***
— Ты хоть понимаешь, что значит эта фраза? — прозвучало от Реджины тем самым тоном отличницы на уроке «я все знаю лучше вас». — Конечно, я понимаю, это же моя любимая группа! — фыркнула Эмма в ответ, — это их собственный гимн против брака. Антибрачная песня. Они же непросто так в конце кричат «найн!» Они сидели в той самой беседке, что и в прошлый раз, допивая вторую бутылку, и идти в школу пока что не очень хотелось. Тема опять зашла за смыслы песен любимой группы Эммы, и она опять разошлась. Достала сигарету, подкуривая и по ходу дела объясняя перевод чуть ли не всей песни, горячась еще сильнее. Пиво добавляло градуса, и речь ее все убыстрялась, отчего немецкие грубые слова становились еще резче. Реджина завороженно смотрела, как эти слова вырывались через сигаретный дым. — Научи меня курить, — совсем не в тему попросила она. Эмма с удивлением посмотрела на нее: — Ты в курсе, что курить вредно? — А ты? Эмма улыбнулась. Она почти привыкла к этой манере Реджины отвечать вопросом на вопрос. — Давай! — просила та. — Я же подсадила тебя на кофе. Теперь твоя очередь. Эмма раздумывала недолго. Раз уж сегодня она сидит тут накрашенная, то почему бы и Реджине не попробовать что-нибудь новое? — Ладно, — Эмма протянула ей сигарету, — вдыхай и говори вот так: «Ах, мама идет!» Реджина засмеялась своим обычным громким смехом с хрипотцой. — Ты прикалываешься? Эмма сама засмеялась. Она знала, что Реджина ей не поверит; она сама не верила, когда видела, как учат других. — Нет, правда: вдыхай так, чтобы дым попал внутрь. Давай, — подтолкнула она Реджину, которая все еще ей не верила. — Да уж, представляю, если б это было правдой, — ухмыльнулась Реджина, — хорошо, что это не так. Она покрутила сигарету, неловко зажав ее двумя пальцами, вдохнула и закашлялась. — Фу, гадость! — А кофе, по-твоему, не гадость? Реджина приняла вызов и вдохнула еще раз. — Погоди, еще вот так можно, — Эмма перехватила сигарету, глубоко затянулась и пустила колечки, которые расплывались кругами на фоне вечерней темноты. — Научи! — требовала Реджина. — Сначала «мама идет», потом колечки. Эмма передала Реджине сигарету, наблюдая, как та обхватывает фильтр губами, как струится дым, закрывая родинку у самого краешка рта. В полной тишине было только слышно, как тлеет сигарета. Внезапно раздались шаги и чьи-то голоса, и Реджина вздрогнула, быстро возвращая сигарету Эмме, как будто бы ее мама и правда каким-то образом очутилась здесь. Но это оказались какие-то парни. Одного из них Эмма узнала сразу: это с ним Реджина болтала в прошлый раз. Он приветственно улыбнулся Реджине, как будто знал, что найдет ее именно здесь. Вся атмосфера волшебной дымовой тишины разом куда-то делась. Эмма напряглась, пока еще не понимая, какого черта им здесь надо. Ребята стали знакомиться, по очереди представляясь. Эмма силилась запомнить их имена, уже смиряясь с тем, что не запомнит и половины: Робин, Джон, Тук, Уилл, еще кто-то. Все куда-то покатилось неконтролируемым потоком: смеющиеся парни, переминающиеся с ноги на ногу, подкалывающие друг друга, пытающиеся завязать с ними беседу. Дошедшее пиво добавляло эффекта нереальности. Самый здоровый и молчаливый из них, с кудрявыми черными волосами, подсел рядом с Эммой, тоже закурив. Она все еще чувствовала себя неуютно, молча слушая, как Реджина отвечает на большинство вопросов в их сторону. — Сколько вам лет, девчонки? — спросил Робин, с которым, судя