***
«Привет. Так давно уже не писала, отвыкла даже. Не поверишь, где я сейчас! В самом лучшем городе земли, в твоем любимом. Здесь жуткая тоска, но дорогу опять завалило, так что автобусы не ходят даже по самому Сторибруку. Как только рейсовые начнут ходить, уеду первым же автобусом до ближайшей станции. Я остановилась в гостинице, хотя папа обиделся. Не знаю, как ему объяснить, что даже думать не могу о том, чтобы остаться там дольше, чем на три часа. Представляешь, тут открыли ту старую гостиницу и даже вайфай сюда провели. Такими темпами он и правда станет лучшим на земле. Вчера я прогуливалась по парку, и меня опять накрыло. Просидела на лавочке, пока руки не замерзли. У меня, представляешь? А ведь это ты мерзлячка. Все это очень странно, Эмма. Я опять чувствую дикую тоску. Как ты там, в своем Бостоне, интересно? Читала, что там тоже суровые зимы могут быть. Как-нибудь я и сама проверю. Знаешь, если ехать на поезде, то я проезжаю как раз мимо Бостона. За окном опять валит снег. Начался новый год, а все то же самое. Это Рождество было ужасным. Поскорее бы уехать. Только еще раз навещу отца. Он сказал, что у него для меня какие-то важные новости, которые он хочет сказать лично. Если они опять заявят, что разводятся, я зааплодирую ему стоя и пожму руку. Ума не приложу, как она опять его себе заполучила? Хочу изменений, жду их как весны, которая все никак не наступит. Когда-нибудь все это случится, рано или поздно». Реджина захлопнула ноутбук и уставилась в окно. Родные улицы. Снег почти стеной. В отеле стены такие тоненькие, что слышно телевизор из соседнего номера. Кого еще сюда занесло? Кто здесь остановился? Реджине вдруг вспомнилось, как из-за стенки она привыкла слышать другие звуки. Ругань. Дикость. Заткнуть бы уши. Давно, все это было так давно. Но каждый раз, когда она приезжала домой на какой-нибудь праздник или по большой просьбе отца, то эти ощущения разом накатывали на нее. Вдруг захотелось включить музыку, чтобы заглушить ею даже спокойное бормотание телевизора. Она потянулась к телефону, но сигнал вай-фая куда-то делся. Реджина включила радиоприемник, и местная радиоволна принесла что-то старое, будто время в этом городе отставало на пару-тройку лет. Так было всегда, так остается и сейчас. Стинг пел что-то печальное, пока Реджина ворочалась на гостиничных простынях, пропахших стиральным порошком.***
Реджина остервенело чистила зубы, сплевывая и снова принимаясь их нещадно тереть. Жужжание бритвы стоящего рядом Дэниела слегка заглушало ее мысли, которые просто разрывали голову. Он сдал сессию, так что можно было сбрить щетину, что наросла за время экзаменов. Да и тем более, Реджина не любила «эти колючки». Он наблюдал в зеркало, как она чистит зубы, глядя в свое отражение, как будто там была не она, а заведующая методической частью. — Реджина, ты так сломаешь щетку, — пошутил Дэниел, выключая бритву. — Или зубы. — Не смешно! — сплюнула Реджина в раковину. — Да чего ты так злишься на него? Что он подарил тебе подарок раньше дня рождения? Да это же просто условности! — Дэниел, ты не понимаешь, — тяжело выдохнула Реджина. — Это же мэрс, черт бы его побрал! — Вот именно, мэрс! Если бы мне папа такой подарил, я бы не жаловался. Дэниел покачал головой, и Реджинин раздраженный взгляд теперь впился в него. — Послушай, это же отличный подарок от родителей. Тем более, для статуса тебе подходит. Приедешь на практику вся такая на мэрсе. Круто! — улыбался он ей своим отбритым лицом. — Да это же очень дорого! Не нужно мне таких подарков. Тем более от отца. — Знаешь, не всем так повезло с родителями, как тебе, — серьезно