Эмма решилась взять машину, когда рисовала их встречу в голове. Сначала дальше слова «привет» картинка не хотела развиваться, застывая улыбкой на губах. Но потом, когда она вспомнила, сколько времени они будут вместе, решила, что машина понадобится наверняка. На южном Бостонском вокзале было достаточно приличных кафе, хотя цены были чуть выше. Вблизи вокзала тоже были хорошие места. Но вдруг им захочется поговорить наедине? Так что мамина машина ей очень бы пригодилась. Да еще и погодка не сильно радовала. Эмма вывернула переключатель печки на полную и вырулила на знакомую дорогу, что вела к одной из самых лучших кофеен в городе. Кое-что Эмма запомнила точно: Реджина любит кофе. Если автобус прибудет сюда к обеду, значит выехала она где-то в восьмом часу, а встала и того раньше. Кофе им обеим не помешает. Эмма сама еле как продрала глаза, даже линзы вставить не смогла. Это ее немного раздражало: она вновь ловила свое отражение в зеркале заднего вида, и там глаза-хамелеоны прятались за стеклами очков. В такие моменты она ненавидела необходимость носить либо то, либо другое.
Реджина заметила, что кусает губы, когда уже давно было поздно. Блин, они с мисс Тинкер долго работали над тем, чтобы отучить Реджину от «самопоедания». Она достала зеркальце из косметички и оценила урон. Гигиеническая помада ушла из сумки вместе с вредной привычкой, так что пришлось воспользоваться обычной. «Не слишком ли ярко?» — оценивала она себя и словила собственный строгий взгляд в отражении. Глаза не накрашены, зато губы кричат. Ладно, главное ведь не это. Она проверила сотовый на всякий случай. Сеть уже появилась, приветствуя ее в новом штате. Из новостей только папина смс с вопросом о том, как она доехала. Реджина скопировала номер Эммы, который та скинула ей в ответ, и сохранила в телефоне на всякий случай. Осталось ждать. Пальцы привычно крутили кольцо на безымянном. За окном на фоне серого неба вырастали дома, все выше, все кучнее. Бостон приветствовал ее. Руки скользнули в перчатки, и кулаки сжались в готовности.
Она заметила Эмму уже издалека: увидела фигуру на остановке и поняла — это она. Немного сутулится, прячет руки в карманах пальто, светлые волосы из-под шапки. Очки? Это точно она!
Люди не выходили, они просто ползли, как улитки. Реджина дольше стояла в очереди на выход, чем ехала сюда. Но вот она спускается, и Эмма перед ней. Реджина так сосредоточилась на подготовленной речи, которую собралась сказать Эмме, что забыла про самое главное: как же ей поздороваться?
— Привет, Миллс, — улыбнулась ей Эмма, и щеки от улыбки приподнялись вместе с очками.
— Привет, Свон, — вернула Реджина ей улыбку и так давно непроизносимое приветствие.
Она застыла напротив. Реджина не знала, что ей дозволено. Можно ли им обняться? Но Эмма сама сделала шаг вперед и потянулась к ней руками. Обнять, как будто не виделись сотню лет и вот наконец-то встретились. Щекой уткнуться в мягкость волос.
Реджина прижалась в ответ и счастливо рассмеялась. Эмма совсем не злится, она действительно рада ее видеть. Наконец-то можно спокойно выдохнуть. Они расцепили объятия, но улыбки обеих стали только шире.
— Как ты, Эмма? Ты почти не изменилась!
— Ну, у меня очки вообще-то появились, — смущенно проговорила Эмма в ответ, не зная, расценивать ли то, что сказала Реджина за комплимент.
— Которые очень тебе идут! — покачала Реджина головой, и по тону Эмма поняла, что той действительно очень нравится.
Ей тоже хотелось сказать что-нибудь в ответ, но в голове вертелось только: «ты такая же красивая, как и всегда», но это же банальщина! Так что она просто разглядывала лицо стоящей напротив Реджины, не говоря ни слова. Она поймала себя на том, что улыбается как дура, молча, уже несколько секунд. Но Реджина не торопила ее и не прерывала момента. Просто так же смотрела в ответ, не отводя глаз. Ее рука все еще лежала на плече Эммы.
Водитель засигналил, подавая какие-то странные знаки рукой, и обе поняли, что в багажном отделении до сих пор сумка Реджины.
— Тебе помочь? — протянула Эмма руку.
— Нет, она не тяжелая, спасибо, я справлюсь.
Они двинулись от остановки в сторону вокзала, толпы и шума.
— Я кофе тебе купила. Он ждет в машине. Ты не против?
— Эмма, кофе — это отличная новость. Я — «за», всеми руками.
— Была уже здесь? — поинтересовалась Эмма, когда они миновали толпу, и уже можно было говорить.
