***
В комнате время замедлилось. Потолок скрывался в тени на фоне закатывающегося солнца. Все раздражало: шум гудящих машин, что застыли в вечерней пробке, слишком яркий закат, мигающий на прощанье. От выкуренного подташнивало. Она давно уже нормально не спала, все дело в этом, да! Но спать ей не моглось никак: подушка как камень, одеяло железное. Надо просто позвонить Реджине. Сказать ей. Поделиться. Еще вчера ее терзали мысли о том, что правильно и неправильно, о том, что Реджина ее обманула, поставила в такое положение, где Эмме пришлось выбирать то, на что она не была готова пойти. Любовница. Вторая, не первая. Скрываемая: в переписках, в историях, в рисунках. В туалете. Не здесь, не в реальности. Еще утром она злилась, пока мчала домой, выкуривая одну за другой, что, сорвавшись, купила на очередной заправке. Еще утром ей хотелось проехать мимо Бостона: дальше на юг, до самого конца страны, к последней точке и остаться там. Она злилась, до крика в окно, до побелевших пальцев, сжимающих ни в чем не повинный руль. Расстаться с Реджиной, пока та не разберется со своим распрекрасным Дэниелом, оставить ее, остыть самой. Но теперь все это было таким неважным, таким мелочным, абсолютно незначительным. Как она может вот так уехать? И даже не поговорить. — Что мне делать? Ну вот что мне делать? Эмма терла заспанные глаза. Никотин в крови не давал рукам расслабиться, пальцы подрагивали. Еще одну? А что теперь терять? За окном стихал город. Комнату наполнял звук из наушников: не сильно громко, но достаточно, чтобы слышать каждое слово. Промотать джаз, Радиохэд надоел. Гуано Эйпс ее всегда понимала. Столько лет прошло, а ее песни не стареют никогда. Кто-то придумал эти слова, записал их на пленку, а потом время и события зафиксировали все это прямо в голове Эммы Свон. Вот она сидит в Бостоне в мае две тысячи шестого года, а музыка тянет ее в Сторибрукские весенние ночи шестилетней давности. Вчерашняя ночь записалась без музыки, прямо поверх всего, свежая, как воздух мая. Стоит только закрыть глаза и вспомнить, как кричала Реджина. Несдержанность, голод, насыщение. И заново. Эмма выкинула сигарету и зашла на фейсбук. Реджина не в сети. Стена почти чистая. Единственный пост — строки, которые Эмма знала наизусть: And even if I could it'd all be grey, but your picture on my wall It reminds me that it's not so bad, it's not so bad [*] — Все плохо, Реджина. Все очень плохо. И я не знаю, что мне с этим делать. Голова уткнулась в коленки. Вот так бы и уснуть, сидя на подоконнике под звуки любимой группы.***
— Прощальная речь? — переспросила Реджина у руководительницы, смотря на нее так, как будто услышала оскорбление в свою сторону. На кафедре никого не было, кроме них двоих: все ушли уже давно. Презентация, которую Реджина готовила всю прошлую неделю, мелькала анимацией. Она знала, что главное — не в этом, но лишним не будет. Самое важное — в голосе, в тоне, в постановке, во взгляде. Убедить, победить, взять внимание слушателей. Заложенное со школьных времен, отточенное в университете, мастерство, которое она с блеском продемонстрирует еще раз. Но вот только? Прощальная речь? — Почему я? — Ты еще спрашиваешь? — чуть не смеялась руководительница. — Совет так решил, я предлагаю. Решай. Реджина молча наблюдала, как последний слайд вежливо запрашивал обратную связь. Морщинки скучковались у бровей, хмуря их. — Если что, то я тоже голосовала за, — поторопила ее руководительница. — Давай, Реджина! Прощальная церемония, вручение дипломов, значков гордости университета. Как получишь, так и скажешь. — Я отказываюсь. Пусть