***
— Мэрлин, а ты почему не спишь? Эмма, на удивление, нашла его в одиночестве на кухне за ноутбуком. — Я в поисках, сестренка. Сначала вот допишу отчет, потом переведу заработанные денежки братцу, а потом… — он в задумчивости перещелкивал вкладки, примеряясь. — А потом найду, где заработать еще. — Ты знаешь, какой ты классный? — присела она рядом, толкая его коленкой. — Да, я знаю, — с улыбкой протянул он. — Ты тоже классная, знаешь? Круто ты сегодня там выступала. Как тебе джаз, успокоил? — Да, успокоил. Перед глазами люди на первом этаже вокзала, на пальцах — прикосновение. Жизнь — прекрасна и непредсказуема, и оттого еще прекрасней. Мэрлин вдруг засмеялся, глядя на Эмму: — Прикинь, Стэн из моей группы подумал, что мы с тобой парочка! — Да? — усмехнулась Эмма. — С чего это? Он что, не в курсе, что я… — Что тебе нравятся девушки? Может, для него это не препятствие? Это же не исключает парней. Эмма хмыкнула: о таком она не думала никогда. — Просто спросил у меня, не встречаемся ли мы. Подкатить к тебе, что ли, хочет? Нравится тебе Стэн? — Я даже не помню, кто это. Забыл, что у меня проблема с именами? — Знаешь, — задумчиво протянул он, отодвигая ноутбук, — я про это как-то думал. Вот ты все время говоришь, что у тебя проблема с этим. Но, может, у тебя просто выборочное восприятие? — Это что? — приготовилась она услышать очередную интересную штуку, которую он, скорее всего, притащил из универа. — Это когда ты обращаешь внимание только на то, что тебе интересно. Вот, к примеру, тебе надо купить машину, и на глаза тебе попадается только реклама машин. Или, скажем, тебе нравятся только девушки, а парни тебе как бы побоку. — Хм, любопытно, — заметила Эмма. — Ну вот, смотри: ты помнишь по именам всех моих бывших? — Ну да, — расплылась Эмма в улыбке, сама обалдевая от такого открытия. — Да уж, не удивительно, что этот Стив про нас так мог подумать. — Стэн… — Что? — Ничего, не важно. И всех преподш ты тоже знаешь наизусть, а из мужиков только Бауэрмана. — Ну ладно, уговорил. А у тебя на что настроено это избранное восприятие? — Выборочное, — поправил он. — Да. Я про это тоже думал, и вот что понял про себя: я вижу только тех, кто не замужем. Прикинь? Автоматом как бы делю их у себя в голове: вот с этой можно, а с этой нельзя. С Номи только все по-другому получилось, — резко смолк он. — Все никак не выкинешь ее из головы? — Да так, бывает, нахлынет иногда, — потер он лоб и опять уставился в экран. — Бывает же, зацепит… Не помогло мне мое выборочное восприятие, как видишь. Лучше буду как ты: никаких отношений — никаких проблем. Буду сублимировать, — уткнулся он обратно в ноутбук. Эмма помолчала, сжав губы. — Слушай, Мэрлин, а почему мы еще не спим в шесть утра? — Ну, как видишь, у нас с тобой задушевная дружеская беседа, и лучшего времени для этого не найти. — Мэрлин, что касается отношений, и раз уж у нас задушевная беседа… А у тебя были когда-нибудь отношения на расстоянии? Он чуть призадумался, закрывая ноутбук. Задушевная так задушевная. — Я плохо могу себе такое представить. А как же секс? По телефону? По скайпу? Нет, для меня так не пойдет. Это же важно: прикосновения, тепло. Наверное, зависит от того, насколько кому это важно. Секс по переписке. Эти слова тревожили Эмму. По телефону. Смогла бы она? — Колись давай, кто это? — толкнул Мэрлин ее коленкой, но Эмма рассмеялась, отнекиваясь. — Я пошла спать. Проекты проектами, беседы беседами, но… — поднялась она с места, шагая в сторону комнаты. — Надо поспать, а то до сих пор как будто пятница. Вся неделя как один день. — Жареным запахло, да? — кинул ей Мэрлин вдогонку, и она улыбнулась про себя. Уже в кровати Эмма разглядывала потолок, пока мысли скакали в ее голове, перетягивая ее из стороны в