Бар, куда они направлялись, находился неподалеку от ряда небольших магазинчиков, где они покупали подарок для Мэри Маргарет. Вот только теперь у них другая миссия, и Эмму немного потрясывало от предстоящего. Это, все-таки, не прогулка по магазинам и не школьная дискотека. Фальшивое водительское удостоверение лежало в кармане и кололо уголками пальцы Эммы, которая все теребила его рукой. «Боже, что мы вытворяем!» — все вертелось у нее в голове. На улице уже стемнело, и каждый угол казался теперь незнакомым и пугающим. Они встретили только пару прохожих, хотя обычно, если здесь пройтись выходным днем, тут было людно и шумно. Реджина шла первой, уверенно шагая, и ее было не остановить.
Они приближались: из-за двери бара под названием «Кроличья нора» доносилась музыка и голоса людей. Реджина раскрыла эту дверь без колебаний. Слишком долго она ждала этого момента. Здесь будет все иначе: никаких опасений о том, что кто-то сможет донести ее матери о том, где она «шляется» и что «вытворяет».
Внутри было густо накурено, тусклое освещение выхватывало барную стойку, бильярдный стол с толпящимися вокруг него людьми, танцпол, если так можно было назвать свободный пятачок посередине бара. Люди. Слишком много взрослых неизвестных Эмме людей. Кто-то повернул любопытные головы в их сторону. Эмма прибавила шагу, чтобы не отставать от Реджины, которая прямиком направлялась к барной стойке.
— Нам разливного пива. Одну кружку, — громко, поверх музыки, произнесла она, и Эмма заметила, как изменился ее тон.
Грузный мужчина с длинными волосами и татуировкой во всю руку, смерил их взглядом и хмыкнул:
— Девочки, вы дверью не ошиблись?
Реджина легонько шлепнула документом о стойку, протащив его в сторону бармена.
— Мы как раз там, куда собирались.
Мужчина внимательно разглядывал удостоверение, вертев его в руках и тяжелым взглядом сверяя фото на нем с лицом нахальной молодой девушки перед ним. Эмма переминалась с ноги на ногу. Ей опять, как назло, хотелось в туалет.
— Не очень-то вы похожи на совершеннолетних, — серьезно произнес он.
— А вы не очень-то похожи на доброжелательного бармена, — вернула ему Реджина, — но пиво наливаете все равно. Вы же здесь бармен?
Мужчина сначала немного опешил, но тут же раскатисто рассмеялся и вернул документ ее владелице, принимаясь за кружку, до краев наполняя ее пенистым пивом и мотая головой.
Расплатившись и устроившись тут же у стойки, девушки с облегчением выдохнули. Реджина незаметно подмигнула Эмме и взялась за тяжеленную кружку.
— Ну и вруха ты, Миллс, — на самое ухо проговорила Эмма Реджине, и та легонько толкнула ее плечом, улыбаясь:
— Потише, не выдавай нас. За успешно пройденную операцию, — подняла она тост.
Эмма все еще не торопилась называть операцию успешной. Она оглядывалась по сторонам, выискивая любой знак того, что скоро сюда нагрянет наряд копов с шерифом во главе, обшаривающий всех и проверяющих их документы. Да и окружающим она уж точно не доверяла.
— Тут тебя никто не знает, — проследила за напряженным лицом подруги Реджина, — расслабься, Свон.
Расслабься. Если бы это так легко можно было сделать. Для Эммы это было роскошью — просто так расслабиться. Последняя неделя вообще казалась пыткой. Да и вообще, весь этот год выдался непростым: начиная от проблем с учебой и постоянными приглашениями Ингрид в школу, заканчивая тем случаем с туалетом и курением. Покурить — это то, что сейчас ей помогло бы расслабиться, но она пока не рисковала двигаться куда-то на шаг дальше от Реджины.
— Смотри-ка, там музыкальный автомат, — отвлекла ее Реджина от мыслей.
В углу и правда стоял автомат. Это от него исходили звуки давних восьмидесятых.
— Надо бы проверить, есть ли у них что-то помимо этого старья, — прокомментировала Реджина ее мысли.
