Приливы одиночества

      Уязвленное самолюбие альфы – Каору – полыхнувшее в ее ауре, было довольно характерным, и Кеншин не мог не почувствовать себя ужасно.       Хотя такие ситуации время от времени случались, ему всегда было очень неловко.       Ну, не так все плохо, как, например, предложения о браке или те грубияны, которые требуют физических доказательств... или те, кто считает мое предназначение знамением богов – к добру или к худу. Суеверные люди действительно хуже всего...       Большой опыт научил Кеншина, что лучше сохранять спокойствие и прощать людям их изумление. Сам он никогда не видел другого мужчину-омегу…       – Почему вы ничего не сказали? – спросила она.       Потому что лучше быть кем-то другим в умах и воспоминаниях людей? Потому что я человек, преследуемый правительством и врагами, и чтобы избавить от мести тех, кто ненавидит меня, непричастных, оказавшихся рядом, я должен прятаться?       Кеншин вздохнул и посмотрел на свою уже пустую миску и подумал, не стоит ли ему съесть еще одну, последнюю, чашку мисо, прежде чем ему придется уйти. Это его последний обед, по крайней мере, пока он не найдет какую-нибудь случайную работу, чтобы заработать немного денег. Но, с другой стороны, он был уже довольно сыт, а у Каору еды было не так много, и ей нужно поправляться.       Решившись, Кеншин опустил чашку рядом с собой и посмотрел на альфу, просто излучавшую смущение, смятение и гнев.       Ее голубые глаза были совершенно великолепными и живыми.       – Каору-доно, что мне сказать? Бесполезно убеждать людей в правде, когда они не хотят понимать ее, вот так вот. И я знаю себя, так что предположения других не могут навредить сему недостойному, вот так вот.       Ее глаза расширились, огонь в ее ауре осыпался пеплом, и она виновато отвернулась. По какой причине?       – Хорошо сказано, молодой человек. Хорошо сказано, – согласился старый доктор и посмотрел на солнце. – О боже, как летит время. Мне действительно нужно идти открывать клинику, я уже немного опаздываю. Каору-чан, кажется, ты чувствуешь себя намного лучше. Однако сотрясение сложная вещь. Симптомы могут резко ухудшиться, и было бы лучше, если бы кто-то присмотрел за тобой.       Хотя слова доктора были адресованы, казалось бы, Каору, у Кеншина не было сомнений в том, кому на самом деле они предназначались…       К сожалению, Каору была женщиной понятливой, и ей не понадобились подсказки.       – Господин странник, я бы не хотела злоупотреблять вашей добротой, но за вашу помощь была бы очень признательна. Взамен я буду рада предложить вам свое гостеприимство, пока вы не покинете город.       Это было щедрое предложение безымянному, бездомному и грязному скитальцу вроде него. Даже с точки зрения простой практичности оно обещало крышу над головой, пристойную еду, чтобы утолить постоянный голод, и шанс отдохнуть…       Кеншин провел в дороге слишком долгое время и был на пределе своей выносливости... и, что хуже всего, знал это.       Но важнее был шанс помочь нуждающейся девушке. Позаботиться о ее благополучии, хотя бы ненадолго. Все его инстинкты кричали, чтобы он согласился. Омегам нужно заботиться о других, это факт. А я не могу, не таким полноценным способом, поскольку со смертью Кацуры-сана исчезло прикрытие моих передвижений…       Но если он останется, будет риск, что полиция сможет его опознать, и это принесет кучу проблем не только ему, но и Каору...       – Сей недостойный… – удалось начать ему, но затем он сделал ошибку, посмотрев ей в глаза, и его дыхание перехватило от осознания – она одинока.       – Пожалуйста. Вы спасли меня... и вы не выглядите так, будто можете позволить себе остановиться в гостинице. Услуга за услугу.       Хуже того... она альфа, у которой нет семьи, которую нужно защищать. Даже если у нее есть друзья, ее аура так же уязвлена и нуждается, как и моя.       – Вы даже не знаете, кто сей недостойный, – слабо запротестовал он, но вся его воля к сопротивлению просачивалась, как вода меж пальцев.       – Я уверена, что у вас есть причины странствовать, и не вижу причин расспрашивать вас дальше.       – Отлично, тогда дело улажено. Я рад! – заявил доктор Генсай и поднялся. – Я рад, что у Каору-чан есть кто-то, способный позаботиться о ней, это действительно облегчает мои думы. Но сейчас мы должны идти. Пойдемте, Аямэ-чан, Сузуме-чан.       И, если коротко, Кеншин оказался в недоумении, как именно он оказался здесь, в додзе в пригороде и со всеми этими новыми и внезапными обязанностями.       Он приехал в Токио, чтобы спрятаться, думая, что в большом городе у него больше шансов оставаться незамеченным, чем в путешествии по маленьким деревням, где все знают друг друга, и одинокого путешественника всегда замечают и хорошо запоминают. Особенно такого странного путешественника, как я…       Эта зима была худшей из всех: один ищущий мести следовал за другим.       И каждый раз повторялась одна и та же картина: приходил охотник за ним и бросал ему вызов на бой, он отказывался, а затем его личность как самого страшного убийцы Бакумацу раскрывалась всем или противник стремился причинить вред людям, которые проявили к нему доброту.       Независимо от его действий, конечный результат всегда был одинаковым – для жителей деревни проблемы были слишком большими. Независимо от того, что подобные заявления охотников за его головой всегда подвергались сомнению, его просили удалиться. "Забери свои заботы с собой, странник. Нам не нужно насилие. Ты не один из нас."       Из-за этого он был вынужден продолжать идти в течение всего плохого сезона, и суровая погода обеспечила ему пневмонию. Всего два месяца назад он чуть не умер от нее. Возможно, так было бы лучше... но Томоэ хотела, чтобы я продолжал жить, поэтому я постарался.       А теперь, как ни странно, он здесь: моет посуду на заднем дворе бывшего самурайского домовладения и составляет компанию милой девушке.       – Я могу помочь. Это же просто сотрясение мозга – я не инвалид. – Раздосадованная Каору была просто очаровательна.       – Это, может быть, и так, но я не могу не ответить этой любезностью, вот что я скажу. Кроме того, простые хлопоты успокаивают, вот так вот.       – О…       Кеншин на мгновение замолчал, отчаянно пытаясь отскрести загадочным образом обугленное дно сковороды, и взглянул на нее уголком глаза. Она выглядела странно подавленной, словно опечаленной чем-то.       Он не знал ее достаточно хорошо, но ее живость, так свойственная юности, давала ему надежду, что эта мирная эпоха стоила пролитой крови, на которой была построена. Но этот жалкий взгляд, отразившийся сейчас на ее лице... отбрасывал глубокую тень болезненных воспоминаний и сожалений, преследующим его дни и ночи, точно призраки.       Тревожный звоночек, честно говоря.       – Почему приготовление пищи приносит вам такую печаль, если мне можно узнать?       – Я... Я не... – Она запнулась, протестуя – не сердито и не в сердцах, а довольно слабо, особенно учитывая ее природу.       И если опыт научил его чему-то, так это тому, что иногда это облегчает разговор. Принимаясь снова за чистку сковороды, он пробормотал:       – Простите мое предположение, но, возможно, образ кого-то дорогого вам все еще преследует кухню?       Он услышал громкий вздох и шелест одежды позади, а затем тихое: – Моей мамы.       – А.       – Она умерла, когда мне было десять, так что прошло уже шесть лет… Нет, почти семь. Она любила готовить, и хотя мы не были богатыми, она старалась, чтобы у нас всегда были мясо или рыба, и на ужин всегда было несколько блюд. Она гордилась тем, что готовит достойный ужин каждый день... – Она сделала паузу и, порывисто вздохнув, прошептала: – Она хотела научить меня, но я такая неудачница…       Она казалась такой молодой.       