сторону. Интересно, как там вообще в Нью-Хейвене в том парке на траве? Туда два часа на машине, не больше. Вот так вот ездить? Почему нет? По телефону, по переписке… Нью-Хейвен совсем недалеко. Это в детстве казалось, что сгонять к Дэвиду в загородный дом — целое приключение. А сейчас даже Провиденс или Нью-Хейвен казались такими близкими. В Сторибрук гораздо дольше. Оставит ли Реджина когда-нибудь эту идею? Переехать в штат Мэн, дальше на север, туда, куда не хочется возвращаться. Даже ради нее Эмма не могла бы представить себя в этом маленьком пропащем городке. Потолок плыл, а глаза закрывались.***
— Алло, алло, Эм? Ты меня слышишь? Слышишь? — Да, Мэри Маргарет. Алло? Слышу тебя. А ты меня? Что случилось? Что-то точно случилось, наверняка. Голос подруги всегда ее выдавал. — Ты в Бостоне сейчас? — Да, конечно. Почему ты спрашиваешь? — Эмма, — дрогнул опять голос, — у Дэвида папа, он… Мистера Нолана больше нет. Молчание. Эмма не знала, что сказать. Наверное, она ослышалась. Так просто не могло быть! Просто не… — Ты меня слышишь? — Да, слышу. Я слышу… — Похороны будут послезавтра. Если сможешь, приезжай. Ты сможешь? — Конечно, конечно! Я приеду. Выезжаю сегодня. Буду под утро. Я приеду. — Хорошо. Я встречу тебя. Напиши, как возьмешь билеты. Пока, Эм, до встречи. — Пока, Мэри Маргарет. Эмма так и осталась сидеть с трубкой в руке. У Дэвида умер папа. Бедный Дэвид. Как он? Надо ехать сейчас же!***
Эмма не любила общественный транспорт, но выбора не было. Автобус до Рокленда, там и Сторибрук. Собраться тоже не было времени: в панике она запихала все, что под руку попалось, и ринулась на вокзал. Всего сутки назад она стояла там, сверху, и вместе с Реджиной смотрела на людей. А теперь сама бегала внизу, едва успевая на рейс. Могла ли она о таком подумать? На подумать тоже не хватало времени: только в автобусе она выдохнула и заглянула в рюкзак. Главное — деньги и документы, все остальное не так важно. Деньги. Дэвиду наверняка нужна будет поддержка. Как он там — единственное, о чем она могла думать. Только бы никто из попутчиков не приставал с тупыми разговорами. Эмма нацепила наушники, хотя музыки никакой не хотелось — просто, чтобы не донимали. Она смотрела в окно, ничего не узнавая. Эмма Свон ехала в Сторибрук. Рокленд. Место, где когда-то мама посадила ее в автобус и обещала приехать сразу же. Место, которое ей не хотелось вспоминать. Там ее встретила Мэри Маргарет и молча обняла. Она не плакала, хотя Эмма этого ожидала. Может, ей самой хотелось плакать, но в одиночку как-то не получалось. Они сели в машину и укатили туда, куда Эмма никогда не думала возвращаться. Те мысли до сих пор не выходили из головы. — Как Дэвид? — спросила она тихо. — Плохо, — поджала губы Мэри Маргарет. — Приехал сразу, как узнал. Взял отпуск со службы. Она покачала головой. — Он не успел и приехал, когда мистера Нолана уже не стало. Теперь все об этом переживает. Взвалил на себя все хлопоты, этим только отвлекается. Ничего не ест нормально, почти не спит. Я не знаю, что с ним делать… — Как его мама? — Тоже плохо. Все плохо, Эмма. Хорошо, что ты приехала, — неожиданно улыбнулась она, и Эмма ей в ответ. — А что случилось? — Печень. Цирроз. Наверное, он не знал об этом, а когда лег в больницу, было уже поздно. Эмма ковыряла заусенцы до крови. Поскорее бы увидеть Дэвида. — Мы справимся, Мэри Маргарет.***