по всему, и была знакома Реджина. — Тридцать пять, — ответила она под дружный хохот ребят. — А что? Вы из контроля за несовершеннолетними? — Тридцать пять! А ты не промах, да? — улыбался ей Робин. Он посмотрел в сторону молчащей хмурой Эммы. — Мы не помешали? — Помешали, — кратко ответила Эмма. — Ну, а если мы скрасим ваше общение вот этим, что скажете? — Робин достал из-за пазухи баночку и открыл. Реджина перевела взгляд на Эмму, молча спрашивая ее мнения. Эмма растерялась. Кажется, Реджина вовсе не против. И имеет ли она право запрещать ей общаться с другими людьми? — Мы вообще-то планировали скоро в школу, — ответила Эмма нейтрально. — Может, разопьем и вместе пойдем? — предложил Робин, который, видимо, не хотел сдаваться. Он все еще не сводил с Реджины глаз. — А что там у тебя? — поинтересовалась та. Робин протянул ей шипящую баночку. — Джин-тоник. Угощайтесь, леди. И неконтролируемый поток ускорился: шутки, вопросы, глоток, сигарета, ответ, смех. Эмма наблюдала за этим потоком со стороны, все чаще пропуская мимо себя передаваемые баночки по кругу. Поскорее бы они уже все это допили. Реджина же чувствовала себя расслаблено, отвечая очередным враньем на любой вопрос, веселя ребят и саму Эмму. — Где вы учитесь? — очередной вопрос. — В Гарварде, — не моргая отвечала Реджина. — Приехали на каникулы в самый лучший город земли. — Да вы же из первой школы? — Чего тогда спрашиваешь? — прозвучало дерзко в ответ. — Интересно просто. Вы часто к нам в школу ходите? — К счастью, только по пятницам. — А чего тут сидите? — Чтобы с такими, как вы, реже сталкиваться. Ребята опять заржали. Эмма наблюдала за Реджиной, пытаясь угадать, когда она врет, и что на самом деле думает. Наблюдала за тем, как та держится, как отвечает: нагло, дерзко, не задумываясь. Но несмотря на это, судя по реакции, она очаровывала этих парней. Реджина может, ей легко это удается. Она и с Ингрид проделала эту штуку, только по-другому: улыбаясь и болтая с ней с самого порога так легко и просто, как будто они общаются уже тысячу лет. Может, поэтому Ингрид даже не спросила, куда они собираются? «Как тебе это удается, Реджина?» Эмма, не отрываясь, смотрела на нее, сама не замечая, как расслабляется и тоже улыбается ее вранью. Реджина заметила ее пристальный взгляд, отрываясь от беседы. — Нам пора, — коротко заключила она.***
Реджина может очаровать. Эмма сидела на корточках, прислонившись к стенке, через полуприкрытые веки пьяным взглядом наблюдая кипящую жизнь перед ней: дергающиеся подростки под шумную орущую музыку. И среди них Реджина, такая же пьяная, свободная и открытая. Только совсем другая, не такая, как все они: плавные, мягкие движения, волнистые волосы. «Научи меня курить». Дым, обволакивающий рот с родинкой. «Каким цветом у тебя глаза?» И Эмма тонет в черных зрачках. «Нам пора». Реджина вскакивает со скамейки, хватая Эмму за руку, увлекая ее за собой, прочь из беседки. Образы мелькают перед Эммой, пока, сползая все ниже, она спускается на пол, на самое дно. Как же хочется курить! Почему нельзя курить прямо в школе? Эмма разглядывала свои ладони под моргающими огнями в такт музыки. Надо срочно отрезветь, надо умыться, надо остыть. В туалете она разглядывала свое отражение, ополаскиваясь ледяной водой снова и снова, медленно трезвея. Музыка сменилась на медленную, а она не успела выскочить на улицу. Не хватало еще, чтобы этот парень ее пригласил, который никак не отставал от нее с самой скамейки в беседке. Надо сваливать. Хватать Реджину и сваливать.***