Эмма бросила на нее испуганный взгляд. Не собирается же она еще и музыку тут менять?! Но Реджина не медлила с решением: пересекая толпящихся мужчин, которых здесь было большинство, обращая на себя интересующиеся взгляды, Реджина подошла к автомату, внимательно изучая репертуар. Но не найдя ничего подходящего, она вернулась обратно к уже вовсю паникующей Эмме.
— Что, музыка наша вам не по душе, юные леди? — поинтересовался бармен, обращаясь больше к той, что понахальнее.
— Есть что-нибудь для тех, кому не за шестьдесят? — ответила вопросом на вопрос Реджина в том же выбранном для него тоне.
Эмма сверлила ее взглядом: их выставят сейчас же, если она не прекратит!
Бармен приподнял бровь, улыбаясь, и окрикнул кого-то из толпы присутствующих. Автомат смолк. Стало слышно, как стукаются бильярдные шары, как разговаривают люди, матерясь. Бармен включил телевизор прямо над стойкой и прибавил звука: на канале мтв играл какой-то очередной хит. Реджина подняла брови в знак благодарности и приподняла стакан в сторону бармена.
Эмма смотрела на Реджину с нескрываемым восторгом. Она перехватила у нее кружку и подняла тост:
— За тебя, Миллс.
Ей не верилось, что все сейчас происходит именно с ними. Какие-то несколько месяцев, и они больше не занимаются какой-то там химией, периодическая таблица элементов лежит где-то на столе под грудой тетрадей и рисунков Эммы. А они стоят тут, как взрослые, пьют пиво под музыку, под которую хочется танцевать. Ну и что, что это не Рамштайн. Они тут вдвоем с Реджиной, а волосатый бармен, маячащий сзади за стойкой, только добавлял шарма в эту картину.
— О чем думаешь, Эмма? — перехватила Реджина ее взгляд.
— Я думаю, что мистер Голд не такой уж и мудак, раз из-за него мы с тобой сейчас здесь, — проговорила Эмма разом, и Реджина ласково улыбнулась ей, берясь за ручку кружки, легко задевая ее пальцы:
— За мистера Голда-не-мудака!
— За него!
Они рассмеялись, по очереди распивая пиво.
Послышались знакомые нотки, и Реджина чуть не вскрикнула: на экране появилась женщина с белыми короткими волосами.
— Это Дайдо! Это же Дайдо! — схватила Реджина Эмму за руку, но тут же разочарованно протянула:
— А, блин, это же дурацкий Эминем с ней.
На экране речитатив рэпера перемешивался с мелодичным нежным голосом, уже знакомым Эмме.
— Почему она тебе так нравится? — спросила она, изредка поглядывая в телевизор, пытаясь разгадать логику клипа.
— Сложно сказать, — задумчиво протянула Реджина, — это как с человеком, наверное. Сначала тебе нравится только одна песня, которую ты случайно услышала на радио. Потом она вертится у тебя в голове все время, и ты ждешь у радио, чтобы узнать, чей голос в твоей голове подпевает, пока ты идешь в школу или пока моешь посуду. Или когда тебе хорошо. А потом ты покупаешь альбом, и слушаешь уже все песни, знаешь каждый текст наизусть. И ты уже влюблена по уши, — со страстью проговорила Реджина. — Уже не можешь заснуть без того, чтобы не послушать еще раз самое любимое. А потом даже дурацкий Эминем не мешает тебе подпевать знакомые строки.
И Реджина проговорила слова припева, вторя певице: «And even if I could it'll all be gray, but your picture on my wall It reminds me that it's not so bad, it's not so bad». [*]
Эмма в который раз поразилась тому, как Реджина может так хорошо выразить свои мысли.
— Так же, как и с человеком, понимаешь? — спросила та прямо у Эммы, которая все это время непрерывно следила за губами Реджины, которые наизусть проговаривали эти замечательные слова «it's not so bad, it's not so bad».
— Я думаю, что понимаю, — кивнула Эмма в задумчивости.
Открывающаяся входная дверь впустила холодный воздух и толпу парней. Реджина приветственно издалека улыбнулась входящим. Это были те самые парни со второй школы. И Робин с ними во главе. Вся толпа подвалила к ним: кто-то с кем-то здоровался, кто-то что-то заказывал. Неудивительно, что Робин помог Реджине с документами. Сам, наверняка, часто сюда заглядывал. Эмма пыталась улыбаться, честно! Но давалось ей это не очень легко.