Сторибрук изменился, стал каким-то маленьким, еще более невзрачным. Эмма с трудом узнавала улицы, но дом Дэвида определила сразу. Сложно забыть подъезд, у которого паркуешь велик столько лет, чтобы зайти погулять за другом детства. Дэвида она тоже не сразу узнала: он разговаривал с какими-то мужчинами, устало им что-то объясняя, и Эмма узнала его только по жестам. Стрижка совсем короткая, сам выше, шире в груди. Только плечи опущены. Он обернулся на шум машины, и Эмма поторопилась выскочить прямо в его объятия. — Эмма, — выдохнул он, крепко ее обнимая, чуть не приподнимая над землей. Она ничего не сказала в ответ, просто обнимала в ответ, пока он ее не отпустил. — Я здесь, Дэвид, я приехала. Никаких лукавых морщинок вокруг глаз, какие у него обычно были, когда он смотрит на тебя, улыбаясь. Только осунувшееся чуть припухлое щетинистое лицо. В доме люди, много людей. Кого-то она узнавала, кого-то совсем не знала. Кто здесь? Друзья семьи, их общие одноклассники, сочувствующие, помогающие. Толпа. Гомон. Пахло алкоголем и чужими телами. Кристофф здесь, Анна, Руби, Нил. Все так изменились. Эмма обнимала всех по очереди, не спуская глаз с Мэри Маргарет. Она не знала, что надо делать, абсолютно не знала. Ей еще не приходилось сталкиваться со смертью так близко. На глаза попалась мама Дэвида: совсем поседевшая, тоже уставшая. — Здравствуйте, миссис Нолан, — выдавила из себя Эмма и тут же пожалела. Как к ней теперь обращаться? — Примите мои соболезнования. Это единственная фраза, которую она знала для такого случая. Она нашла Мэри Маргарет на кухне: та общалась с кем-то по телефону, строго и четко давала указания. Эмма впервые видела ее такой: по-настоящему собранной. — Слушай, Мэри Маргарет, что мне делать? Я хочу помочь, но не знаю как. — Так, — размышляла Мэри Маргарет, оглядываясь вокруг. — Это мы уже сделали, это тоже… Нам надо как-то организовать людей, которые приходят попрощаться, потому что места нет, а там уже толпа. Что еще? Можешь помочь мне с едой. — Да, да, конечно, я помогу. Мэри Маргарет продолжала перечислять предстоящие дела, фамилии, места. Прощание, похороны, обед. Откуда она все это знает? Как узнать, что делать в такой ситуации? У Дэвида умер папа, и чем больше Эмма об этом думала, тем чаще обращалась мыслями к Ингрид. Она не хотела об этом думать, но все равно продолжала. Лучше завалить себя делами. Принести вот это, унести то, кому-то что-то сказать. Она послушно выполняла все, что ей говорила Мэри Маргарет, как в ступоре, как на автомате. Все это неправильно, так не должно было быть. Родители не должны умирать, дети не должны их хоронить. Все должны жить долго и счастливо. Мэри Маргарет говорила и говорила, пока они делали то, что должны были делать. Унести то, принести это, поговорить с теми, проводить тех. Проверить, как там Дэвид. Дела, спрятаться за ними. Весь день в суете. — Он совсем меня не слышит, понимаешь? — Что? — вышла Эмма из ступора. — У его отца столько долгов, и на все это тоже нужны деньги. Ты бы знала, сколько стоит простой гроб! Это же просто гроб, нам человека надо похоронить! А они просто отказались, говорят, под заказ надо ждать два дня… Мэри Маргарет продолжала, а Эмма все не понимала: о чем она вообще? — Я ему говорю: Дэвид, это же деньги, давай возьмем у моих родителей, они же все понимают. А он уперся, Эм, просто как баран! — Мэри Маргарет все больше заводилась, швырнув полотенце на стол. — Я устала с ним ругаться. Люди помочь хотят, всовывают деньги прямо в руки, а он весь такой молодец! Я все сам сделаю. Мэри Маргарет всплеснула руками и встала, как вкопанная. Вся ее организованность куда-то разом делась. Эмма все еще не понимала, почему она так расстроена, просто обняла ее, потому что почувствовала: так надо. Мэри Маргарет с благодарностью приняла ее и расплакалась прямо так: стоя в обнимку. — Я устала ругаться, — плакала она в плечо Эмме, всхлипывая, пока та крепко ее держала. — Мы с ним столько не ругались, когда он решил уехать в эту гребаную армию. Я ему, Дэвид, а он… Мэри Маргарет плакала, успокаиваясь, а Эмма все никак не могла: она опять была как замороженная. Деньги, родители. Какие деньги? — Слушай, Мэри Маргарет, давай поставим коробку на входе. Пусть кто хочет, тот положит. Да и все! Не будем его спрашивать. Хорошо? Та кивала головой в плечо Эммы. Оно совсем вымокло. Они нашли что-то похожее на ящик, установили у входной двери, и Эмма первая положила туда деньги, совсем недавно заработанные.***
