***
Сгущались сумерки. На горизонте догорали последние алые полосы. Завтра будет ветрено. Плотва и новая Кэльпи Цири в унисон зафврчали, ушами и хвостом отгоняя от ноздрей и глаз назойливых мух. — Что пишешь? — обратилась девушка к ведьмаку. Геральт поднял на неё глаза и поспешно свернул лист бумаги — Так... Пишу, что в голову придёт. Цири не была удовлетворена ответом, но не стала настаивать. Ведьмак снова глянул на листок, брови его встретились на переносице. Он колебался. Потом все же вложил письмо в конверт и запечатал. "И зачем я только это делаю? – думал про себя Геральт, пряча конверт в дорожную сумку. —Это мало на что повлияет. Но я ведь это делаю, просто потому что мне так захотелось. Ну и пускай! Будь, что будет!" — с этими мыслями он отправился в мир сновидений. На следующее утро, ведьмак рано отбыл из лагеря. Он знал, что в лиге от их стоянки было небольшое село, население которого не превышало пятисот человек. Геральт спешил к почтовому пункту. Он должен отправить его сегодня. Он и так уже замешкался и каждый день давал себе отсрочку. Единственной проблемой было то, что он до конца не был уверен куда отправлять послание. "Ну хватит, сегодня я его точно отправлю. Для надёжности наложу на птицу аксий", — чётко определил для себя седовласый, хлестнув Плотву. — Ну, быстрее!***
На стенах дрожали тени от свечей. Тёплый свет и запах плавящегося воска наполняли комнату какой-то странной уютной атмосферой. Странной, потому что место было неуютное. По крайней мере для неё. Женщина сидела за столом, скрестив ноги и поигрывая чёрными локонами. У неё был крайне озабоченый вид. Казалось, в её голове происходит решение вселенской проблемы. Так оно и было. Женщина тяжело вздохнула и вновь бросила взгляд на ящик. Она сняла ключ с серебряной цепочки и отперла замок. Ящик поддался не без усилий и с тяжёлым неприятным скрипом. На самой верхушке различных бумаг и манусуриптов лежал белоснежный, слегка потрепанный от перевозки конверт. "Ну, если так дальше пойдёт, вскоре письма мы будем получать по кусочкам", — скептически оценила доставку женщина. Перед тем как взять письмо, она мимолетно глянула на дверь. Нет, ей не нужны были непрошенные гости. Она встала и через мгновение была уже в проёме. Заперевшись, женщина вернулась на исходное место,приняв первоначальную позу. Она оттягивала этот момент как могла. Вот уже три дня, как письмо лежало в запертом ящике. Несколько раз она порывалась распечатать и прочесть его, но снова колебалась и так и оставляла письмо под замком. Однако стоит отметить, что когда в один из дней, по утру, её подоконник посетил голубь с этой бумажной посылкой, она еле-еле смогла сдержать непроизвольную улыбку. Конверт оказался абсолютно пустым снаружи, поэтому имя адресанта распознать не удалось. В первую секунду она готова была разорвать конверт и прочесть содержимое депеши... Но вдруг она остановилась. С письмом в руках женщина какое-то время ходила по комнате в раздумье, а затем резко кинула его в ящик и заперла на ключ. Она испугалась. Она испугалась самого страшного. Того, чего боялась больше всего на свете. А потому решила позже ознакомиться с содержимым письма. И вот этот день настал. Женщина отбросила с лица свои цвета вороного крыла волосы, и осторожно распечатала конверт ножом. Развёрнув письмо, её глаза сразу же устремились к чёрным символам, выведенным на бумаге. Прочитав первую строку, она непроизвольно закрыла рот рукой и издала звук, похожий не то на стон, не то на вздох. Она закрыла глаза. Её решительность, которой она владела мгновение назад, просто исчезла. Она снова была готова кинуть письмо в ящик и не возвращаться к его содержанию ещё несколько дней. Но её любопытство оказалось сильнее страха. Она открыла глаза и снова, в буквальном смысле, бросилась водить ими по тексту. Слово-слово-слово - слово. Точка. Непроизвольный тяжёлый взод. Слово-слово-слово-слово-слово. Точка. Глаза снова закрыты. Руки начинают дрожать. Тело предаёт её. Эмоции никогда не управляли её разумом и телом. Но не теперь. Теперь всё иначе. Слишком долгая была разлука. Слишком многое произошло за это время. Слишком много изменилось. Изменилась она сама. Эмоциональное напряжение, накопленное за долгие месяцы, достигло своего апогея. Пускай. Ей уже было всё равно. Какую важность имеют теперь все эти мелочи, если она...так страдала. Без него. Без его молчаливого преданного взгляда. Без его неловких комлиментов и нерешительной оценки её вида. Какая разница поддалась ли она порыву эмоций и её собственное тело, над которым она всегда имела контроль, теперь бьётся в конвульсиях, балансируя на грани истерики? Как это может быть важно? Если она всецело любит его! Если за всё время своего пребывания в замке она ни на мгновение не забывала о нём и о Цирилле. Что может иметь значение, если в этот момент она читала письмо от самого близкого ей человека? — Любимая, — вслух произнесла она. —Ты знаешь меня уже много лет... — почти по слогам прочла она. — Любимая, Ты знаешь меня уже много лет. Я был верен кодексу чести. В политике сохранял нейтралитет. Но тебе никогда не писал песни... Я помню Ринду. Ты ведь не могла забыть? Нашу встречу и роковую схватку с джином... Тогда я понял, чего хочу просить, Я только с тобой стану примерным семьянином. Я влюбился без памяти в тебя тогда! Дело не в джинне, я знаю. Моё сердце принадлежит тебе навсегда, И светлые чувства до сих пор питаю. Вспоминаю запах с сиренью флакончика... Без тебя я не вижу смысла существовать. От боли готов сейчас закричать! Я обязательно должен знать: Наша любовь навеки кончена, Или мне есть, что защищать? Вечно твой, Г. Она долго неподвижно сидела, оперевшись локтями на стол и закрыв лицо руками. Прошло много времени, прежде чем в комнате раздался её шепот. Одно единственное слово. — Геральт... – едва различимо произнесла она. А после, уже не сдерживая себя, тихо и робко заплакала, оставшись в той же позе. Пусть! Пускай! Это плачь от неимеверно долгой женской тоски и отчаяния. Тоски по ласке мужчины. Любимого мужчины. Её ведьмака. Геральта. Да, это минута её слабости. Но ей было уже все равно, она просто не могла остановить поток самых горячих и горьких слез, на которые только была способна изливать её душа. — Ох, Геральт, — невнятно, потому что рыдание сбило её дыхание, выдавила она. — Я тоже люблю тебя...