Хотя он знал, что шестнадцатилетняя девочка была уже совершеннолетней и считалась взрослой... между ними словно была пропасть непонимания, и на мгновение Кеншин почувствовал, что по сравнению с ней он реликвия древнего прошлого. В конце концов, когда ему было шестнадцать, более десяти лет назад... Я был вдовцом и одним из самых опытных бойцов в кампании, которой было поручено охранять могущественных людей во время секретных переговоров между Сацумой и альянсом Чошуу, вот кем я был.       – Я до сих пор не умею готовить, несмотря на все мои старания. Я пытаюсь следовать ее урокам, но почему-то еда всегда оказывается слишком острой или слишком мягкой, неравномерно приготовленной – сырой или переваренной. Я бесполезна в женских делах, это правда.       – Это не слишком удивительно, вот что я скажу. – Комментарий выскочил изо рта Кеншина автоматически, и он почувствовал, что ее аура всколыхнулась, уязвленная, сопровождаемая резким вдохом. Молниеносно он обернулся, проливая мыльную пену на свою одежду, и поспешил объяснить: – Нет, это не значит, что это плохо, вот так вот! Пожалуйста, послушайте. Сей недостойный видел других женщин-альф, вот что я скажу. Это просто ваша природа – альфы редко бывают терпеливы и не могут получать удовольствие от домашних дел. Не так, как люди более низкого ранга, вот что. Они защитники…       – Вы... – начала было она, но потом внезапно сорвалась в неконтролируемый поток смеха.       И Кеншин не мог не смотреть на нее в полном недоумении. Я нанес ей серьезное оскорбление своими неуклюжими словами, но... почему она смеется?       Странник выглядел абсолютно нелепо – сидел весь залитый мыльной пеной, просачивающейся сквозь розовый хлопок, и смотрел на нее так, будто она потеряла рассудок.       Может, так и есть, потому что я не чувствовала себя так хорошо уже много лет.       Хотя они были практически незнакомы, он пытался утишить ее болезненные воспоминания. Он слушал ее и, поступая так, предлагал ей необходимое утешение, как тот, кто действительно заботится. И Каору не могла не почувствовать волну нежного тепла к нему за то, что она смогла засмеяться.       Она не могла смеяться с тех пор как Баттосай начал свои убийства и последний из ее учеников бросил ее.       – Мне было это очень нужно, спасибо, – произнесла Каору в ответ. В конце концов, ее воспитали должным образом.       К сожалению, ее слова, казалось, озадачили его еще больше, поскольку его огромные фиалковые глаза расширились, сразу сделав его очень молодым и милым. И она не могла не улыбнуться, как солнце не может избежать восхода.       – Может, вы и правы – насчет удовольствия от работы по дому, я имею в виду. Не зря же ее называют заботами.       – Оро?       Это восклицание снова вызвало ее смех.       – Эй, вы совсем промокли. Позвольте мне помочь вам…       – Ах, нет никакой необходимости, вот что! – сразу же возмутился он, поднялся, смахнул пену с подола хакама и поднял таз. – Сей недостойный уже закончил. Однако... очень жаль, но кажется, что сковорода победила его, вот что я скажу.       – Победила?… Вы же не хотите сказать, что пытались отодрать этот уголь ото дна?!       – Эм, почему нет? Разве нельзя было попробовать?       – Я несколько месяцев пыталась это отчистить, и ничего не помогало! Я собиралась покупать новую сковородку! Нужно было мне сказать! – вскрикнула она раздраженно, и смущенный румянец окрасил ее щеки. Я должна была настоять на том, чтобы помочь... бог знает, что он обо мне думает. Каору Камия - уничтожитель как кухонной посуды, так и продуктов!       – Это привычка убирать беспорядок, когда я вижу, вот что. Пожалуйста, не обижайтесь…       – Конечно, я не обижаюсь!       – Оро… – странник раздраженно фыркнул, но не сказал ничего более – просто покачал головой и направился на задний двор, чтобы выплеснуть мыльную воду в пустынном раннем весеннем саду.       