произнес он, и она завершила эту дискуссию молчанием. Все равно он ее не поймет. Надо бы встретиться с Бэллой. Они опять отложили встречу. Реджина воткнула щетку в стакан и потянулась за кремом, но вспомнила, что большая часть вещей осталась в квартире кампуса университета. — Чертов крем, — прошипела она. — Когда ты уже все вещи перевезешь ко мне, жена? — весело подмигнул Дэниел, и Реджина немного смягчилась. — Завтра. Загружу все в мэрс и приеду, — саркастично выдала она. Самое главное было при ней: принадлежности для сна, документы к практике и ноутбук. Вот он как раз был кстати. — Ты пойдешь ко мне? — похлопал Дэниел по постели рядом с собой. — Две недели уже не виделись. — Мне надо прорепетировать еще раз, — устало произнесла она. — Сил пока нет ни на что другое. Новый семестр, практика, дипломная работа. Много дел, мало времени, сил вообще нет. Оставляя раздосадованного Дэниела в спальне, она ушла на кухню и прикрыла двери за собой. «Привет. Ты не представляешь, что натворил мой отец! Подарил мне машину, как будто бы на день рождения, который будет-то еще не скоро. Черт! И, конечно же, он сделал это от них обоих, «от любящих родителей». Я злюсь на него и на мать тоже. Не нужны мне его подарки! Где он был в те дни рождения, когда его так не хватало? Все эти годы, когда мы жили без него? Не нужны мне его машины и деньги тоже не нужны. Не нужно это все, чем он пытается прикрыться. Хочу, чтобы он вслух это сказал! Зачем он опять сошелся с матерью? Не могу видеть, как она опять пьет из него жизнь. Чтоб тебе пусто было, мама! Ну ничего, вот доберусь до практики!» Реджина вдруг вспомнила, что собралась повторять речь для интервью. Ноутбук захлопнулся, и перед ней оказались бумаги с текстом. Дэниел, наверняка, уже спит. Она встала перед столом, как перед первой партой, расправила плечи и начала вступительное слово, улыбаясь невидимым зрителям. Они примут ее, у них не было выбора. У нее рекомендации от самых громких фамилий профессорского состава университета. На рекомендациях печать, поставленная заведующей методической частью.***
Мисс Тинкер посматривала, как Реджина прокручивает кольцо на пальце. Та не была у нее на приеме еще с прошлого года, и приходилось заново ее раскачивать, как будто встретились в первый раз. Они успели только обменяться парой фраз, чтобы выяснить, что Реджина опять не смогла ничего высказать матери, как планировала, и чтобы узнать, как вообще у нее идут дела. Почти что по-дружески. Реджина к такому не привыкла. Она сидела и крутила кольцо, пока отвечала на странные в такой обстановке вопросы. — Поздравляю, кстати! — ни с того, ни с сего вдруг воскликнула мисс Тинкер. — С чем? С практикой? Да этого стоило ожидать, — улыбнулась Реджина победно. — И с браком. Я же правильно понимаю? — указала мисс Тинкер на руку Реджины, и кольцо на пальце перестало крутиться. — Да, точно, — спохватилась Реджина. — Я почти забыла. То есть, почти привыкла. Вообще-то, она не за этим сегодня пришла. Она перечитала последнее письмо, что написала еще в Сторибруке после новогодних каникул, и ощущения вместе с выпавшим там снегом навалились на нее уже здесь, в Нью-Хейвене. — Я хочу поговорить про маму. Точнее, про свои ощущения, когда я оказываюсь дома, и про то, как с ними справляться. Может, вы мне подскажете что-нибудь? Мисс Тинкер приготовилась фиксировать ключевые моменты, взявшись за блокнот и ручку. Реджина пыталась вспомнить, как все это было: оказаться там еще раз. — Может, это все из-за дома, я точно не знаю. Он остался таким же, понимаете? Мама ничего там не меняла с тех пор: мои грамоты в позолоченных