Люди ушли. День просто пролетел. Мисс Нолан пересчитывала деньги, что удалось собрать, Мэри Маргарет сидела рядом, помогая ей с расчетами. Стало пусто и тихо. Лучше бы никто не уходил. Весь день Эмма избегала той комнаты, в которую все торопились сегодня зайти. Дэвида не было ни на кухне, ни в его прошлой детской комнате, и Эмма поняла, где он. В гробу на двух стульях прямо посередине комнаты лежал человек. Он был в костюме. В нем не узнать отца Дэвида, да Эмма и видела-то его не так часто. В этом доме ей всегда открывала двери мисс Рут: «миссис Нолан, а Дэвид дома? Он выйдет погулять?» Дэвид сидел напротив на диване, уткнувшись в сложенные замком руки и глядя стеклянными глазами прямо на отца. Эмма молча села рядом. Она совсем не знала, что говорить. Да и надо ли? — Он совсем как живой, — шепотом произнес Дэвид, как будто боясь его разбудить. — Как будто просто спит. Эмма обняла Дэвида за плечи, вглядываясь в мертвеца. Но тот не спал, совсем не шевелился. — Я не верю. Просто не верю, — выдохнул Дэвид. — Я тоже. — Я должен был быть здесь, а не там, когда он умирал. А меня не было. — Это не твоя вина, Дэвид. Как будто от этого что-то изменилось бы. Как будто бы мы в силах поменять то, что неизбежно. Люди болеют, стареют и умирают. — Нет. Я должен был быть здесь. — Сейчас ты здесь. И это важно, — уговаривала она его. — Я с ним даже не попрощался, — мотал он головой. — Попрощаешься завтра. — Что я скажу? Мне надо сказать речь. — Это ты тоже не обязан делать. Скажешь, если захочешь. — Я всегда хотел, чтобы он мной гордился, Эм, а он даже меня не увидел перед тем, как… Слова сорвались, и Дэвид шумно выдохнул. Губы задрожали. Эмма крепче сжала его такие непривычно широкие плечи и уткнулась в него головой. — Поплачь, если хочешь. Ты уже сделал все, что мог. Дэвид уткнулся в ладони и всхлипнул. Эмма видела, как он плачет, всего несколько раз, и всегда это было из-за отца. Она обнимала его, укачивая, как и тогда, когда он пьяным пришел к ней и позвал в лес. — Я не верю, я просто не верю, Эмма. Как же так? Всхлипы перешли в рыдания, и он прервал их, утирая слезы, размазывая пальцами по ладоням, будто стыдясь. Эмма встала и закрыла двери, пряча их ото всех. «Поплачь, я с тобой».***
В комнате Мэри Маргарет, кажется, ничего так и не изменилось с девятого класса. Те же плакаты на стене: Бэкстрит Бойс, Джордж Майкл, Файв. Все те же, все там же. Эмма поняла, что хочет есть, только в доме у подруги. Как будто она снова ожила, когда они покинули дом Ноланов, оставляя там Дэвида. Мэри Маргарет опять ворчала на него, пока они ехали к ней ночевать. Уже в доме, зайдя в комнату, они выдохнули. Долго спорили, кто где будет спать. — Конечно, ты будешь спать на кровати! Даже не спорь! Ты же гостья! — протестовала Мэри Маргарет, хотя совсем недавно обзывала Дэвида упрямцем. Он же сам не хотел, чтобы они теснились у него в доме, и выпроводил их выспаться к Мэри Маргарет. Эмма, сдавшись, легла в постель, с удовольствием вытянув устало ноющие ноги. Мэри Маргарет натаскала одеял и подушек со всего дома и устроилась внизу на полу. Как в старые добрые времена. — Эм? — позвала Мэри Маргарет, когда они уже погасили свет. — А? — Он поплакал сегодня? Дэвид. — Да. Поплакал. — Ну слава богу, — облегченно выдохнула Мэри Маргарет. — Мистер «стойкий оловянный солдатик». — Опять будешь его ругать? — Нет! Нет, конечно! Когда хоть я ругала Дэвида? Ты что, Эмма? Эмма тихонько рассмеялась, и