То, что не скроешь

Эмма пыталась понять, с какого момента все пошло не так. Может, с того самого, когда она решила признаться матери? А потом и Мэри Маргарет? Она как будто потеряла контроль над всем, как будто все катилось к чертям, а она просто смотрела, как все проносится мимо нее. Она поднимает руку в знак протеста, но только успевает открыть рот и больше ничего. Прямо как тогда, когда Мэри Маргарет у остановки спросила у нее напрямую про Реджину. Может, это ей расплата за то, что она доверилась и так много рассказала? А может, все началось с того момента, когда Реджину посадили под домашний арест? Или еще раньше? Когда именно все начало катиться кубарем? В любом случае, все это началось из-за Реджины. А сейчас она почти тащила Эмму с собой. Они шли к какому-то незнакомому ей дому. С одной стороны, Эмма чувствовала руку Реджины прямо у себя подмышкой, и от этого ей было очень хорошо. С другой стороны, им пришлось идти неизвестно куда. Даже не на стройку, а в чей-то подъезд. Потому что Робин написал, что на стройке караулят, и теперь просто так там не выпить. А шли они туда, потому что Сидни не смог ничего купить. Реджина дико бесилась, но делать было нечего. Она звонила Эмме, чтобы договориться об изменениях в планах, но у той был отключен телефон еще со вчерашнего дня. Реджина все еще была зла, это было слышно в каждом шаге, в стуке ее каблуков. Они сильно рисковали. Зачем? Эмма молча курила всю дорогу и только перед подъездом распрощалась с сигаретой. Но напрасно: внутри было ужасно накурено. Сверху доносился гогот и гул голосов, и они шли на этот шум. В пролете высунулось лицо Робина, и он приветственно им крикнул. — Тшш… Дурак, что ли, совсем? Нас сча погонят отсюда! — так же громко крикнул Джон другу, и раздался общий смех. Эмма раздраженно выдохнула. И это ей терпеть весь вечер? Она придержала Реджину за рукав: — Реджина, как мы договорились: выпьем и уйдем. Да? Реджина сжала ее руку в ответ: — Конечно. Как договаривались. Расслабься. Это «расслабься», проговариваемое губами Реджины почти у ее лица, доносимое вместе с запахом ее духов, за это «расслабься» Эмма могла растаять прямо здесь. Если бы не все эти лишние детали в виде Робина, чужого подъезда, других ребят, кожуры семечек на полу, дыма. Ребята курили прямо в подъезде, а это значит, что Реджина не выйдет с ней на улицу разделить сигарету и не закутается в ее пуховик. Да и тем более, она уже сменила его на куртку. Джон расплылся в радостной улыбке, встречаясь с Эммой глазами, и она вежливо кивнула ему. Только сейчас она заметила, что здесь куда больше незнакомых лиц. Все они здоровались и называли свои имена, и Эмма так же вежливо кивала им в ответ, уже смиряясь с тем, что всех их позабудет. Ну и что, ей это не так уж и важно, спросит потом у Реджины, если что. Но только где она? Реджина нашлась чуть дальше у окна, где Робин что-то ей живо объяснял. — Будешь пить, Эмма? — отвлек ее Джон со стаканом в руках. — Что это? — Ершик. Пила ершик когда-нибудь? — Нет. — Выпей, тебе понравится. Тут все пьют ершик. Будет круто, обещаю! Джон принялся объяснять ей, в чем прелесть этого напитка, но Эмме было наплевать. Она просто опрокинула стакан и тут же пожалела: спирт, прямо у нее во рту, в животе, везде, обжигал, пожирал ее. Она тут же достала сигарету, чтобы прогнать этот вкус изо рта. Джон одобряюще кивнул, подкуривая ей. — Я знал, что тебе понравится, — тряхнул он черными кудрями, красуясь. Он был сегодня за бармена, и вокруг него толпились желающие, ожидающие