— Свон, мне надо в туалет, — заплетающимся языком проговорила Реджина, пока они путано двигались домой по темным улицам Сторибрука. — Ты можешь потерпеть? Еще немного до дома. — Нет, — Реджина схватила Эмму под локоть, тормозя, — мне нельзя сейчас домой, я слишком пьяная. К сожалению, это было правдой: Реджина даже стоять ровно не могла. — Блин, — ругнулась Эмма, судорожно раздумывая над тем, что делать и куда можно пойти. Она и сама-то с трудом могла назваться полностью трезвой. Но не могут же они ждать на улице, пока Реджина отрезвеет? А от школы они ушли уже очень далеко, чтобы возвращаться обратно. — Ладно, слушай, я сейчас спрошу у Ингрид, можно ли тебе остаться у меня. Что скажешь? — Свон, да ты просто моя спасительница! — на эмоциях схватила Реджина ту за плечи, отчего обе опасно пошатнулись. — Но в туалет мне надо сейчас. Почти на бегу они достигли центрального парка, прячась в тени заснеженных деревьев. Реджина скрылась в кустах, и через секунду Эмма услышала характерное журчание, пока строчила Ингрид смс. — Подумать только: Реджина Миллс писает прямо в парке, — ехидно проговорила Эмма в сторону кустов. — Эй, — шикнула Реджина, выходя из укрытия, — а погромче нельзя мое имя озвучить? Чтобы все в курсе были? — Да пожалуйста, — ответила Эмма и набрала полную грудь воздуха, но тут же закашлялась от морозного воздуха. — Вот так тебе! Будешь знать, как порочить мое честное имя, Эмма Свон.***
— Твоя мама уже спит? — опасливо поинтересовалась Реджина, пока Эмма теребила связку, пытаясь выудить нужный ключ. — Уже должна, — ответила Эмма, вставляя ключ в замок. — Дай мне! На удивление Эммы, Реджина сама повернула ключ до щелчка, и, сильно сжимая ручку, повернула ее очень медленно и аккуратно. Очень тихо и очень ловко: дверь открылась. В доме стояла тишина. На цыпочках они пробрались в комнату, и Реджина с облегчением рухнула на диван, набирая отцу сообщение о том, что сегодня она не будет ночевать дома. Эмма рылась в своих вещах, пытаясь определить, какую одежду можно дать Реджине на ночь. «Пожалуй, вот эта футболка с Сандрой [*] вполне чистая», определила Эмма по запаху, вручая ее Реджине и сгоняя с дивана, чтобы разложить его. Что касалось совместных ночевок с кем-то еще, то они чаще всего проходили у Мэри Маргарет или у Дэвида в загородном доме, так что этот диван обычно стоял собранным. Пришлось потрудиться, чтобы привести его в нужное положение. Эмма краем глаза заметила, как Реджина переодевается прямо при ней. Она стояла спиной, стаскивая с себя одежду: волосы потянулись за кофтой, электризуясь и пощелкивая, черная полоска лифчика делила смуглую кожу. Лопатки выделялись, пока руки справлялись с застежкой. Еще через мгновение на абсолютно голую спину легла белая футболка, и Реджина стала стаскивать с себя юбку, немного покачиваясь. Эмма схватила свою пижаму и ретировалась в ванную. Что же ты до конца не досмотрела? Заткнись! Еще раз ополоснуть лицо не помешает. — Милая пижамка, — Реджина уже расправила постель и легла у стены, забравшись под одеяло, разглядывая пижаму Эммы в синий мелкий цветочек. — Я мерзлячка, — коротко объяснилась Эмма, гася скорее свет и забираясь в кровать. — Значит, ты не против, если я у окна? — Нет, все в порядке. В комнате, как и во всей квартире, стояла тишина. За окном мягко падал снег, и от этого