рамочках висят на стене, все эти картины, наши семейные фотографии. Папа просит меня остаться каждый раз. Для него это все по-другому. Я не могу ему объяснить, что не хочу даже подниматься в свою комнату, даже смотреть в эту сторону не могу. Я считала, специально считала, сколько я продержусь. Три часа — максимум. Вот мы сидим на кухне, ужинаем. Иногда действительно бывает мило, что странно с другой стороны: мать держит при себе свои колкости, папа шутит, и мне кажется, что все может быть хорошо. Но потом… — Реджина замялась, сделав передышку, — потом я встаю из-за стола, и мне кажется, что сейчас я должна буду пойти в свою комнату. И меня словно выталкивает из реальности. Реджина замолчала, глядя в никуда: детали кухни встали перед ней, как будто это было в соседней комнате, и она из нее только что вышла. — Боже, она даже шторы не сменила! — воскликнула она. — И эти разговоры про то, что я поступила не туда, куда она хотела — они постоянно всплывают. И мне ее не переспорить, понимаете? И все! Я опять как будто в школе, а мама отчитывает меня за четверку или за то, что я скрыла, где была на самом деле. И потом мне снятся эти странные сны… — Какие именно? — перенаправила ее мисс Тинкер. — Мне снится мать, и она маленькая. В размерах, я имею в виду, меньше меня физически. Я стою выше или я больше, что-нибудь в таком роде. И она замахивается на меня, как обычно, чтобы ударить, но не достает. Сначала мне хорошо от этого, но потом я оборачиваюсь, и понимаю, что заперта в этой комнате. С ней. Я…я пытаюсь проснуться, кричать во сне, но задыхаюсь. Так и просыпаюсь, — закончила Реджина. — Реджина, скажите, вам обязательно туда приезжать? Бэлла не должна была этого говорить, сама понимала. Ее задача состояла в другом. Но каждый раз было тяжелее себя сдерживать. Реджина задумалась: — Знаете, я сама себя иногда спрашиваю об этом. На первом курсе я вообще ни разу там не была. Но потом папа написал, что они сошлись обратно, и у меня появилась слабая надежда на то, что, может быть, мама изменилась. Я даже обрадовалась сначала. Реджина помолчала. — Но когда я приехала, то поняла, что ошиблась. Люди не меняются. Такие, как мама — точно. Может, мне все это нужно, чтобы как-то смириться с этим? — спросила она у мисс Тинкер. — Как думаете? Может, мне хочется это победить? Чтобы больше не бояться? — То есть, вы планируете еще раз туда поехать? — В любом случае, в будущем я хочу быть в этом штате. Может, даже в этом городе, пока не ясно. Мисс Тинкер бросила на нее любопытный взгляд. — Я хочу продолжить свою практику там, в администрации штата, — пояснила Реджина, и мисс Тинкер отложила ручку в сторону. У нее были подозрения на этот счет и раньше, но вот, наконец, они и подтвердились. Как-то к этому надо подступиться, пока не поздно. — Реджина, у меня для вас новое задание помимо того, что вы делаете. Вы же все еще его делаете? Мисс Тинкер знала: Реджина любит выполнять задания, а еще больше любит выполнять их на отлично. Вот с этим они и поработают.***
«Привет! Ты не представляешь, что мне задала делать мисс Тинкер! Иногда я задумываюсь: она вообще психолог? На самом деле, мне с ней очень хорошо. Не то, что с тем козлом. Мое новое задание — прогулять пару. А потом провалить контрольную точку, специально. Можешь представить? Я не могу. Только думаю про это, и мне уже жутко. Но очень любопытно с другой стороны. Прогулять. Провалить задание. Интересно, ты все так же прогуливаешь? Судя по фотографиям твоего друга, достаточно :) С тобой я бы легко это выполнила. Да, что я чувствую: увлечение и интерес. Это относится к категории радости».***