своей очереди. Тук терся рядом с Джоном, выпрашивая свою порцию, ругаясь, что пропустил уже второй круг из-за него. Сквозь выдыхаемый Эммой дым виднелись две фигуры: Робин, который все продолжал болтать, и Реджина со стаканом в руках. Пару раз пригубила, почти не пила. Эмма никак не могла понять, что у нее с лицом: расстроена она, что ли, или до сих пор злится на то, что все их планы поплыли? — Налей еще, — попросила она Джона, не отводя от Реджины глаз, и он налил сразу три стакана почти до краев: для нее, для себя и для Тука, который, наконец, дождался своей очереди. — За то, что вы все-таки пришли, — пролепетал Джон, и Эмма слегка чокнулась с ними. Пластиковый стакан пустил каплю через край прямо на ботинок Тука. — С горкой не мог налить, что ли? — наигранно зло процедил тот Джону, но он проигнорировал его нападки. — Будешь семечки, Эмма? — протянул Джон ей сжатый кулак, но та только повертела головой. Она с любопытством разглядывала Джона: он ухаживал за ней? Или как там еще это называется? Она опять не в теме. Реджина бы сразу это поняла. Или Мэри Маргарет. Эмме вдруг вспомнился сегодняшний долгий разговор с ней. Спирт уже не жег, а просто разливался по всей голове. Сквозь этот пьяный туман ей вспоминались напутствующие фразы о том, что надо признаться во всем Реджине. Всего-то делов! Эмма глянула в сторону Реджины, которая теперь точно выглядела недовольной. Они спорили, это точно. Вмешаться или не стоит? Это не твои отношения, Эмма! Ну и что? Она даст им еще минуту, а потом разберется, в чем там дело. Ей тут не нравилось. Не только то, что Реджины не было рядом, но все сразу. Везде сквозила какая-то агрессия, какое-то недосказанное недовольство. Тук продолжал придираться к Джону. Кто-то разлил из стакана на пол, заливая шелуху от семечек. Краем уха она услышала чей-то спор о том, как узнать по походке, является ли девушка девственницей или нет. Что за чушь? Ей надо было вмешаться! — Кто тут у нас медик? — сделала она неровный шаг в сторону спорящих. Что-что, но вот про это ей Ингрид точно объясняла. Она им сейчас все разрулит! Язык страшно заплетался. Ей просто надо было присесть, чтобы закончить объяснение. Но ноги тоже не ходили, они двигались еще хуже языка. Она оперлась о стенку, потихоньку спускаясь к полу и сквозь шум в голове ей послышался знакомый каблучный стук. — О, Режина, вот и ты, надо ж, — пролепетала она предательски неконтролируемым языком. — Эмма, ты в порядке? Что вы пьете? Это что? — обернулась она к Джону, гневно сверкнув глазами. — Что это такое? — тыкала она стаканом ему в нос. — Это пиво, — отодвинул он стакан от своего лица на безопасное расстояние и только потом добавил: — С водкой. — Ты рехнулся? Сколько она выпила? — Я не знаю, пару стаканов, наверное. — Каких? Вот этих? Тут почти пол-литра! Джон молчал в ответ. Реджина только цокнула языком: парень и сам не стоял ровно на ногах. Нашла, кого спрашивать. — Эмма, пойдем, вставай. Реджина попыталась поднять Эмму за руку, но та крепко засела у стены. Робин, все это время нервно куривший у окна, подскочил к Реджине, хватая ту за локоть. — Реджина, постой! — Отстань, Робин! Нам пора. Робин, пытаясь хоть как-то смягчить Реджину, подхватил Эмму с другой стороны, но от этого стало только хуже. — Не тронь ее! — прорычала Реджина, и этот рык донесся до Эммы. Это был сигнал. Что-то нехорошее случилось, и им надо уходить. Приказав своим ногам быть прямыми, Эмма отлипла от стены, облокачиваясь на Реджину. — Режина, мармелад? — Мармелад, Эмма. Пойдем.

