - боги, до чего могли довести его застенки?! Я выхватил из кармана птичью голову и вскрыл замок. - Уходил ты от Гримуса или нет? - обнимая его, спросил я. - Он сказал, что ты оставил ему прощальное письмо. От дроу воняло гнилым болотом. - Уходил. И писал. Думал расшевелить эту сволочь, заставить задуматься. Помурыжил бы пару дней и вернулся - ну как я без него? Зашёл в первую же харчевню, с горя взял вина и успел сделать лишь глоток... Проснулся за решёткой. - А Смит? Разве он не видел тебя здесь? - Смит? Полковник как раз перед моим похищением отправился в Синегорье, и ты не поверишь, но это Гримус сказал ему, что там он найдёт твои останки в священной раке у троллей. Я оплакал тебя, дружище - тогда я ещё верил Гримусу. Небо, нет в Христории никого, кто был бы так рад твоему возвращению, как забытый в каменном мешке дроу! И он завопил от счастья на всю подземную тюрьму. - Поднимайся наверх, там тебя встретит Смит. А за этой решёткой я постараюсь устроить твоего бывшего... Я не успел договорить, как Алессант сполз по мне и вцепился в колени: - Нет, нет, прояви милосердие! Он не в себе, он не ведал, что творит. Хотел было отругать его, но... чем я был лучше? Вот, иду выпускать своего персонального палача, спешу, бегу даже, и сердце истекает кровью, как представлю его в такой же камере. - Ступай, некогда мне, - безуспешно попробовал я оттолкнуть дроу. - Нет, пообещай! - Хорошо-хорошо, отцепись уже. Схватив за руку коменданта, я потащил его к новой лестнице. Хотя он уж и не нужен был - что-то вело меня, и я точно знал, где найду мужа. Увидев его, я онемел. Ультмейт не похудел и не подурнел, был прекрасен как прежде, или даже более. Впрочем, спишем это на долгую разлуку. Отсветы огня в моей руке преображали его волосы в живой шёлк, не было ни спутанности, ни грязной сальности. Сорочка на нём казалась свежей, её белизна соперничала с белизной шеи и рук... И руки были как прежде изящны, и ногти полированы. Вот только эти руки и ноги его были в кандалах с двойной цепью, неподъёмной на вид. А шею охватывал подавитель магии. Кусок кожи, самой грубой на вид, словно отсекал прекрасную голову от прекрасного тела, и видение маркиза на эшафоте не дало мне вдохнуть. "Сейчас умру", - подумалось мне, когда он поднял на меня глаза, вместившие космос, и сердце на пару секунд перестало биться. Но потом тронулось, да ещё как! - сразу в галоп. Он конечно виноват, но можно ли в кандалы такое совершенство, в жуткий этот склеп, да и то с расчётом лишить мир этой красоты? Тысячу раз - нет. Воздух мелкими порциями стал поступать в мои лёгкие, но его не хватало, чтобы я мог говорить. Наконец он прервал молчание: - Тебе даже нечего сказать мне, Валентин? - А тебе... мне? - едва просипел я. С прежней спесью он поднял подбородок и оглядел меня с ног до головы. - Что ж, скажу. Как видишь, нынешние покои мои потягаются в отвратности с крысиной норой, и наблюдать их изо дня в день мне прискучило. Отсутствие света не помеха моим глазам, но это лишь удручает при такой убогости видов, - он капризно скривил губы и продолжил с пренебрежением: - И вот, наконец, являешься ты... С серым, как у дроу, лицом. Костлявый, как гончая Бездны. Что у тебя с волосами, Вэл? Под глазами что - синяки? Ты дрался? Что ж тут скажешь - просто отрада глаз! - Я похудел, да... потому что... - сердце перебралось ближе к горлу и сбивало слова на подлёте куда-то в желудок. - Спасибо, Валентин. Спасибо, что ценил мою заботу. Мои усилия, мои деньги, вложенные в твоё здоровье и красоту... - Послушай! Я не на морских курортах загорал, меня едва не убили пару раз! - уже не смог сдержаться я. - Еда мне в горло не лезла и сон не шёл, а всё потому, что ты меня предал! - Бедняжка! - он поднял руки, громыхнув цепями. - Пойди и отдохни хорошенько, не смею задерживать. Где ж тут выдержишь? Слёзы ручьём побежали из моих глаз. - Ты ума здесь лишился, да? - уже рыдая, произнёс я. - Я столько пережил, такой путь проделал, чтобы вернуть тебя, а ты... - Вернуть? - он вперил в меня черные огни своих глаз. - Вернуть предателя? - Что мне остаётся? Разлюбить и забыть тебя не получается, а тут