— Эта твоя Бэлла какая-то ненормальная, — все еще недоумевал Дэниел после того, как услышал, что Реджина собирается из-за нее сделать. — Она точно психолог? Ты же не будешь прогуливать пару? Тебе не кажется, что она немного того? — покрутил он пальцем у виска. Дэниел готовился к выходу, выглаживая рубашку. Но Реджина все еще оставалась в домашнем, равнодушно пропуская все мимо ушей и вчитываясь в книгу. Она предполагала, что у него будет такая реакция. — Передавай привет нашей преподше по праву, — только и сказала она, переворачивая страницу, и Дэниел игриво улыбнулся: — Ревнуешь? Реджина оторвалась от книги и уставилась на него изучающим взглядом: ему бы хотелось, наверное. Она усмехнулась в ответ: — Тебе с ней все равно не светит. — Почему это? — сощурился Дэниел, заправляя рубашку в брюки. — Она, что ли.? Ну, ты понимаешь, такая. — Какая «такая»? Слово «лесбиянка» что ли не знаешь? Дэниел бросил на нее осторожный взгляд. Они обсуждали бисексуальность Реджины как-то раз, когда совсем напились в «Королевстве», но на этом тему закрыли. Он молча нахмурился. — Дэниел, ты что, сам ревнуешь? — рассмеялась Реджина. — Не знаю я ничего про нее, остынь уже! Видел бы ты свое лицо. — А твоя мисс Тинкер, она кто? — спросил он аккуратно, заканчивая сборы. — Я откуда знаю. Она же мой психолог, а не я ее. И вообще, это не важно. Ты опоздаешь на пару, — заметила она. — Не верю, что ты прогуляешь. Кто-то займет твое место за первой партой, — сделал он последнюю попытку, но Реджина только усмехнулась. — До встречи, Дэниел. Дверь закрылась. Реджина продолжала читать книгу, но дальше следующей страницы не шло. Может, Дэниел был прав в чем-то? Нет, конечно нет. У Реджины были свои догадки, почему Бэлла дала ей такое задание. Она посмеет прогулять пару, ничего такого страшного с ней не случится. К тому же, у нее есть дополнительные баллы с прошлой пары по этой дисциплине. А как же ее группа? Журнал? Заведующая методической частью? Да справятся они без нее! Это всего лишь полтора часа лекции, к тому же, не такой интересной. Она и так уже знает этот материал. Реджина отбросила книгу и подошла к окну. Интересно, Дэниел уже далеко ушел? Надо занять чем-то свою голову, все дело в этом: чтобы мысли ушли подальше. От мисс Тинкер у нее было еще одно задание: сделать запись в дневнике на любую из предложенных тем. Реджина заглянула в телефон, выискивая заметку с прошлого сеанса, где были забиты темы, игнорируя смс от Дэниела. Опять, наверное, дразнит ее с первой партой или с преподавательницей. Так, что тут у нас? Она пробежалась по темам и выбрала «власть», открыла ноутбук и приготовилась писать. Так забавно: будто она опять в школе, пишет сочинение, выплескивая туда мысли, которые достанутся только одному человеку — учительнице литературы, мисс Френч. Интересно, как она там поживает? Только теперь эти мысли не достанутся никому, а так и останутся лежать в папке «сохраненные». Так даже легче: никаких оценок, никаких чужих ожиданий. Реджина размяла пальцы. «Итак, власть. Тут должна идти какая-нибудь пафосная цитата, но пропустим эти формальности. Я знаю, со словом власть у многих возникают дурные ассоциации. Это слово пугает. Например, кто-то представляет себе беззаконие, полномочия, доступные одним и неведомые другим. Да, так может показаться, потому что многие люди, дорвавшиеся до власти, — жадны и ненасытны в своих желаниях. Но если откинуть человеческое, то власть остается только инструментом, только технологией в мире хаоса. Власть — это порядок, расставляющий все по своим местам. Разумеется, у власти, как и у любого инструмента, должны