кто-нибудь другой. Я, может, и не останусь на церемонию. Руководительница застыла в немом вопросе. Реджина хоть и казалась ей сначала грубоватой и колючей, но за время совместной работы она рассмотрела в ней другую Реджину, поняв, что та может быть живой, гибкой, заинтересованной. Особенно это было видно тогда, когда она репетировала перед ней речь. Да, ей бы выступить! Почему она отказывается? — Жаль, — с нескрываемым недоумением высказалась она в ответ. — Если передумаешь, дай мне знать до понедельника. Реджина не ответила. Кажется, все что надо, она уже сказала. — Будем еще раз повторять выступление? — кивнула руководительница в сторону презентации. — Да! Разумеется. Реджина поднялась, сбрасывая недавние размышления. Прощальную речь? Она? Нашли себе гордость университета! Да ей это вовсе и не интересно! Здесь ей нужен только диплом, рекомендации у нее уже имелись. Реджина поняла, что может все, когда получила от Дэниела долгожданные документы. Она будто вновь взяла все под контроль, а остальное — дело техники. Все шло по плану: галочка за галочкой вдоль списка. Она и правда думала увольняться только после защиты. Но чего тянуть? Правда, здесь ей тоже пришлось вложиться эмоционально. Когда начальница твердо дала ей знать, что опечалена ее решением, началась игра. Реджина вдохнула и набралась терпения: у нее все равно были запасные козыри. Это же ее начальница, которую Реджина заменяла столько раз, иногда даже не по совсем уважительной причине. Она просто ждала момента, пока та не опустится ниже допустимого. А это будет, наверняка. Люди есть люди, что с них взять? Вот она — начальница, хорошая специалистка в своем деле. Но хорошая ли, если упускает такую ценную сотрудницу? Реджину звали «стервой» не только те, к кому она наведывалась с визитом, но и здесь тоже. Люди есть люди. Игра есть игра. — Где тебе предложили работу? Там больше обещают? Эта карта бьется легко, без козыря. Можно даже не отвечать. — Ты же знаешь, у нас можно неплохо заработать на премиях. Это же департамент, государственное учреждение! Где ты найдешь престижней в этом городе? — Я уезжаю в другой город. Престиж меня не сильно прельщает. Начальница хмыкнула на этих словах. Реджина и бровью не повела. — У меня другие приоритеты сейчас, — перевела Реджина ход. Отбивайся! — Ты же выпускница! Опыта работы меньше года. Без рекомендаций будет трудно получить место даже в «непрестижном месте». — Вы мне напишете рекомендацию. Очень убедительную, — спокойно произнесла Реджина. Начальница опешила, открыв рот от такой наглости. — Откуда такая уверенность? — совладала она с собой. — Оттуда же, откуда и знания о том, где вы были, когда отсутствовали, когда я вас замещала. Оттуда же, откуда я знаю, какие дела велись в этот период, и какие там допущены ошибки. У начальницы вышли все весомые карты, только мелочь на руках. У Реджины еще были козыри. Люди есть люди. Они слабы на эмоции: даже на рабочем месте могут завязать личные отношения. Пора бы уже уяснить, что личное и рабочее — разные сферы. Но это она оставила на сладкое. Этот момент — переломный. Та либо пойдет дальше и погорит совсем, либо сдастся и будет умницей. Начальница вновь пыталась совладать с собой, не опуская взгляда. Еще одна игра — гляделки. От этого Реджина получала большее наслаждение, чем от слов. Смотреть прямо, не отворачиваясь, наблюдая, как меняется лицо, ловить этот гнев во взгляде. Начальница не выдержала, понимая, чем ей это грозит. — Какие еще ошибки? — процедила она сквозь зубы. Вот и умница! — улыбнулась Реджина. — Сначала — рекомендация. Я зайду к вам позже.***