Клип менялся клипом, шар стукался о шар, кружки с пивом шли по кругу, музыка становилась громче. Они пересели за столик всей своей большой компанией. Теперь Эмма не чувствовала себя неуверенно. Она просто злилась. Во всем этом ей казалась какая-то жуткая несправедливость, но не хватало ни слов, ни мыслей, чтобы выразить ощущения. Джон сидел рядом, пытаясь завязать беседу, тщетно что-то рассказывая о том, как он взял у кого-то диск "Рамштанов" и послушал его. Эмма даже не стала его поправлять, хотя рядом сидящий с ними Тук явно заметил ошибку и начал подкалывать друга. Эмма чуть отодвинулась от стола: пусть веселятся сами. Напротив сидели Реджина и Робин, и у них беседа шла куда более оживленно. Ну вот о чем-таком можно было так говорить? Отхлебнув еще раз, Эмма пыталась отвлечься на музыку.
Первые удары следующей композиции отстукивали четкий сердечный ритм: тУ-дум, ту-дУм. Эмма не успела ретироваться, как она обычно делала на любом медляке, но сейчас она нисколько об этом не пожалела. Потому что Реджина, только услышав начало песни, поднялась со своего места и вышла туда, прямо в самый центр под моргающую тусклую лампу. Одна, танцуя медленный танец, упиваясь, наслаждаясь, она закрыла глаза, как будто делала это только для себя самой. К ней подходил и Робин, и кто-то еще из здешних парней, но она только улыбалась, качая головой в ответ. Нет, этот танец только для нее.
И немного для той, кто неотрывно наблюдает. Плавные качающиеся движения, чуть усиливающиеся под каждый бит сердечного ритма, который передавался повсюду через ручки стула прямо Эмме в ладошки. Она вцепилась в них, чувствуя, как этот ритм звучит теперь по всему ее телу. Она неотрывно следила за Реджиной, за ее довольным лицом, ее улыбкой, за ее телом, за тем, как оно извивается под эту музыку, как ее руки проскальзывают в распущенные волосы. Эмма просто не могла оторваться от этого зрелища. Как хорошо, что Реджина танцует с закрытыми глазами, и можно вот так вот открыто смотреть. Отличный материал для рисунка в полный рост.
Реджина могла очаровать: ей нравилось нравиться, это точно! Потому что все сидевшие рядом и стоявшие за барной стойкой или за бильярдным столом, пялились точно так же: нагло, лапая ее сальными взглядами, раздевая глазами. Кто-то ведь даже пытался прикоснуться к ней в попытке пригласить на танец. Эмме вдруг стало стыдно за себя. Неужели она так же грязно разглядывала Реджину, как и эти похотливые парни? И ее рот так же открывался, когда она смотрела на танцующую Реджину? Она сползла на стуле, исподлобья поглядывая на Реджину, всю такую же расслабленную и наслаждающуюся. На Реджину, которая неожиданно для Эммы открыла глаза и улыбнулась, найдя взглядом среди всех этих глазеющих ее — Эмму. Черт!
Эмма вскочила со стула, схватив пуховик. Мороз освежает, сигарета дает время подумать.
Подумать? Одуматься! Она сильнее затянулась. Открывшаяся дверь пустила ту самую мелодию на улицу: «I've changed my mind I take it back» [**], доносились слова. Хоть бы это не Джон какой-нибудь. Но это была она — Реджина: ежилась от холода в одной блузке, обхватывая руками плечи.
— Опять сбежала с медляка, Свон?
Но Эмма глубже затянулась. Реджина пытается ее задеть, не стоило бы реагировать, но она не удержалась.
— Ты передумала танцевать?
— Покурим на двоих? — проигнорировала вопрос Реджина, двигаясь ближе, и Эмма протянула ей свою сигарету, наблюдая, как накрашенные губы обхватывают фильтр.
— Иди сюда, — предложила Эмма, раскрывая свой пуховик, видя, как подруга трясется от холода, и Реджина юркнула в теплое убежище, позволяя обнять себя.
— Нравится здесь? — поинтересовалась Реджина, сильнее прижимаясь спиной, и Эмма всей грудью чувствовала ее теплое тело. И как она только может мерзнуть? Такая горячая.
— Нормально, — ответила она, но вспомнив, как Реджина долго готовилась к этому походу, подтвердила. — Лучше, чем в школе. В сто раз.