быть свои настройки: сменяемость, избираемость, контроль со стороны». Реджина сделала паузу и задумалась: звучит как-то суховато. Это все равно никто не будет читать, она может добавить сюда кое-что личное. «Помню, как я поняла, что такое власть. Мама преподносила мне это через свою так называемую любовь и заботу. Первый раз, когда она ударила меня по-настоящему. Наверное, она также думала, когда управляла школой: забота. Она заполучила этот инструмент с трудом, но пользовалась с упоением. Для нее власть была страхом других. Было приятно видеть, как она этого лишается. Для кого-то власть — это авторитет, и многим это достается случайно. Но вот авторитет в твоих руках, как волшебная палочка, и все тебе верят. Помню, как учитель истории мог наврать о том, чего не знал, и все ему сходило с рук. Потому что он Учитель с большой буквы, а мы — всего лишь его ученики, которые верят каждому слову. Не всякий будет перечить. Еще я помню момент, когда власть стала моим спасением. Да, она может расставить все по своим местам. Это был первый курс, когда я впервые узнала про себя то, чего никогда не слышала в городе, в котором прожила всю свою жизнь. Я услышала, как другие первокурсницы обсуждают меня, и это слово слетело с чьих-то губ и полетело прямо в мою спину. «Грязные латиносы». Та девушка задавалась вопросом, что я вообще забыла в этом месте, в престижном университете, в одной с ней группе. Это квота, решила она для себя. Конечно, как же иначе? Она не смогла сказать это открыто, прямо в мое латинское лицо, недостаточно белое для нее. Решение пришло быстро — стать старостой: отмечать прогулы, контролировать наше расписание вместе с заведующей методической частью, принимать решения на сборах других старост. И сразу отношение ко мне поменялось. И вот я больше не из «грязных латиносов». Противно было видеть, как она скакала передо мной на задних лапках. Приятно было докладывать о каждом ее прогуле. Власть — это не страх и не авторитет, это всего лишь инструмент. И мой любимый инструмент для власти — информация». Реджина опять прервалась, мельком пробегаясь по написанному и оценивая саму себя. «Почти как по Веберу», — довольно заметила она. [*] Пятерка, не иначе. Она бросила взгляд на часы. Время пролетело незаметно, скоро будет другая пара, и ее она пропускать не собиралась. Задания заданиями, но то, что она заслужила таким трудом, упускать было нельзя.***
— У всех лесбиянок так же с порядком в доме, как и у тебя, Эм? — пошутил Мэрлин, пользуясь моментом, когда Лили удалилась на кухню принести им чего-нибудь выпить. Он был в доме Эммы и Лили всего несколько раз, но каждый раз картина была похожей. — Мэрлин! — зашипела Эмма в его сторону и обернулась проверить, не услышала ли его Лили. — Ты же не хочешь портить нам всем выставку? — Что вы там шепчетесь? — спросила Лили, вернувшись с кухни со стаканами и бутылкой сока. — Да так, неважно, — ответила Эмма прежде, чем Мэрлин успел открыть рот. Но тот не остановился на начатом. — Я просто интересуюсь, как так вышло, что Эмма привезла сюда не только свои вещи, но и свой бардак, — вставил Мэрлин. Он вовсе не считал это чем-нибудь оскорбительным, да и с Эммой они над этим частенько смеялись раньше. Почему сейчас она была такая напряженная, оставалось для него загадкой. Он перевел взгляд на Лили. Она-то хоть оценит его шутку? Та улыбнулась, скорее из вежливости, и ответила вполне серьезно. — Если ты про те коробки, что в углу, то я с тобой согласна. Я уже столько раз говорила Эмме, чтобы она с ними разобралась, и каждый раз слышу от нее, что… — Что попозже я обязательно разберу их, просто