***

— Господи, Эмма, ты же совсем пьяная. Реджина почти тащила Эмму, взяв ее под локоть. Робин, наконец, отстал от них. Он, конечно, здорово смог бы ей помочь, но после всего, что он ей предъявил там, она вообще не хотела его видеть. Как он мог подумать, что она ему что-то должна за все, что он предложил сделать для нее сам? Какого черта? Но сейчас это было не важно. Эмма серьезно перебрала, и это на совести Реджины. — Режина, ты злиш-шя? — бормотала Эмма. — Вы расстались с Робином? — Нет, мы не расстались. Мы вообще с ним не встречались, Эмма. — Серьезно? Вот это да. Погоди, погоди… Эмма притормозила, пытаясь закурить, и Реджина придержала ту за плечи. — Твою мать, — ругнулась Эмма и выкинула сигарету, — фильтр подкурила, — объяснила она и достала новую. Но та сигарета вывалилась. — Эмма, пойдем, дома покуришь. Реджина осматривалась вокруг. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь их заметил. Ей надо было срочно отвести Эмму домой и привести ее там в порядок. Она приобняла Эмму за плечи, и они снова двинулись в этот нелегкий путь. — Вы что там, поругались с Джоном? — отвлекала Реджина Эмму, которая все что-то искала в карманах. Скорее всего, очередную сигарету. — Жон? Мне не нравится Жон. И Робин твой не нравится. Хорошо, что вы с ним расстались. — Эмма, да не встречались мы с ним! Хватит уже так говорить. — Эта правда? — Эмма опять остановилась, сжимая руки в кулаки. — Что у тебя с руками? Где твои перчатки? Реджина только что заметила покрасневшие руки Эммы с неразгибающимися пальцами. — Дай сюда, — она обхватила ее ладони своими, растирая их и обдувая дыханием, — а я слышала, как ты там кому-то что-то доказывала, — произносила она между выдохами. — Подумала, ты сказала, наконец, Джону, как правильно называется твоя любимая группа, — ухмыляясь, проговорила Реджина и снова подула на их ладони, сложенные вместе лодочкой. Пальцы Эммы были так близко, что можно было коснуться их губами. — Жон дурак. Он мне не нравится. И Робин, и Тук, и кто там еще… когда я научусь запоминать их имена? — бормотала пьяная Эмма. — И какая разница? Мне там никто не нравится. Мне нравишься только ты, Реджина. Реджина застыла, сжав потеплевшие руки Эммы в своих ладонях. Она же не ослышалась? Она подняла на Эмму глаза, но веки той были почти полностью закрыты. Как жаль, что она сейчас была такая пьяная. Эмма вдруг расхохоталась: — Прикинь, до сих пор не помню, как зовут последнего! — Пойдем, я потом тебе напомню, — задумчиво произнесла Реджина, обнимая Эмму за плечи и уводя к дому.

***

Дома Эмма совсем уже не могла толком говорить. Реджина ругала Джона за бестолковость и Робина за наглость. Она не этого хотела, не этого! Ей просто надо было расслабиться с Эммой и провести с ней и вечер, и ночь. Сидни она тоже ругала. Все было просто ужасно! Стащив с Эммы верхнюю одежду, она потащила ту к туалету, приготовив заранее питьевой воды. — Пей, — приказала она Эмме, протягивая ей первый стакан из очереди. — Опять пить? Я больше не буду пить! — отталкивала Эмма ее руку. — Эмма, надо выпить! Пей, это вода. И та послушно пила стакан за стаканом, пока ее не вывернуло. Наверное, где-то глубоко внутри себя Эмма понимала, что надо делать то, что Реджина ей велит. Или Реджине просто хотелось в это верить. Она придерживала волосы Эммы, пока ту выворачивало наизнанку. Уговаривая Эмму на новый шаг и поглаживая ту по спине, Реджина злилась все больше и больше. Она боялась себе признаться, что тоже