— Да, я проезжаю Бостон каждый раз, когда езжу домой и каждый раз обратно, — не стала врать Реджина.
— Что ж, — улыбнулась Эмма, — тогда экскурсию по вокзалу можно отменить. Может, хочешь перекусить?
— Нет, я уже перекусила в автобусе, и в поезде заказан обед. Кофе будет весьма кстати сейчас.
Они миновали вокзал и вышли через главный вход, двигаясь к парковке. Забросили сумку в багажник и уселись на передние сиденья. Машина лбом стояла прямо к вокзалу, и перед ними открывался шикарный вид главного входа: величественное здание, больше похожее на замок с огромными часами на стене.
— Я не знала, какой брать, — заранее оправдывалась Эмма. — Сказала, что мне нужен черный, без сахара и чтобы было чуточку кисло, но не совсем… — не договорила она: Реджина уже вся ушла в кофе, блаженно закрывая глаза, и Эмма порадовалась успешному выбору.
— Да, это то, что надо было, — кивнула Реджина и вернулась к разговору, который они прервали. — Как ты поживаешь, Эмма? Расскажи мне! Чем занимаешься?
Ее глаза блестели от интереса, и Эмма сама заряжалась от нее.
— Черт, я даже не знаю, с чего начать! — неловко посмеялась она. — Сейчас заканчиваю учебу в Массачусетском колледже искусства и дизайна, подрабатываю, тусуюсь на всяких выставках, так, всякое, — пожала она плечами. — А у тебя как дела? Где ты учишься?
— Заканчиваю бакалавриат в Йельском университете.
— Вау! Это круто!
— Наверное, — хмыкнула Реджина.
— В смысле, «наверное»? Конечно, это круто, Реджина! Блин, чего еще от тебя можно было ожидать, — хохотнула она, и Реджина вдруг поняла, что ее смех вовсе не изменился. А еще она поняла, что хочет услышать смех Эммы Свон еще раз.
— Значит, Йельский университет? Это же в Коннектикуте, да?
Реджина закивала головой:
— Да, в Нью-Хейвене.
— Это же совсем близко! Пара часов езды от Бостона.
— Да, все верно. Я сажусь тут на поезд, и дома уже через два часа.
Вопрос о том, почему Реджина так часто тут проезжала, но решила написать только сейчас, выныривал на поверхность пару раз, но Эмма так и не решалась спросить. Она поглядывала на сидящую так близко Реджину: ее яркая помада цепляла. Все та же родинка у краешка рта.
— Значит, ты все так же рисуешь, Эмма?
— Да, только теперь за это на уроках меня не ругают, а наоборот — ругают, если я этого не делаю.
Реджина посмеялась, все с той же хрипотцой в голосе, и Эмма улыбнулась этому. Да, все та же настоящая Реджина.
— А ты? Какая у тебя специальность?
— Менеджмент, специализация — аудит качества. Звучит скучно, знаю.
— Звучит очень серьезно. В твоем стиле, — опять улыбнулась Эмма. — Тебе нравится?
Реджина пожала плечами:
— Не знаю, что сказать. Это, конечно же, не школа, что уже хорошо. Многие предметы нравятся, но не все, так что все равно есть то, что приходится…
— Избегать…
— Терпеть, — сказали они почти в один голос и замолчали.
Но потом рассмеялись, а отсмеявшись, опять принялись друг друга рассматривать.
— Ты ничуть не изменилась, да? — пытливо вглядывалась Реджина в Эмму, заглядывая прямо за стекло очков, еще дальше. Эмма не выдержала и опустила взгляд, тихо проговорив:
— Ты, кажется, тоже.
Огромные часы на стене вокзала пробили раз, и обе повернулись к ним. Как так быстро бежит время? Что за черт? Реджина сложила руки в замок, и перчатки скрипнули.
— Эмма, послушай, — начала она серьезно, и Эмма встревоженно встрепенулась.
Вот и оно.
— Я написала тебе, потому что мне надо с тобой поговорить. Черт, я даже не знаю, как это сказать…
Она ведь проговаривала сотню раз в своей голове. Где оно все? Этого письма она не писала. Реджина глянула на улицу, потом опять на Эмму. Та сидела в ожидании:
— Говори, как есть, ладно? Плохого ничего не случится, — голос Эммы и уговаривал, и успокаивал заодно.
Реджина разозлилась на себя: что она теряет вообще? Отношение Эммы к ней? Но ведь она собралась налаживать как раз это.
— Я хожу к психологу, — вырвалось чуть резко, и остальное посыпалось само: — Уже почти полгода. Мне с ней очень повезло, потому что это сейчас я только осознаю, какой ад был до этого, и как я его не понимала, но… Это неважно, я не об этом хотела сказать.