— Хм, в сто раз. Понятно, — усмехнулась Реджина, и Эмма могла поклясться, что на лице у нее то самое выражение, которое в ее коллекции рисунков под номером пять.
Кажется, Реджина совсем согрелась, потому что стала немного покачиваться, приплясывая. Или наоборот, она все еще мерзла. Эмма сильнее прижала ее одной рукой в попытке поглубже закутать, пока другой передавала сигарету по очереди. Долгие глубокие затяжки. Покачивающиеся ерзающие движения. Тесно прижатые тела: грудью к спине. Вот, значит, каково это: танцевать с Реджиной. Эмма, сама того не замечая, стала переступать с ноги на ногу в такт Реджининым движениям, пока затяжки становились все сильнее. Сигарета почти обжигала пальцы. Она чувствовала танцующие бедра Реджины совсем близко, почти трущиеся об нее, прямо там, и от этого ее несло куда-то далеко от этого бара, где они были только вдвоем, и больше никого. Эмма закрыла глаза, пока Реджина затягивалась. Запах сигаретного дыма перемешивался с ее духами, и не было ничего слаще этого. Соскам вдруг стало резко больно, и Эмма поняла, почему. Нет! Такого не может быть. Она замерзла, просто замерзла. Как жаль, что сигарета кончается! Эмме так не хотелось пускать ее обратно в этот бар, к этим людям, пожирающим Реджину глазами. К нему.
— М… Мармелад, — проговорила она сдавленным голосом. Эмма знала, что так нечестно — вот так вот просто использовать то, что в ее власти. Но хотя бы это достанется сегодня ей. Этот мир и так был несправедлив по отношению к ней. Могла же она хоть что-то попросить взамен этой несправедливости.
— Мармелад так мармелад, — легко ответила Реджина, улыбаясь, и направилась к двери, — подожди меня здесь, я скоро!
И она оставила Эмму одну, мучиться со своим решением по поводу «мармелада» и с сосками, которые никак не переставали торчать. Дурацкий мороз!
***
Реджина ворочалась: ей было то холодно, то жарко, то одеяло как-то неприятно кололо. Но больше всего ей досаждали ее собственные мысли. Может, она совершила ошибку? Но уже поздно что-либо исправлять. Эмма была молчалива все время, пока они раскладывали постель, пока готовились ко сну. Она тоже не спала, Реджина это чувствовала. Она хоть и лежала на спине со старательно закрытыми глазами, но Эмма не спит в этой позе, Реджина знает. И дыхание ее было прерывистым и частым. Реджина кинула взгляд на лежащую рядом подругу. О чем она там думает?
— Эмма?
— М?
— Все нормально?
Эмма развернулась к ней, комкая перед собой одеяло.
— Да, а что такое?
Реджина подбирала слова:
— Не знаю. У меня какое-то странное чувство, будто что-то не так.
— Все нормально, — подтвердила Эмма натянутой улыбкой и вернулась в изначальное положение.
«Вот врунья!»
— Эмма, пойдем покурим!
— Прямо сейчас?
Они уже час как лежали в постели под обычное звучание Дайдо: без макияжа, в ночнушках, в полной темноте.
— Ну да! Вставай!
Реджина вскочила с дивана, перебираясь через Эмму, и той ничего не оставалось делать, как следовать за ней. Она схватила пуховик вместе с сигаретами и зажигалкой в нем. Они поднимались на самый верхний этаж, ближе к небу. Весь дом спал. Не мудрено — в два часа ночи. Хорошо, что Ингрид дома не было.
— А ты смешная в пижаме и в пуховике, — услышала Эмма голос Реджины сзади.
— Да? Смешно тебе? Вот когда будешь с насморком, я посмеюсь за тебя. В нос.
— Я ж не такая мерзлячка, как ты.
— Да, я точно посмеюсь. Ай!
Реджина шлепнула Эмму по выглядываемой части пижамы.
— Миллс, еще одно подобное движение, и останешься без сигареты, — вполне серьезно произнесла Эмма, и Реджина опять насторожилась.
Они встали у самой лестницы на чердак дома. Эмма протянула Реджине сигарету, но та покачала головой:
— Давай одну? Мне много целой.
И с безмолвного согласия Эммы Реджина так же, как и раньше, залезла под ее пуховик, вжимаясь всем телом внутрь тепла.