виновата. Она была виновата. — Прости меня, Эмма. Реджина умывала ее лицо холодной водой, чтобы хоть немного привести ту в чувства. Эмма уже сама стояла на ногах, хоть и не твердо. Рукой она нашарила щетку и выдавила пасту, половину мимо. — Как же мне плохо, Режина, — протянула Эмма, пытаясь справиться с тюбиком, выскальзывающим из рук. — Скоро будет легче. — Вы все так говорите, но мне плохо все равно. Дай мне, дай мне минутку, — выпроводила Эмма Реджину, и та оставила ее, чтобы выполнить остальную часть плана, продуманного по дороге домой: разложить диван, уложить Эмму. Она выполняла действия на автомате, продолжая думать про ту фразу, брошенную Эммой в их сложенные ладони. «Мне нравишься только ты». Диван разложен, осталось поместить сюда Эмму. Реджина нашла ее прильнувшей к стене ванной с щеткой во рту. Еще раз ополоснуть лицо, смыть все, притащить в комнату и уложить. Уложить Эмму. Как это сделать? Реджина достала пижаму Эммы, но тут же отбросила эту идею. Просто раздеть и положить спать в нижнем белье. Оказывается, раздеть человека не так просто. Но раздеть Эмму Свон еще сложнее. Реджина приподняла почти спящую Эмму за плечи, наклонив ее к себе и пробралась руками под толстовку. Эмма выдохнула прямо ей в ухо: мята и холодок. Просто стащить вещь, ни о чем не думать. Рукава застревали на руках, голова — в вороте, волосы цеплялись за края. Но вот Эмма осталась в одном топе: голые угловатые плечи в веснушках. Реджина позволила себе бросить взгляд чуть ниже, лишь мельком. Зачем? Чтобы убедиться еще раз, как маленькие бугорки оттопыривали черную ткань топа на груди, торчали, кричали. Реджина боролась с собой, разрываясь между любопытством и совестью. Не смотреть, не трогать! Отвернись! «Мне нравишься только ты». Реджина аккуратно уложила голову Эммы на подушку, убирая волосы с лица, и закинула ее ноги на диван. Надо расстегнуть ремень, стащить джинсы и носки, и закончить это дело. Ведь она же не оставит спать Эмму в джинсах? Пряжка ремня далась легко, но когда Реджина тронула пуговицу, Эмма резко схватила ее за руку. — Тшшш… Я хочу раздеть тебя, Эмма… «Идиотка!» — …чтобы уложить спать. Эмма еле заметно ослабила хватку, и Реджина продолжила расстегивать пуговицу и ширинку прямо под ее рукой. Интересно, спит ли она или понимает, что происходит? И спала ли она до этого? Реджина пошире развела края джинсов, чтобы не стащить их вместе с бельем. «Ах, черт, Эмма, твоя помощь бы сейчас очень пригодилась». Тут Реджине пришлось потрудиться: узкие джинсы сидели туго. Пришлось запустить руки под талию, одновременно придерживая нижнее белье одной рукой и стаскивая джинсы другой. Волосы скатились с плеча и легли темной волной на белоснежный дрогнувший живот. — Да чтоб тебя! — выругалась Реджина шепотом и поторопилась с одеждой. Победа! Она швырнула джинсы в общую кучу вещей. Остались носки, а это совсем не проблема по сравнению с пройденным. Какие холодные ступни, просто ледяные! Реджина поскорее накрыла Эмму одеялом, наскоро стаскивая с себя одежду и выключая свет. Не удивительно, что Эмму так морозит: она и так сама по себе мерзлячка, а сейчас ее лихорадит от отравления. Реджина, не задумываясь, нырнула к Эмме под одеяло, отыскивая ее холодные ноги. Так будет гораздо теплее. — Надеюсь, что сейчас ты крепко спишь, Эмма, — проговорила Реджина в темноту. В ответ — медленное ровное дыхание. Как бы ей уснуть в этой тишине без обычной музыки и с этой кричащей фразой в голове? «Мне нравишься только ты».