Реджина поняла, что может все. Сама не знала, откуда взялась эта уверенность. Как будто она получила доступ к источнику нескончаемой энергии. Будто бы ничего ее больше не сдерживало. Галочка за галочкой. Как будто если она пройдет все эти этапы, то получит самый главный приз, о котором и мечтать не думала. Эмма ничего не писала и уж тем более не звонила. В сети почти не появлялась. Даже у Мэрлина давно не было никаких обновлений. Эмма. Сколько времени ей надо, чтобы «все понять»? Что можно понять, если они даже так и не поговорили нормально? Разговор с Эммой тоже стоял в списке, последний, пока без галочки. Но они еще поговорят, вживую, по-настоящему. Эмме некуда будет от этого деться, она больше не сбежит в ночи. Галочка «диплом» выделена жирным. Реджина паковала вещи. Ей предстояла деловая поездка. Огаста, столица родного штата. Там ее не ждут, пока там о ней никто не знает. Но они познакомятся, и Реджина будет еще ближе к призу, который всегда казался ей недосягаемым.***
— Так кто она такая? И попытайся почетче на этот раз. Мужчина в едва сходившемся на нем пиджаке поежился от взгляда собеседницы. Ее голос — как сталь: тонкий, холодный, протыкающий. — Мисс Миллс? Она из… как его… Сторибрука, из нашего штата. Отучилась в Йельском. Только что закончила. Проходила практику в департаменте Нью-Хейвена. Отличные рекомендации. — Так в чем вопрос? — Она совсем еще девчонка! — чуть не рассмеялся мужчина, и оттого пиджак разошелся дальше. — Опыта нет, а хочет главного специалиста в департаменте образования. — Какая у нее мотивация? — Какая-то своя личная, видимо. Очень напористая. Мужчина вспомнил, как та позволяла себе обращаться с ним, и опять поежился. Она сравнится разве что только с той, что сидит перед ним: женщина со стальным голосом и таким же взглядом, пронизывающим его насквозь, пока он топтался перед ее огромным столом. Одним только молчанием эта женщина заставляла его продолжать оправдываться. — И очень хочет получить это место. Амбициозная, наглая просто до жути! Сказала, что приехала специально для этого. Уезжать не собирается, слушать меня о том, что администрация движется к централизации, и департамента образования не будет уже через несколько лет — тоже. Сидела, пока я не пообещал ей ответить позже. — Реджина Миллс… — катала женщина ее имя на языке, словно леденец. — Миллс. Это не ее мать директриса школы в этом городке? — Наверное, — замялся мужчина, — я не знаю. — Так узнай! Кто за тебя будет делать твою работу? Ты брал у нее интервью? Значит, отвечаешь за всю информацию, что получил. — Конечно, конечно, мисс Мюррей. Я все сделаю! Мисс Мюррей цыкнула и двинулась ближе к столу. Пальцы быстро набрали нужную фамилию: все досье на семью Миллс в допустимом объеме: кто кем работал, когда нет, и по какой причине. Реджина Миллс — отличница. Запрос в департамент образования Нью-Хейвена. И правда — хорошая специалистка. Зачем уволилась? Что ее здесь манит? Красный диплом, защищен быстрее сдачи. Куда ты так торопишься, девочка? — Я просто… просто засомневался, мисс Мюррей, — тараторил мужчина, затягивая пиджак, безрезультатно пряча за ним живот. — Поэтому вас потревожил, иначе бы не стал. — Что ж, в этот раз ты сделал это не зря. Предложи ей больше. — Ч-что? — затряс мужчина головой, словно болванчик, не веря своим ушам. — Посмотрим, как она справится, и куда ведет ее эта «личная» мотивация. Если дело серьезное, она пойдет на многое. А у нас, как ты знаешь, есть свои проблемы в этом Сторибруке. Рано или поздно она нам пригодится. Как у этой мисс Миллс с принципами? Мужчине даже не надо было