Реджина сделала паузу, чтобы проверить, не сбежала ли Эмма от нее, не кривится ли ее лицо от кошмара, от ужаса, но та сидела все так же напротив и внимательно слушала. Только лицо ее стало чуть серьезней и печальней.
— Я о другом вообще говорю… Боже… — Реджина выдохнула.
— Хочешь взять паузу — скажи, хорошо? — предложила Эмма почти шепотом, и это успокоило, приземлило, и Реджина кивнула в ответ, продолжая:
— Мы прорабатываем эмоции, она учит меня рефлексии и прочим вещам. И во время сеансов я поняла, что чувствую себя очень виноватой перед тобой. Поэтому, — сделала она паузу, — прости. Прости меня за все, что тебе и Ингрид пришлось пережить из-за меня. Прошу тебя, прости меня, Эмма.
Голос Реджины оборвался, и стало слышно ее дыхание. Она приоткрыла окошко, чтобы впустить воздуха и звуков. Эмма замолкла на время, обдумывая все, что услышала, но тут как очнулась:
— Реджина, ты не должна извиняться за то, что сделала
она, за
ее поступки.
— Но я должна была…
— Ты ничего не должна была! Это она должна была поступать правильно, а не ставить нас всех в такое положение.
— Но я думала, ты злишься на меня все это время, — недоумевала Реджина.
Эмма нервно рассмеялась:
— Ты же не думаешь, что я поверила в обвинение в изнасиловании?
Стоп.
— Изнасиловании? — лицо Реджины передернулось, все слова куда-то делись. — В смысле «изнасилование»?
Эмма смотрела на нее, как на привидение, но тут же лицо ее изменилось — на нем читалась нескрываемая радость:
— Я знала! Я всегда знала. Ты не могла, просто не могла такое подтвердить!
Она хлопнула ладошкой по панели, непонятно — от досады или от радости.
Реджина все еще не понимала, что происходит.
— Как?! В смысле?! Она так и сказала?
Эмма смотрела на Реджину, потирая лоб: та уставилась на нее, замерев. Только вздымающаяся грудь говорила о том, что воздуха той совсем не хватает. Реджина судорожно разматывала шарф, скидывая его, расстегивала верхние пуговицы. Дрянь, паршивая дрянь! Черт! Твою мать! Внутри все взбесилось: хотелось разнести все, разметать, шлепнуть что-нибудь, кого-нибудь. Она сжимала кулаки, чтобы сдержаться. Не в машине же! Не здесь, не при ней.
— Мне надо…надо выйти.
Она выскочила из машины, отбежав на пару шагов. Слезы сами текли: от злости, от негодования, горячие от обиды. Прямо по щекам и тут же остывали, морозя щеки. Как она могла? Как она так могла? Она ее подставила! Разыграла эту игру, заставила подумать Эмму, что она вместе с ней заодно! Эмма догнала ее, приостановив рукой.
— Эмма… — повернулась Реджина в ее сторону, вытирая слезы, но слов опять не нашлось.
— Я все равно бы ни за что не поверила.
Они сделали круг по парковке. Тучные облака расходились, пуская свет на Южный Бостонский вокзал. Минутная стрелка бежала по огромным настенным часам. Кто-то кого-то встречал, кто-то с кем-то прощался: скопище эмоций, живая масса.
— Значит, вот как было, — немного успокоившись, приняла правду Реджина.
— Деталей я не знаю, если честно, — ответила Эмма спокойно. — Мама мне не стала рассказывать всего сразу. Жалела, видимо. Это был ультиматум, нам пришлось уехать. Но я всегда знала, что ты не могла такого сказать.
— Конечно же, я не могла! Ну и дрянь же ты, Кора! — вылетело злостно. — Неужели Ингрид подумала то, что сказала ей моя мать? — вдруг дошло до нее. — Черт!
— Реджина, послушай, я же ей сказала правду. Она мне поверила, — успокаивала ее Эмма.
— Но вы уехали!
— Просто обстоятельства так сложились. Нам пришлось.
Реджина кусала губы, от помады не осталось и следа. Внутри все клокотало. Она ей покажет, она ей такое устроит! Руки сами сжались в кулаки. Эмма притормозила, опять тронув Реджину за плечо.
— Слушай, все уже прошло. Что в прошлом, то в прошлом, — улыбнулась она, и Реджина заметила, как уголки ее улыбки тянутся вниз. Как всегда, как раньше.
— Мне так жаль, Эмма.
— Мне тоже. Но что теперь поделать? Пойдем дальше?
Поезда отправлялись, подталкиваемые голосом диктора, автобусы наполнялись людьми, теребящими в руках проездные билеты. Еще пару кругов, чтобы вернуть дыхание, успокоить мысли. Они сели обратно в машину.
— Сейчас, покажу тебе кое-что, — Эмма порылась в бардачке и достала что-то маленькое, пластиковое, протянула Реджине.
