Знаете, какое у меня чувство? Будто я внутри песни — понимаете? Джон Рональд Руэл Толкин «Властелин Колец»
Вокруг стояла глухая тишь, заполнившая все пространство, каждую щель между сухими извивающимися ветвями. Словно и не было ожесточенного сражения с гхатами, а волшебный голос сирен не касался напряженного слуха путников. Все и вправду могло показаться плодом воображения, если бы не мокрые одежды, и не тепло на губах принцессы и рыцаря. Оба все еще не могли оставить мысли о поцелуе. Взгляд бастарда снова и снова невольно возвращался к белоснежным локонам Руасон, настоявшей сидеть перед де Ришаром. Ей надоело все время смотреть на мир через плечо юноши. И теперь при каждом ее движении, белоснежные локоны приятно касались лица Эдмунда, заставляя краску проступать на его щеках. Никакие рыцарские постулаты больше не могли спасти его. Все мысли фортинца были занятый прелестной принцессой, которая восседала слишком близко к нему. Белые девы с завидной ловкостью перепархивали от одного древа к другому, будто под их ногами не было тесно перелётанных корней, мешавших коням ступать с присущей им быстротой. Постепенно путники начали замечать, что путь их светел, а тиски Леса ослабевали. Деревья безропотно расступались перед белыми девами, а ветви поднимались все выше и выше, позволяя всадникам ехать с гордо поднятой головой. Внезапно они вынырнули из-под мохнатых ветвей сосен и оказались на поляне, укрытой молочной завесой. Густой туман послушно расступился перед белыми девами, и Офелия увидела руины некогда великого града. — Беллум, — завороженно прошептала принцесса, — оплот короля Руана. Офелия обернулась к де Ришару, и уголки его губ взметнулись вверх, стоило бастарду завидеть искреннее изумление в ее прелестных глазах. Не дождавшись пока рыцарь натянет поводья, Руасон проворно соскочила с коня и, пройдя лишь несколько шагов, замерла, пораженная сумрачным замком. От первой столицы Лоремии осталась лишь мрачная цитадель, врывавшая в память подобно гигантскому черноперому кондору. Скользя взглядом по полуразрушенным стенам, покрытыми высушенными лозами массивного растения, волшебница затаила дыхание. — Пойдем, — Леруа подтолкнул Руасон, — все самое интересное внутри. Ступив в тень замка, Офелия ощутила связь с былыми временами и прикрыла глаза, вслушиваясь в давно ушедшие голоса. Поднимаясь по полуразрушенным ступенькам, волшебница старалась смотреть себе под ноги, чувствуя на себе взгляды множества живущих средь развалин теней. Взобравшись на самый верх, принцесса выпустила из пальцев подол своего платья и обернулась. Со всех сторон замок был окружен темно-зелеными волнами, непроглядного, густого Леса. Слабый солнечный свет пробивался сквозь свинцовые тучи, оседая тонкими лоскутами тумана по лесным прогалинам, а на юге, поднимаясь подобно пару, расползался белесыми клочьями. Руасон слабо улыбнулась. Живя в Иморитусе, белокурая красавица часто видела из окна кромку Теневого Леса, и ей всегда хотелось побывать в нем. Сейчас, стоя средь хвойного моря, принцесса ощущала себя поистине свободной, но что-то больно впивалось в кожу на голове и мешало думать. Подняв руку, волшебница вытащила из белокурых волос серебряную шпильку, украшенную на конце жемчугом. Задумчиво склонив голову на бок, Офелия долго рассматривала ее, вертя в своих руках. Проведя всю свою жизнь в стенах Иморитуса, Руасон поймала себя на мысли, что совершенно по ней не скучает, да уже и мало, что из нее помнит. Казалось, что та жизнь во дворце, давно осталась позади. Офелия сжала и разжала кулаки, и судорожно вытерла ладони, вспотевшие от непрекращающегося волнения. Погрузившись в своих мысли, волшебница и не заметила, что все это время позади нее стоял ее верный рыцарь. Не решаясь нарушить молчаливое созерцание принцессы, де Ришар терпеливо ожидал под сенью мрачный сводов. Он всячески старался посвятить свои мысли древним стенам Беллума, разглядывая покрывавший их лишайник, но его взор снова и снова касался хрупкой фигуры Офелии. Она стояла на выступе одна. Ее узкие, ажурны туфли совсем износились, и она практически стояла босиком. Распущенные