задумываться, чтоб ответить: в голове сразу появились те фразы, которыми мисс Миллс раскидывалась, когда дело дошло до отказа. «Вы говорите мне нет, потому что я женщина или потому что я для вас недостаточно белая?» Огонь в словах, холод в голосе. Неприятная персона. — Мисс Миллс соблюдает те принципы, в которые верит сама, я полагаю, — уклончиво ответил он. — Ладно, с этим еще будет видно. У мистера Спенсера, например, принципов не было почти никаких, когда речь заходила о деньгах. У всех свои слабости. Что поделать, люди есть люди. Мужчина все еще топтался у стола, пока мисс Мюррей просчитывала ходы на шахматной доске этого штата. Трудно держать столько всего в голове, ей бы больше времени и меньше глупых подчиненных. И побольше умных и напористых. — Я могу идти, мисс Мюррей? — прервал мужчина ее размышления. — А это не очевидно?***
— Ты хоть ела с утра? Эмма не успела отреагировать, как Мэрлин поставил перед ней коробочку с лапшой. — Твоя любимая. Курица и шиитаке. — Спасибо, Мэрлин, но мне не хочется. Ешь сам. Коробочка осталась на столе, рядом с набросками. Эмма только отодвинула еду подальше, чтобы не портить работы. В кабинете университета Мэрлина, который им выделили под проект, шла работа полным ходом. После того, как он получил такой грант, отношение к нему здесь резко поменялось, что было видно по его лицу и еще более развязной походке. Дело шло полным ходом. Сначала они опрашивали тех, кто решился принять участие, потом Эмма рисовала образы по полученным рассказам. Тема все та же — образовательные учреждения. Мэрлин все-таки убедил Эмму в том, что без социальной составляющей им не выехать. Столько пива было выпито в ржавом гвозде для этого! Там же накидали идеи для тем: дисциплина и ее влияние, самое страшное воспоминание, первая школьная любовь, дневник как средство контроля, перемена как свобода, одежда как выражение личности. Пива было много. Платил Мэрлин. Обещал, что это — последний раз, когда он так расточителен. За рекламу проекта отвечал он, за приток участников тоже. Эмма рисовала. В одном ухе наушник, другое ловит вопросы, заданные не первый раз. — Ты мне так ничего и не ответила про поездку. Билеты надо заказывать. Сейчас ищу психолога. Как найду, можно будет бронировать и гостиницу. — Я же просила: когда работаю, не могу думать. Могу только рисовать. — Эмма, — вынул он из ее уха единственный наушник, — ты сбежала утром, пока я на кухне сидел. И даже не поздоровалась. Может, объяснишь мне, в чем дело? Ты со мной или как? Я это все под тебя подстраивал. Весь этот проект, — обвел он комнату руками, — без тебя ничего не значит. Эмма тяжко выдохнула, промолчав. — Это все из-за экзаменов? Тебе же плевать всегда на это было. Что случилось? Как мне тебе помочь? Ты сама не своя. Вернись сюда, прошу. Дай мне ответ. — Мэрлин, чуть-чуть, ладно? Потерпи немного. Мне надо решить кое-что. Просто подожди. Карандаш бежал по листу, шурша все чаще, все раздраженнее. — Сколько? Просто скажи когда, чтобы я успокоился и продолжил делать свою работу. Эмма кинула на него недовольный взгляд, отвлекшись от бумаги. Мэрлин совсем другой, когда его рабочий режим включается на полную. — На! — протянула она ему наушники. — Я буду звонить. Наброски остались на столе, коробочка лапши тоже. Эмма встала, схватив телефон. — Поела бы хоть, прежде чем звонить, — предупредил ее Мэрлин, но Эмма кивнула ему головой, указывая взглядом на плеер. Мэрлин пожал плечами и вставил наушники, прибавив громкости. Лапша с курицей очень вкусная. А если там еще и грибы! Мэрлин уставился в коробочку, пока Эмма нервно наворачивала