***

Минуты просто ползли. Нет, они застыли. Реджина захлопнула книгу: она все равно перечитывала последний абзац пятый раз подряд. На часах второй час дня. Эмма все еще спала. Реджина за это время успела выспаться и все обдумать. Также она разогрела им поесть, приготовила крепкого чая с лимоном и таблетки для Эммы от похмелья, проверила план их домашних заданий, начала читать следующий параграф по физике, но тут и застряла. Вчера все вышло из-под контроля, но сегодня все должно было быть лучше. Потому что теперь она знала. Реджина Миллс использовала черновики. Всегда. Она не писала в тетрадь без того, чтобы проверить. И перепроверить. Ей нужно было знать наверняка, потому что ошибки стоили дорого. Ошибка значит выглядеть идиоткой, даже если ты умная, и давно это уже всем доказала. Лучше всего, если ответы можно сверить, чтобы уж на сто процентов: пролистать до конца учебника и убедиться, что все сходится. Но Эмма Свон — не учебник, в котором можно посмотреть последнюю страницу. И решебника для Эммы Свон тоже нет. Эмма — крепкий орешек, а не раскрытая книга, как многие из людей, и поэтому Реджине пришлось потрудиться. Она перепробовала многое: намеки, подколы, песни, игры, вопросы, визуальный контакт, физический. В какой-то момент Реджине казалось, что Эмма ее понимала, но потом это куда-то ускользало. Надо было больше ночных бесед после их вылазок, больше этих прикосновений, больше близости с Эммой! Ко всему прочему ей попалась на глаза эта папка Бланшар, в которой все было написано как назло — про Эмму и про все, что касалось ее, Реджины. Только во всем этом был большой недостаток — не было ее самой. Реджина все переживала, что до конца этого класса ей не успеть, и она так и не осмелится ничего сказать. Она поторопилась. Вчерашнее было лишним. Но зато теперь она хранит эту фразу в себе: «мне нравишься только ты». Вот только Эмма сказала это, когда была абсолютна невменяема. Помнит ли она сама свое признание? Если нет, то что делать? А если да? Реджина опять посмотрела на спящую Эмму. Она уже перебиралась через нее туда-обратно сотню раз. Когда она уже проснется? Вдруг Эмма зашевелилась, и тут Реджина с испугом поняла, что не готова ни для какого из вариантов. — Реджина? — сонные глаза нашли первое, что увидели. — Что происходит? Который час? — Уже начало третьего. Скажи, что ты выспалась! Я схожу с ума тут одна. Эмма попыталась приподняться, но тут же завалилась обратно: — О, блин, голова просто кошмар. — Выпей чаю. И таблеток. Эмма благодарно отпила глоточек, вглядываясь непонятно куда: — А что вчера было вообще? — Ты ничего не помнишь? — попыталась улыбнуться Реджина. Эмма задумалась и посмотрела прямо на Реджину: — Я помню кое-что. Господи, я надралась, да? Реджина, скажи, что я не сделала никаких глупостей! — Ну, вообще-то ты сделала кое-что опрометчивое. — Что? — Эмма понимала, что могла сделать только одну настоящую глупость, на которую ее подбивала Мэри Маргарет весь предыдущий день. — Ты рассказывала парням, которые не знают и начального курса биологии, о том, что такое девственность и прочие интересные вещи. Эмма закрыла лицо ладошками и рассмеялась в них от облегчения. Тут же она поняла, что находится в одном нижнем белье и безотчетно натянула одеяло выше. Она подняла взгляд на Реджину, быстро соображая, как она оказалась без одежды, и густо краснея. — Реджина, я совсем напилась, да? — Все в порядке, Эмма. Не переживай. Попей чай. А потом посмотрим что-нибудь, как и хотели. Еда нас тоже ждет, если ты голодна. Я пойду принесу ее в гостиную. Реджина вышла из комнаты, чтобы дать Эмме одеться и прийти в себя. Да и Реджине это сейчас не помешало бы. Черт, что же делать? Она не может все это так спустить. Такой потрясающий шанс! И что? Трясти Эмму за плечи, пока та не вспомнит всего вчерашнего вечера? — Хей, Реджина, что хочешь смотреть? — Эмма только накинула длинную клетчатую рубашку и теперь стояла у полки кассет и дисков. — Выбирай ты. Реджина пробежалась глазами по перечню. На самом деле, ей это было не важно, хотя некоторые из них заманивали картинками: пара женщин, весьма провокационная поза. Она заметила это уже с первого визита в эту квартиру, и теперь какой-нибудь из этих фильмов пришелся бы весьма кстати. Но сейчас ей это было не важно. Все, что было важно — сама Эмма и этот день. Она просто ткнула наугад. — Ты уверена? Но ты даже обложку не почитала. — Пусть будет сюрпризом. Не люблю спойлеры, — Реджина уселась на пол, прислоняясь к дивану, пока Эмма готовила все к просмотру. Наклонившись, она схватилась за голову и ругнулась. — Как твоя голова? Помогли таблетки? — поинтересовалась Реджина. — Не