Но духи зла, черны как ворон, Вошли в чертог, — И свержен князь. Эдгар Алан По «Падение дома Ашеров»
Носком своего ботинка Одиннадцатый аккуратно оттолкнул в сторону небольшой камешек и перевел взгляд на темнеющую чащу леса в ожидании возвращения гхатов. Выйдя за пределы лагеря, парнишка не спеша прогуливался меж деревьев, прислушиваясь к мерному хвойному шелестению ветвей где-то в вышине. Юному члену Ордена Небесного Света не нравилось находиться средь всех этих мертвецов, остальных послушников и членов, которые прибыли сюда со всех концов Антикуса по первому зову Владыки. Заметив едва уловимое движение слева, Одиннадцатый медленно потянулся рукой к висевшему за спиной колчану и достал стрелу. Приложив древо к тетиве, он подозрительно оглянулся, его ноги переступали бесшумно, а глаза двигались с удивительной быстротой, вылавливая мельчайшее движение. Вот что-то хрустнуло, ветка дернулась, тетива дрогнула, и стрела запела. — Чуть было не убил меня. Куинтус вышел из-за пушистых, хвойных веток, крутя в руках пойманную стрелу. Пальцы некроманта бережно коснулись черного оперенья, и он усмехнулся, заметив, как резко изменился в лице послушник. — Прошу прощения! — испуганно воскликнул парнишка, — погодите, — протянул он, — но вас ведь нельзя убить. — Поверь, когда стрела вонзается в плоть, все равно ощущения не из самых приятных. — Еще раз прощу прощения, — поклонился Одиннадцатый, — прощу прощения Владыка, я не хотел вас… — Довольно этих извинений, — отмахнулся полубог, — за прошедшие столетия они уже успели мне порядком наскучить. Из чащи послышалось похрустывание веток, разговор оборвался и, в тише Теневого Леса множество звуков силилось в одну тяжелую поступь, которая, казалось, принадлежала какому-то невероятно огромному существу, но на свет выпрыгнуло несколько гхатов во главе со своим серобоким вожаком. Огромные псы тут же замерли, завидев Куинтуса, только их вожак подошел к Одиннадцатому и ткнулся мордой в подол черной мантии. Полный сострадания взгляд послушника пробежался по волкоподобным созданиям. Израненные, с подпаленной шкурой, они сидели перед ним, зализывая раны и пугливо поджав хвосты.***
— Чернозвездный, — гневно протянул изгнанник, — чтоб твои звездные псы небом подавились. Куинтус злобно щелкнул клыками, но тут его внимание привлекли мертвые туши прислужников смерти, которые гхаты притащили следом за собой, чтобы потом пожрать. Подождав несколько минут, полубог сложил руки за спиной и взглянул на своего юного послушника, ласково гладившего серого зверя по колючей шерсти. — Одиннадцатый, ты отлично стреляешь из лука, но твой дар заключен в ином. Благо наши враги позаботились о том, чтобы у тебя было достаточно мертвечины, на которой можно тренироваться. Парнишка неуверенно поднялся на ноги и жалостливо взглянул на мертвых гхатов. — На животных легче учиться, если сломаешь будет не так жалко. Давай! Одиннадцатый испуганно вздрогнул под криком Владыки и взмахнул руками. Мертвые туши волкоподобных содрогнулись. В их пустых глазах вспыхнул могильный огонек, и они с ужасным, пробирающим до дрожи хрустом костей поднялись на ноги. Куинтус внимательно окинул взглядом дрожавшие от напряжения пальцы своего ученика, и скользнул дальше, по тянущимся от них нитям силы к тушам гхатов. Склонив голову на бок в задумчивости, он подошел ближе и, натянув нить, отпустил. Парнишка вскрикнул от боли. — Ты слишком много жизненной энергии вкладываешь в связь. Стоявшие чуть поодаль сестры-ведьмы дружно залились отвратительным хохотом. Одиннадцатый грозно сверкнул глазами в их сторону, но его взгляд лишь еще сильнее раззадорил ведьм. Они были второй и третьей каплей крови павшего Бога. Юные, прекрасные, коварные и смертоносные, они пришли сюда с востока, из запретных земель, где существовали бок