Чиркнула зажигалка, и сигарета начала свой путь, перекочевывая от одних губ к другим. Реджина неловко обхватила фильтр, сдвинув сигарету, почти губами касаясь пальцев Эммы. Но Эмма не стала это поправлять. Все ее мысли были направлены только на одну часть ее тела, умоляя не сдавать ее. Вернее, на две. Реджина не танцевала, как в прошлый раз, что уже было хорошо. Но волосы ее пахли все так же сладко. Какое наслаждение: стоять так вдвоем и просто курить, в тишине этого дома, где слышен любой шорох и их глубокие вдохи и выдохи. По очереди. И Эмма пьянела опять, поглубже втягивая, отчего ее грудь вздымалась, прижимаясь к спине Реджины. А Реджина чувствовала то, что раньше казалось ей глупой выдумкой. Но сейчас, когда Эмма в одной пижаме, такое не скрыть. Такое не спрячешь.
Реджина затянулась, губами касаясь подрагивающих пальцев, и выдохнула струйку дыма вверх, почти опрокидывая голову на плечо Эммы. Как же хорошо! Та закрыла глаза, затягиваясь в последний раз. Да, сигарета очень быстро заканчивается.
Теперь Реджине не спалось еще больше. Сердце стучало так громко, что ей казалось, что и Эмма его слышит. Но та опять лежала, притворяясь, что спит. Вместе с сердцем скакали мысли. Реджина перевернулась на бок, наблюдая за «спящей» Эммой. Ровное одеяло чуть ли не до самого подбородка, придавлено руками, сложенными на груди. И под этими руками и одеялом — пижама в синий мелкий цветочек, которая так легко выдала Эмму. И под ней такое же колотящееся сердце. Но только Реджина этого не знала.
Эмма пересчитала всех овечек, дала им всем имена, которые тут же забывала, постаралась вспомнить все, что успела прочитать на литературу, повторила законы Ома, вспоминала графики синусоиды. Но сквозь это пробивались знаки: пара тузов, водолей, буква Э, валеты, восьмерки, цифры с дат рождения, штрихи, тени, пропорции головы, человеческого тела. Кажется, она получила сегодня достаточно материала для проработки следующей темы по рисованию. А, может быть, чересчур достаточно. Ей совсем не спалось. Реджина тоже ворочалась, совсем не скрывая этого.
— У тебя сердце не колотится? — спросила Эмма, и Реджина замерла вместе с сердцем.
— Просто когда перекуришь, сердце может колотиться, — объяснилась Эмма, — и… — она сделала короткий вздох, — становится тяжелее дышать. А спать совсем не хочется. Ингрид мне сто раз говорила про курение.
— Правда? — Реджина обрадовалась на секунду, но потом поняла, что легче ей от этого не будет. — И что делать?
— Ну, не знаю, — протянула Эмма, — успокоиться как-нибудь.
— Кофе? — мгновенно отреагировала Реджина, и Эмма искренне рассмеялась ей на радость.
— Как ты расслабляешься? — уже серьезней спросила Эмма, мысленно прогоняя свои возможные варианты, отпихивая некоторые куда дальше в темноту. — Чай с ромашкой? Чтение? Душ?
Реджина замерла во второй раз. Душ. Это бы ее сейчас точно расслабило. Но только не здесь, не в чужом доме.
— А ты можешь, — Реджина откашлялась, — можешь, как в прошлый раз, погладить меня по голове?
Эмма незаметно сглотнула и облизнула пересохшие губы.
— Да, конечно, могу.
Да, конечно: она сделает это с большим удовольствием сейчас и каждый раз, когда Реджина этого попросит, при любом удобном случае. Всегда.
Реджина легла на живот лицом к стене, устраиваясь на подушке, предоставляя Эмме большую свободу. Эмма легла боком, чуть ближе к Реджине, пересекая невидимую линию, чувствуя запах ее волос, и провела рукой: нежно, трепетно. Она раздумывала над каждым своим движением: если Реджина сама попросила, может ли она сделать то, что ей хотелось еще в прошлый раз: погрузить пальцы глубже, к самой коже. Она решила рискнуть. Ведь Реджина всегда может ее остановить, если…
Если что?
Ничего. Просто надо попробовать.