круги, набирая номер. «Абонент находится вне зоны действия сети. Можете оставить ему сообщение», — вежливо сообщил автоответчик. — Ей! — крикнула Эмма в трубку, — я хочу оставить сообщение ей. Сигнальный гудок. — Алло, Реджина? Эээ…. Привет. Слушай, извини, что я тогда так сорвалась и оставила только записку. И что до этого вела себя, как какая-то… В общем, не важно! Я просто хочу с тобой поговорить. Это серьезно. Нам надо увидеться. Позвони мне, как сможешь. И извини еще раз. Сама не знаю, что на меня нашло, просто… «Ваше сообщение записано. Спасибо!» — Да пошли вы все! — потрясла Эмма телефоном. Ей тут же захотелось стереть все, перезаписать или отменить. Где тут ластик? Где он? Хочу все переделать! Перерисовать! Последний штрих не удался. Черная тушь легла на бумагу, стирать нельзя, можно только выкинуть. Ни за что!***
Иллюзия, с которой Реджина с трудом расставалась, заключалась в том, что если ты будешь хорошей девочкой, все получится само собой. Тебя полюбят, признают, поставят пятерку и погладят по голове. Это не работало с матерью, но в остальном такая система исправно показывала положительный результат. Иллюзия стала крошиться, когда Реджина приступила к практике. Там никто не ставил пятерок, а звание самой жестокой стервы можно было получить легко. Некоторые из ее коллег даже считали это успехом. Реджина привыкла к этому со временем. Нет, не к этому званию, а к тому, что лучше сразу казаться «плохой». Никаких лишних ожиданий: все ясно сразу. Куда падать дальше, если ты уже заняла это место? Зато, когда ты заранее «стерва», можно позволить себе многое. Ну, а что вы хотели, когда сами меня определили? Хорошо прощаться со старыми иллюзиями, которые только мешают. Еще один урок, который Реджина усвоила: надеяться можно только на саму себя. Никто не стоит за спиной, не на кого облокотиться. Все нужно делать самой и идти так, как в последний бой. Драться один на один она привыкла, но никогда не думала, что можно получить так много сразу. Все ведь дается через труд, через повторения, через пот и кровь. Последнее не было преувеличением. Третий класс, математика давалась ей не сразу. — Повторяй! — Не буду! — капризничала Реджина в ответ матери. — Не дерзи мне! Повторяй! Каждый пример. Вслух. Сейчас же! — Я. Не. Буду. Сама повторяй, если так надо! Первый протест. Первая пощечина. Кора не рассчитала силы. Дети слабее, чем кажутся. Реджина почувствовала, что на лице стало мокро, когда жар от стыда схлынул. На пальцах красно. Мать бросилась к ней, пряча искаженное ужасом лицо, и Реджина даже не сразу поняла, что случилось. Стыд все еще ее держал. — Я чувствовала стыд, — автоматом определила она. Бэллы не было рядом, таблицы тоже. Только сама Реджина и ее отражение в зеркале. Резиночка шлепнула по запястью. — Стыд. За то, что не могла ответить, и за унижение, — глухо ответила она себе. — Больше такого не повторится никогда! — обещала она маленькой Реджине в отражении зеркала. Третий класс давно закончен, она больше не живет в том доме. Но в Сторибруке появится обязательно. Потом и кровью. Все через силу, через напор. Только так решаются дела: все надо заслуживать, выцарапывать, извлекать. Галочки напротив каждого пункта списка. Кроме последнего. Главный приз не дают просто так. Его тоже надо заполучить самой.***