белоснежные локоны лежали на покатых плечах, укрывая от рыцарского взора прелестный изгиб жемчужной шеи. Платье, украшенное множеством золотинок, уже совсем пришло в негодность, но все также маняще облекало ее изящное тело. Вдруг сильный порыв промозглого, осеннего ветра подхватил подол платья Руасон, и юноша испугался, что в один миг может потерять волшебницу. Позабыв про все манеры приличия, Эдмунд окликнул принцессу и протянул ей свою руку. К его удивлению, она не отвергла ее, как обычно, а скромно вложила свою холодную ладонь в его объятия и ее большие, блистающие глаза были устремлены к нему. Зайдя внутрь, они так и прошли рука об руку до зала, в котором остальные уже успели развести огонь. Рыцарь неохотно выпустил ее ладонь, и Руасон медленным шагом направилась к остальным, но в самое последнее мгновение свернула в иной коридор, что не укрылось от соколиного взора Сафара. — Ваше Высочество, вы куда это собрались? — Осмотреться. — Сначала отужинайте, отдохните, наберитесь сил, а потом я решу не опасно ли вас отпускать бродить по этому пристанищу прошлого. Руасон недовольно поджала губы, но согласно опустилась рядом с разведенным костром. Протянув руки к пламени, волшебница украдкой взглянула на Эдмунда, беседовавшего с Варном. Сильно сжав в ладони оставшуюся шпильку, на негнущихся ногах волшебница подошла к рыцарю, чувствуя на своих губах пугающий ее жар. Аккуратно коснувшись плеча бастарда, принцесса вынудила его повернуться к ней. — Ночью будет холодно, вам не нужен ваш плащ? Эдмунд замер на месте, не зная, что ему делать. Взгляд рыцаря приковался к притягательным изгибам губ принцессы, в свете костра казавшихся алыми. — Милорд Эдмунд, вы в порядке? — Да, Ваше Высочество, да, конечно, я вас прекрасно слышу, — де Ришар яростно закивал головой, — плащ? Он для вас. — Что ж, тогда благодарю, — Руасон смущенно улыбнулась, — тогда вот, держите. Офелия протянула руку, и в ее ладони Эдмунд увидел брошь. Она была круглой, залитой темно-синим цветом, а на ней, как и на плаще, был искусно изображен бронзовый дракон с распростёртыми крыльями. Это была красивая аграфа с изящной бронзовой нитью, которая пастью дракона цеплялась за другую сторону плаща. Такую выдавали всем при посвящении в рыцари Фортинского Ордена. — Нет, — качнул головой де Ришар, — оставьте себе. Эдмунд едва ощутимо коснулся ее руки, и волшебница зажала аграфу у себя в ладони. Офелия покачала головой и протянула другую руку. В ее ладони Эдмунд заметил невидимку, на одном конце украшенную жемчужиной. — Я попросила Вигго, и он немного поколдовал над ней. — Мастерство рук и никакой магии! — Чего ты вечно не туда лезешь?! — Хуго снова ухватил брата за бороду и куда-то потащил, — хватит всем мешать. — Теперь ее можно использовать, как фибулу, остальные в этой погоне я все равно потеряла, — пожала плечами волшебница, — так что пускай она теперь послужит вам. Офелия вновь ласково улыбнулась, даря свой взгляд в единоличную власть Эдмунда. Внезапно рядом с костром возникли белые девы. Они заинтересованно оглянули всех собравшихся и, переглянувшись меж собой, задорно улыбнулись. Подойдя к белокурой волшебнице, одна из них ухватила принцессу за руку. — Эдмунд? — Не бойтесь, они не причинят вам вреда. И Руасон, не смея сопротивляться, ушла следом за ними. Прошло совсем немного времени, как старинный замок охватило шелестение, и принцесса появилась в конце коридора. Стройная, с белоснежными локонами, и кожа ее была жемчужной, а глаза ее сияли и казались глубокими. Одета была она в туманные одежды, прекраснейшие, черного цвета, украшенные черным янтарем и отороченные сверкающим серебром. Офелия лучезарно улыбнулась завороженному де Ришару. Ее шаги отдавались от голых стен, и в ее походке была какая-то крадущаяся грация, преисполненная ласкающий взор плавности. Остановившись рядом с рыцарем, принцесса немного печально взглянула на белых дев. Они стояли в конце коридора, с любопытством наблюдая из своего укрытия. Такие юные, красивые и обреченные. — Вы не можете им помочь, — покачал головой бастард, — они навеки услада для глаз Лесного