сейчас нет времени, — продолжила Эмма занудным голосом. — Вот так и говорит, — развела Лили руками. — Мэрлин, скажи ей, что эти коробки смотрятся ужасно. И что с ними пора покончить. Мэрлин думал недолго. — Эмма, — проговорил он странным басом, выставив руки в бока, — тебе пора убраться в своей комнате. Иначе никаких мультиков. Эмма рассмеялась, чуть сок не расплескала. Только вот Лили что-то никак не реагировала. — Нет, правда, у нас сейчас нет времени, — перешла Эмма на серьезный тон. — Выставка сейчас откроется, нам надо успеть, пока не стало совсем людно.***
Как они не старались, толпы им было не избежать: почти весь поток, представители некоторых СМИ, приглашенный фотограф — все пришли на выставку работ учащихся колледжа. Обычно такое устраивалось после окончания семестра в начале нового: старшие курсы представляли работы, которые отобрала комиссия. Скоро выставка закончится, и сам мистер Бауэрман обязательно толкнет какую-нибудь восторженную речь. Закатывая глаза, разумеется. Мэрлин отстал от Эммы и Лили, с кем-то заболтавшись, и видел эту сцену со стороны: как подошел фотограф, как щелкнула вспышка, как Лили обернулась и дала понять тому фотографу, что без разрешения такого делать не стоит. Он, бедняга, чуть пленку не вытащил прямо тут же при ней. Эмма стояла рядом, остолбенев. Мэрлин поспешил в их сторону, чтобы разрядить обстановку, но Лили сама куда-то отошла, оставляя ошарашенную Эмму одну. — Все нормально, сестренка? — обратился Мэрлин к ней. — Да, все нормально, — смущенно пробормотала та. Она уткнулась в картину, будто внимательно ее изучая. — Так что там у вас с коробками? — решил Мэрлин отвлечь Эмму от недавнего инцидента. — С коробками? — не сразу поняла Эмма. — А, ты про те коробки в зале! Да ничего такого. — Она про них три раза за вечер сказала. Я не думаю, что тут нет ничего такого. — Да короче, — Эмма обернулась по сторонам, но не увидя Лили близко, начала: — Мы стали разбирать эти коробки вместе сначала, а там мои старые вещи еще со школы: рисунки там, тетради, диски. И она стала расспрашивать, кто там на рисунках. Приревновала она, что ли, — Эмма покривила лицом, — но я, кажется, все ей нормально объяснила. — Чего ты их не выкинешь? — Ты что, Мэрлин! Это же мои рисунки! Как я могу их выкинуть? — А что там на них? Эмма опять принялась разглядывать очередную работу на стене, еле бормоча: — Да так, просто моя бывшая. Мэрлин уставился на нее, всем своим видом обращая на себя внимание в полнейшей тишине. Когда взгляд стал совсем невыносимым, Эмма обернулась, встречая его предупреждающее лицо: — Ну что?! — Выкинь все это. Или лучше увези ко мне. Добром это не кончится, сестренка. Эмма не успела ответить, как подошла Лили. — Все в порядке? — обратила к ней Эмма все свое внимание, и та кивнула в ответ. — Извини, что сорвалась на него при тебе. Не люблю назойливых. Куда потом попадут эти фотографии? — оглядывалась она по сторонам.***
Лили уехала раньше, не смогла вытерпеть толпы. В этом они с Эммой были похожи, и если бы не Мэрлин, то Эмма слиняла бы вместе с ней, не дождавшись конца. Но они дождались речи Бауэрмана, отсидели пять минут ради приличия, угостились едой с фуршетного стола, набив рты, стараясь не смеяться, чтобы ничего не вывалилось, и тихонько юркнули за дверь. Эмма провожала Мэрлина, поскольку жил он совсем близко, подобрав квартиру еще тогда, когда поступал в Массачусетский колледж. Так что шли они пешком, несмотря на совсем не прогулочную погоду. Кутались в пальто, прячась от январского ветра, который не жалел никого. Мэрлин пытался закурить пару раз, но сигарета быстрее тлела, чем курилась. — Ненавижу этот тупой январь, — выругался Мэрлин, когда вторая сигарета закончилась в несколько тяг. — Что? — с усилием прокричала Эмма. Ветер свистел в ушах, и пришлось надеть капюшон, но лишиться при этом слышимости. — Январь я ненавижу всей душой! — проорал Мэрлин, и Эмма кивнула ему в ответ. — Пойдем ко мне зайдем! Эмма глянула на сотовый. Пропущенных нет, время еще было, и она кивнула еще раз.***