Мэри Маргарет вслед за ней. — Знаешь, я рада, что он вернулся. Я знаю, знаю: так нельзя думать, ведь это плохая причина, но все-таки… я так скучала по нему. Все это время мы только по телефону и общались. — И как? — Как? Да не очень, я тебе скажу. Вроде все можно сказать: как сильно любишь, как скучаешь, но все равно — все это не то. Все время его не хватало. Даже запаха, знаешь. Отвыкаешь потом со временем, а любишь все равно. Эмма вздохнула, а Мэри Маргарет продолжала: — Но теперь-то он здесь! Хоть бы он остался. — Сколько ему еще служить? — Он взял контракт на два года, но что теперь будет — я не знаю. За виллу Ноланов большие долги, а он не хочет ее продавать. Эмма не стала спрашивать дальше, чтобы Мэри Маргарет опять не принялась ворчать. Поспать бы им хоть немного, завтра рано вставать и много делать. Их ждет тяжелый день. — Эмма? — Да? — Пообещай мне кое-что. — Что? — Никогда не умирай. — Я обещаю, — сразу же ответила она. — Только ты тоже. — Я не знаю. Я уже пообещала Дэвиду, что мы умрем в один день. Тогда все вместе не будем умирать, ладно? — Ладно, хорошо. Спокойной ночи, Мэри Маргарет. — Спокойной, Эм. Эмма не смогла уснуть, завидуя подруге, которая засопела буквально через несколько минут. Она осталась с мыслями, которые грызли ее целый день, а теперь навалились на нее всей тяжестью. Еще ей вспоминался тот случай в лесу — просто никак не шел из головы.***
В тот день Дэвид стучал в дверь ее дома, и ему повезло, что открыла именно она, а не мисс Ингрид, потому что он еле стоял на ногах. Сразу было понятно: он пьян просто в стельку. Он упрашивал Эмму пойти с ним в лес, покурить. Она ему не поверила, потому что Дэвид же спортсмен, футболист и вообще: курить — это не для него. Мэри Маргарет все время ругала Эмму за курение, она бы и его стала пилить. Разве мог он такое допустить? Эмма думала все эти мысли, пока они шли тропинкой глубже в лес. В восьмом классе она еще стеснялась курить в подъезде или за домом, и убежать в лес было самое то. Наверное, он шутит. Почему только он такой пьяный и где так надрался? Это Нил стащил самогонку у друга отца, прямо из гаража, и они выпили вместе с Дэвидом. Вот только зачем, если Дэвид такой спортсмен? Он и правда закурил, неумело держа сигарету в пальцах. Та больше тлела. Он смотрел на уголек, приближая его к собственной руке, пока не становилось совсем горячо. — Что ты делаешь, дурак? — шлепнула Эмма его по руке. Но он не шутил: смотрел серьезным взглядом куда-то мимо нее. — Что-то с Мэри Маргарет? — догадалась Эмма. Наверное, тот мальчишка из параллельного класса опять написал той записку и позвал гулять. Или она опять вздыхала по учителю биологии. — Нет, — коротко ответил Дэвид и сел поудобнее, потому что заваливался набок. — Что случилось, Дэвид? Ты меня пугаешь! — Папа избил маму, — коротко ответил он. Эмма застыла вместе с сигаретой, не понимая, как так может быть. — Она скрывала от меня, — заплетаясь, продолжил он, — но я увидел синяки. Я думал, они только ругаются. Дэвид сплюнул в траву, покосившись на сигарету, и передал ее Эмме. Курение точно не для него. — Мама спросила меня, что было бы, если бы она с ним развелась, — произнес он, хмурясь. — Что ты ей ответил? Дэвид только начал говорить, но не смог: комок в горле так и застрял. Он только выдыхал, все чаще и чаще, а потом заплакал. В тот день она впервые видела, как он плакал.***