знаю, — простонала Эмма, — наверное, еще не дошли. — Давай, я помассирую тебе шею, должно помочь. Реджина похлопала рукой перед собой, приглашая Эмму присесть. Эмма посмотрела на это место: прямо между ее ног, между ее разведенных бедер. — Садись, я не кусаюсь. Будет лучше, обещаю. Эмма села, устраиваясь и раздумывая над тем, что происходит. А что-то определенно происходило. Как будто Реджина стала немного другой. Что случилось? — Эмма, ты можешь расстегнуть верхнюю пуговицу? Она безмолвно выполнила просьбу, и тут же Реджина приспустила рубашку с ее плеч, скользнув по ним теплыми ладонями: совсем немного, чтобы полностью оголить шею. Реджина бережно собрала ее волосы и убрала их за плечо. Смутно Эмма вспоминала, что вчера Реджина проделывала то же самое. Неужели ей было настолько плохо? Она попыталась отделаться от плохих воспоминаний, потому что сейчас ей хотелось запомнить только это — только хорошее. Реджина опустила руки на ее плечи, большими пальцами начиная массировать основание шеи, и почувствовала напряжение. Да, Эмма и правда была крепким орешком. — Эмма, если ты расслабишься, будет приятней. Реджина легонько сжала пальцами там, где было твердо, и Эмма опустила плечи, выдохнув и сбрасывая напряжение. Ладони ее уткнулись в мягкий ворсистый ковер и нашли покой там. — Если будет больно, скажи. Хорошо? — продолжала Реджина. — Мне не больно. Мне хорошо. Эмма закрыла глаза: ей и правда было очень хорошо. От одной только мысли, что Реджина ее трогает, ей было замечательно. Но и от самих прикосновений ей тоже было очень приятно: круговые движения вверх и вниз по всей шее, и она опустила голову, не сопротивляясь этому. Постепенно пальцы спустились чуточку ниже, надавливая на первый позвонок, и Эмма чуть прогнулась в спине, поддаваясь и этому движению. Реджина опять скользнула вверх по шее, слегка забираясь пальцами сквозь волосы к затылку, нежно, без давления. Эмма выдохнула, и руки ее вцепились в ковер. Заметив эту реакцию, Реджина продолжила движения, уже всеми пальцами забираясь глубже в волосы, к коже. Она не стеснялась. Тем более, Эмма была предупреждена. Руками Реджина чуть сжала волосы Эммы и потянула на себя: совсем чуточку, но эффект был незамедлительным. Эмма еще раз выдохнула, и плечи ее от вдохов стали вздыматься чаще. Реджина удовлетворенно улыбнулась. Ей хотелось, чертовски хотелось удостовериться, спросить у Эммы напрямую, нравится ли ей это самой. Но она боялась ее спугнуть. Реджина опять спустилась ниже, переходя от шеи к спине, массируя чуть активнее, погружая пальцы в кожу, в такт дыханию Эммы. Ей хотелось сорвать эту рубашку, пройтись по всей спине до самого копчика, пробежаться вдоль позвоночника, чтобы увидеть, как вся Эмма выгибается под ее руками. Она придвинулась ближе. Что, если она сама расстегнет ей еще одну пуговицу? Реджина выдохнула Эмме в плечо, собираясь осмелиться на это движение. Но, кажется, Эмма сама угадала ее намерения и расстегнула еще пару пуговиц. Почти тут же Реджина приспустила рубашку еще ниже. Топ мешал ей, и она спустила лямочки, полностью оголяя плечи Эммы и приступая к делу: обхватить их, держать в своих ладонях, мять. Эмма отдалась в эти руки, расправляя плечи, прогибаясь. Все ее тело тянулось к Реджине, к ее рукам. Спиной Эмма чувствовала тепло Реджины, исходящее от ее тела, прямо оттуда, между разведенных ног, и эта мысль сводила ее с ума. Она с трудом контролировала свое дыхание, пальцы чуть не вырывали махровые ворсинки из ковра, и руки опять напряглись. — Эмма, расслабься, так будет лучше, — послышалось прямо над ее ухом. Реджина шептала губами прямо рядом с ее лицом. Эмма чувствовала это: ее дыхание, ее запах. Даже с закрытыми глазами она чувствовала близость Реджины. Она опять расслабилась и тут поняла, что ее бедра тесно сжаты. Они не хотят расслабляться. Эмма открыла глаза и запаниковала. Должно ли ей быть настолько хорошо? На экране что-то происходило, и только тут до нее дошло, что ни она, ни Реджина давно ничего не смотрят. Руки на ее плечах опять застыли в немой просьбе расслабиться, и она вновь закрыла глаза. Отключить все остальное. Раствориться прямо в ее руках, в этих движениях. Пальцы неожиданно проскользнули вглубь под рубашку насколько можно ниже и вернулись вверх. И еще раз, но только кончиками пальцев, едва касаясь ногтями. Скользящие, дразнящие движения, рождающие в Эмме дрожание, внутреннее напряжение. Она не выдержала, и наружу вырвался короткий четкий стон. «Черт!» Эмма замерла. — Эмма, тебе было хорошо? — через выдох спросила ее Реджина, и голос ее казался необычно низким. — М-хм, — только и промычала Эмма, радуясь, что свет они выключили заранее.