ещё боги грозят мне всеми карами. Нет, мало мне мучений - ты гонишь меня и стыдишь за какую-то чепуху! За синяки под глазами! В мгновение не долее взмаха ресниц он оказался рядом, зажал мою голову словно в тисках. Комендант вскрикнул, испугавшись, и сотворил боевой шар. Лишь секунду Ультмейт всматривался в мои глаза, но столько чувств сменилось в его взоре! Затем губы его припали к моим губам, он впился в меня, как умирающий от жажды в стакан с водою. Оцарапал клыками, конечно. - Мальчик мой, любимый мой мальчик, - шептал он, не разрывая поцелуя. И это все его слова. И его щеки были мокры от слёз, и сердце его билось, казалось, о моё сердце. И это было больно и сладко одновременно. - Маркиз, отпустите его! Это приказ! - голос коменданта дал петуха. - Да загасите вы шар, ради Неба, - прорвавшись сквозь поцелуй, попросил я. - Но он ведь сожрёт вас! У вас кровь! Боги, он слизывает её, мне запретили давать арестанту живой крови. - Не забывайте, он больше не ваш арестант. Он мой... Улли, тем времени, повело от моей крови. Глаза стали совсем пьяные, он нашёл в себе силы оторваться от моего лица, но теперь притиснулся ко мне бедрами и давил мне в пах своим жеребцом, а там и так... и у меня давило. - Господа, господа, - потрясенно прошептал маг, - но не в моём же заведении. Ультмейт зарычал кровожадно. - Дурное заведение у вас, господин комендант, - сказал я, поцелуями стараясь успокоить супруга. Путаясь в цепях, освободил его от кандалов, о чём сразу пожалел, так как он обвил меня всеми конечностями, как ленивец ветку, и стал толкаться бедрами в недвусмысленном желании. - Свалите, Христа ради, - простонал я, пытаясь хоть как-то зафиксировать мужа. - Ради кого? - тупил комендант, завороженно разглядывая нас. Но тут Ультмейт зарычал уже по-другому и стал трансформироваться. Кожистые крылья полезли сквозь мои объятия, а со вздувшейся жилами шеи с треском слетел ошейник, угодив в коменданта. Тот заорал и метнулся к лестнице. Не знаю, каким чудом мне удалось успокоить вампира. В тело своё он вернулся, но был всё ещё под кайфом, стонал и рвал когтями с меня одежду. А его белая рубашка развалилась по швам, и совершенное тело, такое горячее, гладкое, дрожащее в моих руках... Короче, я разделся сам. Ультмейт в жадной своей похоти то лизал и целовал меня, а то и кусал, и я не сдерживал крика каждый раз, но не мог препятствовать ему. Да разве я чувствовал боль? Не вспомню теперь. Я сам был пьян, сам лишился разума. Однако когда меня прижали голой грудью к стене, возможно холод её отрезвил меня, но я сказал "нет". Я не думал, что меня услышат, но он замер, жарким дыханием грея мой затылок. - Я люблю тебя, - хрипло сказал он. - Всегда любил и до безумия боялся потерять. Даже после смерти, твоей или моей - неважно. Поэтому всё... - Чудовище моё, я всё понимаю. Но у меня Бездна знает сколько времени не было секса, у нас нет смазки, ты почти не контролируешь себя и порвёшь мою дырку ну просто напрочь. И что вы думаете он сделал? Сам уперся руками в стену, прогнулся в спине и выставил попу. И повторил, что любит. Я вдруг ужасно испугался, что всё это сон, вот вставлю и тот час проснусь. И сначала я целовал его спину и совершенные упругие половинки, потом языком между ними толкался, потом смотрю - опять кожистые крылья из лопаток полезли, когти борозды в камне оставляют. И не стал ждать, пока сон перейдёт в кошмар - вставил. Ах-х... Снова показалось - умру. Хорошо так, что плохо. В голове шум, сердце мечется. Бух - и ухнуло в член, и давай там стучать. А там тесно, жарко, сладко. Боги, видимо, пожалели, и стало легче. Стал двигаться, Улли стал стонать. Потом ещё легче, потом взлетел - радуга, звёзды, солнце - всё смешалось в карусели блаженства. - Ну вот, у тебя только что был секс, - прошептал мне на ухо Ультмейт, едва я приземлился, обнимая и разворачивая. В ладонь себе сплюнул, провёл по дырке, по стояку своему... Не кончил, значит, рано я улетел. Вставлял, спасибо, потихоньку. А когда до конца задвинул, мне пофиг стало, что там с дыркой будет - я опять в небо собрался. Как же хорошо, счастье-то какое! Да, больно. Но какое счастье!..