о бок с самыми отвратительными порождениями Тьмы. Кожа их была смугла, глаза темны, а волосы черны. Украшенные множеством золотых украшений, ведьмы улыбались змеиными улыбками, и с легкостью покоряли мужские сердца, кидая их в пучину. — Как же ужасен ваш смех, — прозвучал звонкий голос, — но не настолько, как ваши лица. На свет небольшого костерка, усмехнувшись, вышел темный эльф. Он был высок, статен и молод. Кожа его, как и у всякого эльфа, который предпочёл свету тень, отдавала в матовый пепельный оттенок, а глаза из вешне-зеленых стали насыщенного зеленого цвета, похожего на тот, что бывает у листьев кустовых красных роз. Длинные смольные волосы были уложены на западно-эльфийский манер, что выдавало в нем выходца из Буасонского королевства, а манера держаться явственно говорила, что некогда он принадлежал к аристократическим кругам. — Милый наш Афэриан… — Я просил меня так не называть, — грозно проговорил юноша, и острые кончики его ушей предостерегающе дёрнулись, — меня так больше не зовут. — Ох, прошу прощения, неужели мы задели нежные чувства нашей принцессы? — Довольно! Ваши вечные стычки мне уже порядком надоели, — фыркнул полубог, — еще раз начнёте, и вы все так или иначе присоединитесь к моему мертвому воинству. Следопыт переглянулся с ведьмами, и младшая из них ему притягательно улыбнулась, но юноша только дернул плечами и снова скрылся в чаще, желая поскорее перестать ощущать на своей коже их пронзительные взгляды, наполненные тьмой с востока. Отмахнувшись от неприятного чувства, вызванного взглядами ведьм, темный эльф набрел на Одиннадцатого, растерянно стоявшего на краю лагеря и смотрящего на то, как гхаты пожирали своих мертвых товарищей. — Не слушай этих ведьм, это же ведьмы, — ободряюще улыбнулся темный эльф, — они тебе завидуют, сами то не могут совладать с некромантией. Ты задеваешь их самолюбие, а поверь мне, у ведьм оно еще больше, чем у сирен. — А больше чем у ведьм, самолюбие только у тебя влюбленный остроухий олух. Грубый голос заставил прислужников прервать свой разговор и обернуться. Они не обманулись, перед ними стоял четвертый приспешник Куинтуса, — Йохан Аудульф. С их последней встречи он ничуть не изменился, разве что, наверное, пару новых шрамов появилось, но этого охотника за головами они никогда не смущали. Одиннадцатому порой даже казалось, что Йохан слишком опрометчиво ввязывается в бой, надеясь получить побольше шрамов, которые, по его мнению, были лучшим украшением настоящего мужчины. Аудульф был громадным северянином с короткими светлыми волосами, крупным лицом и массивной нижней челюстью. Всегда одетый в шкуры, убитых им животных, он никогда не улыбался, по крайне мере ни Шедмар, ни Одиннадцатый не могли припомнить, чтобы видели, как с его лица сходит грозное выражение. — Давно не виделись Йохан, — натянуто улыбнулся эльф, — столько же бы предпочел с тобой не видеться. — Тоже спешил сюда не чтобы твою смазливую мордашку увидеть. — Наверное, чтобы пролить еще больше крови! — громогласно воскликнул Шедмар, раскинув руки в стороны, — или ты нашел себе другое дело на долгие вечера у костра? Неужели вязать научился? — Кто-нибудь может мне напомнить почему мы держим эту лесную принцессу? — Чтобы разбивать твою брутальность! — Заткнитесь там! — грозно прикрикнул на них Куинтус, отрываясь от своего занятия, — а то кору жрать будете!***