— Это что? Те самые удостоверения? — рассмеялась Реджина, разглядывая фальшивые документы. — И как нам только продавали по ним спиртное? Ума не приложу!
Она еще раз взглянула на Эмму, сверяясь с фото на документах:
— Да, почти не изменилась, — заметила она с улыбкой.
Эмма сняла очки, чтобы сходство было больше, и Реджина заглянула в ее глаза: на фоне шапки и пальто они казались абсолютно серыми.
— Глаза-хамелеоны, — медленно проговорила Реджина, и Эмма поторопилась вернуть очки на место.
Реджина протянула Эмме водительские удостоверения.
— На, не перепутай только!
Эмма развеселилась, но взглянув на дату на документе, вспомнила одну важную деталь:
— Кстати, с прошедшим тебя, — откашлявшись, произнесла Эмма и снова открыла бардачок, видимо, чтобы положить все обратно. — Я надеюсь, с датой хоть ты не наврала?
Реджина опять рассмеялась, но тут же Эмма вручила ей кое-что еще. Открытка, самодельная, выполненная рукой Эммы. Стиль знакомый, она видела его раньше. Черным по белому, по приятно-шершавой бумаге.
«С Днем Рождения, Реджина!
Пусть каждый день начинается с приятного!»
На развороте чашка с кофе. Черная густота чернильных штрихов.
Реджина не могла перестать улыбаться, разглядывая открытку. Родинка застыла у рта, приподнявшись. Эмма замерла вместе с ней.
— Спасибо, Эмма. Это классно! И да: с датой я не наврала, если что.
Эмма звонко рассмеялась в ответ.
— Тогда поздравляю!
— Я видела твои другие работы. Очень здорово!
— Спасибо.
Эмма замялась: такого она не ожидала. Наверное, нашла на ее странице.
— Особенно мне понравилась девочка с ножом. Да все они классные! Будет еще?
— Пока не знаю. Это был прошлый семестр. В этом надо что-нибудь другое, что-нибудь свежее.
Реджина глянула на часы на стене вокзала, проверяя время, и заметила игрушку над лобовым стеклом: маленький симпатичный мишка.
— Твое? — указала она пальцем. — Очень мило! — прозвучало наигранно, почти с насмешкой.
— Это не моя машина, — подняла Эмма руки, пытаясь оправдаться, но Реджину это только больше веселило. Внезапная догадка кольнула ее: это вполне может быть машина ее девушки. Или того парня.
— У тебя есть кто-нибудь? — выскочило бесконтрольно, и тут же Реджина остановила себя, заодно отругав. — Подожди! Ты не обязана отвечать.
Эмма молча уставилась на нее, нервно облизнув губы. Конечно же, есть. Не может быть такого, чтобы у Эммы никого не было. У нее, у такой чертовски замечательной Эммы.
— Это мамина машина, — ответила она.
— Черт! — вернулась Реджина к прошлой теме, опустив глаза. — Наверное, с Ингрид мне тоже надо поговорить.
— Она не злится и ничего такого не думает. Мы давно уже об этом не говорили, — поняла Эмма, о чем шла речь. — Но я рада, что ты все это мне сказала. И что решила встретиться.
Реджина подняла на нее взгляд, полный благодарности.
— Я тоже очень рада. Рада тебя видеть.
Они застыли, всматриваясь друг в друга. Вот бы и минуты так же застыли. Но автобусы наполнялись, а голос диктора объявлял новую посадку на очередной поезд.
— Это мой рейс, — спохватилась Реджина. — Мне пора.
Они шли к поездам, сумка висела между ними.
— Когда в следующий раз будешь здесь? — спросила Эмма, когда они уже подходили к платформе.
— После того, что я узнала сегодня, трудно сказать, — честно ответила Реджина. Ей все еще надо хорошенько обо всем этом подумать.
— Если что, мой номер у тебя есть. Да и забудь ты про это, Реджина.
— Значит, что в прошлом, то в прошлом?
— Ну да, — улыбнулась ей Эмма.
Пора двигаться дальше.
— Я не уверена.
Иногда прошлое совсем не хочется отпускать. Особенно, если оно как настоящее. Почти, как у тебя в руках. Теперь Реджина первая сжала Эмму в объятиях, уже не смущаясь, как до этого. Волосы ее щекотали Эмме лицо, вызывая прошлое, весьма ощутимое.
— Хорошей тебе дороги домой, Реджина, — проговорила Эмма почти на ухо.
— Надеюсь, мы еще увидимся, — прозвучало в ответ.
— И я.