Короля. — Жаль, ведь они так прекрасны. — Ты даже не попытаешься? — удивленно взглянул на нее Леруа, — в детстве ты всегда помогала слабым. Белоснежны брови волшебницы нахмурились, но отозвалась она спокойно. — Я Офелия Уильям Руасон I-ая, принцесса Лоремии, Царица Пепельного Престола, Повелительница теней, рожденная под звездой Сумрака, смирилась со своей судьбой. Кто они такие, чтобы противиться воле Шелкопряда? Ее взор обратился к белым девам, стоявшим в конце коридора и смотревшим ей в ответ. С губ Руасон сорвался тяжелый вздох, и волшебница грустно улыбнулась, смотря на печаль притаившуюся в каждом движении прекрасных цветов Лесного Короля. По телу Офелии пробежала волнительная дрожь, и кисть ее левой руки нервно дернулась. Поспешно сжав ладонь в кулак, Руасон натянуто улыбнулась, но загнанность в ее глазах не укрылась от де Ришара. — Бегать вечность по лесу не самая худшая участь для девицы во время войны.***
Поев на скорую руку, принцесса оглянулась по сторонам в поисках смуглого лица, но Эдмунда нигде не было. Прикусив нижнюю губу в раздумье, Офелия вновь почувствовала этот жар. Ей надо было найти его. — Итак, — белокурая волшебница решительно поднялась на ноги, — теперь, когда я отпотчевала, я могу осмотреть замок моих предков? Маршал Востока с трудом выдержал пронзительный взгляд бледно-кремнистых глаз своей принцессы, но тут рядом с Руасон возник Тенебрис. Тень сложила руки напротив груди и его глаза, полыхавшие синим пламенем, многозначительно сверкнули ярче прежнего. — Конечно, Ваше Высочество, — сдался Сафар, — только возьмите кого-нибудь из Аскери. — Я найду милорда Эдмунда, и он сопроводит меня. Покинув залу, белокурая красавица направилась бродить по пустынным коридорам, слушая мелодию давно забытых голосов. Все кругом было старинное, и былая пышность теперь была увенчана неизбежной обветшалостью. Повернув за очередной угол, Руасон увидела сидящего около одного из проемов Биваля. Заслышав ее шаги, черный пес повернул свою большую, лохматую голову и приветливо завилял хвостом. Подойдя ближе, девушка ласково почесала пса за ухом и, подняв взор, увидела фортинца. Де Ришар поудобнее перехватил клинок, и выравнивая дыхание, поднял меч. Прислонившись лбом к лезвию, рыцарь почувствовал знакомую прохладу стали, и сердце его забилось ровнее. Взмахнув мечом, Эдмунд резко сделал выпад, и его немая схватка началась. Развернувшись де Ришар резко ударил невидимого противника локтем, и отскочив назад, выхватил небольшой кинжал. Подняв руку, он блокировал удар, и меч плавно скользнул вперед, направляемый умелой рукой. Эдмунд отлично знал ощущение, когда клинок проскальзывает между креплениями доспехов, разрывает под ним легкую кольчугу, а потом пронзает плоть. И сейчас ему казалось, что он слышит этот звук и стон боли своего противника. Бастрад двигался с поражающей быстротой и легкостью, казалось, что доспехи, в которые он был облачен, совершенно не стесняли его движений. Пригнувшись, рыцарь резко подался вперед, и поднырнув под ударом, наотмашь ударил противника в висок. Эдмунду почудилось, что на его лицо упали капельки крови, и он снова отскочил в сторону. Перехватив свободной рукой удар, юноша резко вывернул ее, заставляя неприятеля выронить клинок. Весь корпус открылся для удара, и юноша не позволил себе упустить такую возможность. Замахнувшись, он вогнал клинок в плоть и услышал, как неприятель захрипел, а затем последовал этот отвратительный звук булькающей во рту крови. Выдернув свой меч, Эдмунд отошел на пару шагов назад и резко взмахнул им, смахивая невидимую кровь с клинка. Де Ришар замедлился, а потом и вовсе остановился. Судорожно пропустив воздух сквозь чуть приоткрытые губы, рыцарь сокрушённо покачал головой и легким движением руки вытер выступивший на лбу пот. Прежде оттачивание своего мастерства во владении мечом, помогало ему успокоиться, и все волнующие его мысли отходили на задний план, затериваясь где-то там, за множеством движений, но стоило юноше хоть на долю секунды остановиться, как перед его глазами возникало лицо принцессы. Такое аккуратное, с немного резковатыми, но