Темные стены башни были увиты иссушенной временами лозой. Переступив через очередной корень, пробравшийся в некогда великую цитадель лоремийского величия, светлый эльф приложил все усилия, чтобы его поступь была ровной. Неосознанно закусив нижнюю губу, Адриан пытался добиться размеренного шага, но его хромата не позволяла ему, и звук его шагов был отрывист и совершенно немелодичен, как казалось майорону. Неловко заправив выбившийся темный локон за ухо, Леруа украдкой взглянул на фрейлину, что смущенно шла подле. Глубоко вдохнув, эльф наконец обернулся и, встретившись взглядом с Машери, поперхнулся воздухом. Софи улыбнулась и поспешила завести разговор. — Вы давно знакомы с Ее Высочеством? — Я ее молочный брат*, Ее Величество совершенно не хотела видеть ее после рождения, а вот моя матушка с радостью приняла крошку-Офелию. И я был несказанно рад, ибо наконец кто-то был младше меня. — Ее Высочество была вскормлена эльфийкой? — Эльфийское молоко лучшее во всем Антикусе, — улыбнулся майорон, — и да, именно поэтому Офелия напоминает эльфийку, но в душе она человек. Адриан широко улыбнулся, радуясь завязавшемуся разговору. Каменный пол замка был окутан павшей листвой, и носки сапог приятно зарывались в золотистый покров. Вдруг Адриан ухватил фрейлину за руку, заставляя остановиться. Недоуменный взгляд и вспыхнувшие румянцем щеки настойчиво просили, чтобы эльф объяснился. Восхищаясь целомудренностью юной человеческой особы, майорон подул на листья, украшенные осенью в пламенные оттенки. Золотые полосы под левым глазом едва заметно вспыхнули, и листья, повинуясь силе эльфийской крови, всколыхнувшись, подобно морской волне отхлынули назад. — Ловушка арханов*, не волнуйтесь, — тут же поспешил добавить Леруа, — Фортинский Орден давно с ними расправился. Их выжгли из замка еще в пятом столетии, но вот их паутина весьма долговечна. Адриан с легкостью перепрыгнул через трещину в каменном полу, украшенную белесой паутиной. Протянув руки, он задорно подмигнул фрейлине, и та осторожно вложила свои смуглые ладони в его объятия. Пальцы сплелись, и Машери оттолкнулась от пола. Мгновение, и она уже на другой стороне с Леруа, на лице которого красуется добродушная улыбка восхищения. — Прошу просить меня за нескромный вопрос, — не отпуская ее рук, обронил эльф, — но Маршал Востока ваш родственник? — Дальний, но отец присматривает за ним, словно за своим сыном. Впрочем, он всегда хотел сына и возлагает на Сафара все свои надежды, мы с сестрой лишь красивые цветки, но, — она улыбнулась, — мы не жаловались, это Ее Высочество всегда хотела бегать по сторожевым башням и размахивать мечом направо и налево. — У нее три брата. — Вот только это братья взяли с нее пример. Леруа залился живым, веселым смехом, и Машери удивленно распахнула глаза. Прежде ей никогда не доводилось слышать подобной живости от эльфа. Она часто видела этих прекрасных созданий на балах, устраиваемых Его Лоремийским Величеством. Высокие, статные, спокойные, они всегда поржали сознание плавностью своих движений, грацией и казалось извечной невозмутимостью, которая никогда не покидала их лиц. Адриан был иным, и Софи нравились задорные огоньки в глубине его болотных глаз.***
Темный эльф, как ему казалось, незаметно выскользнул из лагеря. Покинув защитный круг из пепла, юноша, усмехнувшись, ухватился за низкую, толстую ветку и с легкостью подтянувшись, встал на нее ногами. Он едва смог выпрямиться, ибо все в этом Лесу сплеталось столь тесно, что даже лучам солнца не находилось места. Вдруг черная лиана обвила его лодыжку, и Шедмар, молниеносно выхватив кинжал, перерезал лозу. Обернувшись, эльф увидел восточную ведьму, стоящую меж двух темных, словно выжженных, деревьев. Изящно взмахнув рукой, Ирис призвала лиану обратно. — Разве ты не знаешь, что бродить по этому Лесу в одиночку опасно, премилый Афэриан? — Я же просил меня так не называть, — сквозь плотно стиснутые губы процедил эльф, — меня так больше не зовут. — Хорошо, не горячись. Растягивая свои рубиново-красные губы, младшая из ведьм обворожительно улыбнулась, обнажая чудесные зубы, сверкающие жемчугом. От этой улыбки Шедмару стало не по себе. Впившись пальцами в иссушенный ствол дерева, он отвел взгляд в