* * *
Он не выходит из дома неделями. Сидит, сгорбившись, на полу в коконе из одеял и смотрит в одну точку, как сумасшедший. Наверное, он и вправду сошел с ума, когда начал кидаться с кулаками на Эскиля. Его гуру всегда приходит на помощь и находит нужные слова. Но он не подпускает к себе никого, как будто ждёт конца. Он плохо спит и запихивается снотворным, чтобы скоротать время. День проходит так быстро, что не успеваешь сомкнуть глаза. Ночью ему сложнее, потому что мысли стаями нападают и вгрызаются, прокусывая до крови. Голова, как огромный телевизор, не затихает ни на минуту — всё бухтит, звенит, вопит. И на каждом канале одно и то же имя. Он не разговаривает с друзьями ни по телефону, ни с глазу на глаз. Как будто видит в них врагов, сломавших ему жизнь. Линн равнодушно пожимает плечами, прибавляя громкость на телевизоре. Эскиль часами охраняет его дверь, прислушиваясь к каждому шороху. Йонас приходит два раза в день, оставляя записку и пакет с фруктами. Они не разговаривает с ними, потому что его считают больным. Он болен им — Крисом Шистадом. Хроническая болезнь, которая не проходит несколько лет.* * *
Крис не помнит, из-за чего они поссорились в последний раз. Не потому, что ему всё равно. Не потому, что лошадиные дозы алкоголя ежедневно отшибли ему мозги. Он просто не может выудить из бесконечного потока ссор — клубка обид, злости и слёз — одну ниточку, которая стала последней. На ней клубок обрывается, завязавшись мертвым узлом. Они оба устали оправдываться и терпеть. Исаку досталось больше. В этом Шистад не сомневается ни секунды. Ему всегда доставалось от него. Крики, скандалы, хлопанья дверью — это всего лишь грудка земли в глубокой яме, в которую они превратили их отношения. Они были вместе так долго, что забыли, как жить по-другому, в одиночку. Крис никогда не хотел по-другому — не хотел порознь. Когда Исак собрал свои вещи и молча ушёл, точка была поставлена. У него не было права менять её на многоточие. Потому что снова обрекать Исака на страдания было невыносимо больно. Ещё больнее от того, что нельзя ничего вернуть. Вальтерсен не желает слушать. Он даже не смотрит в его сторону. — Исак, просто дай мне сказать кое-что, и я свалю навсегда, — Крис ловит его в полупустом коридоре после уроков. Разбитого, уставшего, разочарованного. Он отдергивает руку, как после ожога. Смотрит, выедает его глазами, будто подбирает слово пожестче, побольнее. Крис не откажется. Крис заслужил. — Что? — Исак вскрикивает с нескрываемой злостью, и на него тяжело смотреть. Смотри, Крис, это твоё отражение. — Что ты хочешь сказать? Шистад прикрывает глаза всего на секунду. Темнота обдаёт холодом, и становится легче дышать. Он роет яму ещё глубже и скатывается кубарем, сдирая кожу до крови. Физическая боль блокирует внутреннюю, и Крис как можно сильнее сжимает пальцы в кулак. Не чувствует ничего, кроме опустошения. Надежды нет. Он безбожно всё проиграл в бою с самим собой. — Не стану говорить, что я огромный кусок дерьма, — Крис медленно поднимает глаза, смягчая голос. — Ты и сам это знаешь. Мы ссорились так часто, что я почти забыл, как ты улыбаешься. Я приходил домой и видел твои красные глаза, — каждое слово застревает в горле и трещит обломками стеклами. Он будто захлебывается собственной кровью. — Ты никогда не плакал передо мной, потому что боялся проявить слабость. Ты терпел так долго, я восхищаюсь тобой. Может, я и не заслуживаю такого парня, как ты. Но я хочу сказать тебе спасибо. Крис плотно сжимает губы, проглатывая горечь. Боль расплывается под ребрами пылающей лужей, и он горит. Сгорает заживо, наказанный за все совершенные ошибки и грехи. Шистад ошибался слишком часто — он привык ошибаться и жить, не оглядываясь назад. Если бы оглянулся сразу же, увидел бы Исака. Уничтоженного его гребаной гордостью и жаждой свободы. Крис потерял всё, что у него было. — Спасибо? — Исак удивленно поднимает брови. Поправляет сползший с плеча рюкзак и подступает на шаг ближе. — Да, за то, что был со мной, — Крис коротко кивает, избегая его взгляда. Так трусливо сбегать от прошлого, в котором ты был счастливым. Так страшно терять всё одним махом. Вдох-выдох. Рывок. И ничего больше нет. Шистад поворачивается, чтобы уйти. Чтобы не видеть точку, повисшую топором над головой, которую поставил не по своей воле. Чтобы не видеть изумрудных глаз, полных слез и разочарования. — Стой, — Исак бросает в спину едва слышно. Он знает, что Крис всё равно услышит. Шистад застывает на месте, но не поворачивается. Последнее слово ранит сильнее, потому что оно будет не за ним. — Ты — придурок, Шистад, — Крис слышит его шаги, тихие и неуверенные. — Мне нужно было сбежать от тебя сразу же, как только мы познакомились. Но я не могу отпустить тебя. Пробовал — не получается. Без тебя не получается. Крис одним рывком притягивает его к себе. Обнимает так крепко-крепко, словно задушить готов. И сердце прошибает ребра, будто сорваться хочет. Сорваться и упасть прямо к Исаку, чтобы верил его словам, его поступкам. Вальтерсен отдаётся его рукам, смаргивая слезы в уголках глаз. Рывок. Стук. Любить. Жить. Схема у любви одна, и она никогда не ломается. Ломаются люди, а любовь выживает на последнем дыхании. Исак и Крис тоже выжили.