очаровательными чертами лица, обрамленное чудными белоснежными локонами, а ее бледно-серые глаза, схваченные пышными ресницами. От нельзя было скрыться. Де Ришар снова с усилием покачал головой, но образ Ее Высочества никуда не пропал, лишь еще ярче воссиял перед ним. — Это было восхитительно! Принцесса зааплодировала, и звуки ее хлопков оглушительно отдались от стен. Рыцарь вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, увидел Руасон, стоящую в проеме со сверкающими от восторга глазами. На долю мгновения бастарду показалось, что в бледно-серых глазах принцессы промелькнула тень влюбленности, но фортинец резко одернул себя. Смущенно улыбнувшись похвале Офелии, Эдмунд убрал меч в ножны. — Пойдемте, Ваше Высочество, я вам кое-что покажу.***
Посильнее закутавшись в свой плащ, Вигго достал трубку и принялся медленно забивать в нее табак. Прикурив, гном поднялся на ноги и вместе со своим страшим братом отправился на обход близ лежащих залов, надеясь найти в них что-нибудь пригодное для дальнейшего путешествия. Проводив взглядом гномов, Фредерик подбросил в костер очередное сухое полено и, скрестив руки на груди, принялся наблюдать за тем, как эльф совершенно незаметно копается в вещах младшего Ротерштайна. — Что ты делаешь? — Я тут краем глаза в ночи заметил, что этот бородатый кусок камня втихаря присасывается к фляжке, и что-то мне подсказывает, что у него там явно не тыквенный сок. Ага! Вот и мое вознаграждение за все пережитое. Майорон вынырнул из сумки и, облокотившись на маленького, пятнистого пони Вигго, победоносно поднял фляжку над головой и помахал ей Варну. — Мы выжили после песен сирен, так что парочку глоточков нам точно полагается, — он откупорил фляжку, — будешь? — Северяне никогда не отказываются от согревающего напитка. — После сирен, друзья на веки веков, — похлопал его по плечу эльф, — ибо сейчас могли бы вариться в одном животе, так что обращайся по поводу и без. Кстати… Эльфийский взор Леруа обратился к Машери, сидевшей около костра и выслушивающей наставления от маршала Востока, приходившегося ей дальним родственником. Пережитые опасности практически уничтожили прежнюю детскую опухлость, все еще сохранявшуюся на ее лице или в изгибах ее рук. За несколько дней Софи стала совсем взрослой, и изгибы тела приобрели прежде незнакомую ей резкость и угловатость. Но в глазах майорона фрейлина не потеряла прежнего очарования. Все было наоборот, ибо теперь Машери виделась ему невероятно стойкой девой, и этот шарм женственной мужественности манил к себе Адриана. — Кажется, мне пора. — Эй, ловелас остроухий, а ну-ка положила фляжку то обратно. — Хей! — возмущенно воскликнул Леруа, — я думал, что только у гномов такое дурное чувство юмора, а ты ледышка я смотрю далеко от них только в росте ушел. — Ледышка? Это ты потому что я с Севера? — кинулся следом за Леруа Варн, — и это у меня плохое чувство юмора?***
Принцесса и рыцарь медленно шли по обветшалым коридорам, поросших лишайником. Темные гобелены, местами едва ли сохранившиеся, совсем выцвели и истлели, и вода, скопившаяся меж массивных плит, казалась совсем черной, вызывая смутные тревоги. Их глухие, неторопливые шаги отзывались от замшелых стен и эхом продолжали витать в обители давно минувших дней. Вдали показался проход, и из него обильным поток лился багровый свет, озаряя продолговатые ступени. Офелия неосознанно замедлила шаг, но не остановилась, доверяя де Ришару. С каждым шагом, волнение все возрастало, но тень, отбрасываемая Эдмундом, ложилась на чело белокурой волшебницы, и его спокойствие передавалось ей. Поднявшись по ступеням, Руасон замерла на последней, и полный восторга и странного трепета вздох, сорвался с ее губ. Зал оказался невероятно высоким и просторным. Слабые красноватые отсветы умирающего дня проникали сквозь решетчатые витражи, окрашивая залу в алый оттенок. Огромная статуя короля Руана, восседавшего на своем троне, стояла у дальней стены на своем постаменте. Каменный взор, вырывавшийся из-под густых бровей, стремительно проносился через весь зал и замирал на белокурой принцессе. В руках великий король прошлого