было по-зимнему светло. Эмма ворочалась, пытаясь согреть ноги. — Слушай, Свон, ты не против музыки? Я не могу без нее заснуть. У тебя же есть моя Дайдо? Давай включим ее в этот раз. Эмма поместила плеер у подушек, и из наушников донеслась музыка: достаточно тихо, чтобы никого не будить, достаточно громко, чтобы слышать каждое слово. — Твоя мама всегда так рано ложится спать? — поинтересовалась Реджина. — Ей завтра рано ехать. Она иногда гоняет в соседний город, чтобы закупиться для своей клиники. Тут фиг чего найдешь, а заказывать дороже выходит. — Ясно, — с облегчением ответила Реджина и перевернулась на живот, засунув руки под подушку и повернувшись к Эмме лицом. — Как тебе парни? Как тебе Джон? — Кто из них Джон? — Эмма перебирала в уме лица тех, с кем они сегодня познакомились, но они сливались в одно. — Тот Джон, которому ты понравилась. Который не отходил от тебя ни на шаг. — Слушай, Миллс, вот как ты это определила? — прозвучало недоуменно. Реджина хмыкнула, искренне удивляясь: — Ну, во-первых, как я и сказала: он же тащился за тобой повсюду. Во-вторых: он же полпачки своих сигарет тебе отдал. Разве не очевидно? — Я не знаю. Эмма задумалась, уставившись в потолок. — Знаешь, иногда мне кажется, что я не догоняю чего-то, что все понимают так легко. Как будто я… как будто я из другого мира. Как будто все сговорились, а я не в теме. — Свон, — прозвучало от Реджины так, как будто она говорит что-то очевидное, — да ты же и так из другого мира. Эмма молча пялилась в потолок. И как это понимать? Реджина легонько толкнула ее локтем в плечо: — Ты что там, обиделась? Ты самая странная из всех, кого я встречала. Самая необычная. Я это хотела сказать, — тихо произнесла Реджина. Но Эмма все еще молчала. — Ты мне ответишь что-нибудь? Или вызывать бригаду скорой помощи для тех, кто обижается? — прозвучало уже нетерпеливо. — Я думаю, что действительно странно, так это спать на животе, — ответила Эмма, и по тону Реджина поняла, что та улыбается. Так-то лучше. — Нет, все-таки скажи, Миллс: у тебя такого никогда не бывает? Этого ощущения, что все всё знают, кроме тебя, — рассуждала Эмма, — что правильно делать, когда говорить. И ты смотришь на весь этот сценарий и не знаешь, куда вставить слово. Бывает у тебя так? Реджина наблюдала все это время за профилем Эммы, слушая ее приглушенный голос как будто издалека и погружаясь в собственные мысли. Что-то знакомое было в ее словах, но только по-другому. Перед глазами мелькали красные цветы на черных шторах. Вопрос Эммы вернул ее обратно в эту комнату. — У меня бывает ощущение, что снимают фильм. И я там тоже есть, но только я как будто смотрю на себя со стороны. Просто наблюдаю, хотя ведь это я в главной роли. Эмма смотрела на нее молча, ожидая продолжения. — Свон, я хочу сказать тебе кое-что, но только ты сначала пообещай мне, что никому не скажешь. Эмма молча кивнула. — И еще кое-что: не спрашивай ничего — добавила Реджина сразу. — Не слишком ли много обещаний на один секрет? — Пообещай. Эмма сверлила Реджину глазами. Конечно же, ей очень хотелось знать секрет от пьяной Реджины, сказанный в ночи. Глаза напротив просили, выпрашивали. Реджина казалась такой ранимой сейчас. — Я обещаю. — Ты используешь личный школьный шкафчик? — неожиданно прозвучал вопрос. — У меня там сменка с сентября, — улыбнулась Эмма, — так что можно сказать, что да. Ну и еще шмотки с физры. Учебники еще. — Не храни там