Она провела рукой, все также сверху вниз, но пальцы уже не скользили, а проскальзывали сквозь волнистые пряди. И ничего страшного не произошло. Она позволила себе больше, глубже ныряя в густоту волос. Ничего страшного не произошло, наоборот, Реджина сладостно простонала:
— Дааа, вот так хорошо.
— Нравится? — не веря, переспросила Эмма, сначала испугавшись того, что Реджина вообще что-то произносит. Потому что ожидала она совсем не этого.
— Да, очень. Сделай так еще.
Сделай еще, расслабь ее.
Эмма больше не поглаживала. Она пробралась изнутри, с самого низа, зарываясь всей пятерней, взъерошивая покладистые волны, оголяя шею с цепочкой на ней. Не забывать, как дышать. Не позволять рукам потеть. От Реджины, как всегда, шел жар, и теперь он передался и Эмме. Она больше не сдерживала себя, пробираясь так глубоко, как хотела, лаская пальцами кожу головы, выныривая и опять погружаясь. Было страшно коснуться шеи, но ей безумно этого хотелось. Рука сама просилась проскользнуть чуть раньше, задеть волоски у загривка, подразнить кожу такой беззащитной сейчас шеи. Но Эмма этого себе не позволяла. Все, что она могла — делать все как можно медленнее, чтобы подольше насладиться этой близостью. Казалось, Реджина сама идет ей навстречу: она уткнулась лицом в подушку, в сложенные под собой руки, чуть приподнимаясь и выгибаясь. И шея ее так и манила.
Эмма вновь пробралась внутрь, почти замерев, и чуть заметно сжала волосы, струящиеся сквозь пальцы, но испугавшись такого своего порыва, тут же расслабила ладонь и ретировалась. Медленно и бесшумно, она перевернулась и легла на свое место, подгибая колени и пряча руки под голову. Ладонь все еще пахла Реджиной. Она еле вдохнула запах ее волос и так же, еле слышно, выдохнула.
Реджина тоже вернулась в свою обычную позу, повернув тяжелую опьяневшую голову к стене. Подушка так хорошо прятала ее участившееся дыхание до этого, но еще немного — и она бы точно задохнулась. Ей было тревожно. Эмма устала? Она испугалась? Передумала? Стала засыпать? Ей было страшно даже посмотреть в ее сторону. Но следующая фраза дала ей успокоиться:
— Спокойной ночи, Реджина.
— Спокойной ночи, Эмма.
Да, возможно она сделала ошибку, но оно того стоило.
***
Проснувшись ближе к обеду, Эмма обнаружила, что Реджины в постели уже не было. Подскочив, она стала оглядываться, взглядом выискивая любые доказательства того, что Реджина еще не ушла. Но, услышав шум на кухне, она облегченно выдохнула.
Реджина стояла у плиты в одной футболке, которую накануне выбрала сама из вещей Эммы.
— Привет, соня! — улыбкой поприветствовала она Эмму. — Как спалось?
— Ужасно, — не стала врать Эмма.
— Да уж, я слышала, как ты ворочалась всю ночь. Я, если честно, вообще не могла нормально поспать. Так что решила себя не мучить и ушла сюда.
Эмма только что обнаружила на столе разложенные учебники и тетрадки с расчерченными полями.
— Уроки? — спросонья удивлялась Эмма, и от этого ее вида Реджина ласково улыбнулась. — Хочешь позаниматься?
— Нет! Завтрак. Обед. Что угодно, только не уроки. Давай есть. С тебя кофе.
Они уселись за стол, заканчивая последние приготовления к трапезе.
— Так значит, твоя мама приедет не скоро? — буднично спросила Реджина.
— Нет, — ответила Эмма, набивая рот омлетом, — она уезжает надолго, если уезжает. У нее там много всяких ее медицинских дел.
— Да? Может, у нее там роман?
Эмма чуть не поперхнулась:
— Роман?! Какой роман? Нет, конечно!
Возмущению ее не было предела. Она поморщилась. Ей и в голову такого никогда бы не пришло, если бы не эта догадка Реджины.
— Ну, а что такого? — отрезала Реджина кусочек омлета ножом. — Почему нет? Она ведь одинокая женщина, красивая и классная. Здесь ей вряд ли кто подойдет. Но вот где-нибудь там, где выбора побольше… Почему нет?
