***
У неприметного подвальчика толпилась куча народу, бар или паб, хуй пойми, но помещение на вид было непрезентабельно. Хотя глупо было полагать, что такого рода мероприятие закатят где-то в дорогом ресторане со стейками и вином. Но, войдя внутрь, Галлагер не был огорчен; местечко довольно приятное: не слишком темное, с кучей диванов, кресел и достаточно высоких столиков; большая барная стойка, за которой уже крутилось не мало народа, желающего выпить по паре коктейлей. К Йену подошел «тот самый мудак», как про себя уже окрестил он этого парня. Он попросил пройти вслед за ним и повел рыжика к выходу. Йен решил, что этот тип был все время довольно близко к Микки, значит, он здесь занимает какое-то свое определённое место. Но как бы там ни было, Галлагер все так же будет про себя называть его «этот мудак», не нравился он рыжику и все тут. Они вышли из подвального помещения на задний двор, поднимаясь по немногочисленным ступеням, и зеленоглазый тут же приметил брюнетистую голову. А в следующий момент, подойдя чуть ближе смог разглядеть и голубые глаза. Эти блядские глаза, которые могли приковать внимание любого, думал Йен. Он хотел улыбнуться парню в знак приветствия, но от чего-то передумал, настороженно замирая сбоку от Милковича. Людей вокруг больше не было, и Йена это слегка напрягло.***
Ждать рыжего долго не пришлось. Он появился на заднем дворе спустя пару минут, и после того, как Джон оставил их наедине, голубые глаза впритык встретились с зелёными. Этот парень с первых секунд заинтересовал Микки. Тот сам не мог понять по какой причине, но что-то в этом рыжике было. И он не брал в учёт то, что ему вполне понравилось, как конопатый вел себя на ринге. Был в нём стержень, будто именно это Милкович и искал очень долгое время. Но всё равно ему нужно было убедиться. — Что привело тебя к такому решению? — спокойно выдал брюнет, неотрывно смотря в глаза Галлагеру. Он задавал этот вопрос каждому, кто приходил к нему. Чего он только не слышал в ответ: «плохая жизнь», «приемная семья», «бедность», «безысходность» и много-много чего подобного. Сказать честно, Микки немного подзаебали такие вот ответы. Он хотел чего-то иного. Хотел услышать в ответ не банальные слова о плохой судьбе, а действительно весомую причину, ведь не каждый день ты принимаешь решение вступить в преступную группировку. Тут уже на слова Микки Йен не смог сдержать улыбки. Он искренне широко улыбнулся, хотя с разбитыми губами делать этого не следовало. Все более-менее зажило, но ещё не совсем. — Тебе честный ответ? Или сказочку в духе «скажу то, что от меня хотят услышать»? — задал риторический вопрос рыжик и затем сразу начал говорить. Эмоционально, как, впрочем, и всегда. — Я просто подумал, раз все проебано, то терять уже нечего. Именно так и было, первая моя мысль, связанная с бандой, была чем-то вроде «ну, а хули бы и нет». Я много, что умею, только все это будет просрано, потому что обществу такие как я не нужны. Я справедливо рассудил, что в таком случае и мне не нужна жизнь по правилам этого самого общества. И вот, я здесь, — очаровательно продолжал улыбаться рыжик. Тон его голоса был, пожалуй, чересчур бодрым, но не фальшивым. Искренность наше все, епт. «Но не в случае с Калебом», — пронеслась в голове неуместная сейчас мысль. Об этом Йен подумает позже. Он закурил, стараясь как можно меньше пялиться на Микки. На задницу Микки, на руки Микки, на его пресс, виднеющийся под футболкой, на пухлые губы, наверняка соблазнительно мягкие. Черт, да как можно быть главарем банды и при этом настолько преступно-сексуальным. Рыжик сам себя одернул. Даже думать об этом нельзя, и вообще, чем занята его голова. Он так-то с лидером Южных сейчас говорит. Как-никак, честь, ебать. Микки слушал рыжего, и выражение его лица становилось все скептичней. Но на самом деле Милкович улыбался про себя. Не показывая этого, он сдерживал улыбку, не позволяя себе даже приподнять уголки губ, раскрывая свою настоящую реакцию на ответ Йена. Наконец-то ему выложили всё как есть, не давили на жалость, не выебывались. Не уверяли, что если окажутся в банде, то Милкович не прогадает. Кажется, на его памяти это был первый раз, когда человек говорил с ним абсолютно открыто, не таясь и не боясь. Обычно люди либо старались вылизать его зад — в переносном смысле, конечно, — либо дрожали от страха. Что-то из этого всегда сопровождало коктейль эмоций всех людей, с кем он так или иначе общался. Но не в этот раз. Сейчас с ним говорили, как с равным, словно он не «большая шишка», а просто парень с района. Просто парень… Микки ценил честность. Хотя с другой стороны такая открытость может в той или иной ситуации стать твоим слабым местом. Но это второстепенно. Зачастую люди, которые пиздят словно дышат, в итоге оказываются крысами, шестерками, готовыми пойти в другую