ничего. Ничего, что касается лично тебя. Или нас. Дыхание Реджины участилось. Вопрос не замедлил себя ждать. — Почему? — Ты обещала не спрашивать. — В смысле? А как узнать, насколько личное? Миллс, объясни! — Тетрадь с перепиской, с рисунками. Сигареты. Ничего из этого. Не храни там, — объяснилась Реджина. — Но почему? — Эмма. Ты обещала. Это «Эмма» было точкой. Умоляющей точкой. Мысли бешено метались в голове. — Наши шкафчики просматривают? Кто-то туда заглядывает? Кто-то заглядывал в твой? — Свон, — прозвучало на выдохе с сожалением. — Но это же важно! Это ведь неправильно! Так может быть? Мысли все еще метались. Реджина и сама могла бы догадаться, что вопросы будут. — Я не знаю, хорошо? Я не уверена до конца. У меня есть подозрение. И я просто тебя прошу, чтобы ты ничего такого там не хранила. Эмма немного остыла, но череда догадок бежала сама. Это однозначно неправильно. Ведь если есть такие подозрения, Реджина ведь могла пожаловаться кому-нибудь из руководства школы. Директрисе, например. Своей матери, Коре Миллс. Глаза перестали бегать. Эмма вскочила и повернулась в сторону Реджины, и та, не выдержав, отвернулась. Глупо отрицать очевидное. — Она открывала твой шкафик? Это контрольный вопрос. Слово «она» часто звучало в школе: между учащимися, между учителями. Но никогда между Реджиной Миллс и кем-либо еще. Слово «она» как код, читаемый между ними всеми. Реджина молчала. — Реджина, это ведь частная собственность. Твоя. Твой шкаф! Эмма не контролировала свой голос, закипая от осознания. Музыка вообще перестала существовать. — Она же моя мать. Наверное, она имеет право, — глухо прозвучало в стену. Эмма остолбенела, не зная, что ответить, не зная, правильно ли это. — Прошу тебя, не говори никому. Правильно ли это? — Ты же не скажешь? — от волнения голос Реджины дрогнул. — А как ты узнала? — Там были мои записи. Я нашла их исправленными. Кое-что перечеркнуто. Кое-что разорвано. И я сразу поняла. Горько вспоминать. — Только прошу тебя, ничего никому не говори. Эмма вспомнила это проскальзывающее холодное ощущение, возникающее каждый раз, когда идешь мимо мертвой зоны прямо между учительской и кабинетом директрисы. Каково жить с таким человеком? Каково иметь такую мертвую зону в своем доме? Для Эммы Реджина всегда была вне этого всего, ей всегда казалось, что у Реджины есть некий иммунитет. Ведь это же ее мать. Имеет ли она право в это вмешиваться? — Я не скажу. Реджина лежала, отвернувшись в стену, и ее черные волосы струились по плечу, скатываясь на подушку. Эмма поддалась внезапному порыву, протянула ладонь и провела по ним. Просто и легко, едва касаясь пальцами. — Ты что, жалеешь меня? — прозвучало от Реджины почти насмешливо, и она развернулась к Эмме, тут же одернувшей руку. — Не нужно? — Все-таки ты неженка, Свон. — Спасибо, что хоть не ванильная. Они обе замолчали, наслаждаясь уютной тишиной. Две подушки, два одеяла, не пересекаемая линия дивана между. Из наушников послышалась новая песня с ритмичным гитарным боем. — Если бы про меня действительно снимали фильм, я хотела бы, чтобы эта песня была в титрах, — проговорила Реджина тихо, и голос казался бархатным, как и ее ресницы. Эмма вдруг осознала, что сама лежит накрашенная. «Wants to be a hunter again» [**], — раздавался припев, уносящий обеих в пьяный сон. _________ [*] — вокалистка группы Guano Apes. [**] — песня группы Dido. Можно перевести как «Хочу снова стать охотницей».