— Ну, просто… потому что… — Эмма подбирала слова, пытаясь одновременно найти доказательство своей правоте и осознать тот факт, что кто-то, что сама Реджина, может так говорить про ее мать, — это же деловая поездка!
Реджина пожала плечами и, проголотив, ответила:
— Ну и что? Одно другому не мешает. Она же там покупает тебе твои диски. Почему бы ей и про себя не подумать?
Эмма так и пялилась на Реджину, не зная, как возразить. Она, кажется, совсем забыла, как жевать.
— На, выпей, — насмешливым тоном произнесла Реджина, пододвигая Эмме кружку с кофе, — а мне пора собираться. Я схожу в душ?
Реджине надо было тщательно стереть вчерашнее, а к отцу идти уже было поздно.
— Да, конечно. Чистое полотенце в шкафу сверху. Бери там все, что хочешь.
В ванной стояла куча пузырьков, и Реджина, проверив каждый, сразу определила, что из этого принадлежало Эмме: вот этот шампунь, и вот этот гель для душа. Вот и все. Она улыбнулась, подозревая, что так и будет. Крышечка щелкнула, и она вдохнула аромат. Пахнет, как Эмма, только не хватает кое-чего: самой Эммы, запаха ее кожи. Реджина намыливала голову, мыслями возвращаясь во вчерашнюю ночь. Пальцы скользили по волосам, но вчера было совсем по-другому. Вчера было то, что в одиночку ей не повторить. В одиночку она может кое-что другое, думалось ей, пока она намыливала свое тело. Ладони скользнули по груди, которая сразу отозвалась. Пальцы еще раз скользнули вверх, и она почувствовала, как твердеют соски. Вчера она чувствовала своей собственной спиной то же самое. И от этого ей очень захотелось покурить, прямо сейчас. Идиотка! Надо было сделать это перед душем. Но жалеть уже поздно, и такой риск не оправдан. И вообще, она и так уже сильно рискнула. Кстати, что там делает Эмма? Наскоро закутавшись в полотенце, Реджина выскочила из душа.
Эмма сидела, скрестив ноги на том же разложенном диване с карандашом в руке, полностью уйдя мыслями в альбом. Она даже не сразу заметила Реджину.
— Что рисуешь?
Эмма слегка вздрогнула, но продолжила рисовать, прижимая альбом ближе:
— Тема — пропорции тела, — отстраненно ответила она.
— Покажешь мне?
— Ну, может быть когда-нибудь.
Эмме вдруг вспомнился последний поход к мисс Фокс и инцидент с Дэвидом.
— Да ладно, я видела все твои рисунки, — кинула Реджина, разбираясь с мокрыми волосами, поглядывая на Эмму. Потому что Эмма тут же бросила свое занятие, застыв с открытым ртом.
Реджина расхохоталась. Да, оно того стоило.
— Эмма, я шучу. Я ничего такого не делала. Но видела бы ты свое лицо!
Эмма зло зыркнула в ответ, опять принявшись за рисование, густо покраснев.
— И что такого ты там рисуешь для мисс Фокс, если так краснеешь? — насмешливо продолжала Реджина, наблюдая, как та краснеет еще больше.
— Ничего, — буркнула Эмма.
— Эй, Свон, — серьезно произнесла Реджина, — ты же знаешь, что я бы никогда так не сделала.
Эмма немного успокоилась, но все же взглядом проверила то место, где хранилось самое сокровенное. Лучше бы все это перепрятать.
— Кстати, я оставлю у тебя документы? — спросила Реджина, и Эмма, сообразив о чем речь, совсем смягчилась.
— Реджина, слушай, если хочешь, то можешь оставлять у меня что угодно. Все, что захочешь, ладно?
— Ладно, — с благодарностью улыбнулась Реджина, — Я поняла. Спасибо.
_________
[*] And even if I could it'll all be gray, but your picture on my wall It reminds me that it's not so bad, it's not so bad — строчки из песни Thank you исполнительницы Dido. Можно перевести как «Но даже если бы я что-то и видела, все было бы серым, кроме твоего портрета на стене, который напоминает мне, что не все так плохо, не все уж так и плохо.»
[**] I've changed my mind I take it back — строчки из песни «Erase / Rewind» группы The Cardigans. Можно перевести как «Я передумала, беру свои слова обратно».