Пришло время расстаться, отцепиться, разъехаться, оставить Эмму здесь, в Бостоне, и уехать в свой Нью-Хейвен. Эмма стояла на перроне, пряча руки в карманы, ежась от холода. Поезд тронулся, и она сделала пару шагов по ходу, махнув на прощание, и ее мизинец, как и всегда, упорно оттопыривался. Реджина радостно ответила ей, но вот секунда, и теперь она одна, среди чужих, вместе со своими тяжелыми мыслями. Захотелось закутаться, запахнуться. Она потянулась к вороту, к пуговицам, и поняла: шарфа нет. Он в машине.
***
Эмма села в машину, хлопнув дверцей. Машина казалась чужой, даже не маминой, вообще ничьей. Заполненная их беседами и духами Реджины. Все теперь здесь пахнет ею. Внутрь пассажирского кресла забился шарф.
— Черт!
Эмма схватила его и глянула в сторону вокзала, но она сама видела, как поезд увез Реджину от нее. Она спрятала его вместе со шлейфом духов в своем рюкзаке. Перед машиной шли люди, стрелки часов все так же двигались, но в Эмме все застыло. Черт! Она всегда знала, она знала, что все это не могло быть правдой. Первым порывом было поехать к маме и сказать ей: я говорила тебе, я же тебе говорила! Расспросить все у нее, разобрать по деталям, по словам, все до единой мелочи. Машина резко стартанула, но когда вокзал исчез в окне заднего вида, Эмма вдруг передумала, выруливая на объездную. Все это неправильно, все это несправедливо, но вот только что сейчас делать? Она все ехала и ехала, прокручивая их встречу в голове. Открыла окна, чтобы запах выветрился, пока вжимающиеся в руль пальцы совсем не замерзли.
Так мало времени, она столько всего не спросила. Что было потом? Почему Реджина не писала ей так долго? Почему не связалась с ней раньше? Изначальная радость забивалась вопросами и сомнениями. Почему? Почему, блин?
Машина все ехала и ехала, окольцовывая город, в котором Эмма всегда хотела жить. Там, в центре, ее ждала мама, друзья, ее девушка, колледж, работа, учеба. А Эмма нарезала круги и выматывала время, пока стрелка бензобака не заставила ее свернуть ближе к городу. К маме она точно не поедет, не сейчас. Вряд ли она могла бы с ней нормально говорить в таком состоянии.
Она остановилась на заправке. Время на передышку. В сотовом смс от Лили. Она просила прощения за прошлое поведение, за срыв, потому что работы много, терпения мало, погода дрянь, и голова болит, и вообще, Эмма же поймет. И она жутко виновата. «Прости меня, Эмма». Просила встретиться пораньше, поболтать, расслабиться. Как тут расслабишься? Эмма пнула колесо ни в чем не виноватой машины. Пора возвращаться, только она никак не могла сюда вернуться уже с того момента, когда посадила Реджину в поезд.
***
Лили с улыбкой на губах приветствовала Эмму у подъезда дома.
— Я все доделала! — победно объявила она о результатах работы по проекту, прыгая в машину. — Заскочим в аптеку? Дома ни одной таблетки обезболивающего.
— Подожди, у меня, кажется, еще есть, — Эмма потянулась к рюкзаку, но вовремя остановилась и потянулась к бардачку. У мамы по-любому всюду аптечки. Тут что-нибудь да будет, парацетамол какой-нибудь. Под руку попались заламинированные водительские, и она затолкала их дальше. Надо было их тоже спрятать в рюкзак. Чем она только думала? Вот и аптечка.
— Держи!
Закрыть бардачок сейчас же, не паниковать и не краснеть!
Эмма заерзала на месте, выискивая улики, которые она могла упустить, пока каталась и думала свои мысли. Хорошо, что Лили была занята другим.
— Нашла! — выудила та из аптечки то, что искала. — Есть, чем запить?
Глаза ее наткнулись на место, где обычно у Эммы торчал кофейный стаканчик. Но теперь стояли два, уже с самого утра. Один с темно-красной помадной отметкой.
Эмма протянула ей свой, но второй остался там же, на стороне пассажирского кресла.
— Ты встречалась с кем-то? — спросила Лили, глядя прямо Эмме в глаза.
— С мамой, — не моргнув, ответила та. — Отвозила ее по делам.
Ингрид не пользуется помадой, почти никогда, и уж точно не такой яркой. Но Лили этого не знает: она видела мать Эммы всего один раз, и то они случайно столкнулись в торговом центре. А знать ей не обязательно. Лили поболтала остатками кофе в стакане Эммы, все так же не отводя взгляд.
— Ты не против? Тут немного. Тебе оставить?
— Нет, все нормально, допивай, — попыталась улыбнуться ей Эмма. — Я допью мамин.
Рука потянулась к стакану с яркой меткой по краю крышечки. Она не обязана была этого делать. Но на всякий случай, чтобы убрать лишние сомнения. Губы коснулись стакана, который, казалось, до сих пор пах Реджиной. Горький, черный, густой, выбивающий. От неожиданности она скривилась, и Лили рассмеялась:
— Не давись, Эмма. На, я тебе оставила. Поехали скорее в твою студию, пока она не закрылась.