Мужчины несли гроб на плечах: от машины до кладбища. Дэвид шел одним из первых, подпирая тяжелую ношу рукой. Следом шли все остальные, несли венки. «От любящей жены», «от друзей», «светлая память», «скорбим», «дорогому папе». Эмма опять потерялась среди всего этого, как будто отключилась. Это все неправда, это все какое-то плохое, странное кино, не про них, не про Дэвида. Но тот нес гроб на своих широких плечах и старался не плакать. — Я знала его всяким, — начала мисс Нолан, когда люди смолкли, стоя у могилы. — У нас было многое: тяжелые времена, светлые, добрые. Да, я знала его всяким, но всегда любила. Мне будет не хватать тебя, мой любимый. Мисс Нолан отошла в сторону, пряча слезы в платок, и ее сменил Дэвид. Его голос звучал громко, как будто он произносил клятву. — Мой отец всегда воспитывал меня таким, каким, по его представлениям, должен быть настоящий человек. Достойный. Честный. И мне всегда хотелось, чтобы он гордился мной. Мне жаль, папа, что я продолжал тебе это доказывать, вместо того, чтобы провести с тобой время. Мне так жаль… — Дэвид резко выдохнул, прогоняя слезы. — Я надеюсь, что никогда тебя не подведу. Теперь я все понял. Мне жаль, что я не смогу с тобой этим поделиться. Земля падала на крышку гроба, и тот глухо отзывался. Люди сменялись, проходя мимо могилы, заканчивая этот круг и затем попадали в руки любящих близких. Земля все падала и падала, Дэвид плакал на плече у Мэри Маргарет. Эмма обнимала их обоих.***
Реджина поняла, что случилось что-то не то, когда в новостной ленте мелькнуло сообщение. Каким-то фоном, но она уловила что-то из ряда вон выходящее. Мэри Маргарет Бланшар, ее сообщение на стене: «Ребята, выражаем вам всем огромную благодарность за вашу помощь. Не передать словами, как вы нам помогли. Похороны будут проходить завтра в два дня». Сразу стало трудно дышать. О ком она пишет? О ком? Эмма почти не писала ей с той встречи в Бостоне. Всего лишь поинтересовалась, как та доехала, и все. Реджина дрожащими пальцами зашла в сообщения Эммы. Не была в сети два дня. Нет! Пальцы не слушались, пока она искала номер в телефоне. Вот сейчас она позвонит ей, а с того края короткие гудки. Номер не обслуживается. Или еще хуже: трубку возьмет Мэри Маргарет и расплачется прямо туда. Боже! Нет! Всего несколько секунд, а дурные мысли просто множились. Набрать Эмму Свон, сейчас же! Слушайтесь, руки! Гудки шли, а сердце просто остановилось вместе с дыханием. Пусть она возьмет трубку, пусть это будет она! Пожалуйста, кто-нибудь, пусть она ответит. — Алло? Эмма? Это ты? — Реджина? — раздался голос Эммы, и Реджина выдохнула. — Да, это я. Конечно, я. — Как ты? Ты где? Ты в порядке? — Реджина потирала лоб, чувствуя, как все расслабляется в ней. — Я в Сторибруке. И я не в порядке. — Что случилось? — Сейчас, подожди, я выйду. Тут шумно. Эмма искала, где бы ей спрятаться. В доме всюду были люди, уже оттаявшие, разговаривающие. Как будто кто-то дал сигнал: можно жить опять. Лучше на улицу, во двор. Реджина ждала, пока Эмма спустится с третьего этажа, слышала торопливые шаги вниз по ступенькам, подъездная дверь со скрипом отворилась и громко хлопнула, сжавшись в пружине. Где она там? — Алло, Реджина, ты здесь? — Да, я тут. А ты почему в Сторибруке? Что случилось? Я увидела непонятные новости на стене у Мэри Маргарет. — Я на похоронах. У Дэвида умер папа. Молчание. — Мне жаль, — проговорила Реджина, хотя выдохнула с облегчением в который раз. — Мне тоже. Я передам Дэвиду твои соболезнования. — Как ты, Эмма? — Как я? — Эмма помотала головой. — Я сама не знаю. Как будто замороженная. Голос в трубке совсем тихий. Реджина сама не заметила, как вдруг превратилась в мисс Тинкер. — А что ты чувствуешь? — Усталость. Жуткую усталость. Еще все эти мысли… — Какие мысли? — Я знаю, так неправильно думать, ведь это у Дэвида горе, но мне так плохо, и совсем некому сказать. Мэри Маргарет и Дэвид постоянно ругаются, и от этого еще хуже. Я иногда думаю, что если они совсем рассорятся… — Переживаешь за Бланшаров? Не переживай, ты же их знаешь. Эмма тихо посмеялась: так давно она этого не слышала. — Да, Бланшары, я и