сторону. Ему не хотелось смотреть на эти губы, которые притягивали его мысли и тело. В них чувствовалось какое-то странное томление и тревога, от которых хотелось убежать как можно дальше. — Ирис, кончай эти игры. — Кто сказал, что я играю? Шедмар не успел помниться, как лианы обвили его ноги, и он упал на землю, больно ударившись всем телом. Ведьма тяжело выдохнула и взмахнула рукой. Лоза повиновалось воле своей хозяйки, и Шедмар оказался у ног Ирис. Сейчас в блеклом свете угасающего дня, он невольно вновь скользнул по ней взглядом. У нее были длинные смольные локоны, заплетенные в тугую косу, водопадом струящуюся по ее плечу. Большие темные глаза, казавшиеся агатами, смотрели с поразительной проницательностью. — Владыка ведь дал тебе задание, каково оно? — Тебя это не касается, — фыркнул юноша, — ты можешь меня уже отпустить? Ирис обиженно поджала губы, и Шедмар подался назад, заметив, что ведьма сделала шаг вперед и оказалась слишком близко. Когда она опустилась рядом с ним, юноша подозрительно сощурился, и все его тело напряглось, готовое отразить атаку. — Неужели тебе придется столкнуться с прошлым? — Тебе еще не надоело копаться в моей жизни? — вопросительно повел бровью эльф, — неужто так интересно? — Ты даже не представляешь насколько. Ирис снова растянула губы в соблазнительной улыбке, и эльфийский взор успел заметить, как ее глубокие глаза полыхнули алым пламенем. На долю секунды все помутнело, и в следующее мгновение перед глазами юноши возникла та, ради которой он отказался от своего имени и позабыл про все привилегии, которые принадлежали ему по праву рождения. Как и в день их первой встречи она была юна, белокура, и на ее щеках играл очаровательный румянец смущения. Такой бывает только у людей, яркий, чувственный и совершенно искренний. Ее глаза цвета бледного сапфира смотрели на него с влюбленностью, как и тогда, когда он видел ее в последний раз. Шедмар потянулся к пленительной деве рукой, но красавица исчезла, словно наваждение. Вместо нее перед ним стояла Ирис. Ведьма взглянула на него, и с ее уст сорвался серебристый смех, который не могла исторгнуть человеческая плоть. Он не был мелодичным, эльфу хотелось поднять руки и заткнуть уши, но те отказывались слушаться его. Режущий звук, похожий на невыносимый тончайший звон. Ирис кокетливо покачала головой и снова засмеялась с грубой игривостью. — Эта подлость стоила тебя. — Это так романтично продать свою душу ради спасения возлюбленной, как там ее звали? Кажется, Розалина, у этих людей такие мерзкие имена. — Единственное, что здесь мерзкое, это ты, — фыркнул юноша. Шедмар ловким движением перерезал лианы, заставляя ведьму поморщиться. — И это все? — Не хочу грязью руки марать. — Так предсказуемо. Поднявшись на ноги, темный эльф не спеша отряхнулся и уже повернулся, чтобы ускользнуть в чащу Теневого Леса, но тут лиана мягко коснулась его плеча. — Прости, у меня такая манера общения, ничего не могу с собой поделать, — Ирис пожала плечами, виновато улыбаясь, — наследственная кровь ведьмы — это дело немного проблемное. Ирис вновь сделала аккуратный шаг в его сторону, Шедмар инстинктивно отшатнулся назад, выискивая глазами ее лианы. — Не бойся, я никогда не причиню тебе вреда. Темный эльф хотел было фыркнуть, но не сделал этого, а дождался, пока между ними наконец не осталось столько места, которое мог пожрать лишь один ее крохотный шаг. — Чего ты хочешь? Ведьма тяжело выдохнула, и медленно наклонилась к Шедмару, который пускай сейчас и доверял ей на толику больше обычного, все равно был напряжен и ждал какого-то подвоха. — Я скажу тебе только одно, — она склонилась к нему еще ближе, прошептав, — мертвые должны оставаться мертвыми. Острые уши эльфа дернулись в ответ на слова восточной ведьмы. Ирис глаголила истину, которая