То, что нас не убивает

Некоторые люди утверждают, что насмотрелись такого, что их уже ничего не испугает. Санса так не скажет никогда — всегда найдется что-то такое, отчего кишки скрутит в тугой узел. Как, например, изуродованное тело её школьной подруги. В глубокой юности Алис была нескладной угловатой девочкой со слишком широкими коленками, которые постоянно бились друг о друга — когда она надевала юбку, на неё больно было смотреть. У неё были острые плечи, узловатые пальцы, слишком длинный нос и бесформенный рот, но несмотря на все это, никто бы в жизни не осмелился назвать её некрасивой, потому что она обладала звонким, красивым смехом, отличным чувством юмора и какой-то совершенно особенной девичьей грацией. Все вокруг неё дышало аккуратностью и утонченностью, и такая она была славная, что на неё невозможно было обижаться. Да и поводов для этого она почти никогда не давала. И вот она лежит — синяя, окоченевшая, покрытая засохшими ранами и следами от синяков, с темным пятном в области паха. А рядом лежит её голова. Санса старается абстрагироваться от воспоминаний, и ей больно смотреть на тело. Но не подмечать малейших деталей у неё уже попросту не получается. В конце концов, она именно за этим и пришла. Узловатые пальцы Алис исцарапаны и сбиты в мясо, как будто она несколько дней подряд скребла твердую поверхность. На плечах следы зубов (человеческих, судя по форме). Верхняя часть бедер — поле боя: гематомы, ссадины, мелкие повреждения кожи, следы от веревки… А колени совсем сбиты. Выглядят так, будто перед смертью Алис их специально переломали. — Какова причина смерти? — спросила Санса, сложив руки и взяв себя за подбородок. — Несмотря на очевидное, умерла она не от декапитации, — констатировал мистер Квиберн. — А от асфиксии. Санса хмыкнула. — От чего она задохнулась? — Трудно сказать. Для того, чтобы сделать определенный вывод, необходимо тщательно осмотреть шею и плечи. Мало того, что осмотру мешает разрез, так еще и от самой шеи осталась одна каша. Это Санса видела и отсюда. Настоящий фарш. Алис напоминала плюшевую игрушку, которой оторвали голову и выпотрошили синтепон. — А кость на месте? — Санса подняла бровь, сделав шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть место разруба. Видно было плохо, и единственное, что удалось углядеть — это черную дыру в плоти. — Да. Смещена, правда, вбок. Санса скребнула зубами по языку, почувствовав подступивший к горлу ком. Разум её сделался пустым, как елочная игрушка, и среди отголосков скорби и отвращения забился один лишь вопрос: как? «Зачем» и «почему» — вопросы более уместные. Ответив именно на вопрос «почему», она приблизится к личности убийцы в стократ. Интуиция подсказывала, что он попросту больной. Психопат. Только психопат может засунуть член в обрубок чьей-то шеи и долбить им до тех пор, пока не поймет, что трахает кусок рыхлого мяса. Она резко зажмурилась, вспомнив, как на этой шее Алис носила свой любимый кулон-ключик, который получила в подарок от старшего брата на свой двенадцатый день рождения. Опять! Опять! Сентиментальность не дает ей покоя, рушит ход её мысли, но Санса не в силах пресечь её по щелчку пальцев. Она тоже носила похожий кулон. Со стрекозкой. А потом его использовали, чтобы её придушить. «Такая мягенькая, такая беленькая…» Лет восемь назад Сансу бы бросило в слезы от этого воспоминания, но сейчас её глаза оставались сухими. Их привлекает невинность. Раскованные и распутные женщины вроде Серсеи Ланнистер не так часто становятся жертвами столь брутальных изнасилований с последующим убийством — ведь что стоит провести ночь с кем-то подобным? Взял бутылку вина и нацепил на лицо улыбочку — все, девочка у тебя в кармане. Или в штанах. Алис вряд ли дошла до жизни такой. Квиберн мягко покашлял. «Ревнует меня к трупу, что ли?» — пронеслась шальная мысль. — Так что с удушьем? — Санса выпрямилась и взглянула на патологоанатома. — Есть ли способы понять, что его вызвало? — Судя по общему состоянию организма на момент смерти, легкие функционировали вполне нормально. Никаких аномалий нет. Это не газ и не следствие болезни. — Стало быть, её задушили, — подытожила Санса, но Квиберн спокойно поднял ладонь в знак возражения. — Я бы не торопился с выводом. Состояние тела не позволяет уточнить, как именно убийца лишил её жизни. Может, веревка. Может, руки. Может, и вовсе полиэтиленовый пакет. Может, убийца перекрыл ей чем-то дыхательные пути, чем-то вроде кляпа, а потом забрал его с собой. А голову далеко от тела нашли? — что-то в его манере разговора Сансу отталкивает. Он профессионал, это видно сразу, но какие-то больно уж неврачебные вопросы он задает. — Что вы хотите сказать? — нахмурилась она. — Да просто интересуюсь, — Квиберн мягко улыбнулся, и Сансу взяла оторопь от этой улыбочки. — В любом случае, больше я вам ничего сказать не могу. По поводу тела мисс Мандерли: дайте мне пару дней, я позвоню. — Спасибо, — кивнула Санса и быстро унесла ноги из морга. Выбравшись на свежий воздух, она словно