Стук в дверь прорвался через саксофон — почти что в такт, если бы не такой грозный. Мэрлин искал майку, чтобы не открывать недружелюбному незнакомцу полуголым. Кто там может так долбить? Долгов по квартире давно уже не было. Стук раздался вновь: требовательный, продолжительнее. — Я иду! — крикнул Мэрлин и отворил двери. Перед ним стояла девушка. Очень красивая. Немного встревоженная. «Кажется, незамужняя», — мельком скользнул Мэрлин взглядом по ее руке. Он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, мимолетом пожалев, что нацепил майку на ходу. Ну, хоть майку. Лицо казалось безумно знакомым. — Я вас знаю? — прищурился он. — Вы Мэрлин? — ответила девушка вопросом на вопрос. Она коротко улыбнулась, и Мэрлин обратил внимание на ее губы. — Реджина! — вдруг дошло до него. — Вы же Реджина, верно? Он раскрыл двери шире, приглашая войти. Девушка не двинулась ни на полшажочка. — Мне нужна Эмма Свон, — потребовала она. — О! У нее экзамен сейчас! По композиции. Но ты можешь подождать ее здесь. Еще одна широкая улыбка. Реджина видела ее сотни раз. Но она не за этим здесь. И что еще за «ты»? — Спасибо, всего хорошего. Вам. Девушка развернулась и зашагала прочь. Стук каблуков ускорился на выходе из подъезда. Мэрлин закрыл дверь, только когда отошел от шока. А когда опомнился, бросился к телефону.***
— Департамент образования, — протянула Реджина корочки, которые благополучно захватила с работы. Уже прошлой. — Проходите, мисс Миллс, — вежливо улыбнулся ей мужчина на посту охраны. Реджина покачала головой, проходя мимо: с охраной у них тут так себе. Повезло им, что она не в должности и не с проверкой. Массачусетский колледж дизайна и искусств внутри выглядел совсем не так, как снаружи. Яркий, странный, местами серый, местами пестрый, неформальный, живой. Эмма нашла свое место, кивала Реджина самой себе. Провиденс ей бы не подошел. Все так, как должно было быть. Или нет? Те сладкие грезы порой накатывали на нее перед сном. Они с Эммой в одном городе. Учатся, общаются, живут. Вместе. Но сейчас все вполне реально. Она делает то, что хочет. Эмма где-то здесь, сдает экзамен. Реджина решила, что не будет пользоваться корочками еще раз: найдет ее сама, пока будет бродить здесь. Кофейный автомат весьма кстати, она за всю дорогу не сделала ни остановки. Как только получила сообщение на автоответчик, села за руль и уехала из города, где больше ее ничего не держало.***
Учащиеся выходили из аудитории, но ее все не было видно. Если бы Реджина знала, что экзамен по композиции сдают несколько часов, то хотя бы заново уложила волосы перед поездкой. Влажный май не давал ей шансов, а в Бостоне, рядом с океаном, ей некуда было деться от этой влаги. Где ты, Эмма? Реджине надоело ждать, когда поток студентов иссякнет, и она решительно двинулась в аудиторию. Эмма была там. Профессор напротив что-то медленно ей объяснял, активно жестикулируя руками перед лицом Эммы. Ее Эммы. Сколько ей еще ждать? — Я понимаю, мистер Бауэрман, все я понимаю… — донеслись до Реджины обрывки фраз. Ее звонкий голос. Эмма спорила с ним о чем-то, кажется. Реджина улыбнулась, не отводя от нее взгляда, и оперлась о косяк. За этим она, пожалуй, понаблюдает. Как скоро Эмма выйдет из себя и начнет искриться? Но Эмма каким-то чутьем уловила, что они с профессором не одни. Обернулась. Этот взгляд, он цеплял ее, вытягивал хоть откуда. Хоть с того света. Лицо вытянулось от удивления, но тут же радостная улыбка приподняла ее щеки. Эмма заискрилась. — Реджина! — бросилась она к проходу, оставляя озадаченного профессора. — Что ты тут делаешь? Как ты тут оказалась? — набросилась Эмма с вопросами. Как такое вообще возможно? — Я просто приехала, — пожала плечами Реджина в ответ. — Просто приехала. Эмма молча скользила взглядом по ее лицу, будто не верила, что перед ней стоит именно она. — Это так здорово, — выпалила она легко. Больше Эмма ничего не думала в этот момент. Реджина не могла перестать улыбаться. Она положила руку Эмме на плечо, так и не осмелившись ее обнять. — Полностью с тобой согласна. Ты хотела поговорить о чем-то? Я тоже.***