держал свой легендарный меч, дарованный ему Всевышней, а по бокам от Руана стояло два стража, на плащах одного из которых, гордо расправив крылья, замер дракон. Повелительница теней завороженно шагнула навстречу своему дальнему предку, продолжая ощущать на себе его тяжеловесный взгляд. Медленно идя по остаткам ковровой дорожки, Руасон проходила под караулом иных королей, изваянных из мрамора. От времени тот совсем не потускнел и средь их лиц можно было с лёгкостью узнать королей, принадлежавших времени до Восстания Тьмы. По стенам свисали темные драпировки. — Дедушке понравился бы этот монументальный шик, — улыбнулась кончиками губ Руасон, — хотя ему навряд ли бы поставили статую. Милорд Эдмунд, вам довелось видеть Филиппа Жестокого воочию? — Однажды, когда мне было тринадцать малых созвездий, меня только приняли в Фортинский Орден, и я видел, как он казнил несколько фортинцев, которые отказались убивать плененных дангардцев. — От дедушки всегда пахло полем битвы. Такой мокрый запах взрытой земли и солёный аромат крови, — обронила принцесса, придавшись воспоминаниям, — по вечерам он часто усаживал меня к себе на колени, и мы вместе подолгу рассматривали карту боевых действий. Он рассказывал мне какие войска пошлет на Дангард и обещал сделать меня его Королевой, — Офелия грустно улыбнулась, — дедушка говорил, что я буду самой прекрасной Королевой, ибо кровь столь великолепно смотрится лишь на белоснежных кудрях. Руасон обернулась к де Ришару, стоявшему позади нее и внимательно слушавшему каждое ее слово. — Помню день, когда отец убил дедушку. Вся Лоремия ликовала, но мне не было радостно. Мне было жаль, ибо лишь он называл мою силу даром. Эдмунд видел, как тени из углов стянулись к своей повелительнице, и та легким мановением руки создала из них фигуру. Силой разума принцесса придала ей очертания Филиппа Жестокого, и по телу бастарда пробежала волнительная дрожь. Рыцарь смотрел на то, как король осел на пол, внимательно смотря лишь в одну точку. — Когда кровь достигла моих туфель, я было отшатнулась, но дедушка еще был жив и внимательно наблюдал за мной. Я не смела подвести его в последние мгновения жизни. Теневой океан крови медленно растекался по каменному полу, подступая к совершенно новым сапожкам принцессы, скроенным на эльфийский манер. Руасон невидящим взглядом смотрела на то, как оно подступало к ней. Внезапно принцесса взметнула взгляд своих очаровательных бледно-серых глаз. — И я шагнула в кровавый океан. Она медленно шла по теневому, алому океану, но с каждым шагом ее ноги увязали все сильнее и сильнее. Наконец, она не смогла сдвинуться с места. Де Ришар улыбнулся кончиками губ и, подойдя, поднял принцессу. Офелия обвила руками шею рыцаря, и он вновь почувствовал мимолетное прикосновение ее холодных пальцев на своей коже. — И все-таки мне стоит учредить ради вас Орден за спасение принцесс из всяких нелепых ситуаций. — Я готов спасать вас всю жизнь. Рыцарь нехотя поставил белокурую красавицу на пол, и она выскользнула из его объятий, подобно бесплотной тени. — Здесь могли бы стоять статуи моего отца или брата, но никогда моей. Я вечно чья-то дочь, чья-то сестра, теперь чья-то невеста… Но я никогда не была просто принцессой Офелией. Я всегда чья-то… — Ваше Высочество, благодаря вам, скоро наступит мир, которого все и не чаяли увидеть. Выросло и умерло столько поколений, не знающих, что такое ложиться спать и не бояться, а благодаря вам, Ваше Высочество, скоро мир станет явью… — Но я не есть мир! — неожиданно вскрикнула принцесса, — я лишь средство достижения этого мира! Все вокруг затряслось. Тени взбунтовались, почувствовав расстроенные чувства своей повелительницы. Лучи заходящего за горизонт солнца, вливались сквозь окна, и проникали в тронный зал сквозь стекло пунцового оттенка. Офелия шагнула, и ее белоснежные локоны окрасились в пугающе ярко-кровавый багрянец. — Ваше Высочество… — Хватит! Перестаньте меня так звать! Хоть кто-нибудь может меня… — Офелия. Белокурая волшебница взглянула на рыцаря, стоявшего всего в нескольких шагах от нее, но эти два шага могли стать целой вечностью.