забыла, что ты их так зовешь. — А что тебе некому сказать? Расскажи мне. Эмма помолчала, собираясь с духом. Реджине можно, она поймет, наверняка поймет. — Я просто думаю, все время думаю про свою маму. Смотрю на Дэвида, а сама представляю то, чего даже не случилось. Реджина молчала, в трубке прерывистое дыхание. — Не хочу, чтобы она когда-нибудь умерла. Я не смогу этого пережить. — Эмма, но этого же не случилось! — Я знаю! Но это все равно в голове. Просто такого никогда не было, понимаешь? Все эти похороны, которые видишь в кино или читаешь в новостях. Вот кто-то умер, и это проходит мимо, — Эмма торопилась, мысли скакали. — Но когда умирает кто-то, кого ты знала, сразу все меняется, начинаешь думать и про себя тоже, про своих близких. Плохо сейчас Дэвиду, и это я должна его поддержать. Хреновая из меня подруга! — Но ты же сейчас там. Послушай, послушай меня, — Реджина терла висок, взывая ко всему, чему ее научила Бэлла. — Ты здесь? Слышишь? Тебе надо все это сказать Ингрид, поговори с ней! Расскажи, чего ты боишься. — Ей? Рассказать? Это не будет… не знаю… глупо? — Нет, конечно, нет! Позвони прямо сегодня. Хорошо? — Да. Да! Я так и сделаю. Прямо сейчас. Хорошо. Спасибо, Реджина! Спасибо, что выслушала. Мне так надо было все это сказать. — Ты что! Не за что! Эмма? — Да? — Держись там, хорошо? Звони мне. Не важно, по какой причине. — Хорошо, договорились. Спасибо тебе еще раз. Пока, Реджина. — Пока. Реджина положила телефон на стол. Сердце до сих пор колотилось, перерабатывая адреналин, так внезапно выпрыгнувший в кровь. Черт! А она-то подумала, что все, конец! — Все в порядке? — заметил вошедший на кухню Дэниел, что Реджина явно чем-то расстроена. — Нет. У одноклассника умер отец. — Жаль, — заключил он, набирая воды в стакан. Конечно, ему не жаль. Будто и Реджине было дело до мистера Нолана. Дело не в этом. Эмма была права: умирает человек, которого ты знала, и ты понимаешь — это коснется и тебя. Твоей семьи, твоих любимых. Смерть никого не спрашивает и не предупреждает, просто приходит и забирает. Реджина дождалась, когда снова останется одна, и набрала отца. — Папа, привет. Ты не занят сейчас? Нет, нет, ничего срочного. Просто… Просто хотела спросить, как ты? Все хорошо? Пауза. — Слушай, скажи мне… — Реджина замялась на секунду. — Как там мама? Она лечится? Что с ее сердцем? Нет, нет, не говори, что я звонила. Просто расскажи, как она…***
Мэри Маргарет шла посередине, обхватывая под руки двух самых близких ей людей. Она говорила без умолку. Эмма все еще проматывала в голове разговор с мамой, вспоминая, как не могла себя контролировать, как расплакалась прямо в трубку. Впервые за все это время. Стало сразу легче и от слез, и от слов. Надо было ей раньше это сделать. Хорошо, что она на это решилась. Если бы не Реджина… Дэвид угрюмым взглядом смотрел в никуда, пока Мэри Маргарет вызывала его хоть на какой-нибудь контакт. — Эм, смотри, — трясла она рукой, — вот там у нас новая кафешка. Да, Дэвид? Помнишь, семья Руби выкупила ее и теперь хочет там сделать классное место? — Да, хочет, — безучастно проговорил Дэвид, не меняясь в лице. — А вот там у нас новая СТО! Локсли и компания. Мэри Маргарет тыкала направо и налево, рассказывая про жизнь Сторибрука, вспоминая их одноклассников и общих знакомых, иногда выныривая рукой из теплого гнездышка и вновь возвращаясь обратно. Эмма выглядывала из-за нее, проверяя, как там Дэвид. Теперь ей тоже хотелось его растрясти. — А пойдемте-ка в одно место? — предложила она и резко свернула налево, увлекая весь их паровозик в сторону едва приметной дороги. Сложно назвать дорогой то, что осталось от растрескавшихся плит, почти сравнявшихся с землей. Команда Свон, Бланшар и Нолана неторопливо двигалась к мосту. Эмма и Дэвид