Они уселись прямо на траву, подальше от снующих всюду студентов. — Так значит, у вас все серьезно? Прямо проект по гранту? — Знаю, знаю, забавно звучит! Я сама бы не поверила, если бы Мэрлин мне не показал все документы. — А, Мэрлин, — откашлялась Реджина, потупив взгляд. — Мы с ним познакомились, пока я тебя искала. — Вы что? — посмеялась Эмма. — Он поэтому писал мне, наверное? Я ему триста раз говорила, чтобы на экзаменах не отвлекал. — Так о чем ты хотела поговорить? — перешла Реджина к главному вопросу. Эмма опустила взгляд, разглядывая траву, совсем недавно заполнившую весь парк перед колледжем. — Проект государственного уровня. Планируется, что выставки будут не только в Бостоне, — тихо проговорила она и замолчала, посмотрев на Реджину. Реджина тоже молчала. У нее были и свои новости. Что из них хуже? Она даже представить не могла. — Когда вы уезжаете? — тревожно спросила она. — Мы еще не решили. — Почему? — Я не хочу ехать, — выдохнула Эмма. — Но почему? — удивилась Реджина. Эмма смотрела на нее, приоткрыв рот. «Из-за тебя, конечно же. Почему же еще?» — Просто не люблю резкие перемены, переезды, всякое это, — потерла Эмма лицо, сгоняя невидимые пылинки. Реджина покачала головой, приподняв брови. Эмма совсем не умела врать. Научилась бы хоть за это время. — Надолго? — Год, — ответила Эмма, глядя в упор. — Год, — проговорила Реджина почти шепотом. Она отвела взгляд, в задумчивости прикусив губу. Год, целый год. Ее новости теперь не казались такими ужасными. — Я уволилась и съездила на собеседование в Огасту, — неожиданно для Эммы проговорила она. Эмма замерла от такого резкого перехода. К чему это? — Мне сначала отказали, а потом перезвонили, почти на следующий день, и предложили лучшую должность. — Реджина, но это же здорово! — рассмеялась Эмма. — Это же то, что ты так хотела! Реджина улыбнулась в ответ: Эмма всегда ставит ей пятерки, даже если не стоило бы. — Мне поставили одно условие: пройти лидерские подготовительные курсы, прежде чем вступить в должность. Три месяца. В Сан-Франциско. — В Сан-Франциско… — оторопела Эмма. — Да. — Но это же… Это же на другом конце страны, — проговорила Эмма растерянно. Сколько туда ехать? День? Два? Это же так далеко, никакой не соседний штат. — Я знаю, Эмма. Реджина потерла лоб, собираясь с силами. Эмма опять рассматривала траву, но совсем ее не видела. Все ее возможные мысли о том, как все могло бы сложиться, рухнули за эти последние пять минут. — Когда ты уезжаешь? Вопрос о том, поедет ли Реджина, казался ей нелогичным. Она, разумеется, поедет. Реджина ведь хотела этого так долго. Она уж точно не откажется. Это же не проект, который свалился тебе на голову кирпичом. — Через две недели. Будет еще одно собеседование по скайпу, но это скорее так — для галочки. Потом я улетаю. — Но это всего три месяца! — нашла Эмма единственную лазейку из этой ситуации. Вот! Вот оно! Она дождется, пока Реджина доучится, будет ждать ее, да! Как Мэри Маргарет. Она же ждала Дэвида, а того не было еще дольше. Она дождется ее, никуда не поедет, никуда! — Три месяца, — повторила Реджина, — и затем — Огаста. Начальник департамента по образованию. Сразу во всем штате. Когда она мечтала об этом, когда рисовала себе, как скажет эти долгожданные слова, то все казалось ей другим. Это должен был быть триумф! Победа! Но сейчас она вдыхала после каждого слова, будто совсем не хватало