***
Реджина пришла в себя, когда поезд остановился на какой-то остановке. Глаза выискивали знакомые знаки, но это была еще не ее станция. Сколько времени вообще? Она будто куда-то провалилась, есть вообще не хотелось. Браслет шлепнул по запястью. Как ты могла, мама? Искусанные губы опять задрожали. Все это время она скрывала эту ложь, эту ужасную вещь! Как ты могла?
Руки потянулись к телефону. Нечего раздумывать! Надо ей написать. Пусть читает, пусть понимает, что теперь Реджина знает все.
«Я все знаю про Эмму Свон! Ты ужасна! Ужасна. Ненавижу тебя ненавижу поняла ненавижу!!!»
Отправить.
Все как на импульсе, без капли сожаления. Ярость, нашедшая выход, отпустила на какое-то время, но ей не хватало ответа. Хотелось видеть ее лицо, понимать, что та опять напугана.
Но ответа не было.
Поезд тронулся. Скоро сеть начнет пропадать.
Нет, нет, нет! Дайте мне доставить это важное сообщение!
Телефон вздрогнул, завибрировал, и Реджина схватила его, открывая сообщение.
«Вашего баланса не хватает, чтобы отправить сообщение. Пополните баланс».
— Твою мать! — швырнула она телефон на стол, и дремавший рядом сосед проснулся.
Надо взять себя в руки.
Что бы придумать? Что ей сделать? У Реджины уже есть прекрасный инструмент наказать ее. Но пусть это останется на потом, на сладкое. За то, что она сделала с Эммой, ее надо наказать иначе, по-особенному. Это же попытка обвинения в изнасиловании! Как ее наказать за это? Ей нужна консультация юриста. Поскорее бы оказаться дома. Как ей вытерпеть тут одной? Сосед опять уснул спокойным сном, посапывая. Почему поезд такой медленный?
Что в прошлом, то в прошлом? Нихрена подобного! Она ей устроит!
***
— Как ты съездила? Как родители?
— Что?
Реджина только сейчас поняла, что Дэниел вел с ней беседу уже некоторое время. В такси они ехали почти молча, а дома Реджина опять ушла в свои мысли, пока раскладывала сумку и переодевалась в домашнее.
— Ты в порядке, Реджина?
— Да. Просто устала. Это дорога. И погода.
— Так как ты съездила?
— Узнала, что хотела.
И что не хотела — тоже.
— Слушай, Дэниел, мне нужна твоя юридическая консультация, — решилась Реджина на свой вопрос, перекладывая вещи в шкаф.
— Для тебя — что угодно! — Дэниел приосанился, готовясь выслушать вопрос.
— Как можно наказать человека, который дал ложные показания в изнасиловании? — отчеканила она слова.
Дэниел нахмурился, задумываясь:
— Теоретически? Или это уже возбужденное дело?
— Нет, дела не было. Но были ложные обвинения, — Реджина продолжала перекладывать кофту. Где отсек для кофт, которые могут лежать свернутыми? В шкафу какой-то бардак!
— Ну, обычно, если речь идет об изнасиловании, то в большинстве случаев обвинения имеют основания.
— Нет, мне не нужны статистические выкладки. Мне надо знать, как можно наказать такого человека!
— Вообще, зависит от штата, от давности случая. А есть какие-то основания для обвинения? Показания свидетелей, медицинские записи? Еще что-нибудь?
Дэниел горел делом, выпрашивая детали, вырисовывая задачу. Реджина застыла с кофтой в руке, так и не найдя ей место.
— Основания? Медицинские записи?
Перед Реджиной встало кресло гинеколога, а за ним следом кабинет психолога, мать на их фоне. «Раздевайтесь по пояс, садитесь, говорите, расскажите, покажите».
— Ну да, — продолжал Дэниел, — если есть, скажем, побои, следы спермы, другой материал…
— Спермы?
— Мы про изнасилование говорим? — не понял Дэниел выражения лица Реджины.
— Не было изнасилования! — вспылила она. — И спермы не было. Обвинили девушку.
Дэниел замер на секунду, в его голове ворочались мысли, не складываясь в удобный шаблон для задачи, которую надо решить.
— Я не понял, — промямлил он.
— Обвинили девушку в том, что она изнасиловала другую.
Дэниел опять замер в немом непонимании, открыв рот.
— А она не насиловала, — подтолкнула его Реджина.
— Так, так, дай-ка подумать, — голова Дэниела опять заработала, выискивая в памяти все, что они разбирали на семинарах. Наверное, тут надо думать так же, но вот только как это можно представить?
— У них был секс? — прозвучало нерешительно.