Каору улыбнулась и поднялась, чтобы последовать за ним.       После этого остаток утра прошел в приятной рутине. Странник настаивал на выполнении небольших работ по дому, которых накопилось достаточно: мытье полов, починка вещей, стирка и так далее. Единственное, в чем он позволил ей помочь, так это дать ему совет и показать, где все находилось. Каору было неловко, что незнакомец увидел ее дом в таком состоянии. По правилам нужно было бы показывать гостю домашнее хозяйство в лучшем виде, чтобы произвести хорошее впечатление. Но опять же, странник настаивал на том, что просто выполнял свою работу в благодарность за место для отдыха и бесплатную еду.       Но, честно говоря, это наверняка было не все, потому что время от времени она ловила проблеск удовлетворения на его лице. И когда солнце взошло выше, эти проблески стали более явными, словно для него выполнение обязанностей облегчило какое-то болезненное давление…       После этого она отказалась от своих слабых протестов.       Более того, она вскоре поняла, что ей очень понравилось проводить время с ним – с омегой.       Что было дико.       Для Каору омеги всегда были скучными: кроткими, лишенными индивидуальности, мягкоголосыми, вечно со всеми соглашающимися и уклоняющимися от споров, избегающими толпы... они были буквально тряпками в человеческой форме. До сих пор она чувствовала, что ее оценка полностью оправдана. В конце концов, все, кого она когда-либо встречала, были сделаны из одного теста.       Если подумать, я никогда не ладила с соседскими девушками именно по этой причине.       Но этот странник… У него было тонкое чувство юмора, и под вежливыми и почтительными манерами у него не было абсолютно никаких сомнений в том, что лучше всего делать так, как он думает, не считаясь с мнением альфы по любому вопросу. И он был хитрым. Так или иначе, с течением времени Каору обнаружила, что ее глаза блуждают по сомнительным путям – по его плечам, тонким рукам, твердой спине, этой невозможно красной гриве... Он действительно был поразительным человеком. И в глубине души ей он очень понравился. Достаточно, чтобы обнаружить себя раздумывающей над некоторыми невозможными сценариями во время наблюдений за его работой.       Она никогда не понимала, почему литература и поэзия утверждали, что союзы Альфа/Омега являются самой романтичной формой любви. Для нее брак между полярными противоположностями в личности казался настолько же хорошей идеей, как есть плохо приготовленное блюдо из ядовитой рыбы. Кроме того, явное различие в силе могло послужить соблазном для злоупотребления ею.       Пары, состоявшие в гармоничном браке, обычно были близки друг к другу в иерархии. Никогда не равные по рангу, конечно – но близкие. Например, гаммы и омеги или беты и гаммы, как правило, хорошо уживались вместе. Как и альфы с гаммами - ее родители были именно такой парой.       Ее собственные детские увлечения, если подумать, заканчивались довольно обидным концом: «прости, но мне нравятся девушки, не хочу быть с парнем», «не смеши, ты альфа! У нас никогда ничего не выйдет». И в конце концов она решила не связываться с мальчиками, сосредоточив свои усилия на освоении Камия Кассин Рю.       И она стала очень, очень успешной. Достаточно успешной, чтобы получить статус помощника мастера в возрасте пятнадцати лет.       Может быть, из-за этой гордости, и, возможно, из-за надежды получить восхищение своего привлекательного гостя, она в конечном итоге и вытащила странника из его навязанных самому себе обязанностей, чтобы показать додзе. Тренировочный зал был лучшей частью дома, и она сохранила его в первозданном виде.       В частности, красиво отполированный пол был отрадой для ее глаз.       Я могу выполнять и некоторые из женских дел!