***

— Я провожу тебя, — настаивала Эмма. Ей не хотелось отпускать Реджину, но той уже было пора. Обе молчали, пока Реджина собирала вещи. Эмма следила за каждым ее движением: дыхание все еще не унималось, страшно хотелось курить. По дороге они тоже шли молча, до самого поворота к огромному особняку, где им пришлось расстаться. — Хороший был фильм, да? — с улыбкой спросила Реджина на прощание. — Замечательный, — быстро отреагировала Эмма, уже смелее глядя в глаза Реджине. — Досмотрим как-нибудь? — Конечно, — все та же лукавая улыбка. — Как твоя голова? — Гораздо легче. Спасибо, — выдохнула Эмма. — Я твоя должница. — Договорились. Они все еще стояли, не трогаясь с места. Эмме хотелось сделать что-нибудь на прощание: тронуть за руку, за плечо, что угодно. Но Реджина опередила ее, положив руку ей на плечо и слегка сжав. — Пока, Свон. — До встречи, Реджина.

***

Что это было? Что, черт побери, все это было? Эмма быстро шагала обратно к дому, выкуривая одну за другой. Она зашла в квартиру и кинулась в свою комнату, на этот диван, где еще пару часов они лежали вместе. А она спала и столько всего упустила. Вчера ночью Реджина раздевала ее своими собственными руками. А сегодня она этими же руками делала с ней… Что она делала? Как это называется? Ну, уж точно не дружеский массаж. Тело до сих пор горело, особенно там, под джинсами. Эмма со стоном завалилась на диван, лицом утыкаясь в подушку с ее запахом, закрыла глаза и вызвала недавние воспоминания. Пальцы, скользящие по ее коже, вырывающие из нее выдохи и тот стон. Черт, как же было хорошо! Спина сама прогнулась, а руки забрались под живот. Эмма расстегнула пряжку ремня, смутно вспоминая, как Реджина вчера проделывала с ней то же самое. «Я хочу тебя раздеть, Эмма». Она задышала чаще. Волна возбуждения подобралась к самому горлу, и она опять застонала. Запустить руку дальше, прямо в джинсы, пробраться пальцами под трусы, проскользнуть. Она вспомнила жар, исходящий от Реджины, которая почти касалась ее своими разведенными бедрами. Которая шептала ей на ухо, призывая расслабиться. Вот только тело напряглось еще больше, пока она не жалела себя, ускоряя движения пальцами. Все случилось быстро: острый оргазм отозвался везде, и тело расслабилось. Но хотелось еще. Реджина в ее воспоминаниях все еще шептала ей расслабиться. Эмма вскочила с дивана и достала рисунки из своего тайника, раскидывая их на простыни. Она хочет смотреть на Реджину, пока делает это. Вот этот самый бесстыдный рисунок подойдет: там, где Реджина лежит на ее диване, призывно раздвигая ноги. Рука опять пробралась под белье, пока она рисовала Реджину в своей голове в других позах, еще более развратных, насколько ей хватало смелости. Хотелось потрогать Реджину, но под рукой лежали только рисунки. Эмма схватилась за ту самую подушку, сминая пальцами ее мягкость. Реджины не хватало. Эмма вызывала другие воспоминания, и перед глазами возникла ее шея, беззащитная, открытая. Прикоснуться к ней пальцами, губами, провести языком. Услышать ответный стон. Рука Эммы напряглась, врезаясь в края джинсов, пока пальцы под ними ускорялись. Еще, ей хочется еще! «Если ты расслабишься, будет приятней», — прозвучал вкрадчивый голос Реджины почти в ее голове, и Эмма осела, падая на подушку. Рисунки валялись по всему дивану. Она все еще тяжело дышала. Голова опять раскалывалась, но телу было очень хорошо. Так хорошо ей не было еще никогда.