— Да, Дэниел, только не было преступления. Так что можно сделать?
— Черт! Мне надо подумать, — он закрыл глаза, потирая лоб. — А почему ты спрашиваешь вообще?
Реджина бросила кофту обратно в сумку. Потом разберется.
— Знакомая попросила совета.
— Кто-то из наших знакомых? — прозвучало взволнованно.
— Нет, старая знакомая со школы, — добавила Реджина, закусив губу.
— Ее обвинила другая? Та, у которой с ней был секс? Ну и случай, черт побери! Впервые такое слышу, если честно, — растерянно рассмеялся он.
Реджина не выдержала:
— Дэниел, тут нет ничего смешного! Я прошу тебя о помощи! А ты смеешься!
Она ринулась из комнаты, оставляя озадаченного Дэниела одного. Да что с ним не так? Нашла, кого спрашивать, лучше бы сама поискала или спросила бы совета у преподавателя. На кухне в раковине, к счастью, стояла грязная посуда. Она, не задумываясь, принялась ее отмывать: намыливая до мелкой пены, смывая до скрипа. Дэниел подошел, когда она поняла, что моет одну и ту же тарелку.
— Реджина, слушай, ты же знаешь, что я не это имел в виду?
Он не смел подходить ближе, просто стоял в паре шагов, слушая скрип посуды и наблюдая, как ее руки сжимают край тарелки.
— Забудь, ладно? Забудь про это, Дэниел.
Она старалась утихомирить себя, успокоить. Пусть достанется тарелкам. Хоть где-то должен быть порядок.
— Эта твоя подруга… Как она сейчас? — сделал попытку Дэниел.
Он спрашивает из вежливости. Ему плевать, на самом деле.
— Прошу, оставим это.
Рука замерзла под холодной водой. Реджина бросила намыленную губку в угол, где лежали резиновые перчатки как раз для такого дела.
«Раздевайтесь по пояс, садитесь». Перчатки шлепком прилегают к руке гинеколога. «Расскажите, что с вами сделала эта девушка?»
Бедра сами сжались, и все, что между ними. Липкое страшное забилось в живот, в самый низ, и комкает ее изнутри.
«Эта девушка делала вам больно? Расскажите, что она с вами делала? В деталях».
Реджина оперлась на раковину. Вода забрызгала по рукам, но она ничего не чувствовала, кроме того страха внутри. Он карабкался по горлу вверх, ко рту, и она сжала его своей рукой, чтобы не выпустить наружу. Вся кухня поплыла перед глазами. Голос Дэниела раздавался откуда-то из другого мира.
— Эй, дорогая, ты как? Что с тобой?
В туалет, срочно, бежать!
Реджина метнулась мимо Дэниела, закрываясь в ванной. Ее выворотило сразу же, как она опустилась на колени. Утренний завтрак остался в унитазе, но страх еще плескался в ней. Ее опять стошнило: желчь горечью застыла во рту.
«Расскажите, покажите, откройте, отдайте, распахните душу, мы все оттуда изымем вместе с сердцем!»
Судороги отпустили ее, и от бессилия Реджина расплакалась.
Дэниел стучал в дверь с просьбой впустить его, но это только больше выбивало.
— Уйди! Дэниел, прошу тебя: уйди! — раздавалось сквозь рыдания, и стук смолк, оставляя Реджину одну, запертой в ванной комнате. Она все плакала и плакала как в детстве: включив воду погромче, зажимая рот с искусанными до крови губами. Пальцы впивались ногтями в щеку, пока не стало больно.
Завтра на губах будут болячки, а веки опухнут. Сегодня надо пережить.
Она вернулась в комнату, когда смыла все грязное и с себя, вместе с воспоминаниями. Хотя бы на сегодня. Испуганный Дэниел молча лежал на кровати, ожидая, когда она появится. Теперь все это не казалось ему ни задачкой, ни шуткой.
Реджина молча легла рядом, и он потянулся к ней.
— Только пока не трогай меня, ладно? — попросила она, и он остался на месте. — Наверное, я отравилась, — объяснила она скорее для него.
— Поискать что-нибудь в аптечке? — ему не лежалось на месте. Хотелось сделать хоть что-нибудь.
— Нет, спасибо. Я просто хочу отдохнуть.
Дэниел поднялся все равно: погасил главный свет, притащил плед, принес стакан воды. Реджина все так же лежала на кровати, молча глядя в одну точку.
— Хочешь встретиться с психологом?
Реджина очнулась, взглянув на него:
— Не сегодня.
Дэниел раздумывал: дело все еще не оставляло его в покое.
— Реджина. Это дело. Оно как-то касается тебя? — аккуратно каждое слово, чтобы избежать главного. — Тебя кто-нибудь…обижал?