кислорода. Будто вышибло все из груди, и дышать больше стало невозможным. — Через две недели, значит, — повторила Эмма те страшные слова. — Да, через две недели. Через две недели в Сан-Франциско. А пока — нигде. Секунды щелкали стрелкой часов на запястье. Каждая из них делает недели все короче и короче. Время всегда играет с ними в догонялки, и как быстро бы они не бежали на поезд в Бостоне или автобус в Провиденсе, они всегда проигрывали. — Где ты остановилась? — спросила Эмма. — Еще нигде, — ответила Реджина. Она даже ничего не забронировала заранее, вопреки своим принципам. — А где тут лучше снять номер? — встрепенулась она. Не уезжать же ей обратно прямо сейчас. Да и тем более, куда? — Может, останешься у меня? — тихо спросила Эмма. Они молча переглянулись. Реджина даже не мечтала просить ее после всего, что случилось, тем более — после записки, оставленной в ночи. Единственный вариант, который казался ей возможным: приехать, поговорить, договориться, поужинать, погулять. Большее, на что она рассчитывала. Эмма даже и представить не могла, что Реджина приедет к ней в Бостон. Она так долго этого желала, пока между ними велась их горячая переписка. И вся эта история с мужьями и разборками унесла ее мечты совсем далеко. Но когда играешь в догонялки со временем, все меняется. За одну секунду: пока они делят этот взгляд, все становится понятно сразу обеим.***
— Классная тачка! — крикнула Эмма, когда Реджина газанула на зеленый. — Папа подарил! — глянула Реджина в зеркало заднего вида, улыбаясь Эмме. Путь: дом Эммы. Машина набирала скорость. — Что ты там смеешься? — спросила Реджина, пока сверялась по навигатору. — Читаю смски от Мэрлина, — хохотнув, ответила Эмма. — Почитай мне тоже, — улыбнулась Реджина, вспоминая их недавнее с Мэрлином короткое общение. — Сейчас! Слушай! Вот первая: «Сюрприз!» Потом: «Боже, хотел бы я видеть твое лицо! Даже думал рвануть к тебе в универ, но ты же всегда говорила НЕ ОТВЛЕКАТЬ ТЕБЯ НА ЭКЗАМЕНАХ» — Эмма рассмеялась от капслока и продолжила. — Вот еще: «Я бы все тебе проспойлерил, но лучше уж будет сюрприз! Все увидишь сама ;) » — Не любит спойлеры? — заметила Реджина, хмыкнув. — Плюс очко! — Реджина, — бросила Эмма на нее взгляд. — Что еще за очко? — Ничего, — посмеялась та в ответ. — Что там еще? Есть что-нибудь? Реджине уже самой стало интересно, что там этот Мэрлин с минус пятью очками про нее написал. — Да, еще одна, — приготовилась Эмма читать дальше, но осеклась, как только глаза пробежались по тексту. «На всякий случай: сегодня меня не будет дома до утра. Приготовлю вам свой фирменный завтрак ;)» — Нет, больше ничего нет, — отрезала Эмма и уставилась на дорогу. — Эмма, — заметила Реджина перемену в ее голосе. — Что там? Что он там написал? — Ничего, правда! — застенчиво засмеялась Эмма, пряча взгляд от Реджины. Какая внезапно интересная дорога перед ними! — Вон! Вон туда надо повернуть, — указала она рукой. — Так срежем, быстрее будет. Реджина сверилась с навигатором и взглянула на Эмму. — Ты такая милая, когда краснеешь, — поддалась она соблазну прокомментировать выражение ее лица. — Прекрати! Реджина, ну что ты... Как ты так... Лицу сделалось еще горячее. Стоило только представить, и вот Реджина опять кричит в ее голове. Стонет, умирая от наслаждения. — Вот здесь срезать? — ворвалась Реджина в ее воспоминания о ней же самой. — Да, так быстрее. Быстрее! ________ [*] песня Dido «thank you». Можно перевести как Но даже если бы я что-то и видела, все было бы серым, Кроме твоего портрета на стене, Который напоминает мне, что все не так уж плохо, Все не так уж и плохо.