— Отношения — странная хрень. Все сначала такие милые, пушистые, а потом из людей вылазит все, что они так тщательно прятали сначала. Слова Мэрлина звучали в такт постукивающей чайной ложечке в чашке с чаем. — Я не знаю, Мэрлин. Не у всех же так? Ты про кого-то конкретного говоришь? — Да так, в общем, — произнес он в сторону и протянул Эмме бутылку, из которой до этого наливал себе что-то в чай. — На, плесни-ка этого! Мой собственный рецепт чая. — Что это? Сироп какой-нибудь? — Ага, сироп. Самбука. Хорошо идет с бергамотом. — Ну надо же, так по-английски, — деловито произнесла Эмма, и Мэрлин посмеялся. — А ты разве не согласна? Что думаешь про отношения? — вернулся он к предыдущему вопросу. — Да всякое. С кем-то проще, с кем-то сложнее. Кому-то эти отношения вообще не нужны, кому-то не дано. Может ты и прав в том, что все пушистые и милые вначале, но я не думаю, что все это нарочно прячут. Просто, у каждого свои тараканы, а вылазят они не сразу наружу, а при каком-нибудь случае. Эмма сделала глоточек, закончив мысль, и подлила еще «сиропа». — Ты знаешь, я всегда думал, что между девушками отношения по умолчанию лучше, — высказался Мэрлин. — В смысле? — Ну, мне всегда казалось, что у двух девушек больше общего, они, как бы, на одном языке, что ли, говорят, и у них, типа, не должно быть проблем. Ну, или поменьше, чем у остальных. — А как же геи? — Ну, и у геев, наверное, тоже так же. Эмма хмыкнула. С одной стороны, было лестно слышать, что ее друг такого мнения о любых ее отношениях. Но! Во-первых, это было не так. Во-вторых, что-то в этих словах задевало ее, но она пока не могла понять, что именно. — А мне всегда казалось, что это натуралам всегда легче, — сказала она, и Мэрлин приготовился слушать, подливая себе самбуки в чашку. — И почему это им легче? — Потому что за них уже все расписано, вся программа, начиная с первого свидания, заканчивая браком, детьми и внуками. Читал когда-нибудь статьи в женских журналах? Там же все как раз об этом! Не надо думать, просто бери и делай. И будь себе уверен и счастлив, — закончила Эмма тоном чуть выше, чем начинала, и Мэрлин улыбнулся. Видимо, что-то во всем этом ее задевало. — Эм, сестренка, ты как будто меня совсем не знаешь и не слушала всех моих историй про несчастные отношения! Может, ты про Номи забыла? Эмма хмыкнула на этих словах. Такое она вряд ли забудет! Мэрлин продолжал: — Если бы все было так просто, я бы сейчас тут не вел с тобой беседы о том, как все хреново, надираясь самбукой. Мы бы напивались самбукой по какому-нибудь другому замечательному поводу. Будешь еще чаю? — Да, давай еще. Половинку только. Мне домой скоро. Кстати, ты решил вопрос с арендой? Тебе еще нужны деньги? — Нет, брат мне занял, так что все пока улажено на время. — Как он, кстати? — Все классно! Они сейчас работают над новой программой. Привет тебе передавал. Оба замолчали, вспоминая, как весело и шумно прошел их Новый год. Ланс, брат Мэрлина, приехал сам почти уже под вечер Нового года и привез своих ребят из музыкальной группы. Эмма видела Ланса всего пару раз, но зато была наслышана и про то, какой он классный музыкант, и какой потрясающий брат, и просто хороший человек. Да, классно