Реджина была без сил, чтобы спорить или чтобы еще раз просить больше не говорить про это. Не было ни сил, ни эмоций.
«Тебя кто-нибудь насиловал?» — хотел он спросить, но жалел ее.
— Нет, — ответила она то, что уже говорила, но другими словами.
Только если ее собственная мать через чужие руки, через чужие вопросы и носы, сующиеся туда, куда не следует.
— Нет, Дэниел, — подтвердила она для точки.
— Если ты мне хочешь что-нибудь рассказать, я с тобой, хорошо? Что бы это ни было.
Реджина куталась в плед, глядя на его обеспокоенное лицо.
— Мне так плохо, что я не хочу ничего говорить. Давай просто помолчим, ладно?
Дэниел кивнул. Он хотел ее обнять, но не знал, можно ли уже трогать.
— Мне жаль твою подругу. И вторую тоже, что бы там у них не произошло.
— Мне тоже жаль, — ответила Реджина и опять ушла в мысли.
Может, аптечка ей и понадобится. Снотворное, успокоительное, лучше и то, и другое сразу.
***
— Мне нужны таблетки.
Сеанс начался не как обычно.
— Реджина, ты же знаешь: я психолог, а не психотерапевт. Может, обсудим сначала, что случилось?
— Не хочу. Никаких обсуждений, вопросов про чувства. Не хочу ничего. Ни говорить, ни чувствовать. Мне нужны таблетки, чтобы не чувствовать.
Реджина шлепала себя браслетом без конца. Мисс Тинкер остановила ее, взяв за руку.
— Посмотри на меня, Реджина! Ты же даже меня не видишь. Давай поговорим?
— Бэлла, я честно не могу, — Реджина пыталась выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки. — Я не могу, я устала. Понимаешь?
В глазах мисс Тинкер читалась жалость, и это еще больше подстегивало Реджину.
— Я хочу жить. Мне надо работать, закончить учебу. Я так не могу больше. Все эти таблицы, слова! Я сколько к тебе уже хожу? Полгода? — заводилась она.
— Ты сомневаешься, это понятно. Ты же помнишь, что это значит? — указала Бэлла глазами на таблицу.
— Да, знаю! Это чертов страх, и он мне поперек горла уже! Не хочу ничего помнить, не хочу копаться. Дай мне что-нибудь! Пожалуйста! — умоляла Реджина, вцепившись в ее руку.
— У меня есть знакомый психотерапевт.
— Нет. Я не могу так рисковать. Вдруг на работе узнают?
— Это же просто врач. Реджина, тебе же нужна помощь.
— Других врачей я тоже не хочу. Просто, — молила Реджина, — просто посоветуй мне что-нибудь, чтобы успокоиться. Хотя бы на время.
— Есть кое-что, что можно взять без рецепта. Но это не значит, что наши сеансы отменяются. Окей?
Но Реджина смотрела только на бумажку, на которой мисс Тинкер выписывала название препаратов.
***
Седативные широкого спектра, диета, наблюдение два раза в неделю. Внести в календарь. Деловая встреча со вторым объектом по работе там же в календаре. Заполнить календарь встречами, забить голову делами. Работа спасала. Первый объект Реджина закрыла успешно и в срок, даже начальница похвалила, а это многого стоит. Реджина изучала финансовые отчеты, школьную программу. Пользоваться только рабочим телефоном, чтобы избежать контакта с родителями. Почта тоже только служебная. Дать себе остыть, отдохнуть. Главное — думать по делу, не ковырять болячку, больше не трогать ее. Гигиеническая помада вернулась в косметичку.
Дэниел молча наблюдал, как она глотает таблетки перед ужином. Тему с изнасилованием они больше не затрагивали, хотя он подготовился на этот случай. «Он знает, что ты ненормальная», — шептал голос каждый раз, когда она глотала таблетку при нем. «Знает, что ты сломленная, испорченная. Он обо всем догадался. Не стоило было даже начинать». Таблетка скоро начнет действовать и даст ей пустоту от этих мыслей, даст ей время на жизнь. Проснуться, умыться, не глядя в зеркало, не видя своих заплаканных глаз, уйти на работу, провести допрос, заполнить отчет, сдать начальству. Ее прозвали «бесчувственной стервой». Она даже не отреагировала: в чем-то они были правы. Ничего не чувствовать легче, чем осознавать то, что случилось. Пусть и шесть лет назад, да хоть триста. Какая разница? Принять таблетку.
Привычные дискуссии за ужином, перетекающие в споры, ушли в прошлое. Любые попытки Дэниела вытащить Реджину заканчивались неудачей. Если на работе она была бесчувственной стервой, то дома была просто молчаливой и бесчувственной.
— Я не узнаю тебя, — произнес Дэниел, когда она в очередной раз оттолкнула его.
Нет сил ответить.
«Я сама себя не узнаю».