остались на мосту. Мэри Маргарет присела подальше внизу у ручья, что-то увлеченно там разглядывая. — Ты как? — толкнула Эмма Дэвида локтем, и он чуть сдвинулся. — А ты? Эмма печально улыбнулась. — О чем думаешь, Дэвид? — Сразу обо всем, — тяжело вздохнул он. — Мне все не верится до сих пор. А ведь я сам закапывал его могилу сегодня. Он помотал головой, как будто сам себе отвечая. — Я все не так хотел, понимаешь? — повернулся он в ее сторону. — Я думал, отслужу, заработаю денег, приеду, позову ее замуж. — Он глянул на Мэри Маргарет, и та, как будто зная, о чем идет речь, помахала им рукой. — Я думал, что все будет не так. Я не этого хотел, Эмма. — Я знаю, Дэвид, я тебе верю. — Виллу Ноланов хотят забрать за долги. Как я могу ее отдать? Там столько сделано его руками! Там везде он. Заходишь в дом, и там его запах, как будто он сидит на кухне и пьет чай. Мэри Маргарет не понимает меня, совсем. Она не знает, как это — жить в долгах, экономить почти на всем, бояться, что что-нибудь порвется или сломается. Но как я могу позволить им забрать его виллу? Он замолчал, борясь с собой. Эмма нырнула рукой ему под мышку. Что бы ей сказать? Эмма не умела говорить. Хорошо мог сказать Мэрлин или Реджина. Что бы она сказала? Эмма не любит говорить, она может только рисовать. Образы в голове, образы на бумаге. Сегодня Дэвид нес гроб, подгибаясь, но все равно крепясь, как будто ему совсем не сложно. Хотя ему помогали люди, разделяя эту ношу. — Ты не должен нести все это один, Дэвид. Он в ожидании посмотрел на нее, и она продолжила. — Ты знаешь, как тебя любят близкие? Вообще, представляешь это? Вон там сидит девушка, которая любит тебя больше всего на свете. Ты и сам это знаешь прекрасно. Тебе не надо все это нести одному, понял? — настояла она на этой мысли. Дэвид кивал, молча слушая. Мэри Маргарет махала им рукой, громко подзывая. — Эй, вы! Буки! Идите сюда! Секретик вам покажу! Оба уставились на то, что она там делала: в воде ковырялась, кажется. — Думаешь, врет? — спросил Эмму Дэвид, хитро щурясь, и ей так радостно было снова увидеть эти морщинки у глаз с пушистыми ресницами. — Не проверишь, не узнаешь, — пожала Эмма плечами, улыбаясь, но про себя знала — конечно же, врет: нет там никакого секретика. Дэвид живо спустился с моста, почти перепрыгивая перила в самом конце, и подбежал к Мэри Маргарет. Та сидела у воды и водила по ней рукой, как будто пытаясь разглядеть что-то спрятавшееся на дне. «Секретик», улыбнулась Эмма про себя еще раз. От Мэри Маргарет можно всякое ожидать. Секретик она вряд ли выдаст, но вот сюрприз может получиться удачный. Дэвид присел на корточки, склоняя голову над тем, куда вглядывалась Мэри Маргарет. Секунды застывшей тишины. Эмме и самой стало интересно, что они там разглядывают, но уже через мгновение Дэвид отскочил, как ошпаренный: смеющаяся Мэри Маргарет, секунду назад обрызгавшая его водой, удирала со всех ног. Он вытер лицо и пустился за ней вдогонку. Эмма смеялась во весь голос, задирая голову: хорошо, что она не спустилась вместе с ним. Они все удалялись и удалялись, пока Дэвид не настиг ее и не собрал в охапку. Мэри Маргарет завизжала сквозь смех: щекочет, наверное. Эмма медленно спустилась с моста, постояла немного и зашла прямо под него. Когда-то, давным-давно, здесь произошло столько приятных моментов: теплых, радостных, счастливых. Она с друзьями, она с Реджиной. Корица с мятой. Прямо на губах. Все эти моменты запечатлены в голове, а некоторые — известкой прямо на внутренней коричнево-ржавой поверхности моста. Интересно, осталось ли тут хоть что-нибудь? Отголоски прошлого, как и эхо под мостом. Эмма замерла. На фоне других поистершихся от времени надписей одна сияла белым, как будто ее совсем недавно вывели заново: Sw + Rgn → Fe3O4.