обманывая себя.

он сжимает одной рукой шею наруто, со всей силой передавливая пальцами сонную артерию; саске хочет почувствовать хруст костей, услышать как куклой безвольной падает тело, увидеть как срывается с губ последний вздох. только он слышит лишь оглушающий звук рвущейся плоти, рокот чидори и тихое, едва-слышимое, но с мягким выдохом: — прости, саске. прости? твои последние слова — это какая-то глупая просьба о прощении? в точности как нии-сан, вы оба такие жалкие. наруто даже не сопротивляется, лишь дарит мягкую — окровавленную — улыбку и тянет руки к лицу учихи. саске испуганно с доли секунды дёргается, широко раскрыв глаза; ладонь бездумно сжимает ещё сильнее — склизкое сердце выскальзывает, с чавкающим звуком падая на землю. вслед за ним падает и мёртвое тело, а саске, наконец, выдыхает. это, кажется, конец. — ты сдох, неужели, — только и выплёвывает саске так пренебрежительно, что пугает даже его самого. он уходит, оставив позади всё — и дело даже не в брошенном возле тела кусанаги, дело здесь в другом. саске, наконец, свободен и счастлив, оставьте его, вы все. когда он добирается до ближайшего ручья, смывая кровь со своего тела, вдалеке слышится оглушительный крик, полный боли и ненависти — саске знает как это, кричал каждую ночь, ненавидя, — а затем лес сотрясает чей-то удар о землю — из-за деревьев вылетают стаи птиц. сакура, ты очень вовремя, только сердце юному джинчуурики не вшить и не заштопать разорванную грудь. саске хмыкает, когда понимает — сакуру спасли лишь её переломанные ноги, будь она быстрее, то он бы не пожалел окунуть руку в кровавое месиво ещё раз; вырывать чужие сердца оказалось делом лёгким, практика не помешает — пальцы всё ещё помнят теплоту груди брата, помнят как билось сердце меж пальцев. саске смотрит, как вода уносит последние остатки его прошлого кровавыми дорожками и падает на землю, раскинув руки в стороны. — я счастлив, — шепчет в пустоту саске и улыбается, что губы ломит — он разучился улыбаться, кажется, ему больно, — ты слышишь меня, нии-сан? а ты, усуратонкачи? я счастлив, потому что вы оба сдохли, наконец, сдохли. он заходится в безумном смехе, даже не беспокоясь о том, что ему надо выдвигаться в пусть, в бега, скрыться — плевать. сдохнет он сейчас или потом — плевать уже, он сделал всё, что должен был и умирать уже не страшно. к тому же, коноха лжива настолько, что забудет об узумаки наруто также быстро и неожиданно как и вспомнила, волноваться смысла нет. а к чему волноваться? саске ведь счастлив, саске свободен. его предатель-брат, лживый, ненавистный ему, наконец, мёртв. нии-сан, ты поплатился за смерть нашего клана, ты поплатился за то, что предал меня. смерть наруто была как-то даже не столь значимой, не столь обязательной, просто глупец не знал, когда стоило остановиться, когда стоило включить мозги. поплатились оба. саске смеётся, устремляя свой взгляд в небо, вспоминая их — на сетчатке до конца его жизни отпечатались их лица, их мёртвые глаза. и почему он вдруг застывает каменной статуей, почему же непонятный страх сковывает всё тело — это не страх ведь, а облегчение от того, что нет больше помех в его жизни, так? саске хватается рукой за грудь, там, где бешенно бьётся сердце. лунный свет почему-то нещадно светит в глаза. где-то в лесах пролетает чёрный ворон.