банду и сдать Милковича с потрахами. Разумеется, таких людей потом никто не находит и больше никогда не видит. — Общество хуёвое значит… — задумчиво протянул Микки, наконец-то отвернувшись от рыжего. Ему понравилось то, что сказал парень. Но то, что он давил лыбу, немного раздражало. И вовсе не потому, что улыбка эта заставляла самого брюнета ощущать что-то необъяснимое. — Ладно, — внезапно произнёс он, вновь поворачиваясь к Галлагеру и доставая из пояса брюк ствол. Он всегда и везде носил с собой пистолет, хотя в рукопашную навалять пизды ему нравилось гораздо больше. Спустив затвор, он протянул руку в сторону и спустил курок. Звонкий выстрел раздался на весь задний двор, после чего он ловко перезарядил пистолет, и выстрелил уже вверх. — Держи. Взяв руку парня, он всунул ему ствол и приставил дуло к своей груди. Разумеется, Микки не стал подвергать себя опасности, и в кассете было только две пули. Но он должен был знать, с кем собирается иметь дело. — Стреляй. Немного охуевающий от поведения парня Йен держал в руках ствол и смотрел прямо в глаза Милковичу. Он ждал, что вот сейчас тот ответит что-то типа «расслабься, я шучу, просто тебя проверял», и рыжик тогда спокойно вздохнёт. Но Микки молчал. — Схуяли загуляли? — наконец выдал Йен. — Если хочется проверить мою меткость, своди меня в тир, а если это извращенный способ покончить жизнь самоубийством, то слишком много патетики, для такого как ты, — он неспешно отвел руку с пистолетом от подкачанной груди брюнета и выстрелил в ближайший забор. Но пули там не оказалось, что заметно успокоило Галлагера. — Так что это было в итоге? Или у меня нет права знать? — приподнимая брови, спросил Йен, недовольный этим представлением. Ну право слово, они не в девяностых сейчас. И играть в игры — не для него; рыжик даже был немного разочарован. Разве фантазии на что-то большее у этого голубоглазого не хватило? Но высказать все это он не спешил, ибо рамки должны быть, все-таки это Милкович. Микки вздохнул. Обычно всё так и происходит, и ничего нового брюнет сейчас не увидел. Но, по большому счёту, это уже не играло никакой роли. Конечно, он не ждал, что рыжик выстрелит. Это было бы полным бредом и бессмыслицей, он не сомневался в том, что Йен способен убить. Ему просто была интересна реакция парня. Некоторые новички тряслись от страха, когда ствол лежащий в их руке упирался прямо в грудь Микки; другие старались изо всех сил показать, насколько они круты, но, когда доходило до дела, сделать ничего не могли. Йен тоже не выстрелил, но он хотя бы повел себя адекватно. Милкович давно принял решение, хоть пока и не собирался его озвучивать. Исход был довольно предсказуем, он хочет видеть такого человека, как Галлагер у себя в группе. Нет, не потому, что этот хер до одури красивый и сексуальный, а от его глаз невозможно оторваться. И не потому, что Микки нравилось смотреть на его блядские веснушки, разбросаные по всему лицу в хаотичном беспорядке. И не потому, что Микки привлекают парни, хоть об этом никто не знает. Наверное, никогда и не узнает. Тогда бы он потерял все. Кто пойдет за лидером, который числится в заднеприводных? Его скорей отпиздят и выкинут на помойку. Да и несмотря на банду, Микки ещё с раннего возраста привык скрывать свои предпочтения. В его семье его бы не поняли. Не понял бы его отец. Да о чем речь? Папаша лично бы его закопал. И это не просто выражение, гомофобный и жестокий уебок-отец был вполне способен в порыве ярости убить своего сына. Если и не такие серьезные проступки могли повлечь за собой банальное избиение в их семье, то каминг-аут был сродни самоубийству. Отбросив неприятные мысли, он бросил мимолетный взгляд на Йена. — Значит очко зажало стрельнуть? — вымолвил брюнет и повернул голову на входящего во двор Йозефа. Вот тот, кто ему и нужен был, давно нужно было расправиться с этой крысой. Йозеф работал на два ранга. Сливал все дела Южных Меткам. И иногда делал наоборот. Именно это строго каралось в любой банде. И Мик не мог оставить это просто так. — Микки, Джон просил передать, что ты срочно нужен. Брюнет кивнул на его слова, вновь перезаряжая пистолет и снимая с предохранителя — в этом стволе всегда есть последний патрон, и, если снимать его с холостой, он выстрелит. Что и произошло в следующую секунду. Микки хорошо стрелял, он учился этому ещё в детстве. Поэтому пуля попала чётко в грудь Йозефа, и его тело обмякло, а после рухнуло на землю. Слишком жестоко? Вызывающе? Нет. Именно так и наказывали крыс, и, на самом деле, прямой выстрел в грудь это ещё по-божески. — Займешь его место, — Микки вновь перевел своё внимание на рыжего, кивая в сторону трупа. — Завтра придёшь по этому адресу, а пока разберись с этим жмуром. Протянув сложенную бумагу со своим адресом, Микки покинул двор, переступая через труп и исчезая в дверях заведения.