претила слуху Шедмара, в ее словах было то, чего он никак не хотел признавать. Ведьма хотела было сказать что-то еще, но послышался хруст веток, хвоинки всколыхнулись и, аккуратно ступая меж тесно переплетенными корнями, протиснулся Одиннадцатый. Ирис отстранилась от эльфа, и ее платье зашуршало подобно опавшим осенним листьям. Встретившись взглядом со смеющимися, бархатистыми глазами восточной ведьмы, парнишка поспешно потупил взгляд, спрятав его меж прелых листьев. Огромные псы вились около его ног, иногда тыкаясь мокрыми носами в ладони и тихо поскуливая. Их присутствие придавало Одиннадцатому немного уверенности. — Я отпущу вас, — опустился на колени парнишка, поглаживая гхатов по их широким лбам, — как только Владыка больше не будет в вас нуждаться. Вдруг гхаты ощетинились и встали полукругом, защищая послушника, но потом они протяжно заскулили и опустились на животы, прижав уши к голове. Ветки покачнулись, и перед Одиннадцатым возник Куинтус. Внимательный взгляд некроманта опустился на своего юного подопечного, сидящего на земле в окружении гхатов. — И чем тебе приглянулись эти грязные животные? — Они такие, какие они есть, — отозвался парнишка, поглаживая псов, — нельзя их осуждать за то, какими они были созданы по небесному замыслу. Некромант хмыкнул и, ничего не сказав, взглядом указал на груду костей, валявших недалеко. — Тебе нужно больше практики, Одиннадцатый, — скрестил руки на груди маг, облокотившись на сосну, — если мертвых гхатов жалко, соизволь на костях. Послушник поднялся на ноги и, отряхнувшись о пыли, благодарно преклонил голову перед своим Владыкой. Взмахнув руками, Одиннадцатый напряг кисти так сильно, что жилы явственно проступили на его коже. В груде костей вспыхнул могильный огонек, и они с ужасным, пробирающим до дрожи звуком поднялись над землей. Куинутс покачал головой, шумно пропуская воздух сквозь чуть приоткрытые губы и подошел к ученику. Выхватив стрелу из колчана Одиннадцатого, некромант несильно ударил послушника по рукам. — Расслабься, ты же не дракона собрался кормить. Парнишка кивнул и плавно провел руками вверх. Нити, тянувшиеся от его пальцев до воина, перестали дрожать от напряжения. Одиннадцатый поднимал и опускал пальцы, а кости молчаливо подчинялись каждому его повелению. Заметив на себе пристальный взгляд Ирис, послушник неловко повел плечами, но не потерял концентрации на работе. Куинтус подошел ближе и ударил наконечником стрелы по натянутым нитям. Те отозвались на удар, но парнишка почувствовал только едва уловимое колебание, но никакой боли, как в прошлый раз не было. — Гораздо лучше, — довольно улыбнулся Глава, — гораздо. Кости плавно опустились на землю, и Куинтус закинул стрелу обратно в колчан ученика. — Владыка. Восточная ведьма плавно прошествовала к полубогу и ее смуглые руки увили шею мужчины. Красные, сладострастные губы украсила обворожительная улыбка, и она подалась вперед, но Шедмар вовремя успел подставить лезвие своего клинка, и теплые губы ведьмы коснулись стали. — Ты что-то хотела, Ирис? — Я скучаю по прелестным глазам принцессы, и я уверена, они околдовали и вас, Ваша Милость, — ведьма зло усмехнулась, — вам не кажется, что пора нанести Ее Высочеству визит? — Ты права, — глаза полубога сверкнули мрачным блеском, — Ее Высочество Офелия верно заждалась меня. Ирис смирила Шедмара многозначительным взглядом и отошла в сторону, преклоняя голову, увитую черной лозой с шипами в виде венца. Тонкий свист вырвался изо рта полубога, ударился о ствол дерева, разбился и прокатился по всему Теневому Лесу. Миг и в ответ раздался рык, — глухой, звериный, голодный. По губам Куинтуса пробежала зловещая улыбка, и он красноречиво провел кончиком языка по своим белоснежным клыкам. — Моя премилая Офелия, ее вкусное сердце истосковалось по мне.