стряхнула с себя весь этот трупный холод и запах формалина, и из бесед с патологоанатомом шустро переключилась на работу с подозреваемыми. Главный вопрос — каким образом с убийством Алис связан Меррин Трант? Результаты теста ДНК иногда бывают ошибочными, так что вполне возможно, что он не замешан в убийстве. Либо — нельзя исключать такую вероятность, — у него был с Алис сексуальный контакт. Еще одна туча «как?», «зачем?» и «почему?». Солнце давно зашло за горизонт, и где-то вдалеке раздалось карканье ворон. Ветви голых деревьев на горизонте покрывали сероватое небо острым черным узором, словно вены, наполненные ядом. Крутой горный склон вдалеке покрылся туманом, и Санса поежилась, бесцельно рассматривая древний кривой домишко, который возвели на этом уступе около сотни лет тому назад. Девочкой она гадала, кто мог быть последним жильцом этой странной хибары, и всякий раз приходила к выводу, что в ней обязана была жить деревенская ведьма, из тех, которые стадами морили скот и проклинали новорожденных. Она взяла себя в руки, села в машину и двинула в сторону «Черного замка» — на сегодня хватит. Кажется, она все-таки перебрала с недосыпом. Сколько она не спит?.. Двадцать часов? Больше? Еще немного — и наступит та стадия, на которой глаза закрываются сами собой. В таком состоянии опасно водить. «Что толку? Робб садился за руль выспавшимся и трезвым, но его это не спасло.» Больше всего Санса жалеет, что не успела провести с ним достаточно времени. Откуда ей было знать?.. Теперь все, что у неё осталось — переписка в фейсбуке, фотографии, записи нескольких звонков по фейстайму. Крохи. Огрызки. Одна тысячная часть того, кем был Робб для неё и всех остальных. И это не говоря уже о малыше Риконе… Санса слишком поздно осознала, что время упущено. И несмотря на то, что временами Арья — настоящая задница, нужно все-таки попробовать навести с ней мосты. И с Браном — младший брат строптивостью Арьи не отличался, но зато как-то очень мягко отдалялся от Сансы всякий раз, когда она предлагала собраться всем вместе. Брана теперь интересуют другие вещи. Может, Джона они послушают? Они оба любят его. Джон ведь в детстве никогда не читал им лекций о том, как глупы и напрасны все их увлечения и стремления — нет, для этого в семействе Старков была Санса, заносчивая старшая сестра, которой временами не хватало такта и мозгов. «И чего ты ко мне прилипла, малолетняя дрянь? Оставь меня в покое. У меня с тобой уже нет ничего общего.» Как же сильно хочется прижать к себе Арью, расцеловать её в пухлые щечки и взъерошить её растрепанные волосы. Увидеть её улыбку, такую редкую и такую лучезарную, рассказать ей, как она похорошела с возрастом. И поговорить с Браном — послушать его мелодичный голос, до утра слушать его университетские рассказы, слушать о его дипломной работе, о новых друзьях, о той девушке, с которой он выкладывает совместные фото на фейсбук… Её разбудил оглушительный вой клаксона. — Смотри, куда едешь! — раздалось из окна пронесшейся мимо машины. Санса схватилась за руль с такой силой, что побелели костяшки. В своем номере она не торопилась падать в постель. Она вымотана, но так скоро не заснет — временами по вечерам её накрывает «пятничная тоска», как она называла это чувство. Пятничная тоска — это долгожданное одиночество, которое внезапно оказывается не таким уж и желанным. Пятничная тоска — это блаженные покой и тишина, которыми приходится наслаждаться тогда, когда хочется посидеть с кем-нибудь на крылечке и поговорить о чем-то отвлеченном. Об отвлеченном Санса говорить не привыкла. Обычно вне работы она молчит, стремясь не говорить лишнего, да и мало что занимает её настолько, чтобы болтать об этом часами. Только работа. Как правило, с теми, кто не имеет отношения к её текущему делу, ей говорить не о чем. Но иногда так хочется. Под звуки звона вилки Санса поняла, как надоела ей эта пустая холодная тишина. Несмотря на все, что она успела сегодня сделать, её не покидает чувство, что если она пойдет в постель прямо сейчас, то день пройдет впустую — уйдет, как песок сквозь пальцы. Не снимая тоненькой серой футболки, она щелкнула застежками дешевого бюстгалтера и закинула его в шкаф на пути к сумке, из которой выудила свой смартфон. С секунду она колебалась, но все-таки набрала Джона. Гудки тянулись один за другим, как будто давая ей время передумать. «С чего бы я должна?» — мысленно рассвирепела Санса, продолжая ждать. Наконец на том конце провода раздался голос: — Шериф Сноу, — прорычал он в трубку, громко и низко. — Эй, привет, это я, — сказала она, едва не запнувшись, и тут же поняла, что не знает, что сказать. — Что-то стряслось? Она даже задумалась на секунду, вспомнив происшествие на дороге. — Да нет, ничего такого. Просто хотела… — Сейчас не самое лучшее время, — произнес он как-то сконфуженно, но решительно. Прежде, чем он повесил трубку, Санса расслышала звонкий женский голос и какой-то шум. Короткие гудки. Плохая это была идея. «Что и требовалось доказать. Иди спать, агент Старк.»