***

Реджина торопилась в свою комнату. Мать встретила ее спокойно, а значит, можно было заняться своими делами. В ванной. Срочно. Скинув одежду, она включила душ и открыла кран в раковине, чтобы не было слышно абсолютно ничего. Теплая струя окатила тело, которое нетерпеливо просило разрядки. В ее голове Эмма все еще выгибалась под ее руками. И этот стон, этот сладостный стон. Она проделала бы это еще миллион раз, лишь бы услышать его опять. Ведь Эмме точно было хорошо. Намыленные руки скользили по телу. Реджина не стала себя дразнить, сразу перейдя к основному. Тем более она тревожилась, что в любой момент ее могут прервать. Отвлечься от этого, забыть, уплыть мыслями туда, где они сидели с Эммой на полу, где голые плечи расправлялись под ее руками. Реджина присела, и бедра напряглись. Сегодня она уже чувствовала это: ей так хотелось сжать их, пока Эмма все ближе клонилась к ней. Обхватить Эмму ногами, погрузить пальцы глубже в кожу. Пусть бы Эмма вскрикнула, так же несдержанно, как вырвался этот стон. Она ведь стонала, точно стонала. Реджина еле сдерживалась, чтобы самой не вскрикнуть. Не выдавать себя, прибавить воды в кране. Ноги дрожали от напряжения, пока пальцы проделывали знакомые движения. Ей не хватало контакта, не хватало самой Эммы. Свободной рукой она схватила себя за грудь, почти впиваясь в кожу ногтями. Как же не хватает Эммы. Между ее ног, на ее коже, в ее волосах — везде. «Мне нравишься только ты, Реджина». — И ты мне тоже нравишься, Эмма, — еле слышно проговорила Реджина под шум воды. Водопад уводил ее из реальности туда, где, лежа на диване, Эмма пробиралась рукой в ее волосы, и пальцы ее дрожали. «Она хочет тебя!» Об этом кричал ее раздевающий взгляд, пока Реджина танцевала для нее. Пока Эмма прижимала ее к себе, когда они курили вместе, кутаясь в пуховик. И тогда ее пальцы тоже подрагивали. Реджине так хотелось коснуться этих пальцев губами. Частое дыхание вырывалось из нее, и Реджина прикрыла рот рукой, чтобы не выдать себя. Языком она проскользнула по подушечкам пальцев, представляя как ласкает Эмму, как открывается ее рот, и Реджина пробирается в него языком, заполняя. Ей хотелось заполнить Эмму полностью, ах, как же ей хотелось! Реджина кусала собственные губы, представляя стонущую под ней Эмму, пока рукой хваталась за край ванны. Ноги совсем дрожали, и она осела, содрогаясь. Еще, еще немного! Мягкая волна накрыла ее, и она медленно опустилась. Звуки воды возвращали ее в реальность, душ, валяющийся под ногами, обдавал ее теплой струей. Она уселась в ванную, смачивая волосы. Она тут долго пробыла, надо было создать видимость на всякий случай. Закутавшись в халат и поднимая вещи с пола, Реджина вышла из ванной. Надо поговорить с матерью, убедиться, что все хорошо. — Ты говорила с кем-то? — спросила ее Кора, как только та вошла в гостиную. — Что? — Реджина не совсем понимала, о чем идет речь. — В ванной. Мне показалось, ты сказала что-то. Реджина подавила эмоции и с каменным лицом произнесла: — Душ стал горячим. Я ругалась на него. — Не стоит ругаться, Реджина. Ты же не сапожник какой-нибудь, — улыбнулась ей мать. — Да, я знаю. Это вышло случайно. Извини.