было в этот Новый год! — Но если вдруг меня выселят, я с радостью перееду к вам с Лили, — вернул ее в разговор Мэрлин. Эмма кивнула: ну да, конечно! — Будешь жить прямо рядом с коробками, не волнуйся! Мэрлин улыбнулся. Конечно, он не собирался к ним переезжать. Видеть Лили каждый день? Нет уж, спасибо! — Кстати, что ты решила делать с этими коробками? — вспомнил вдруг он. — Да ничего, пусть стоят там, заклеенные скотчем. Там всего-то пара штук. — А помнишь, когда я расстался с Кристиной еще на первом курсе, ты пришла ко мне домой с бутылкой кофейного ликера, и мы вместе удалили все, — сделал Мэрлин акцент поднятым вверх пальцем, — все фотографии из фейсбука, где мы были с ней вдвоем. — Конечно, я помню! Этот ликер был у меня на особый случай. — А почему? Потому что ты мне говорила что? — давил на нее Мэрлин. — Что все, что в прошлом, то в прошлом. — Ой, не гони, Мэрлин! — махнула Эмма на него рукой. — Звучит так занудно, как будто ты это говорил. Нет, мы удаляли эти фотографии, чтобы другая твоя девушка их не увидела, а не что ты там сказал. — Это не одно и то же, по-твоему? — Нет! Конечно, нет! — совсем разошлась Эмма. — Это мои личные вещи, я их не выкладывала ни в какой фейсбук. Это мои песни, рисунки и слова. Они лежат там аккуратно, в коробочке. — Не лежат, — как отрезал Мэрлин. — Давно она уже их раскрыла, сидит и смотрит. — Мэрлин! — предостерегающе покосилась на него Эмма и вдруг заерзала на стуле, чем вызвала веселье друга. — Да что там у тебя в этих коробках такого? Что за бывшая? Я ее знаю? — заинтересовался Мэрлин. — Нет. Это еще со школы. — А, да, точно. Коробки же со школьным хламом! Могла бы и не говорить ей, что это бывшая. Сказала бы, что это модель просто. Или еще что-нибудь наврала бы. — Мы с Лили стараемся ничего не скрывать друг от друга. И тем более, нет ничего такого страшного в этих рисунках, — продолжала оправдываться Эмма. — Я ей честно сказала, что это связано с бывшей, но все было уже так много лет назад. Эмма задумалась, считая. — Шесть лет уже почти прошло. Кто станет ревновать к бывшей шестилетней давности? И я даже представить не могу, чтобы она мне вдруг ни с того, ни с сего позвонила или даже написала, так что… Да и вообще, Лили нормально отреагировала. Я думаю, она все поняла, — уговорила Эмма сама себя под конец. — Я тебе говорю: она открывает эти коробки прямо сейчас, — кивал головой Мэрлин, потягивая чай маленькими глоточками. — Мэрлин, ну почему ты такая задница?! Мэрлин рассмеялся, отставляя кружку в сторону: — Я бы сам залез, чтобы посмотреть! Эмма ахнула и хлопнула по столу, чашка подпрыгнула. — Ну да, а что? — пожал Мэрлин плечами. — Если ты утверждаешь, что это ничего не значит и было сто лет назад, то почему бы не глянуть? Интересно же! Эмма вскочила со стула и бросилась надевать пальто. Мэрлин ржал, сидя на стуле и глядя на всю эту разворачивающуюся перед ним сцену. — Тебе это с рук не сойдет, Мэрлин! — пригрозила Эмма ему пальцем, пока всовывала ноги в ботинки. — Выгонят тебя на улицу, даже рядом с коробками нет тебе места! — Я тоже тебя люблю, сестренка! Пока! Привет Лили передавай. — Пока, Мэрлин, увидимся! — улыбнулась Эмма ему на прощание и вышла под январский бостонский ветер. ______________________________ [*] Макс Вебер — немецкий социолог, философ, историк, политический экономист. М. Вебер источниками власти считал: Насилие (физическая сила, оружие, организованная группа, угроза применения силы). Авторитет (семейные и социальные связи, харизма, экспертные (специальные) знания, вера). Право (положение и полномочия, контроль над ресурсами, обычай и традиция).