***

Джон убрал телефон в задний карман и снова перевел взгляд на Дейенерис Таргариен, которая как ни в чем не бывало потягивала вино из высокого бокала. — Вас не смущает, что у вас в доме полиция? — скривился он, искренне не понимая, как можно так спокойно себя вести при разговоре с представителем власти. — С чего бы? Я же не подозреваемая, — она одарила его краткой белозубой улыбкой и подмигнула, накручивая на палец белокурый локон, отчего резко стала похожа на шестнадцатилетнюю школьницу, в то время как за плечами у неё было тридцать лет, первый миллион долларов и самый шикарный дом во всем штате, который она отгрохала в окрестностях год тому назад. — Или все-таки… — Нет, вы не подозреваемая, — Джон скрестил руки на груди, пытаясь осторожно подбирать слова. — Но вы сейчас препятствуете ходу расследования. Знаете, чем это грозит? — Дайте угадаю, — она подняла руку, жестом попросив Джона притормозить. — Вы меня арестуете и будете добиваться сведений допросами. Скажите, шериф Сноу, вы плохой коп или хороший? Меня, впрочем, устроит и то, и другое… — Прекратите ломать комедию, — Джон чуть ли не плевался, а Дейенерис только веселела. Присев на край кухонной стойки, она покачивала загорелой и мускулистой ногой, выглянувшей из-под черного шелкового халатика, и откровенно наслаждалась тем, как Джон зло отводит глаза. — Учтите, если допросами я правды от вас не добьюсь, то вам грозит тюрьма. Год лишения свободы минимум. Это вас тоже веселит? — Я слышала, в тюрьме происходят занимательные вещи, — сказала она с таким видом, будто они у неё на кухне последние сплетни обсуждали. — А еще я в состоянии догадаться, что если вы упечете меня в тюрьму, то никогда не доберетесь до моего бывшего. Я — ваша последняя зацепка, рискну предположить, что других у вас и нет. Любовных писем мы друг другу не писали, в телефонных переговорах вы найдете только болтовню о том, что купить к ужину и какого цвета белье мне надевать. Честное скаутское, — она размашисто отдала честь, немного пошатнувшись и едва не упав со стойки. Джон протяжно вздохнул. — Дж-жон, — Дейенерис икнула, утирая несуществующую каплю вина с губ. — Пригласите меня на ужин. Наденьте что-нибудь менее старомодное, поищите в интернете пошлых анекдотов и произведите на меня впечатление. Я становлюсь очень разговорчивой, если правильно попросить. И про Даарио Нахариса расскажу вам все, что знаю. — Я представитель закона, — отчеканил он, почувствовав, как задергался глаз. — А мне одиноко. — Это ваши проблемы. — Так расскажите о своих! Я хороший слушатель, правда-правда, — Дейенерис слезла со стойки и сделала пару коротких шагов к нему, сделавшись вдруг серьезной. Ни следа улыбки на лице не осталось. Когда она открыла рот снова, Джону померещилось, что она не разговаривает, а по-змеиному шипит. — Вы арестуете меня под залог. Денег у меня достаточно, чтобы откупаться от вас до бесконечности. А вот у вас мало времени. Я предлагаю короткий путь. Джон с омерзением, но стойко смотрел ей в глаза, с ужасом понимая, что она права. Её можно арестовывать бесчисленное количество раз, но это не приблизит его к Даарио Нахарису ни на йоту. «Как тебя земля носит», — думал он сокрушенно. Зубы стиснуло, губа задергалась, и он вспомнил адские фото из досье. — Даарио Нахарис может быть замешан в таком ебанутом дерьме, что хватит на пожизненный срок. Вы видели новости. Вы знаете, что убийца на свободе. Я пытаюсь его поймать. Вы мне мешаете. Вы это осознаете? — Даарио Нахарис никого не убивал, — сказала она едва слышно, и Джон почувствовал винные пары на своих губах. — Даарио Нахарис — тот еще ублюдок, но это не тот ублюдок, которого ты ищешь, Джон Сноу. Но ты не можешь просто выкинуть его из всей картины, не так ли? Тебе нужны основания снять с него подозрения. Я дам их тебе... Если ты позовешь меня на ужин. К черту это все! Время идет, а он тратит его на какую-то херню… Что сказала бы Санса? — Завтра в восемь, — выплюнул он, будто выругался, и пошел к двери. — В семь! — раздалось вслед.